Андрей «АрыкЪ» Андреев
Сила в содействии
[3]
2423 год от Разделения, за декаду до летнего пика
Как и прочие их поселения, Стожар, главный город пегасий, большей частью составляли колонны – исполинские, под самое небо. Конструировали и возводили их громлины, но в систему соединили уже сами пегасии. Основной элемент этой системы – гравитационные кольца, обращённые вокруг колонн, закреплённые на том или ином их уровне. Кольца пересекаются, по кольцам взбегают спирали и прямые пути, на кольца опираются линии ускорения и замедления; на них же нанизаны почти все здешние здания, подобные в медленном своём вращении астероидам, притянутым большой планетой. В одном из таких «небесных тел», в виде растянутого в ширину цилиндра, и встретились три переродившихся сильфиды и одна истинная, или Спектр четырёх, как они сами себя называли. То была власть, истинная власть Альфалона.
Как хозяйка сегодняшней встречи, Янгна волнуется – всё ли продумала, всё ли учла? Волнение выдают вырывающиеся из ноздрей струйки дыма, выдаёт лёгкая дрожь кожистых крыльев, что так и норовят распахнуться. Сама она на платформе, так называемом силовом стойле, для Ярмиды и Яссы были сооружены два энергетических ложа, для андрогинии Ятры в пол врезали подвижный диск, снабдили гибкими опорами-подлокотниками. Для возможности разговора без применения магии между сильфидами подвешена аура, переливается голубой лентой, она же служит дополнительной защитой от перехвата.
– А ложе превосходное, – начинает с похвалы Ярмида, – как будто и не покидала Скинии. Но, право же, Янгна, не стоило таких хлопот.
Польщённая, та склоняет голову, аура преобразует ржание в слова и световые импульсы:
– Позаботиться о вас было для меня удовольствием.
Завязывается разговор, и первыми, по обыкновению, следуют темы незначительные, второстепенные, но сегодня долго на них не задерживаются, почти сразу переходят к главному.
– Итак, прорицательные ауры не ошиблись: механизм перерождения громлинов остановился, – говорит Ярмида. – Мы, истинные, организовали в недра утёсов Грома экспедицию, и мы убедились: матрицы, их отливавшие, саморазрушились и восстановлению не подлежат.
– Значит, всё верно, – вспыхивает Ясса, пересыпает искры, – некий глобальный процесс с переходом человека на нашу сторону, в наше полушарие, запущен.
– И вряд ли обратим, – кивает Ятра.
– Ничего не остаётся, как действовать по разработанному плану, – говорит Ярмида, – и действовать нам нужно быстро. Пусть Пророк о том молчит, что-то мне подсказывает: счёт пошёл на годы, если не на месяцы.
– То есть отправляем человека обратно? – уточняет Янгна.
– Да, отправляем, – ответ следует от Яссы, преобразившейся в бурлящий рой, – но только после того, как убедимся, что правильно его настроили.
– А с этим, как помнишь, у нас проблемы, – добавляет Ятра язвительно, – человек как прятался, так и продолжает прятаться в высшем своём теле, и уже понятно, что аурам не справиться. Необходимо вселение истинной сильфиды, но какая на подобное согласится, какая пожертвует своей чистотой?
– Я пожертвую, – говорит Ярмида, но понимают её не сразу, затем не верят, затем, поражённые, принимаются отговаривать.
– Нет, – отрезает она, – я решила. Встречу назначаю через три дня, которые займёт у меня подготовка, и встретимся уже в Стигме…
Высшим заклинанием сильфид был Фантом, благодаря ему смогли увидеть не только крах и завершение эры старой, но и первые такты эры новой. Узрели Пустоту, узрели Свет, и как Свет Пустоту заполнил. Увидели и Трещину, как нарекли сильфиды место, где Фантом пробил не только Клетку, но и непреложные стены Элементала. Отражённая сначала в Сущем, а уже потом в других мирах, Трещина стала центром, вокруг которого и сформировалась новая система.
Вот облако газа и пыли, плазмы и пламени – отражение четырёх Стихий в Сущем. В самой же середине его ещё одно отражение – отражение Трещины. Облако вращается вокруг этой точки, как вращается вокруг оси колесо, по мере сжатия скорость вращения увеличивается, и облако принимает форму диска. Средняя его часть даёт начало светилу, а внешние области – планетам. Каждая планета – отражение бога, и выстраиваются они строго по пантеонам.
Итак, центральное место в системе занимает светило – отражение главного из богов пантеона Пламени, Игнифера. Ближе всего к Игниферу Акахад, поверхность которого, раскалённая и расплавленная, перетекает, будто ртуть, меняется; за ним следует Хакраш, вращающийся наоборот; за ним Страфедон, во многом подобный Унике, первой планете пантеона Плазмы. Уника воистину уникальна, ибо только она в новом мироздании и обитаема; уникален и её спутник – Салма, единственный из спутников системы, отразивший бога. Орбиту за Уникой занимает ржаво-красная Григла, за Григлой – льдисто-голубая Кахира. Далее следуют планеты пантеона Ветра – газовые гиганты. Первой идёт Ваффа, крупнейшая из планет системы, затем Свава, охваченная кольцами, будто бы украшениями, затем Сатисса, подобная жемчужине, а замыкает пламенная Шива. И, наконец, самые далёкие от Игнифера, самые холодные – планеты пантеона Тверди. Первая из них, Эдр, подобна грубо огранённому алмазу, за Эдром следует непроницаемо-чёрный Шерл, за Шерлом – Яри, усыпанный большими, однако уснувшими вулканами. Последняя же из планет пантеона Тверди – Гро – взорвалась, разрушилась, охватывает теперь систему кольцом разновеликих астероидов.
Родившись из огня и плазмы Игнифера, из газа и тверди Уники и двенадцати других планет, Вселенная затем расширилась, распространилась, из точки превратилась в бесконечность. Сильфиды видели процесс, но те силы, что за ним стояли, оставались от них скрытыми. То могли быть и энергии, высвободившиеся с разрушением Клетки и Фантома, но то же могла быть и чья-то воля. Так или иначе, факт оставался фактом: то, на что потребовались бы миллиарды лет, свершилось за мгновение, и вспыхнуло, и ожило, и положило начало новому отсчёту.
У камеры Освободителя-Разрушителя, оплетённая сетью аур, корпускула Ясса чувствовала себя лишней. Ярмида, Янгна и Ятра что-то горячо обсуждали, она же не могла. Не здесь сейчас были мысли Яссы и чувства, а дома, в Стремнине – главном городе восточного луча, расположенном в извивах одноимённой реки. Весь луч Сатиссы – один большой сад, Стремнина же – главное его сокровище, поскольку лишь там произрастают энергоцветы. И сейчас они один за другим распускались, Ясса чувствовала дивные и сладкие прикосновения их энергий даже отсюда, с противоположной стороны Альфалона. Пора цветения энергоцветов коротка, но невыразимо, невыразимо прекрасна!
– А ты, Ясса, что скажешь? – обращается к корпускуле Янгна, выдыхает из ноздрей дым.
– Да, Ясса, – добавляет Ярмида, – тебя бы мне тоже хотелось услышать.
– Я? – трепещет та, – я не знаю…
– Да отстаньте вы от неё, – усмехается Ятра, – не видите, она не в себе.
Яссе обидно, стремительно перетекает из одной формы в другую, но что правда, то правда: сегодня она сама рассеянность. Энергоцветы отвлекают корпускулу и когда Ярмида готовится, облачается в броню аур, и когда та уже в камере, с человеком один на один. Но за противоборством их Ясса следит уже пристально, и вспыхивает, и заходится в ужасе, когда Ярмида проникает в человека, а в неё проникает Разделение. Потом истинная сильфида выходит, и она больше не истинная, и она говорит:
– У меня получилось. Он настроен…
Последним же, что видели сильфиды благодаря Фантому, были лезвия полотен Разделения, протянувшиеся от мира к миру, от плана к плану. Узрели, как Разделение замкнулось в Унике, образуя преграду, непреодолимую ни на одном из уровней мироздания, образуя аналог Клетки. И стало так, что сильфиды оказались внутри неё, пробудились на лучах материка, названного впоследствии Альфалоном, в водах океана, названного впоследствии Замкнутым. Для цвергов подобное заключение стало бы торжеством, ведь того они и добивались в Первом Противостоянии, для сильфид же стало наказанием, и наказанием высшим, ибо добивались прямо противоположного. Так они поняли, что за Разделением стоит всё же не слепой случай, а воля. Мощи этот неизвестный был воистину великой, но действовал не так, как действовал бы, по представлениям сильфид, проснувшийся Творец. Ибо, строго говоря, этот неизвестный не сотворил, а лишь собрал из уже имеющихся деталей. В том, чтобы вернуть Вселенную в русло прежней формы – той, что была до Первого Противостояния, сильфиды и увидели главную его цель. И назван был Форматором.
Орудий у Форматора много, и в то же время оно одно – Разделение. Сильфиды были разделены на тех, кто соприкасался во времена Первого Противостояния с плотью, и тех, кто сохранил чистоту. Первые переродились, обрели физическое тело, вторые же остались без изменений, в энергетической форме, через что и возвысились над остальными. Переродившиеся, в свою очередь, разделились в зависимости от того, в кого по преимуществу вселялись – в людей, в драконов, или в саламандр. Первые стали андрогиниями, вторые – пегасиями, третьи – корпускулами. И как только всеобщая метаморфоза была завершена, открылось её предназначение: переродившиеся сильфиды стали проводниками душ для рас пантеонов Плазмы и Пламени. Ведь в каждой сильфиде оставалась частица Фантома, своего рода ключ, благодаря которому душа, прошедшая путь до конца, могла покинуть эту Вселенную и отправиться дальше. Андрогинии переправляли души людей, пегасии – драконов, корпускулы – саламандр. Сами же сильфиды к Вселенной были привязаны, как были привязаны они к Альфалону, в том числе и сильфиды истинные. Видели всю неестественность нового миропорядка, но он работал, он исправлял, а значит и приближалась цель, к которой двигался Форматор. Сильфиды ждали, сильфиды верили, покорно выполняя возложенные на них задачи. И день пришёл – через барьеры Разделения прорвался человек.
К истинным сильфидам андрогиния Ятра относилась с холодком презрения – чистенькие, как же. Из-за таких вот чистеньких Первое Противостояние и завершилось крахом. И где были они, истинные, когда пришёл Освободитель-Разрушитель? В благодатной своей Скинии, опять же, защищённые со всех концов, в то время как она, андрогиния Ятра, сражалась – встретила человека лицом к лицу и победила. Впрочем, на любое правило есть исключения, подвиг Ярмиды лишний раз подтвердил нехитрую эту истину. Она тоже встретила человека лицом к лицу и тоже победила, но цену, несомненно, уплатила большую. Потому Ятра её и навещала в лазарете, приходила каждый день. На седьмой, когда Ярмида прогуливалась в сквере, а Ятра подошла, та её узнала, наконец-то узнала – закрутилась на месте, замахала руками, и если бы не поддержка аур, вполне могла бы упасть.
– Ну, здравствуй, сестра, – говорит Ятра, – с пробуждением.
Остановившись наконец, вернув контроль над телом, Ярмида силится что-то сказать, но из горла лишь мычание да хрипы. Ятра понимает и без слов, говорит:
– Человек отправлен обратно, барьер его пропустил.
– Поч-чему?.. – ауры всё же настраиваются, помогают Ярмиде выдавить первые слова, – почему меня не подождали?
– Потому что было пророчество, – Ятра берёт под руку, осторожно ведёт. – Если коротко, то звучало оно так: «Человек должен быть возвращён на ту сторону не позднее пяти дней после контакта с истинной». Так что пусть теперь там, у себя, освобождает и разрушает.
Поникнув, как будто даже уменьшившись в размере, Ярмида говорит:
– Надеюсь, у него получится. Не хочу так… в таком виде вечно…
– В этом ты не одинока, – кивает Ятра, – никто не хочет.
А ночью просыпается Пророк, бушует до утра. Как и всегда в дни пиков.
[Часть первая] Аверс
[Глава первая] Архитектор
[1]
2405 год от Разделения
Квинта Элементала, 10-й день 1-го месяца
Из двух сторон зоны сбора, летней и зимней, Аиртон предпочитал исключительно летнюю, накрытую куполом атмосферного заклинания. Чувствовал, так же было и там, откуда его забрали – жарко, а не холодно; дождь, а не снег. О самом же месте воспоминания были скрыты, убраны заклинанием, как и вообще обо всём, что касалось жизни до сбора. Того требовала процедура ментального ввода, как объяснял Теллур, иначе потом не выйдет поставить ментальный знак. Теллур – мобильный помощник их зоны, или же «умник»; состоят такие из двух частей: элариевый сердечник, а вокруг него ком протоплоти. В сердечник загружается заклинание левитации, да ещё и много других, но самое главное – слепок с ментального тела мага, имя которого «умник» и носит. Протоплоть, изменённая заклинанием, принимает форму его же лица, и получается эдакая живая голова. Для мальчиков «умники», для девочек – «умницы», и Ингеборгу, мобильную помощницу с соседней зоны сбора, Аиртон даже видел. Говорят, что на третьей, заключительной ступени обучения, будут «умники» и «умницы» со слепками с самих Первых – великих магов и волшебниц Первого Совета. Вот было бы здорово! Однако, до той поры ещё учиться и учиться, и кто знает, хватит ли у него, неофита Аиртона, сил…
Общих домов в зоне сбора два, на летней стороне и на зимней. Внутри их не личные комнаты, но отсеки, разделённые перегородками, тянутся по обе стороны длинного коридора. В каждом отсеке раскладная механическая кровать, а ещё стол со встроенной разумной машиной, или ра-мой, как называют их сокращённо. Здесь-то, за столом, Аиртон время в основном и проводит.
И пусть подобных ему, предпочитающих уединение игровым площадкам, не очень много, пусть все, как один, ведут себя тихо, порой даже и от них хочется убежать. К счастью, есть решение и на такой случай: комнаты уединения, расположенные с противоположной, по отношению к игровым площадкам, стороны зоны. Туда-то Аиртон и решил отправиться сегодня утром, именно с уединения начать день.
Странное всё же дело: знать в свои четыре многое такое, о чём не все взрослые-то, наверное, знают, но не помнить при этом, как звали родителей, не помнить их лиц. Всё из-за процедуры ментального ввода? Что-то не верится. А может, он и не помнил их никогда, не видел? Ведь есть же такие дети, которых оставляют в чадо-ящиках, и в этом, как говорит Теллур, ничего страшного. Ну, да, так уж и ничего! Внезапно Аиртоном овладело желание узнать правду, увидеть всё то, что скрыто за блоками памяти. И он узнает, непременно узнает, появилась уверенность, надо только отгородиться от остального мира в комнате. Захваченный ей, необычной этой уверенностью, и не заметил, как добрался до комнат уединения, выстроившихся в ряд вдоль пышной зелёной аллеи. За ногу ухватила живая лоза, и пока отдирал, произошло следующее: одна из крон зашевелилась, раздался треск, затем крик, и в нескольких шагах от Аиртона упал мальчик. Долговязый, но гибкий, весь какой-то стремительный, он тут же вскочил, отряхнулся, выкрикнул звонко:
– Привет!
– Привет, – буркнул Аиртон, – ты чего это тут?
– Да так, – мальчик потёр ушибленное место, – осваиваю левитацию. Пока, правда, не очень выходит.
– Да, не очень, – согласился Аиртон.
– А ты сам-то чего? – неожиданно разозлился долговязый, сжал кулаки.
– А я ничего, – нахмурился и Аиртон, подобрался, – я в комнату уединения иду.
Помолчали, посмотрели друг на друга пристально, но настроение долговязого вновь изменилось: усмехнулся, махнул рукой.
– Да ладно тебе, – сказал, – не кипятись!
– А я и не кипячусь, – буркнул Аиртон.
Мальчик ему не нравился – улыбаться-то улыбается, а веет от него каким-то холодом. Стал вспоминать, видел ли его раньше, но нет, вроде б не видел. Выходит, с другой стороны, с зимней, и здесь появился впервые.
– А тебя как зовут? – спросил тем временем долговязый.
Холода в голосе его и взгляде прибавилось, потому Аиртон насторожился, ответил вопросом на вопрос:
– А тебя?
– Боишься, да? – сощурился тот. – И правильно делаешь, а то я тут двоих уже подловил, Иеронима и Ксана.
– Думаешь, это и правда настоящие их имена? – спросил Аиртон. – Могли же и обмануть, сказать вымышленные.
– Нет, не могли, – покачал головой долговязый, – меня не обманешь.
Аиртон и сам знал, что не обманули, и вопрос задал лишь для того, чтобы позлить. Иероним и Ксан были, как говорится, не разлей вода, с утра и до ночи пропадали на игровых площадках. Оно и понятно, что имена назвали свои настоящие, ибо зачем скрывать-то? Однако, своё собственное Аиртону называть всё равно не хотелось – ну его, этого новенького, обойдётся.
– Ладно, мне некогда, – сказал Аиртон, но не успел отвернуться, как долговязый был уже вплотную, схватил за плечо, развернул.
– Погоди-погоди, – прошипел, – я с тобой ещё не закончил! А ну, говори имя!
Мир стремительно выцветал, терял краски, и когда выцвел весь, где-то справа, в самом углу поля зрения Аиртон увидел прозрачные зубчатые колёсики. Они что-то сделали с ним, как-то изменили, и Аиртон сбросил руку с плеча, повалил долговязого, принялся бить.
– Почему у меня не вышло? – бормотал тот, почти не сопротивляясь, – почему ты не подчинился?..
На аллее тем временем появился Горгий, ещё один постоянный житель летней стороны, и, тут уж спорить не будешь, из неофитов самый толстый. Отсеки их с Аиртоном в общем доме были напротив, даже немного дружили, потому и драку Горгий увидел по-своему: подумал, что бьёт не Аиртон, а бьют его.
– Теллур, – заверещал, – насилие, здесь насилие!
«Умник» появился вмиг, от точки выхода из телепорта протянулся назад шлейф призрачных двойников.
– Прекратить! – громыхнул он, подлетая к дерущимся, – разойтись!
Следом появились два ментальных голема модификации «воспитатель», или ме-га, как называли их сокращённо. От мобильного помощника ме-ги отличались тем, что гораздо проще элариевый блок, зато у них было всё тело полностью. Те, что появились вслед за Теллуром, имели вид двух молодых женщин; тела их, если не считать внутреннего каркаса, полностью состояли из протоплоти; из заклинаний, загруженных в элариевый блок, только защитная магия, никакой боевой. И вот один из ме-гов поднял над дерущимися купол, а другой, разняв, взялся за целебную магию. Аиртон вырывался, кричал, зубчатые колёса всё крутились, крутились, пока не сложились в имя – Фафф. Имя того, кого только что бил…
За тем, что происходило на аллее близ комнат уединения, внимательно следили два мага. Следили издалека, при помощи обозревателей. Один из магов был и крепок, и высок, черты лица грубые. Другой же наоборот, сложения хрупкого, с красивым лицом, с приятной улыбкой, и портил его разве что шрам, протянувшийся тонкой нитью вдоль середины лба к переносице. Перед волшебниками вспыхивали создаваемые магией Ветра экраны, собирались из воздуха, по экранам ползли графики и диаграммы, собирались в узор. Атхлон и Алистер – так звали магов, пара «контролёр – пустотник».
– Ядро превосходное, – сказал Алистер, – обрати внимание на эту и эту линии, – показал пальцем.
– Да, неплохо, – кивнул Атхлон. – Думаешь взять по минимуму, без стихийных?
– Придётся так, – подтвердил Алистер, – по топологии «звезда». Диполь Фаффа и Аиртона, СиП-МЫ и СпП-Я, в центре, остальные лучами.
– Впрочем, да, – снова согласился Атхлон, – стихийную и потом наверстать можно, прогнать на второй ступени в усиленном.
– Тогда решено, – Алистер убрал экраны взмахом руки, – создаём из этих пятерых курию.
[2]
2408 год от Разделения
Квинта Астрала, 20-й день 2-го месяца
Первой сработала ра-ма Фаффа, разразилась громким сигналом, но то был простой звук, без каких-либо примесей магии. Потому избавился от него Фафф быстро – одним сонным взмахом, после чего повернулся на другой бок, снова уснул. Но тут сработала уже ра-ма Аиртона, окатила пробуждающим заклинанием, и пробуждение состоялось. Взъерошенные, друзья подхватились, заметались по комнате.
– А-а-а! – вопль Фаффа.
– Тихо, тихо, – возглас Аиртона, – сейчас отключу.
Жили они в сдвоенном блоке, блок помещался в одном из корпусов академии, академия же находилась в южном секторе Галавы, крупнейшего магополиса северной части Беллкора. Сразу за городом, рассечённая клинком Великого Прямого пути надвое, расстилалась равнина Нибен – место, где академия Галавы размещала свои зоны сбора. То самое место, где Фафф и Аиртон встретились (а как встретились, так сразу же и подрались), то самое место, где была собрана их курия. Одна из многих, конечно, ведь магический сбор идёт круглый год. Курии формируются, объединяются и разделяются, формируются вновь, а заведуют всем этим маги-преподаватели – кураторы.
– Ты ополоумел такое на пробуждение заряжать?! – всё не мог успокоиться Фафф. – Я чуть не умер!
– Так важный же день, – оправдывался Аиртон, – экзамен первой ступени…
Умылись, подкрепились раствором хаомы, принялись лихорадочно натягивать мантии. Пуговицы у мантий не спереди, а сзади, вытянулись вдоль спины в строгий ряд. Фафф, по привычке, попытался застегнуть при помощи телекинеза, но результат, опять же, был привычный – нулевой.
– Застёгивайтесь, заговорённые сволочи, – пыхтел он, – застёгивайтесь, я вам говорю!
– Не ругайся, – Аиртон, успевший наработать в этом деле сноровку, прошёлся по его пуговицам, в пару мгновений все застегнул.
– А зачем нам Она, ещё и с пуговицами эта морока, – не унимался Фафф, – вот ты скажи, зачем, а? Будто и без того мало забот!
Пуговицы Аиртона он застёгивал не в пример дольше, причём одну пропустил.
– Понятно для чего, – вздохнув, отозвался тот, – чтобы научить нас содействию…
Покинув комнаты, пятёрка курии стягивается к телепортационной камере, в куполе которой переливается густым синим цветом ментальный, или м-нейронит. Неряха Ксан, как всегда, с засаленными волосами, да и мантия, вроде бы, не без пятна, от Иеронима, как всегда, душок затхлости, пыли, а Горгий, как и всегда, чем-то хрумчит. Теллур кружит тут же, на лице состроена серьёзная мина.
– Соберитесь, друзья, соберитесь! – то и дело принимается увещевать. – Сегодня первый ваш серьёзный экзамен – экзамен ступени! Следовательно, мобилизация всех сил просто необходима!
– Вот раззуделся, – ворчит Фафф вполголоса, – болванка элариевая!..
Ступеней в курсе обучения три – четыре, четыре и ещё раз четыре года. И каждый новый год, пока продолжалась первая, Фафф надеялся, что Теллура заменят. Однако же не заменили, чему был рад уже Аиртон, ибо успел к «умнику» привязаться. Всё же разные они с Фаффом, очень разные, но на этом в курии, кажется, всё и строится…
– Итак, курия, камера подготовлена, – оповещает Теллур. – Входить строго по одному, иные варианты недопустимы!
– Да туда по двое и не залезешь, – продолжает свою одностороннюю перепалку Фафф, – элариевые твои мозги…
– Хватит уже, – шикает на него Аиртон, – надоел!..
Панель поднимается и опускается, входят по очереди, по очереди перемещаются. Каждый слышит перед телепортационной вспышкой напутствие, переданное Теллуром через внутренние динамики камеры. Все их можно свести к трём словам:
– У тебя получится!
Так пятеро членов курии оказываются у большого, с выпирающими корнями и распростёртыми ветвями дуба, оказываются на полигоне в лесу Вышегор. Невольно жмутся друг к другу, смотрят с благоговением на кураторов, занявших место слева и справа от каменной чаши, закреплённой на постаменте, наполненной до краёв кристально-чистой водой. Атхлон от ребят слева, такой высокий и сильный, что мог бы, наверное, разбить ствол дуба одним кулаком.
– Приветствую, курия! – грохочет он, воздев руку. – Приветствую на завершающем испытании первой ступени!
Алистер пока молчит, крутит в пальцах какой-то полевой цветок, но безучастие это, конечно, никого из учеников не обманывает. «Тонкий шрам на его лбу, – думает Аиртон, – как третий глаз, способный без труда заглянуть и в чувства, и в мысли каждого из нас. И сейчас,похоже, заглядывает, изучает…»
– Как помните, испытание будет комплексным, – продолжает тем временем Атхлон. – Ибо общая магия, или магия Сопряжения, как называли её в прошлом, содержит в себе три дисциплины: магия уровня Сущего, уровня Эфира, астрального уровня. Есть мнение, что общая магия изжила себя, что в ментальную эру в ней больше нет надобности, но то, как я вам не раз говорил, заблуждение! Общая магия – основы, фундамент, и без знания этих основ дальнейшее становление невозможно. Потому не надейтесь на какие-либо послабления с нашей стороны – их не будет!
Под напором тирады Атхлона ребята вжимают головы в плечи, а кто-то даже и пятится, но вот звучит голос Алистера, спокойный и ровный, и приободряются, и вспыхивает в глазах уверенность.
– И не забывайте самого главного, – говорит он, – мы – кураторы, а вы – наша курия. Цель наша не в том, чтобы вылепить из вас свои копии, а в том, чтобы направить, указать каждому наиболее подходящий для него путь. Так, как направили в своё время мир Первые, так, как, продолжая их дело, направляет его теперь Совет.
– Да здравствует Магистан! – гремит Атхлон, – да здравствует магократия!
Вскинув руку, он посылает вверх с перстня заряд, и тот расходится фиолетовым полотном, сквозь фиолетовое же проступают восемь звёзд – алая, тускло-зелёная, оранжевая, синяя, золотая, серебряная, белая и чёрная – соединяются в кольцо.
– Да здравствует магократия! – подхватывают ученики, – да славится Магистан!
Как только умолкают, успокаиваются, Алистер говорит:
– А теперь внимание, курия, приступаем к испытанию. Свои задачи знаете, принимайтесь за них сразу же, как будете перенесены.
Далее отсчёт до первого телепорта, затем один за другим пять переходов, пять синих вспышек. Ментальное заклинание не только переносит на полигон, ещё и разделяет курию на две группы: диада Фаффа и Аиртона и триада Ксана, Иеронима и Горгия. Построено испытание так, что действовать они будут не сообща, а друг против друга.
– Всё же хорошая была идея разбить их на две фракции, – говорит Атхлон, когда настраивают должным образом чашу, превращают в водный экран.
– Хорошая или нет, судить пока рано, – отзывается Алистер, – смотреть будем по результатам.
Посылая один ментальный импульс за другим, он меняет изображение на зыбкой глади – вот вид того, как работает ядро курии, а вот и периферия. Фафф и Аиртон подготавливают ме-га в виде дриады, так называемую «куклу», которой им предстоит управлять при помощи встроенного элариевого блока. Ксан, Иероним и Горгий действуют каждый на своём участке полосы препятствий, подготавливают те самые препятствия и ловушки. От того, сможет ли дриада добраться до конца полосы, и будет зависеть исход испытания.
– Хах, а ментальный-то наш далеко пойдёт, – усмехается Атхлон. – Ты только посмотри, какие вещи наслаивает!
– И даже близко при этом не догадывается, – улыбается и Алистер, – что без поддержки Аиртона ничего подобного у него бы не вышло.
– Ну, всё, «куклу» пробудили, – потирает руки Атхлон, – начато!
– С «куклы» и будем смотреть, – спрашивает Алистер, – или лучше с трёх точек сразу?
– Нет, давай просто с «куклы», – говорит Атхлон, – с остальных точек потом проглядим.
– Хорошо, – Алистер щёлкает пальцами, – зафиксировал.
Дриада, явленная чашей, пробирается тропой испытаний. Тело у неё гибкое, словно молодое деревце, плотно облегающий костюм перехвачен боевым поясом. Кожа (если так можно называть гибкую эту кору) – оливково-зелёная, короткие волосы похожи на мох, а глаза исполнены в виде крупных ромашек. Вот из-под земли поднимается череда шипов, выскакивают один за другим, но дриада без труда преодолевает опасное место, лавирует.
– Ну, от Ксана я многого и не ожидал, – комментирует Атхлон. – Хотя мог бы и что-нибудь более интересное, чем механические шипы, придумать.
– Посмотрим, как проявит себя на финальном этапе, – говорит Алистер, – а так да, первый претендент на замену.
Теперь дриада на краю заполненного зловонной жижей болота, из ладоней вылетают гибкие лозы, цепляются за ветви над головой. С чёрной глади омута поднимаются ядовитые пузыри, но «кукла» умело уходит от них, выпуская лозу за лозой. Таким хитрым образом она и добирается до противоположного края.
– Иероним тоже не блещет, – вздыхает Атхлон.
– Нет, почему, – возражает Алистер, – сам по себе яд неплох.
Дриада уже средь высокой травы просторного луга, на неё наступают живодревы, сыплются игольчатые шары, щёлкают пастями хищные растения. «Кукла» срывает с пояса заряды, похожие на колючие плоды дикого огурца, бросает живодревам под корни, и те остановлены, усыплены проникшим под кору соком. Шары же колючек дриада отбивает, особым образом вывернув руку, а плотоядные побеги душит лозой.
– Вот Горгий неплох, – довольно гудит Атхлон, – по его заклинаниям вопросов нет.
– Да, линейка отличная, – кивает Алистер, – и вся завязана на узор.
Полоса препятствий тем временем подходит к концу, и венцом испытаний – атака на трёх уровнях Сопряжения сразу. По дриаде бьют пушки, усиленные самоцветами, со всех сторон летят изготовленные из камней эфирные големы, готова сбить и растереть в крошку максиформа с жука-древоточца. «Кукла» лишилась руки, во многих местах измята и опалена, но всё же добирается до конца полосы.
– Ты посмотри, как быстро справились! – Атхлон в восхищении.
– Никаких сомнений, – доволен и Алистер, – ядром курии испытание пройдено, а значит пройдено и всей курией.
