Андрей Гвоздянский
Второй центроид
14. Семья. Пробуждение
Авгий непонимающе оглядел комнату, в которой вдруг оказался. Знакомая кровать, слегка волнующиеся занавески, скомканная в неправильный многоугольник простыня. Будильник, оповещающий человеческий слух о наступлении будущего гулкими звуками из прошлого. Утренний воздух свежим потоком заплывал в форточку, а снаружи суетливо и жалко покрякивали автомобильные сигналы. Светлая комната вернула Авгия к реальности. Он, как всегда, проснулся в своей кровати, а на кухне, как обычно, позавтракает (может, кофе? нет, пожалуй, апельсиновый сок…). Не столько чтобы поесть, сколько для бодрости, дабы прогнать липкие остатки сна. Звуки, сопровождавшие жену, тихо доносились из кухни. Совсем немного, и он встретится с ней, ненадолго вернется в привычное состояние духа. Авгий встал и нерешительно поковылял к двери, будто опасаясь встретить за порогом не жену, а кого-то другого – взрослого, серьезного, требовательного.
– Доброе утро, – тихо произнесла Анна, помешивая кофе маленькой ложечкой. На часах светилось число «10» (цифра «10», как безграмотно любили говорить в детстве – сейчас и первоклассник не совершил бы такого кощунства). Супруги обменялись кивками, но зародившееся в первые же секунды напряжение никуда не исчезло; напротив, лица постепенно бледнели, и на их фоне часы начинали выделяться все ярче и ярче. Жена почему-то не зажгла свет и устало поглядывала на Авгия. – Мне позвонили из школы, – почти что прошептала она. – Спрашивали, почему ты не на занятиях.
– Ну и что, – буркнул Авгий. – Я же свое уже отходил. Зайду как-нибудь проведать старую учительницу, но чтобы посещать постоянно… За кого они меня принимают?
– Ты прав, конечно. Я не могу не согласиться, – понуро ответила Анна. Возникла неловкая пауза недосказанности. Ничего не изменилось в обстановке, в вещах, однако чувствовалось: неспокойны мысли. И она продолжила, – Но ты и меня пойми. Они же будут названивать постоянно, ежедневно… думаешь, мне приятно будет оправдываться перед ними?
– Так отключи телефон, – грубо отрезал Авгий.
– Тогда они будут вызывать меня в школу… это же еще хуже! Только представь, как все это будет выглядеть…
Два человека в молчании сидели на кухне. Авгий смиренно расслабил мышцы лица, уголки губ наконец выровнялись. Анна обняла его, но осталась напряжена. Две головы, соприкоснувшись краешком волос, склонились в тишине и темноте. Мужская рука не двигалась, глаза вдумчиво застыли. Черная, полугустая субстанция в чашке еще слегка колыхалась, но пар уже почти весь вышел и завис невидимкой где-то под потолком.
– Хорошо, – сказал Авгий. – Все равно не смогу сидеть дома спокойно.
– Ну вот и умничка. Так будет лучше, правда. Ты еще успеешь сегодня на третий урок.
Чуть теплый черный кофе оросил горло и смягчил горечь в глазах, смешавшись с желудочными соками. Авгий оделся и торопливо ушел, чтобы получше узнать свою новую низенькую жизнь. Будет ли она беззаботной и полной радостных забав, или горечь бытия снова вклинится черными твердыми горошинами в живые и мягкие зрачки человека? Неиспользованная порция апельсинового сока продолжала безмолвно скрываться в полом холодильнике, словно обидевшись на то, что люди вновь и вновь отдают предпочтение кофе.
15. Заседание. Третье лучшее решение
Белые и шершавые, как рафинад, стены. Мягко-голубой потолок, отсылающий к безмятежному будущему, и бежево-серый пол, знаменующий потухшее прошлое. Длинный стол – без углов, но не круглый. Свет режет воздух и тонкими ломтиками попадает в глаза. Все собравшиеся не молоды, но морщины на их лице непостижимо ускользают от взгляда. Высшие круги обсуждают судьбы эпохи. Их рты открываются монотонно, безупречно. Жесты выверены до мелочей. Публика осторожно внимает, пытаясь вникнуть в перипетии речей, но остается лишенной смыслов. Звуки проникают насквозь, пробирают до сердца, но не задерживаются.
После заседания все начинают аккуратно переговариваться, едва свернув за угол овального дома. Некто утверждает, что понял одну фразу, но сразу несколько человек одолевают его вопросами, заставляя ретироваться. Больше никто не хочет высказываться. Комментарии затихают, а большая группа людей рассыпается на мелкие кучки. Улицы пустеют.
За длинным столом остаются несколько человек. Они больше не сосредоточены на публике. Лица становятся мягче, а в глазах появляется простота. Заседание окончено – теперь кулуары, время настоящего разговора.
– Астрид, пожалуйста, доложите относительно проекта «Аист», – едва слышно произносит неприметный мужчина, без интереса поглядывая на маленькую фигурку птицы, вырастающую из середины стола.
Сторонний наблюдатель не понял бы, кто из собравшихся – Астрид. Никто не встрепенулся, не повернул головы, не кивнул, будто вопроса не прозвучало вовсе. Но вот по комнате – без предисловий – разнеслась бойкая, напористая речь. Астрид заговорила.
– План мы выполняем в срок и, думаю, перевыполним. Новое общество строится быстро. На местах, конечно, сообщают о всяком, но в основном о хорошем.
– Примеры?
– Старые профессии вроде продавца или сторожа уже не существуют. И я вас поздравляю, уважаемые! Мы официально уволили последнего мороженщика.
– Музейного? – спросил кто-то.
– Да-да, его самого. Было время, когда нас упросили оставить хотя бы одного мороженщика, «ну хоть для забавы». Мы пошли на это, в глубине души, конечно, противясь. Сейчас же стало окончательно ясно, что даже в таком формате он никому не нужен. Теперь человек на заслуженном отдыхе.
– Хорошо. Еще примеры?
– Возьмем мою родную седьмую школу. Арина уже которую неделю докладывает о больших успехах. Рядовые члены нового общества очень хорошо ориентируются во всех предметах. Но это само собой, так и должно быть. Интереснее, что она уже растит лидера. Обещает привести его сюда, познакомиться.
– Да, я в курсе, – послышался безжизненно-тонкий мужской голос. – Арина немного лукавит, приписывая эту заслугу себе. Это большой проект, в нем многие участвуют. Прекрасно, и что же она говорит об этом… лидере?
– Говорит, что он упрям. Никак не может смириться с какими-то обстоятельствами, – Астрид умолкла, всматриваясь в серое лицо председателя. – Эти обстоятельства ведь мы ему создали, так?
Председатель кивнул. Астрид смотрела на него сквозь воздух, застывший, словно бесцветное желе. Все молчали. За окном несколько раз крикнула птица. Председатель медленно поднял глаза.
– Что же вы прекратили доклад, Астрид? Вы закончили? – спросил он.
– Нет, нет, – тихо произнесла Астрид. – Но я не понимаю, почему мне не было известно об этом?
– Не обижайтесь, Астрид, – мягко сказал председатель. – Все только из деловой необходимости. Этот новый проект – хоть и часть строящегося мира, но основан на других принципах. Поэтому было принято решение назначить другого куратора и вести работу параллельно.
Слушатели проявили заинтересованность. Одни отложили ручки, другие затеребили пальцами по гладкой поверхности стола. Председатель заметил это и приступил к изложению обозначенных принципов.
– Как вы все, конечно, знаете из курса современной психологии, каждый человек стремится найти свой центроид, свою зону комфорта, в которой воздействие неприятных ему факторов было бы минимальным. В отдельных, крайне редких случаях он способен игнорировать наименее раздражающие факторы, если достижение центроида невозможно. Удивительно, но иррациональное подсознание рационально ищет сначала первое лучшее, а затем – второе лучшее решение.
Эти сведения были общеизвестны: зал устало кивал, а отдельные головы негодующе подергивались в нетерпении. Астрид сидела в кресле, космически спокойная. На ее лице с рыжеватыми крапинками отсутствовало напряжение – казалось, она находится далеко, в блаженном отдохновении. Руки председателя разрезали воздух, и все смотрели на их движение, удрученные скучной лекцией. Астрид закрыла глаза.
– …и наконец, мы выдвинули гипотезу, что существует и третье лучшее решение. Оно состоит в игнорировании наиболее раздражающего фактора. Знаю, раньше считалось, что это невозможно. Но мы предполагаем, что иногда такое все же может случиться, если человек будет способен изменить свою личность и найти новый, второй центроид.
– Простите, – произнес кто-то в зале. – Мы не ослышались? Человек может изменить свою личность?
– Да, все верно. Если несколько личностей, бывает, сочетаются в одном лице, то почему бы не предположить, что они могут находиться в нем последовательно…
– Это пилотный эксперимент? Или уже были попытки подобного, гм… свойства?
– Были предварительные тесты, очень фрагментарные… Это первый полноценный эксперимент.
– А кто же автор гипотезы? – внезапно пробудившись, спросила Астрид. Вопрос не вызвал интереса: даже сосед по столу продолжал меланхолично выводить карандашом треугольник. – И кто курирует проект?
– К сожалению, пока мы не можем ответить, – имитируя сожаление, слабым голосом проговорил председатель. Неуклюжая угловатая муха с маленькими лапками-пикселями села на стол. Резко упала квадратная ладонь. – Заседание окончено.
16. Кошачий холм. Сосулька в тумане
После уроков ребята решили использовать преимущества свободного времени, чтобы вдоволь погулять по загородной местности. Авгий, Абрам, Атилла и Амалия.
Девочка совсем не походила на Амалию из прошлого, подругу детства. Авгий пытался рассказать ей про бабочек – редких ныне насекомых ушедшей эпохи, – но она не желала слушать. Амалия любила не красоту, а движение. Вечно прищуренные глаза все время искали приключений. Когда ватага мальчишек только подходила к Кошачьему холму, Амалия уже взобралась наверх и оттуда насмешливо глядела на них, как царь горы.
Атилла никуда не торопился. Он стоял у подножия холма – крутого и бугристого, – и вглядывался то ли в Амалию, то ли в серо-пуховые, ленивые облака. Авгий и Абрам карабкались к вершине наперегонки, то и дело понарошку толкаясь. Амалия не дала им спокойно взойти на плато – она широко расставила руки и преградила путь. Авгий приложил небольшое усилие и прорвался. Амалия вцепилась в Абрама и попыталась не пустить его. Недолгая борьба, и Абрам оказался на вершине. Его встретила хитрая улыбка Атиллы, втихаря покорившего гору в момент всеобщего замешательства.
Они стояли на Кошачьем холме, что на окраине города. Противотуманные установки здесь не работали, светодиодные ленты освещения – не горели и даже не просматривались. Полумгла слилась в естественном экстазе с белой дымкой зимнего воздуха. Авгий подобрал снег и, нерешительно подержав его в ладони, сжал в кулаке. Равнодушный холодок уколол поверхность кожи.
– Если его подержать в руке подольше, он станет очень твердым. Снег будет таять и превращаться в корку, – радостно сообщил Абрам.
– Зачем это? – спросил Авгий. – Я всегда думал, что достаточно просто слепить снежок.
– Игра будет иметь больше стимулов, если при попадании тебе будет больно, – с умным видом пояснил Атилла.
Среди тумана, по другую сторону холма, виднелось что-то светлое, вытянутое как сосулька и высокое, словно башня.
– Что это? – спросил Авгий. – Вы туда ходили?
– Только я ходила, – гордо заявила Амалия. – Одна.
– И что же там?
– Ветхий сарай и культовое сооружение.
– Так это старая церковь с колокольней, – догадался Авгий. – В детстве… ну, то есть, несколько лет назад… я слышал звон колоколов. Но теперь они не работают.
– Там ничего интересного, – сказала Амалия и, присев, занялась лепкой снарядов.
Авгий застыл телом и унесся ввысь мыслями. Он вспомнил о гамаке, на котором ему удалось полежать в отпуске, о тихом голосе радио, о безмятежности вечернего воздуха. Тогда, на отдыхе, его мысли постоянно возвращались к работе, он не мог не думать об открытии, которое ему надо совершить. О чем же ему мечтать сейчас?
– Слушайте, а у нас будут летние каникулы? – спросил он как бы невзначай.
– Конечно, – коротко ответил Абрам, увлеченный постройкой снежной крепости.
– А когда они начнутся?
– В конце июля, конечно. Ты что?
– Да нет, ничего. Я только начал учиться и уже устал, уже жду новых каникул.
– А кто не ждет? – весело крикнула Амалия и запульнула в Авгия твердым снарядом.
