Андрей Арсланович Мансуров
Разрешенная фантастика – 2
С другой стороны, иного и не ждёшь от профессионалов.
– Как он, док? – в тоне привычно не было ни напряжения, ни сочувствия. Но доктор знал, что это – не от чёрствости. Просто начальник у них – практик. Отлично понимает, что большего для малыша не сделал бы и лучший хирург. В лучшем госпитале Земли. А сейчас они обеспечили малышу главное – жизнь.
– В-принципе, неплохо. Брендон молодец. Если бы он не удалил рубашку с её швами, или затянул не столь сильно… Лучше об этом не думать. Не знаю – хватило бы у меня нервов, если бы такое случилось с моим сыном… – Лионель снова закусил губу.
– Сколько он ещё… будет спать?
– Ну, думаю, часов десять ему хватит. Я ввёл ему ещё снотворного, чтобы за это время успела прижиться псевдокожа, и спала опухоль. Ну и как всегда, антибиотики. Протекторы. Антидепрессанты. Мало ли…
– Понятно. Хорошо. Спасибо за чёткое прояснение ситуации с… однородной массой. Как думаешь, если бы не жгут – стало бы таким всё тело?
– Вне всякого сомнения. Чёртов токсин и ещё какие-то неизвестные нам ферменты действуют очень быстро. Легко разносятся кровью. Вот: взгляни. – док вывел на экраны мониторов несколько снимков, – Кости пока целы… Это – пока. Но по моим расчётам, часа через два частично растворились бы и они. Эта дрянь заставляет саму человеческую кровь, вернее – её плазму, вырабатывать вещество, проникающее в мембраны клеток, и растворяющее эти самые мембраны. Это – как лавина…
Одна крохотная снежинка вызывает многотонный поток.
Так что, если бы был укушен даже взрослый, через пару часов от него остался бы только кожаный мешок с… мясной пастой. – док дёрнул плечом, – На земле такие хищники, впрочем, давно известны.
Это – почти все ядовитые змеи. С ядом они вводят в тело жертвы ещё и универсальные ферменты, служащие наискорейшему превращению плоти в… Вот такое. Ведь змея не имеет зубов для пережёвывания. Поэтому она начинает переваривание, если можно так сказать, заранее… До заглатывания… э-э… тела.
– Значит, эта штука… чем бы она ни была, питается вот такой… мясной пастой?
– Ну… да. Скорее всего. Позволю себе, предвосхитив, так сказать, Натана, высказать предположение, что у нас в холодильнике гнездо большой осы. Или шершня. Материал уж больно похож на тот, из которого земные осы строят свои колонии.
Но эта оса, похоже, одиночка. Если сканнер показывает верно, – док вывел на экраны новые снимки, – Вот она, в центре. Охраняет кладку. А вот это, – он показал пальцем на правильные ряды внутренних перегородок, – соты. И в них созревающие молодые особи. Вот их-то, судя по аналогии с земными насекомыми, эта оса и откармливает… пастой. А всего, как нетрудно подсчитать, таких юных ос здесь двенадцать.
Керк молча рассматривал чёткий тёмный силуэт, расположенный вверху, в центре.
В самой осе, формой тела действительно очень напоминавшей земного шершня, было на меньше трёх дюймов длины. Правда, на снимке она сидела, свернувшись в компактный плотный шар, выставив ближе к поверхности толстенькое брюшко с силуэтом огромного жала на заострённом заднем торце, и обхватив себя шестью лапами-члениками.
Двенадцать камер, имевших вид шестигранных сот, занимали всю внутреннюю полость «грейпфрута». Между внутренней камерой и наружной стенкой располагалась толстая пористая прослойка. «Как в термосе» – подумалось Керку.
– Лайонель. – раз начальник назвал его по имени, а не как бывало обычно «док», последует серьёзный вопрос. И точно. – Как думаешь, нашим поселениям на остальной части планеты такая же опасность может угрожать?
Надаль не стал мяться, или протирать очки, или раздумчиво мычать. А сказал то, что давно собирался сказать:
– Да, Керк. И опасность очень серьёзная. И – немедленная.
Осы – сезонные насекомые. И раз они приспособились переживать одиннадцатимесячную зиму, значит, они здесь живут по всей планете. И чем скорее мы предупредим Корабль и остальные поселения, тем… безопасней для всех будет.
– Думаю, ты прав. Пусть Натан поработает с рукой и… Хм. Осинником. Сможешь помочь ему?
– Да, смогу. Всё-таки – сорок четыре года практики… – док печально улыбнулся.
– Действуй. Скажи ему, чтоб не обижался – я приказал. Для ускорения работы. Под угрозой – и наше, и остальные поселения. Я – в радиорубку.
Все худшие предположения Брендона оправдались: Шайна была вне себя.
Крик, плач, слёзы истерики… «Как ты мог?! Дерьмо ты, а не отец!..»
Уж в чём-чем, а искусстве унижать и браниться Шайне точно не было равных во всём их Лагере: «Беззаботная скотина! Сволочной геолог, раззява! Испоганил мальчику всю жизнь! И где мои глаза были, когда я согласилась выйти за тебя!..»
Он не пытался оправдываться – так было бы только хуже. Расстраивали его такие скандалы всегда. Однако сейчас – хоть было за что. Он отлично сознавал, что виноват.
Да, не уследил. Планета, конечно, чужая. Рано он позволил себе расслабиться – они ещё не всех опасных обитателей обнаружили. Может, здесь и более страшные виды есть – и сейчас оттаивают…
С другой стороны, разве он не спас малыша? Плевать на руку – чуть ли не четверть жителей почти каждой земной колонии имеют протезы. Такова цена за риск и каторжную работу… На чужих Мирах. Хоть никто и не отрицает огромных зарплат пионеров.
Но – никто не отрицает и действительно колоссальный риск и огромное напряжение, с которыми неизменно связаны первые этапы освоения.
Поэтому, осознавая свою ответственность и вину за потерю руки сына, Брендон молча сносил и самые жестокие упрёки, и пощёчины. И самое страшное – слёзы и стоны бессилья и отчаяния…
Когда через полчаса самый опасный период шторма несколько поутих, он долго гладил вздрагивающую головку, пристроенную у него на могучей груди, и думал не над тем, как Ричард будет осваивать протез, а над тем, что же теперь будет с их Лагерем. Да и всей Колонией.
Если такие штуковины тут во всех пещерах, похоже, на спокойные весну и лето рассчитывать не приходится.
Определить выражение лица за маской было практически невозможно, но пот на лбу дока Натана показывал, что волнуется он куда сильней, чем хочет показать.
Ещё бы. Производить вскрытие убитого формальдегидом насекомого не слишком-то приятно. Особенно такого опасного. Даже несмотря на замораживание для дополнительной подстраховки, он чувствовал огромное, всё нарастающее беспокойство.
А вот док Надаль собран и спокоен. Да, уж он-то повидал на своём веку…
Для него этот мир – третий. На предыдущих двух уже построены капитальные поселения, и число колонистов настолько выросло, что нужен не один доктор, а целый штат. В Центральном Госпитале. Причём – со всем возможным стационарным оборудованием. Натан только с трудом мог поверить, что несмотря на свой огромный стаж и пенсионный возраст док сам вызвался. Добровольцем.
Ну ладно, он – вчерашний выпускник. Молодость, амбиции, перспективы, деньги… и всё такое. А док?..
Между тем вскрытие подходило к концу. Натан диктовал в свисающий с потолка микрофон то, что он видит и делает, док Лайонель не вмешивался. Даже слова за весь полуторачасовой методично-педантичный процесс не вставил.
Зато помощь его в проведении собственно вскрытия трудно было переоценить.
Ножницы в сильных пальцах уверенно разрезали и ломали мощный хитин кутикулы, то есть – наружного твёрдого покрова, скальпель чётко отделял слои и резал органы. Где не хватало сил, они пользовались лазером.
Наконец всё оказалось закончено, и осталось только законсервировать препарированный экземпляр, и гнездовье. Натан не удержался, чтобы не спросить:
– Скажите… доктор Надаль, как вы считаете, наше описание достаточно полное?
– Да, доктор Натан. Вы всё проделали и описали вполне профессионально. Мне было приятно помогать вам. Всё же…
– Да, доктор? – юный учёный почувствовал, что матёрый специалист уже понял что-то важное. Большое и обобщающее, то, что сам он, очевидно, упустил, чересчур увлёкшись скрупулёзным описанием органов и строения тела насекомого.
Да, наверняка он за деревьями проглядел лес. А вот Лайонель – нет.
Ну, у дока Надаля не стыдно и поучиться.
– Всё же я дополнил бы ваш отчёт, если вы позволите, парочкой замечаний.
– Разумеется, доктор! Наверняка я, увлёкшись самим процессом… с выводами…
– Да нет. С выводами и я бы не спешил. Их можно будет сделать, только проведя сравнительный анализ ДНК этой осы с… Местными видами.
– Вы… – Чёрт возьми! Вот уж этого он бы сам никогда… Доктор Гильденштерн остановил руку на полпути к затылку, – Вы имеете в виду, что оса может быть… э-э… не местной?!
– Да, на эндемика она не похожа. – видя вскинутые брови и расширенные глаза, док не спеша пояснил, – Во-первых, посмотрите на жало. Оно очень крупное и прочное. Похоже на жало земных шершней, но… Вот именно – мы же проверили его прочность. По шкале Мооса она приближается к семи. А-а, – извините, вижу, вы не в курсе геологических тонкостей. Твёрдость семь соответствует закалённой стали!
То есть таким жалом наша «приятельница» могла бы пробить даже тонкую жесть, не говоря уже о такой мелочи, как брезент наших комбинезонов. Семь – это, повторяю, очень много.
Далее. Яд чрезвычайно сильный. И специализированный. Вы когда-нибудь слышали о насекомом с ядом как у пресмыкающегося, то есть, змеи? Нет? Вот и я не слышал.
Ну, и наконец – размер. В атмосфере с восемнадцатью процентами кислорода размер насекомых не может составлять больше двух… ну, трёх, сантиметров. Это обусловлено спецификой их дыхалец и трахей. А тут – восемь! Именно поэтому я и настаиваю на анализе ДНК. Ну и ещё…
Ещё я хочу отметить, что уже разведочная экспедиция указала на странную аномалию.
Здесь ни они, ни мы не встретили практически ни одного крупного млекопитающего. Да что там: вообще никаких форм животных, крупнее всё тех же ежей.
Да, ежи тут есть, а травоядных – ну, там, оленей, баранов, свиней, коз, сусликов, мышей, наконец – нет.
И хищников, которые на них охотились бы, соответственно, тоже. Нет ни пернатых, (То есть – птиц типа сов или соколов. Или – хотя бы воробьёв.) ни больших грызунов. Так, несколько видов кротов, лягушки, землеройки… – док умолк, не глядя в глаза Натану.
Тот, впрочем, не оплошал:
– Вы хотите сказать… что эти осы – выведены кем-то искусственно, или… или завезены на эту планету. Чтобы расчистить её от крупных животных и… млекопитающих?!
Теперь док довольно улыбался – коллега не подкачал:
– Именно это я и имел в виду. И теперь с помощью анализа ДНК мы выясним, насколько чужероден организм-агрессор эндемичным формам, чтобы точно знать: он абсолютно чужероден, или создавался всё же на базе какого-нибудь местного вида, и улучшены только частности – вроде прочности и размера жала, и яда!..
Натан покивал. Он уже понял, что матёрый специалист с огромной практикой видит куда глубже, чем он.
Значит, надо тянуться… Расти. Профессионально.
Он кивнул, и приступил к делу.
На изготовлением препаратов ушло не больше пятнадцати минут.
Когда все схемы, графики содержания элементов и аминокислот, и расшифровка хромосом оказались на экранах медицинского компьютера, Натан с нескрываемым восхищением покачал головой:
– Док, не обижайтесь, но вы – гений! Откуда вы так хорошо знаете насекомых? И как догадались?!..
В улыбке Надаля не было удовлетворения. Только самоирония.
– Ах, молодой человек… Если бы через ваши руки прошло столько укушенных… И укушенных столькими тварями… Вы бы смело защитили Докторскую Диссертацию по внеземной токсикологии и сравнительной генетике! Ничего, даст Бог, ещё успеете.
Хотя, впрочем, будем всё же надеяться на лучшее: чтоб ваших укушенных оказалось поменьше.
Командир корабля, полковник Джон Мур, выслушал второй доклад Керка не перебивая.
Он знал, что на выдержку и компетентность начальника Лагеря номер три вполне можно положиться. Как, впрочем, и на всех остальных подчинённых. Трусы, слабаки или глупцы в колонисты не попадают. А уж в руководители отбирают только лучших. И это грамотно: иначе невозможно окажется качественно выполнить ту работу, которой они заняты здесь, и во всех других колониях. Да и попросту – выжить.
Видеоизображения, переданные через спутник связи, полковник тоже рассмотрел внимательно. После чего вздохнул. Голос его, однако, оставался спокойным:
– Значит, эта пещера в четырёх милях от Лагеря?
– Да, не более. Поэтому всё и было сделано так быстро. Мальчик останется, конечно, без руки, но проблема не в этом. Худшее – это результаты исследований.
Они, разумеется, предварительные. И, возможно, я преувеличиваю опасность, но как мне кажется, в данном случае лучше преувеличить, чем недооценить!
– Согласен. – полковник уже просчитал все возможные варианты, и выбрал, как всегда, наиболее безопасный.
Ему, в отличии от гражданских начальников, было плевать на то, во сколько обойдётся любое его действие. Его главной задачей было обеспечить безопасность жизни людей колонии «Нью-Вашингтон», или, по-другому, Краб КР – 3/239.
Поэтому он отдал распоряжение спокойно:
– Отправьте туда двоих наиболее подготовленных, в скафандрах повышенной защиты. Лучше всего – термических. Пусть обследуют пещеру досконально. Если обнаружат ещё гнёзда, пусть уничтожают на месте, из огнемётов. Второе.
Все наружные работы на три дня приказываю свернуть. Те, что невозможно отложить, выполнять с помощью вездеходов, из которых выходить только в скафандрах, или выпускать для работ дроидов. Я собираюсь отдать аналогичные распоряжения начальникам всех Лагерей.
Больше того. Подготовьте всё необходимое на случай экстренной эвакуации. Не хочу никого пугать, но у нас, возможно, более серьёзные неприятности с этими… осами. – полковник сделал паузу, чуть кивнув. Лицо на мониторе перед ним чуть повернулось – так Керк обычно выражал вопрос.
– Да, Керк. Но – пока неофициально: у нас пропала связь с Лагерем пять.
Правда, они предупреждали, что связи не будет три дня. Дело в том, что их фундамент их антенны погрузился в оттаявшее болото, и они собирались перенести её на более сухое место. Однако связи нет уже не три, а четыре дня.
А поскольку они располагаются много южнее, и там полная… Хм… Весна, возможно… Сам понимаешь – конечно, могут быть и обычные проблемы и накладки, но!
Поэтому я через час отправляю туда челнок с командой спасателей, и сообщу сразу, как получу результаты. – полковник повернулся к кому-то в рубке, и что-то сердито сказал. Затем вновь развернулся к Керку, – А ты пока на всякий случай готовься.
Да – не забудь объявить благодарность своему… Вебстеру. Мальчишку, конечно, жаль, но как знать… Может, он такой ценой спасает всех остальных от чего-то похуже.
И вот ещё что, Керк. Конечно, твой док Натан молодец. Да и Лайонелю я вполне доверяю. Но я пришлю к вам Маккаффи. Всё-таки он профессиональный ксенозоолог. С большим стажем и опытом.
Думаю, нам не помешает знать то, что он сможет выяснить.
Натан отодвинулся от стола, и прикрыл рукой рот в маске.
Нет, то, что произошло с рукой бедного Дика, описать для диктофона было явно выше его сил… Спас его от очередного позыва оклик дока Лайонеля.
– Доктор, можно вас на минуту?
Глядя в экран, Натан довольно долго не мог сосредоточиться на том, что тот показывает.
Когда же смысл дошёл до него, он только сказал:
– Гос-с-поди…
Док Лайонель закончил эту мудрую мысль за него:
– Вот именно. Ни следа присутствия фагоцитов. Как нет и ни одного вируса, бактерии, или любых других микроорганизмов, всегда имеющихся в крови… То есть теперь эта тварь действительно сможет съесть… э-э… продукт переработки. И её жизни ничто не будет угрожать! Этот яд, так сказать, универсальный растворитель и дезинфектор… и… И чёрт его знает, что ещё.
– То есть… Если бы эта тварь попала на землю, она смогла бы… Жить и питаться?!
– Да. И смерть от несовместимости с нашими микроорганизмами ей не угрожала бы уж точно. Как и от разницы в составе атмосферы и прочих милых мелочах, обычно смертельных для чужаков-ксеноморфов. И про которые изящно «забывают» чёртовы создатели фильмов-ужасов со всеми этими злобно-плотоядными «чужими» и «циклопами».
Оба помолчали, обдумывая ситуацию. Очевидно, мысли им пришли почти одинаковые.
– Я в такой ситуации… Хм-м… Не слишком уповал бы на консервацию в формальдегиде. Кто знает: если просушить…
– Доктор, вы безусловно правы! Если вы не против… Под мою ответственность, как представителя от биологии. Я предлагаю отделить головы от остального туловища.
Если будет разрушена нервная цепочка от головного мозга, эти двенадцать монстров уж точно не оживут!
– Согласен.
После того, как всё было сделано, доктор Лайонель прямо рукавом утёр пот, проступивший на лбу:
– Об этом тоже нужно быстрее доложить. Это – настоящее универсальное биологическое оружие. И, вероятно, попадания на землю всего одной живой особи будет достаточно…
– Да. Полностью с вами согласен, доктор! И чем скорее…
– И чем скорее там, на земле, начнут разрабатывать противоядие, тем лучше! Всё-таки к инопланетному разуму неприменимы нормы нашей морали. Вдруг им приглянутся и наши тёпленькие уютные планетки!
Доктор Гильденштерн схватился за консоль микрофона экстренной связи, и щёлкнул тумблером:
– Внимание! Вызываю руководителя Колонии номер три! Экстренное сообщение…
Майк Мэнсон и Рупперт Хейнеман весьма деловито спускались по широкому коридору.
Портативные огнемёты приятной тяжестью придавали уверенности, а скафандры с бронелистами и термозащитой хоть и весили немало, зато дышать в них было одно удовольствие: они подавали смесь с двадцатью процентами любимого кислорода, а не восемнадцатью, как приходилось довольствоваться здесь. И хотя, разумеется, всем сделали все нужные прививки, дыхание на Нью-Вашингтоне вызывало затруднения практически у каждого – от детей до пожилых ветеранов.
От входа они удалились уже на добрых сто шагов, когда Рупперт указал перчаткой:
– Смотри! Рюкзак мальчика! Продукты. Значит, это гнездо висело где-то здесь…
– Не обязательно. Просто здесь проход шире, и перекрёсток, – Майк кивнул в сторону бокового ответвления, – Брендон мог его перенести сюда, чтобы обработать руку.
– Да нет, вряд ли. Помнишь – он сказал, что очень спешил перетянуть предплечье до того, как яд дойдёт… Так что можно начинать.
– Хорошо, согласен. Ну что, разделимся?
– Разделимся. Только смотри всё же – поосторожней. Док сказал, что глубина укуса может доходить до сантиметра. А скафандр – всего сантиметр и есть…
И ещё – постарайся не заблудиться.
– Ага, очень смешно. В таком случае и я тебе посоветую: встретишь какую-нибудь пещерную нимфочку, зови меня – так уж и быть, я подержу фонарь. – оба нервничали, стараясь спрятать страх за традиционными шуточками.
Оставив у развилки пакет с промежуточным усилителем, оба двинулись вглубь ходов.
Сезар Родригес, оставшийся у коптера с запасным скафандром, слушал их неудачные попытки острить, без комментариев. Понимал, что отвлекать – опасно.
Он был, как и док, матёрый ветеран: двадцать лет на Проционе ЛД – 2/171. А ещё он сейчас внимательно следил за изображением, поступавшим с наплечных мониторов. Пока ничего подозрительного. Пещера как пещера. Осиных гнёзд не видно.
Инженеры-технологи нервничали неспроста. Док Лайонель лично пришёл проводить их к коптеру, а советы его никогда не бывали неуместными. Да они и сами понимали – лучше подстраховаться, чем быть… Представление о том, что может произойти, они имели чёткое.
Керк посчитал необходимым сразу после происшествия ознакомить всех членов Лагеря номер три со всем случившимся, заодно объявив при всех благодарность Брендону за мужество и профессионализм – так что опасность, с которой можно столкнуться, не явилась бы теперь неожиданностью.
Коридор, широкий и достаточно удобный для прохода вначале, после развилки стал куда уже и круче. Спуск проходил не так гладко, как вначале – даже ребристые подошвы не спасали. На слизистой плесени, покрывавшей пол и стены, они часто спотыкались и даже падали.
Майк, которому достался центральный проход, вскоре обнаружил место, откуда Брендон отбирал образцы: свежий скол ярко блестел в свете мощных налобных и наплечных фонарей, по сравнению с остальной тусклой и как бы матовой поверхностью стен.
Сообщив об этом напарнику, Майк двинулся дальше. Ход сильно сузился, так, что пришлось протискиваться. Огнемёт постоянно застревал, и приходилось то нагибаться, то приседать. Пыхтение его заглушил возглас Рупперта:
– Эй, Майк, Сезар! Кажется, я нашёл то что надо! Не хочу никого пугать, но здесь… минутку… Не меньше шестидесяти-семидесяти осинников! Сама пещерка почти как комната, и они – на потолке.
– Подожди, ничего пока не делай. – отозвался Майк, – Может, там есть ещё ходы?
– Нет, у меня тупик. А как там у тебя?
– Пока пусто. Я уже спустился метров на сто. Лаз уж больно крутой. Нет, дальше точно, чёрт его дери, в скафандре, да ещё с ранцем, не пролезть! Да и сыро здесь – как в брюхе у кита! Вряд ли будут гнездовья даже мокриц… – пыхтение недвусмысленно сказало слушателям, что достаточно плотный Майк дальше не продвинется, – Всё. Дальше – никак. Руп, подожди, я сейчас выберусь, и приду к тебе. Пока не жги их!
В течении десяти минут Рупперт описывал словами колонию белых грушеобразных ёмкостей со смертоносной начинкой, измерял по приказу Керка температуру и влажность в пещере, и всё снимал на видео.
Когда до него добрался, наконец, Майк, всё было закончено.
Теперь два огнемёта заполнили пространство пещеры, действительно напоминавшей комнату, яркими шарами и языками оранжевого пламени.
Температура сразу подскочила до ста с лишним градусов – если бы не скафандры, дышать точно было бы нечем. Басовитый гул климатизаторов перекрывался только гулом рвущихся из сопел огненных струй. Вскоре не то что потолок – даже пол почернел.
Тем не менее оба поливали морщившиеся серые шары кипящими струями ещё добрых пять минут. Как профессионалы, они привыкли всё делать добросовестно.
Керк как раз слушал доклад Сезара о том, что происходит в пещере, когда Лагерь вызвали с Корабля. Лицо полковника ничем не отличалось от обычного, но Риган сразу понял – случилось.
– Внимание, начальник третьего Лагеря. Это официальный Приказ. Экстренная Эвакуация.
Керк, на сборы и консервацию оборудования у вас два часа. Потом придёт челнок. Сейчас я отправил его за колонистами второго Лагеря. Он пока не пострадал, но он южнее вашего, и я считаю, что риска сейчас для них больше.
– Вас понял. Приказ ясен. Начинаю экстренную эвакуацию. – слова Керк произносил автоматически, с отчаянием думая, что, похоже, спасти из Лагеря номер пять не удалось никого.
Тихая и мирная планета, как в кошмаре, на глазах превращалась в смертельно опасную ловушку.
Шайна теперь только молчала.
Благодарность, высказанная Брендону, похоже, превратилась для неё в то же, что и красная тряпка для быка.
В пощёчину. В личное оскорбление.
Брендон тоже не слишком усердствовал в налаживании отношений. Он знал более-менее полно весь набор «программ поведения» своей сексапильной жены. Понять и его, и Джима Тимански, выбор, было нетрудно… Трудно было понять, как первому мужу удалось не бросить её после трёх лет брака, а Брендону – после восьми.
В тесноте челнока, где все шестьдесят восемь человек Лагеря номер три поневоле лежали прямо на полу, обитом мягкой губкой, на наспех набросанных матрацах, разговаривать оказалось вполне возможно – рёв двигателей почти не проникал в отсек.
Но все предпочитали помалкивать. Плакала только Норма – пятилетняя дочь Майка и Вайолет Мэнсон. У неё там, внизу, остался недостроенный старшим братом Бобби замок из песка, и парк для кукол-принцесс…
Остальные почти спокойно перенесли расставание с негостеприимной планетой.
Да и то сказать – десять месяцев зимы с её метелями и сорокаградусными морозами доконают кого угодно. Досадно только, что вот – казалось бы, наконец пришла долгожданная весна, живи, работай, отдыхай в выходные на просторах девственной природы…
Ан – нет. Природа защищена. Причём – защищена от любого вторжения теплокровных существ. Сколько придётся теперь ждать в тесноте страхующего Корабля, ответить никто не может.
И если Комиссия, запрошенная полковником Муром из Администрации метрополии не сможет решить вопрос с глобальным уничтожением дьявольских насекомых, планету, как ни жаль, придётся оставить.
Это понимали все. В том числе и Шайна. Глотая слёзы, она прижимала к груди маленького Дика, сознавая своё полное бессилие, и беспочвенную (как оказалось), но от этого не менее свирепую ненависть (О-о!.. Она была в этом уверена!) к этой подлой свинье Брендону.
Если бы кто мог забраться в мозг Уэбстера-младшего, там он не без удивления обнаружил бы огромную любовь и теплоту к отцу. И… весьма сложные и противоречивые чувства к матери. Не последним из которых был страх.
Совещание проходило в кабинете полковника. Поэтому в небольшой комнате все вызванные лица разместились не без труда. Кому не хватило кресел и дивана, сидели на позаимствованных из других кают стульях, или даже стояли.
Здесь были все, отвечающие за нормальное функционирование Корабля, начальники всех восьми Лагерей, их заместители, и штатные учёные – биологи, химики и врачи.
Курить не разрешалось, так что многие тихо переговаривались и почёсывались, пока не пришёл сам полковник. Все встали.
– Садитесь, садитесь. – полковник быстро прошёл за свой стол, и сел сам. – Я только что разговаривал с заместителем Председателя Совета Директоров. Комиссия вылетает завтра. Значит, у нас они будут… не раньше чем через сорок дней. Если будет принято решение закрыть Колонию, обратно полетим на двух кораблях – нашем, и том, на котором прилетит Комиссия.
Если же Колонию решат оставить, вероятней всего будет принят какой-то план по глобальной зачистке Краб КР– 3/239 от насекомых, названных «Оса Нью-Вашингтона». Другие варианты действий пока не рассматриваются.
Генетические материалы, которые мы отослали, позволят выработать пестициды, поражающие только данный вид. Остальные виды, если я правильно выражаюсь научным жаргоном, эндемичны. И опасности не представляют. – вопросительный взгляд в сторону Алана Маккаффи.
Пожилой учёный кивком подтвердил, не спеша, впрочем, что-либо добавить.
Полковник, свирепо посмотрев на поверхность стола перед собой, и не найдя там ничего утешительного, продолжил:
– Столь длительное совместное проживание на корабле такого класса более семиста человек, инструкциями, насколько я помню, не оговорено. Ещё ни одна Колония не сталкивалась с реальной необходимостью всеобщей эвакуации. Даже на Роханне удалось предотвратить… Хм.
Поэтому приказываю. Начальникам Лагерей – обеспечить равномерное размещение людей в выделенных помещениях. Мы не должны допустить: А. Возникновения эпидемий из-за тесноты, и – Б. Возникновения конфликтов из-за этого же. Господин майор! – Мур повернулся к Посейдону Дарра, своему первому заместителю, – вам поручаю оборудование второй столовой, расширение штата камбуза и составление графика приёмов пищи так, чтобы исключить пересечение этих приёмов для членов всех Лагерей.
Далее. Лейтенант Смитсон, ваш взвод займётся очисткой подсобных помещений палубы «Ц» от законсервированного оборудования и запчастей, для последующего размещения там беженцев из Лагерей… – распоряжения командира Корабля были подробны и рациональны, поскольку отрабатывались многими поколениями Администраторов Министерства Колоний, и Армейского руководства Флота.
Каждый получил свою долю положенных указаний. Записал, или запомнил, в соответствии со своими привычками, и подтвердил, что задача ясна. В любом случае – забывшие, или что-либо недопонявшие всегда могли обратиться к записи: согласно правилам, все Совещания записывались оборудованием «чёрного ящика» корабля, и хранились вечно. Когда же Корабль списывали – дубликат записи передавался во флотский Архив.
Через час с небольшим полковник в последний раз обвёл всех нарочито спокойным взглядом, и получил последний утвердительный ответ.
– Теперь о главном. Я знаю, в связи со спешкой и неразберихой экстренной эвакуации многие не совсем в курсе произошедших событий. Меньше всего мы хотим здесь распространения преувеличенных слухов и глупых домыслов. Такое… недопонимание ситуации иногда ведёт… скажем так: к непредвиденным ситуациям.
Поэтому я хочу, чтобы вы в… э-э… неформальной обстановке провели общие собрания всех своих людей, и довели до них информацию о том, что, собственно, на планете произошло. И почему мы были вынуждены эвакуироваться. – полковник помолчал, ещё раз обведя всех жёстким взглядом. Затем сказав только – «Прошу вас, профессор», откинулся на спинку кресла.
Профессора Алана Маккаффи представлять совершенно не было нужды – присутствие крупнейшего авторитета по внеземным формам жизни на новой планете было его, так сказать, почти «почётной обязанностью».
Неторопливо распрямив согнутую годами и благоприобретённым в десятках экспедиций сколеозом спину, он прошёл к доске, на которой висел старомодный плакат из бумаги, повёрнутый чистой стороной наружу.
Профессор развернул его.
Ручкой он указал на самое на его взгляд, важное из нарисованного:
– Это – жало «Осы Нью-Вашингтона». К счастью, с ним из присутствующих практически никто не сталкивался лично, кроме доктора Надаля, – вежливый кивок в сторону сухопарого ветерана, – и доктора Гильденштерна, – снова вежливый кивок.
– Поясню, почему – к счастью. Прочность стержня этого жала такова, что позволяет довольно легко пробить почти миллиметровую пластину из алюминия, карболита, ситалла, не говоря уже о жести или толстом брезенте.
Поэтому люди, даже облачённые в стандартный скафандр, не могут считаться защищёнными: все четыре слоя легко пронзаются на глубину до одиннадцати миллиметров. А как вы знаете, толщина обычного скафандра не превышает восьми.
Теперь о яде. Нейротоксины, содержащиеся помимо всего прочего в весьма обширном мешке, – Маккаффи показал этот самый мешок, – вызывают чрезвычайно сильную боль. Фактически шок от этой боли полностью обездвиживает ужаленного, делая какие-либо конструктивные оборонительные, или нейтрализующие яд действия, невозможными.
Я имею в виду, – поспешил пояснить своё высказывание профессор, – что тот, кого укусили, не сможет не то, что убить осу, но даже самостоятельно ввести антидот, не говоря уже о том, чтобы наложить жгут на атакованную конечность. Если же укус будет произведён в туловище или голову, спасение…
Не представляется возможным. Во всяком случае, при наших теперешних антидотах, и… Всем прочем.
Помолчав, чтобы слушатели оценили подчёркнуто спокойным тоном сказанные последние слова, Маккаффи продолжил:
