Андрей Гвоздянский
Второй центроид
11. Арина Вросевна. Разговор
Прозвучал звонок. Ватага маленьких, сосредоточенных людей рассредоточилась по партам. По коридору плыла безвольная, неопределившаяся фигура взрослого человека, кукольно мотая головой в поисках нужного кабинета. Наконец и она заняла свое место в классе, потерянно уставившись вперед. Помещение наполнилось чуть слышным шепотом, и через полминуты сосед по парте, переглянувшись с друзьями, спросил у фигуры: «Тебя оставили на второй год? Я Атилла. А тебя как зовут?» Авгий назвал ему свое имя.
Атилла совершенно не походил на героического воина прошлого – щупленький, тихоголосый, рукопожатие слабое. Впрочем, большинство детей также не блистали бы на физкультуре тридцать лет назад. Авгий сказал, что его оставили на третий год, и скорчил такую улыбку, что до конца урока школьники больше не пытались докучать ему. Но как только настала перемена, они плотным кольцом обступили его и стали задавать вопросы наперебой.
– Сколько тебе лет?
– А почему ты такой большой?
– И по какому предмету у тебя был ноль?
– А чем ты увлекаешься?
Каждый хотел заполучить себе в друзья такого видного человека. Авгий пытался отвечать на все вопросы, придумывая какую-то ерунду на ходу. Оказалось, что ему целых восемнадцать лет, и что в детстве родители растягивали его на специальной машине, потому что хотели, чтобы он вырос самым большим на планете и попал в Книгу рекордов Гиннеса, и что он терпеть не может химию и совсем ее не понимает (это была правда), а увлекается он футболом (редкое, как оказалось, увлечение).
Еще несколько уроков прошли как на одной волне – математика, физика, география. Авгий слушал учителей сквозь тугую пелену скуки: ничего нового они ему не поведали. Но последний урок был особенным – история от Арины Вросевны. Смеркалось. За окном школы кто-то жег костер; казалось, что какая-то таинственная, ведьмина сила захватила все пространство на улице, и только здесь, в знакомых до головокружения стенах, можно спастись от нее и обрести покой.
Арина Вросевна рассказала хорошо знакомую Авгию историю о последней войне, после которой тяжелой поступью пришел мир, о лидере, сумевшем сначала собрать воедино осколки былой жизни, а затем отойти в сторону, позволив им срастись, развиваться, двигаться в будущее. Он основал Высший совет из честнейших, не запятнавших себя иррациональными глупостями людей, которые смогли с математической точностью создать контуры нового, прогрессивного общества.
Когда Арина Вросевна произносила этот заученный текст, ее лицо напрягалось, а губы становились словно резиновыми: они с трудом шевелились, медленно освобождаясь от неживых, скученных слов. Ученики не замечали этого – в силу возраста им казалось, что такой она была всегда. Но Авгий помнил ее другой – живой, увлекающейся, сомневающейся.
После урока он отстал от гурьбы мальчишек, застряв где-то в уголочке коридора, чтобы дождаться, когда Арина Амвросиевна выйдет из кабинета. Ученики быстро разбежались, стремясь пропитаться темным вечерним воздухом и оставить исторические тени позади. Авгию же только предстояло с ними разобраться… Свет в кабинете погас, а дверь закрылась. Авгий робко подошел к старому преподавателю.
– Арина Вросевна, это снова я, Авгий. Помните, я недавно здоровался с Вами на улице? А Вы меня, видать, не признали.
– Помню, конечно. И с тех пор во мне какое-то странное чувство, будто бы возвращается прошлое. Что ты забыл здесь, в школе? Почему сидел на уроке, а не просто подошел ко мне после занятий?
– В каком-то роде, замучила ностальгия, – попытался отшутиться Авгий, но, немного помедлив, решил все-таки сказать правду. – У меня небольшая проблема, в которую мне надо Вас обязательно посвятить. Дело в том, что теперь я снова подросток, официально. Мне нет другой дороги, кроме как в школу.
– И ты, получается, с этим согласен? – медленно произнесла Арина Амвросиевна, вопросительно подняв брови.
– Конечно же нет! Но я испробовал разные средства, пытался выяснить у знающих людей, могу ли я что-то с этим поделать… И я понял, что у меня нет ни малейшего шанса. Работы я лишился, новую найти не смогу. Не дорос еще, скажут – даже если бороду отращу…
– Сообщу тебе по секрету, что каждый чем-то жертвует в новом порядке. Мне вот, например, трудно жить в условиях, когда все покровы пали, и найдена истина. Я должна сама к этой истине прийти, даже если она единственно верная, путем проб и ошибок. Староформатный я человек, вот мне и тяжело, но скоро таких не останется, и тогда в обществе наступит счастье.
– Арина Вросевна, вы о чем сейчас вообще? Какое счастье в таком обществе?
– Вспомни историю, Авгий, – ласково сказала учительница, слегка подмигивая. – В средневековье люди не верили в счастье на Земле, а только после смерти. И вот, Возрождение – совершенство форм, но не содержания. И кто, как ты думаешь, ближе всего подобрался к нашему идеалу, открытому совсем недавно? Конечно же, коммунисты. Только они не смогли построить такое общество, где счастливы все, потому что это невозможно. А мы смогли создать общество, в котором счастливо подавляющее большинство, пусть и ценой небольших проблем у таких, как мы с тобой. Иначе никак, Авгий. Иначе никак.
Договорив, Арина Амвросиевна медленно направилась к выходу, а Авгий остался возле кабинета, потерянный и ошеломленный. Все это так не похоже на ту, знакомую с детства Арину Вросевну. Неужели она изменилась? Или все-таки нет?…
12. Абрам. Апельсин
Абрам несся, словно сконцентрированный пучок света. Рюкзак пошатывался на плечах, подскакивал и снова ложился. Тонкие детские волоски парили в невесомости, а камни стремительно отлетали в сторону под ударами бойкой стопы. Дом приближался, и школа давно уж скрылась из виду, но не из мыслей.
– Мама, мама! – закричал Абрам, едва завидев на пороге маленькую, рыжеватую женщину. – У нас сегодня в школе такое было! И каждый день теперь будет!
Мать бережно взяла руку ребенка и направилась к лифту. Створки механизма плавно соприкоснулись, и на электронной панели замелькали цифры – едва уловимо, словно торопясь опередить друг друга. Место тройки сразу заняла семерка, а вскоре она уже уверенно стояла в соседнем разряде. Лифт замедлился и остановился на 79 этаже.
– …он большой, но такой забавный, – увлеченно говорил Абрам, выпрыгивая из кабины. – Я с ним успел подружиться!
– А сколько ему лет, ты не узнавал? – спросила мать, прикладывая к автоматической двери паспорт-брелок. Крохотная панель подмигнула зеленой, едва различимой фразой: «Добро пожаловать, Астрид». Монолитный кусок толстого стекла спрятался в стену.
– Целых восемнадцать! Зато я видел: он такой же, как мы, хоть и кажется взрослым.
Астрид улыбнулась и достала апельсин. Терпкие кусочки кожуры ложились на поверхность стола один за другим. Пальцы пропитались кисловатой свежестью. В воздухе растворился приятный оранжевый аромат. Абрам вернулся на кухню в домашнем. Вместе со школьной формой – приталенной, строгой и чуть угловатой – он оставил в шкафу последние остатки школьных воспоминаний.
– Мам, а мы пойдем сегодня на каток? Ты обещала, что мы скоро сходим…
– Сынок, давай завтра, ладно? Я еще не оформила разрешение. Ты же знаешь, такие развлечения занимают много времени и требуют согласования.
– А завтра точно сходим? Обязательно?
– Да, утром я решу этот вопрос, не волнуйся. А сегодня тебе придется позаниматься немного. Завтра у тебя важный тест по математике.
– Я уже все знаю, я подготовился. Вчера.
– Ну хорошо, можешь погулять немного.
Абрам выскочил из-за стола, и уже через пару минут в квартире остался только его призрачный силуэт. Голограмма парила над столом, любящими глазами всматриваясь в стену. Астрид осталась наедине с апельсином.
13. Метро. Под вагоном
Авгий беспокойно ворочал головой из стороны в сторону. Вокруг сплошной массой плыл разношерстный поток людей. Длинный мужчина в элегантных очках шел уверенно, даже нахально, пихая соседей локтями. Его ступни прикрывала классическая по покрою обувь, цвет которой сразу притянул внимание Авгия. Оранжевый, розовый, бежевый – казалось, он впитал в себя все эти оттенки. «И зачем ему только цветная обувь? – подумал Авгий. – Неужели этот чудак считает, что кто-то будет смотреть на его ботинки?».
Дверь вагона метро захлопнулась за спиной. Авгий сел, нашарил глазами глубокий шрам на полу и оставил вне зоны видимости все остальное – людей, предметы, тени. Он сосредоточенно глядел в одну точку, пока она не потянула его за собой. Голова стала растягиваться и искривляться, и вскоре он весь превратился в линию, направленную через уродливый шрам прямиком вниз, в подполье.
Оказавшись под вагоном, он всей своей сущностью прилепился к нему, чтобы не упасть на рельсы. Бесстрастный голос где-то наверху продолжал объявлять станции – знакомые вперемешку с незнакомыми. Это было так далеко, так бессмысленно – ведь он находился тут, внизу, где первая станция походила на последнюю, а следующая – на предыдущую. «И зачем только люди ждут определенную станцию? – снова удивился Авгий. – Ведь, в сущности, они могли бы выйти на любой из них, никто бы ничего не потерял от этого, но и не приобрел бы».
Поезд стал замедляться, а сила притяжения бесформенного тела Авгия – возрастать. Нижняя половина туловища оттянулась, словно пропитанная водой, а вскоре, после полной остановки поезда, улетучилась и последняя возможность держаться за вагон остатками пальцев. Авгий очутился на рельсах. Осмотревшись, он прополз в сторону и выбрался из-под вагона. Со всех сторон его окружало метродепо. Авгий никогда не бывал в таких местах. Руки слегка задрожали, выдавая то ли волнение, то ли страх. «Где же тут выход?» – читалось в бегающих по голым стенам глазах Авгия.
Маленькая коробочка, полностью обозримая взглядом. Ни единой двери, ни хотя бы люка… Похоже, назад можно было вернуться лишь одним маршрутом – пролезая под застывшей махиной вагона. Но тело Авгия снова представляло собой обыкновенную пятиконечную звезду. Руки и ноги мешали как следует распластаться, чтобы преодолеть препятствие. Сзади послышались шаги – откуда, ведь в депо был только один путь?! Авгий с удвоенной яростью попытался расплющиться. Голова и плечи поместились под вагоном. Ноги остались болтаться снаружи. Шаги, шаги… Тишина. Паровозный гудок.
