Андрей Геннадиевич Каргин
Как братья. Побочный эффект
– Соня, успокойся, прошу тебя, Лиза же всё слышит!… Что ты как с цепи сорвалась? Скоро всё наладится у нас. Мы с Лёней придумали один проект, он выделил и синтезировал препарат…
– Ха! Лиза слышит! Беспокоится он! Ты бы лучше беспокоился, что ей носить нечего, подросток ведь, девочка, в школу стыдится идти в обносках многолетних! И не говорит ведь тебе ничего, любит тебя, никчёмыша, непонятно за что, жалеет! "Татэле, татэле!…" Едим одну картошку с макаронами, мясо по праздникам видим! Проект они придумали, препарат синтезировал! Миллион раз слышала эту бредятину блевотную, заебали меня уже твои тухлые майсы вконец! Короче, кончилось моё терпение, мы с Лизой уходим! Надоело! Мне, чтоб ты знал уже, сделал предложение один очень хороший, обеспеченный человек…
…
В село, раскинувшееся просторно и вольно у подножья гор, среди садов, полей и виноградников, отряд вошел сразу после обстрела танками и минометами.
День был жаркий безветренный, пыль от разрывов ещё не улеглась. Несколько разрушенных обстрелом домов горели, чадя и стреляя лопающимися стеклами, среди тишины замершей деревни.
Танки стреляли недолго и немного, и сейчас стояли на краю деревни, заглушив двигатели. Деревня была небольшая. По словам командира Пети (так он представился отряду при знакомстве), активного сопротивления оказать в ней было просто некому. Мужчины, которых не убили раньше, ушли к боевикам в горы, остались только женщины, дети и старики. Но "за пострелять" было договорено "наверху" и оплачено. Отряд шёл на "зачистку" неторопливо, настороженно ощетинившись стволами. Деревня словно затаилась, не дыша. Людей живых или убитых видно не было и даже скотина молчала, только где-то вдали тявкала и подвывала собака, одиноко и неэмоционально.
После недавней танковой пальбы прямо над ушами, звуки доносились до Лёни глухо, как из тумана, и шел он в полупрострации – в полунирване, пребывая в странно притягательном ощущении, словно тело его – сосуд, наполненный гулкой тишиной, в самом центре которой тонко и сверляще гудела натянутая струна, звук которой, отражаясь от внутренней поверхности кожи – стенок сосуда, не находил выхода, накапливаясь и накапливаясь внутри, не имея выхода. Окружающие его запахи то исчезали совсем, то наваливались вдруг, остро и пряно, и как-то по отдельности: гари, пороха и пота, а затем – свежести, свежеиспеченного хлеба, горящих дров, жареного мяса, или же – нагретой листвы, цветов, травы. Предчувствие, предощущение неизвестного важного события напрягало, но и возбуждало. В паху у Лёни вдруг потяжелело, потеплело, напряглось в полуготовности его естество. Непроизвольно, оставив курок автомата, Лёня то и дело поправлял член и яйца, сжав в горсти и чуточку, легонько потряхивая и потягивая, отчего в чреслах появлялись приятные тянущие, томные ощущения. Томительно и сильно хотелось двинуть тазом, и женщину хотелось до головокружения. Тут же вспоминалось, как в детстве, после просмотра фильма с эротической сценой, шёл зимним вечером домой, проделав дырку в кармане дублёнки и достав из штанов дико напряжённый изнывающий, вибрирующий, готовый взорваться, лопнуть с треском член…
Мыслей не стало совсем, только полное, обостренное, сладостное ощущение своего здорового сильного и гибкого тела, только запах своего чистого пота (накануне искупались всем отрядом в искусственной запруде, устроенной местными жителями, чтобы солнце нагревало воду текущей с гор неглубокой, по колено, но ледяной, быстрой, сильной и чистой реки).
Страха тоже небыло, было ощущение новизны, необычности ситуации,
первая спецоперация, всё же. Лёне казалось временами, будто бы он участвует в съёмках полнометражного художественного фильма, или в сверхреалистичнрй компьютерной игре, перенесенной в реальность. На периферии сознания мелькали яркие кадры из любимого им Тинто Брасса: пышные женские попы, груди, пухлые, заросшие лобки роскошных, чувственных, прелестных итальянок. От этих картинок, от всего происходящего Лёнина голова кружилась, а естество восстало и завибрировало мощно приятно и гулко упираясь в штаны. Просторный мультикам с полной снарягой успешно скрывали происходящие с Лёней изменения.
Парадоксально, если вдуматься, это выглядело со стороны: чужая земля, война, кровь, риск быть убитым "не понарошку", зной, чад от горящих домов, оружие, а Лёня дико до головокружения, изнурительно, жадно желал женщину каждой клеткой здорового зрелого тела и не мог думать больше ни о чём.
Шёл третий день их пребывания в зоне локального конфликта. Женщины у Лёни небыло больше месяца, для сорокалетнего, почти абсолютно здорового мужчины – большой срок.
Новизна ощущений, южная экзотика, походная жизнь, война, адреналин, обостряли его природную чувственность, к тому же утренний "косяк" здорово "зашёл" и продолжал радовать удивительно долгим "послевкусием". "А может быть начал действовать препарат?" – с надеждой подумал Лёня. Предыдущие два дня приема никакого видимого эффекта на них с Веней, увы, не оказали. Трудно им было справляться с разочарованием – столько надежд, столько планов связано с этим препаратом, столько лет труда ему отдано. Они и завербовались на войну, только чтобы на самих себе проверить действие препарата в реальной боевой обстановке, ибо, по Лёниным расчетам, именно стресс должен был активировать его, запустить механизм возникновения сверхчеловеческих способностей в их организмах, и тем самым сделать из них, абсолютно мирных, по сути, людей, этаких сверхвоинов. И "косяк" Лёня с Веней выкурили с утра с отрядом от разочарования, крушения таких огромных надежд на будущую богатую и счастливую жизнь. Мечтатели, романтики, спасители человечества! Алкоголь в отряде был жёстким табу, а то бы они, хоть и были совсем не выпивохи, выпили лучше водки.