Андрей Драченин
Узник старой башни
Глава вторая. Знакомство
Брошенный котёл не остался незамеченным: сразу по возвращению Варко узнал, что только необычайная занятость хозяина уберегла его от наказания – после сытного обеда изволил почивать господин, а так бы не миновать рукоприкладства. Но кара не отменена – отложена. Всё это ему с ехидством доложил эконом: вредный старикашка, с вечно желчным лицом и подозрительностью во взгляде.
Варко неожиданно спокойно это воспринял, пожал плечами и все-таки поволок злополучную посудину на кухню. То ли вся его задумчивость смягчила ощущения, то ли ещё что, но это удалось на удивление легко, словно вместе с сажей и подгоревшим жиром с котла смылась значительная часть веса, хотя сколько там было той грязи – так, ерунда. Все так же погруженный в размышления он шел к просторному сараю: рядом с постройкой ждало топора изрядное количество сосновых чурок, уже напиленных в размер печи. Внезапный толчок в спину грубо выдернул его из мыслей, чуть не сбив с ног. Варко аж пробежал несколько шагов, аккурат до дровяной кучи, и обернулся: на него тусклым взглядом взирал здоровенный не по годам детина, сын хозяина. Раб не помешал ему, так, привычка была топтать тех, кто слабее. Такое происходило не впервые, переросток регулярно подкарауливал Варко: то под руку толкал, когда он нес жбан кипятка; то на лестнице норовил с ноги сбить, да тоже с «опасным» грузом; то, как сейчас, сзади пихал, аж зубы лязгали.
Обычно в таких случаях голова сама забито опускалась, пальцы покорно собирали черепки от разбитой посуды, тело привычно сжималось от боли и унижения. Варко, сам не сознавая, презирал себя за это, долго носил потом внутри сцены, как мог бы он ответить обидчику, но так ничего и не меняя впоследствии. В этот раз он почему-то не потупился, – с удивлением, словно со стороны, наблюдая за собой, – а напротив вперился в детину, в стылые лужицы его взгляда. Ледок в этих лужицах вдруг подтаял, дрогнул и сменился неуверенность и чем-то еще – Варко не сразу понял, да и не поверил бы в такое. Хозяйский сынок забегал глазами от лица раба куда-то вниз и обратно, наконец остановил их. Варко неожиданно обнаружил, что рука его мимо его сознания опустилась на ручку топора, воткнутого в колоду. Как будто кто-то другой сделал это, сам-то он даже помыслить не мог о подобном. Тут же мелькнуло осознание, что хозяйский сынок смотрит именно на это. А еще, что непонятное, замеченное в его глазах, это страх. Хозяйский сынок все быстрее попятился, наконец развернулся и пошел прочь, непрерывно оглядываясь и грозя, что пожалуется батюшке. Голос его при этом не имел былой грозности и заносчивости. Варко, так и не осмыслив всего случившегося, попытался занять себя и отвлечь от запоздало проснувшихся переживаний о наказании – принялся рубить дрова.
Плетью он от хозяина всё же получил: тот принёсся, сопя как бешеный бык, да и обликом напоминая это могучее животное, в распахнутом на волосатой груди, небрежно подпоясанном домашнем халате. Следом еле поспевал с ехидным выражением на лице его отпрыск. Выплеснув ярость на раба, хозяин напоследок и сыну отвесил: не витым ременным хвостом, ясно дело – так, затрещину. У того на почти взрослом, тяжелом лице по-детски смешно задрожали губы, он взвыл:
– За что, батюшка?!
– За что?! Еще спрашивает!.. С недомерком не сладил!.. Кому наследовать?! Рабы в лицо плевать будут! – взъярился хозяин и пошел обратно в дом, тычками подгоняя скулящего отпрыска.
Варко почесывал отметины от плети и потихоньку приходил в себя. Неожиданного воодушевления все же не хватило выстоять перед гневом и мощью хозяина: тело скрутило, в груди все сжалось, душа зашлась в испуге. Но когда лицо сынка хозяйского вспомнил – сразу полегчало, Варко даже криво усмехнулся.
* * *
В торговых рядах шум, который можно назвать голосом рынка, уже набрал силу, сообщая любому об обилии товаров, настойчивом желании их сбыть да чтоб подороже, и надежде купить, ясно дело подешевле. Варко скромно примостился у крайнего прилавка с глиняной посудой, держа кое-что на продажу прямо в руках. Рабу отдельного места не положено, да и убежать легче в случае чего. Горшечник глянул искоса, но прочь не послал. Ловя взгляды прохожих, Варко протягивал им свои поделки, что все-таки сумел смастерить вопреки воле хозяина – так, по мелочам.
– А вот ребенку забава! Гребешок для невесты! Браслетка! Купи, господин! Для души, не для богатства!
Многие проходили не взглянув. Кто-то останавливался, крутил искусно выточенный из кедра гребень или дивился причудливому украшению на женское запястье, собранному из ловко подобранных кусочков древесины, вынесенных морем. В конце концов у Варко в руках осталась только вырезанная из елки птица с ажурным хвостом и крыльями: перья, сделанные тонким расщеплением размоченных в кипятке плашек, после переплетенья высохли и изумляли несведущего, как такое можно сотворить, не изломав этой хрупкости.
Варко на мгновение задумавшись, вдруг увидел, как к этой изящной летунье протянулась огромная заскорузлая лапища, вся в отметинах старых ожогов и шрамов: только прутки железные на спор гнуть да скулы одним махом сворачивать. Парнишка даже успел испугаться за свою поделку, но прекословить не стал – отдал на посмотр. К лапе прилагался мужик, похожий на вставшего на дыбки медведя, разве что в плечах больше да в добротных сапогах. Широкий ремень, с заклепками в виде наковальни, перетягивал мощное брюхо. Картину завершала буйная рыжая бородища, нос картофелиной и цепкий взгляд из-под почему-то черных густых бровей. Его толстые пальцы на удивление нежно и ловко вертели деревянную птицу, ничуть не принося ей ущерба.
Наконец он спросил, несколько раз переведя взгляд с поделки на Варко и обратно, будто сопоставляя:
– Сам делал, парень?
– Сам, – почему-то смутился Варко.
– Что просишь за сие творение?
– Три медяка, господин.
– Дело твое, парень. Только почто так мало ценишь? Я сам мастер, хорошую работу вижу, – пожурил бородач.
Варко ничего не ответил, только пожал плечами. Как тут больше просить, кто возьмет у раба? Еще обозлятся, скажут – украл, за так заберут, вообще горе. А за пару медяков глядишь не поскупятся, бросят, а ему все деньги.
Бородач еще раз внимательно посмотрел на Варко. Под его взглядом стало как-то немного неуютно или скорее стыдно, будто насквозь он видел его со всеми страхами и слабостями. Посопев, бородач сказал:
– Ладно, парень. Если чего по железу нужно будет, – цепи там сбить, струмент сковать, – обращайся. Эрреро все знают, скажут, где найти. На, держи. – И он ушел, унося с собой птицу и оставив в руке Варко тяжелый кругляш старого серебра.
Варко возвращался в хозяйский дом, судорожно сжимая баснословный для себя заработок. Внутри вместо радости крутилось одно беспокойство: то ли в кубышку на выкуп бросить, то ли купить чего да продать, чтобы навар получить, или вообще взять ту красную рубаху да сапоги в одной лавке, мимо которой всегда мимо бегал, да заглядывался. Хотелось всё и сразу. Из-за нехватки знаний голова пухла только еще больше, но упорно продолжала крутить мысли по кругу: «А вот если рыбы прямо с причала взять, а потом на базаре продать, это ж медяков двадцать сверху? Это ж можно прям ух как быстро на волю накопить! Или муки купить и калачей напечь – этак тоже можно». Тут же лезло, где взять на это время, становилось страшно от мысли о хозяине и его гневе, давила жалость потратить так много на одну вещь, когда можно взять несколько попроще. Все это скручивало душу в один тугой клубок.
Вот так вот в раздумьях он и не заметил, как дорогу заступила пара теней. Опомнился, только когда жёсткий тычок в лицо вернул к реальности. Обернулся: назад бежать было некуда – там стояли еще двое, ухмылялись.
– Че-е та-ако-ой тре-ево-ожный? – растягивая слова спросил один, по всем статьям тянущий на главаря набежавшей на Варко стаи подростков. – Ника-ак де-енег у хозя-яина стя-янул?
Варко тут же простодушно выдал себя:
– Это мои! Я по-честному!
Стая подростков залилась глумливым хохотом. Главарь тоже посмеялся за компанию, но тут же помертвел лицом и жёстко выдал:
– Давай, что у тебя там. А то недосуг нам, резать будем. – И достал из-под лохмотьев неприятного вида нож.
Отдать? Денег было жалко так, что ладони стиснули монеты до боли. Большего, правда, Варко не осилил. Ножа он почему-то не испугался, но и сопротивляться, когда ему разжимали пальцы, не мог. Он как будто наблюдал это слегка со стороны, застыв внутри, оцепенев душою, словно никак не справляясь сообразить, что же можно сделать. Он не боялся драться, нет, но были это все-таки оковы страха. Страха даже не физической боли, а какого-то действия. Словно существо его жило в другом мире, где такого просто нет. Встретило – и растерялось, не зная, как быть.
Потом, когда он уже продолжил путь к хозяйскому дому, в его голове вставали различные варианты развития событий, – от яростного сопротивления до ловкого бегства, – и билось отчаяние от невозможности вернуть все назад, чтобы пойти другим путем, припрятать деньги в башмак… да что там! Все что угодно можно было сделать, кабы время могло обратиться вспять. Варко хотелось выть, орать и плакать. Больше всего он злился на себя, что все у него не так.
* * *
Огонек свечи временами дрожал от невидимых токов воздуха внутри башни. Приходилось постоянно прикрывать его ладонью, чтобы не остаться опять в кромешной темноте. Варко уже зряче, но все так же осторожно спускался по лестнице, заново осматривая окружающее. Завидя место, где ступени заканчивались у арки прохода, он остановился. Помня о сказанном Альмой, Варко прилепил свечу на каменную поверхность под ногами, чтобы её прямым светом не тревожить… того, кто бы там ни был внизу. В то же время этого вполне хватило, чтобы мрак в подземелье немного рассеялся. Было очень интересно и не страшно, как и в прошлый раз, а щекотка возможной опасности убежала совсем на край ощущений.
Помещение за проходом так же встретило сухим теплом. Остаточное мерцание свечи выявило облитый чешуйчатой шкурой бок и часть костяного гребня на хребте. Лёгкое движение обозначило изгиб хвоста и, вроде как, сложенное кожистое крыло. Голова существа скрывалась где-то в полумраке.
