bannerbannerbanner
полная версияКомсомольский десант

Андрей Истомин
Комсомольский десант

– Для гостей, что ли, вареники?

– Не-а. Гости уехали. Для своих. Они с поля придут, а она им – вареники.

– Ну, беги Николка, а то не успеешь.

– Успею! – ответил Николка и засверкал пятками к дому пасечника.

– Вот всё и подтвердилось, – сказал Фёдор. – Они на пасеке. Скоро пограничники прибудут, направим их туда. – И, весело насвистывая, зашагал к кузне.

Солнце ещё не село – как-никак самый длинный день в году – но явно катилось к закату. Хорошо смазанная телега без скрипа и лишнего шума подкатывала к небольшому пригорку.

– Тпру, Ведьма! – остановил телегу Йозеф Карлович. – Ну, вот за этим пригорком увидим летник, в котором живёт летом Готлиб Янсович. Часть ульев уже тут, видно. – При этом он махнул рукой в сторону колод, стоящих на склоне пригорка.

– Тогда сделаем, наверное, так. Поедем в открытую. Я завернусь поболее в пыльник твой, чтобы не видно было петлиц. А сапоги и галифе могут быть у кого угодно. Ты возьми ружьишко поближе. Легенда у нас будет такая: я из района приехал, из охотхозяйства. Волков много развелось – пошли в вашу сторону. Тут как раз то, что ты с ружьём будешь, не вызовет сомнений. Если встречаемся на улице, поговорим, расспросим, не видал ли следов или самих волков. Ты сам ничего не предпринимай.

– Так он же тебя, наверняка, знает в лицо?

– Я капюшон натяну пониже, глядишь, и не узнает, пока поздно не будет.

– Понял. Но, пошла!

Лошадь, фыркнув, пошла вперёд. Перевалив через пригорок, увидели летник. Летний домик – сруб, крытый сеном даже, а не соломой. Рядом – навес из жердей. Под ним – большой стол, видимо, рабочее место. Из дома вышел мужчина с ведром. Посмотрел в сторону подъезжающих. Вернулся домой. И вышел снова, встал у навеса и начал ждать, когда телега подкатит к нему. Когда подъехали к нему, он заговорил. При этом ударение у него всегда было на первый слог, подчёркивая мягкие звуки:

– Какими судьбами, Йозеф, дорогой?

–Тпру! Вот гостя тебе везу с района. С охотхозяйства. Говорит, волков много. В нашу сторону стая большая пошла – не видел?

– Да ты что? Я тут волка последний раз видел лет пять назад! Их же повыбивали всех.

– Ну, вы вот возьмите листовку, там есть адрес и телефон, куда сообщать, если что, – сказал Утёсов, не вставая с телеги и протягивая в руке какую-то бумагу. Пасечник протянул руку, но тут Утёсов уронил бумагу и резким движением схватил за запястье пасечника. Соскочив с телеги, он рванул себе навстречу его запястье. В результате пасечник оказался лежать на телеге, а Утёсов завернул руку ему за спину. А второй рукой зажал рот пасечника. Наклонившись к уху, тихо прошептал:

– Узнаёшь, Готлиб Янсович? – тот едва заметно мотнул головой.

– Я – младший комвзвода Утёсов, с заставы. Наш старшина к тебе за мёдом ездит регулярно. А я тебе лично примус чинил.

Глаза Готлиба расширились. Утёсов продолжил:

– Вижу, узнал. У тебя двое гостей. Они в летнике?

В ответ кивок головой.

– Вооружены?

Ещё кивок.

– Хорошо. Я сейчас отпущу тебя, если издашь хоть звук, «дорогой Йозеф» всадит тебе пулю в живот. Сиди спокойно.

Он развернул пасечника, посадил на телегу. Подождал, пока Йозеф Карлович устроился рядом, приладив ружьё на колени, дулом к пасечнику, и тихим шагом пошёл к летнику. Подойдя к дверям, он достал наган, взвёл курок и, резко открыв дверь, ворвался внутрь с криком: – Руки вверх! Пограничный контроль! -Внутри послышался шум, прозвучал выстрел. Сквозь крышу, сметая сено, выскочил какой-то мужчина. Йозеф Карлович вскинул ружьё и выстрелил вслед убегающему. Тот споткнулся, но встал и, волоча ногу, попытался продолжить бег. Но в это время в отверстии крыши показался Утёсов. Вытянул руку с наганом:

– Стой! Стреляю!

Выстрел – и убегавший рухнул на землю, издавая стоны и проклятья. В дверях появился Утёсов.

– Блин, плохо, грязно получилось. Карлович, давай сюда этого пчеловода. Подгоняемый тычками ствола в спину, пасечник подошёл к Утёсову. Тот, ни слова не говоря, связал ему руки и ноги, посадил на землю, после чего они занялись перевязкой раненого, успевшего выскочить на улицу. Последний участник группы лежал в летнике под столом. Когда ворвался Утёсов, он вскинул руку с пистолетом в его сторону. Но первым выстрелил пограничник, попав ему точно в грудь.

Они успели перевязать раненого, погрузить его вместе с пасечником и трупом на телегу и уже поехали назад, когда им навстречу появились верховые пограничники.

Первым подъехал начальник заставы:

– Что же вы, товарищ Утёсов! Не могли просто проследить? Взяли бы всех живьём!

– Ну, так я там уже двоих вам живьём оставил. Мало, что ли? Да, и кто их знает, могли уйти, могли, услышав вас, начать отстреливаться, и никого бы не взяли вообще.

– Ну, из тех двух один ушёл! – ответил капитан, спешиваясь.

– Он же связан был намертво!

– Как-то умудрился связанным ударить паренька, что ты оставил, да так, что тот потерял сознание. У него всё лицо разбито и нос. Пока он валялся без памяти, задержанный добрался до топора и разрезал верёвку.

– Чёрт! Говорил же сосунку не подходить к нему! Не догнали?

– Петров почти настиг его у реки, но тот ушёл вплавь. Петров не рискнул стрелять в сторону сопредельной территории.

– Плохо, очень плохо, – проворчал Утёсов, – ох, и денёк сегодня. Не зря самый длинный в году. – Заканчивалось двадцать второе июня тысяча девятьсот сорокового года.

Обратно, к заставе, все добрались уже под утро, так как двигались не спеша, чтобы не растрясти раненого. На дороге стояли девчата, встречая пограничников и своих однокашников, в волнении теребя косынки и всё, что попадало под руку. Вскоре прибыла машина за задержанными, и их увезли в отряд.

Думаю, на этом мы можем оставить наших героев. Разве что коротко рассказать об их судьбах. Окоп ребята дорыли. И через год отделение пограничников насмерть держало этот перекрёсток. Немцам пришлось пригнать туда танк, чтобы их выбить. Практически вся застава погибла в первый день войны. Выжил только Утёсов. Его не было на месте, он сдавал экзамен на электромонтёра.

А деревню опять спалили. Сначала немцы, учитывая национальный состав, их не тронули, но к сорок третьему году разобрались, что среди них полно коммунистов и сочувствующих. Согнали, кого поймали, в сарай и сожгли.

Ребята оказались на оккупированной территории. Данил и его родители в первые же дни пошли на службу к немцам. Отец – в полицию, мать – переводчицей, как выяснилось, она прекрасно владела немецким. Сам Данил помогал родителям. А в сорок третьем году активно участвовал в создании союза белорусской молодёжи.

Виктор, Игорь, Николай и девчата попытались создать подпольную ячейку комсомола. С трудом, из подручных средств, Игорь сделал детекторный приёмник и слушал сводки Совинформбюро. Потом кустарно делали листовки и расклеивали их. Эта партизанщина чуть не стоила им жизни в первые же дни оккупации. Но вот в августе сорок первого на улице Игоря остановил мужчина в шляпе, плаще, с чемоданчиком в руках.

– Молодой человек, не подскажете, как попасть на бывшую улицу Ленина?

Игорь поднял взгляд, чтобы ответить, и чуть не закричал от радости – перед ним стоял Утёсов. Он прибыл организовывать партизанское движение. До победы, к сожалению, дожили не все. Но это уже другая история.

Конец 2020г.

Рейтинг@Mail.ru