– Ферменты, содержащиеся в составе яда, позволяют в считанные минуты растворить всю клеточную структуру вокруг укуса. Наиболее активно эти энзимы воздействуют именно на клеточную мембрану. При этом поражённые клетки и плазма крови сами начинают продуцировать во всё возрастающем количестве эти ферменты и энзимы.
И таким образом поражение распространяется дальше – на всё тело, со средней скоростью около сантиметра в минуту. То есть, менее чем за два часа всё тело жертвы превратится… Простите… В полужидкое пюре, полностью готовое к потреблению в пищу личинкам и самими осам.
Профессор говорил, вроде, спокойно, однако бледность выдавала его волнение. Все остальные сидели молча, не желая прерывать страшную лекцию обычными в таких случаях вопросами. Положение оказывалось настолько серьёзным, что вынужденное поспешное бегство уже не казалось глупым и позорным.
– О том, что мы потеряли всех, кто жил в пятом Лагере, вы все уже знаете. Мы с господином полковником обсудили ситуацию, и пришли… К решению, что всё же лучше, несмотря на все негативные эмоции, которые неизбежно возникнут, показать вам непосредственно видеоматериалы. Пожалуйста. – Маккаффи кивнул своему помощнику, и включился большой монитор на стене за спиной Мура. Свет погас.
На экране появилось изображение Лагеря номер пять, снятое с довольно большой высоты.
– Это видеозапись с камеры, установленной на новой антенне пятого Лагеря. – пояснил профессор, – Она лучше всего зафиксировала произведённое… нападение.
Камера оказалась ориентирована точно на юг.
Мирную картину обычной работы ничто пока не нарушало. Солнце стояло почти вертикально – вероятно, наступил полдень.
У ворот ангара трое механиков возились в моторном отделении большого гусеничного вездехода. Одна из женщин развешивала бельё на тросах, растянутых между двух столбов с поперечными перекладинами. На пространстве песочницы, укрытой тентом, возились пятеро малышей не старше четырёх-пяти лет, под присмотром девочки-подростка, читавшей книгу, сидя рядом на складном стуле. Остальных женщин видно не было.
Мужчины же Лагеря, вероятней всего, ещё находились в шахте. Её горловина зияла привычно широким чёрным квадратом. Мощные вентиляторы гнали огромные массы свежего воздуха по толстым воздуховодам вниз. Качаясь и вибрируя, бежал транспортёр размельчённой вынутой породы. Здание перерабатывающей её в концентрат фабрики, и терриконы отвалов оставались вне поля зрения камеры.
Внезапно откуда-то сверху, почти отвесно, спикировали несколько сотен словно бы янтарных капель. Профессор, поджидавший этого с пультом в руке, быстро нажал кнопку.
Изображение замерло. Потыкав пульт, Маккаффи укрупнил один из участков.
Капли зазолотились на солнце.
– Атака началась почти точно в полдень. Поскольку нападавшие двигались сверху, да ещё со стороны солнца, заметить их с поверхности до непосредственно момента атаки невооружённым глазом, без приборов, абсолютно невозможно. И не только нам, а вообще – любому существу с нормальным зрением. Поскольку радар Лагеря был отключён, я не могу сказать сейчас, помогли бы тут приборы… Теперь посмотрите вот сюда. – профессор вновь вернул общий план, – Видно, что нападающие придерживаются некоего подобия плана, если мне позволительно высказаться так о насекомых, ведомых «тупым» инстинктом.
Они разделили свои силы весьма грамотно. Не летят, так сказать, всей кучей на самый крупный тепловой объект – подойдя, Маккаффи ткнул ручкой в шахту, – А атакуют пропорциональными силами одновременно все объекты Лагеря. Что это такое – инстинкт, или благоприобретённый опыт, или… Да, я допускаю мысль о возможном дистанционном управлении – в том случае, если удастся найти управляющий Центр, или запеленговать подаваемые извне сигналы.
Пока, во всяком случае, ни органов для приёма таких сигналов, ни самих сигналов не запеленговано. Следовательно, эта гипотеза пока остаётся… недоказанной. Впрочем, на наши действия это никакого влияния не должно оказывать: разумней считать противника способным на принятие самостоятельных решений, отвечающих вопросам оптимальной тактики. Если сравнить с земными видами ос, живущих семьями… Э-э… Впрочем, извините, об этом – позже.
Профессор нажал кнопку, и изображение вновь ожило.
Первыми пострадали мужчины у вездехода. Звука не было, но по судорожным машущим движениям и искажённым страданиям лицам было видно, что «цели поражены». Механики очень быстро оказались буквально облеплены жёлто-золотистыми наростами, и теперь только в отчаянии катались по земле. Широко открытые в немом крике рты заставили всех зрителей заёрзать и судорожно задышать – картина поражала дикой жестокостью: словно тела бьются в пламени, а не от боли укусов!..
Почти одновременно оказались атакованы и облеплены и все дети – кто-то из присутствующих поспешно встал и выбежал, зажимая рот. Зрелище мучений несчастных детей, передаваемое бесстрастным монитором, даже на полковника, уже в третий раз видевшего запись, всё ещё действовало ужасно.
Однако всё это продолжалось недолго: буквально несколько секунд.
Янтарные капли внезапно оставили свои жертвы, и ринулись на выбежавших из домов и вагончиков, очевидно, на дикие крики жертв атаки, женщин, и остававшихся на поверхности мужчин.
Теперь корчащимися на земле телами было покрыто почти всё поле зрения камеры. Спустя опять-таки буквально несколько секунд весь поток солнечно искрящихся и отблёскивающих золотом насекомых, ринулся к жерлу шахты, и исчез в ней.
Однако действие на этом не закончилось.
Из дальнего домика выбежал невысокий мужчина в скафандре, и со всей возможной скоростью кинулся к зданию, в котором располагался пункт связи. Не успел он сделать несколько шагов, как снова сверху, из-за пределов обзора, ринулся ещё поток янтарных капель, и облепил всего человека. Несколько шагов тот ещё бежал. Очевидно, скафандр неплотно прилегал к телу, и жала не могли достать до плоти. Однако атака продолжалась.
Насекомые, которых бегущий мужчина пытался стряхнуть руками перед тем, как войти в дверь, ползали по всей поверхности скафандра. Наконец, судя по тому, как конвульсивно изогнулось тело несчастного, одной или нескольким осам удалось прокусить ткань в области спины.
Конец ужаленного был столь же мучительным, как и у остальных атакованных. Дверь в пункт связи осталась неоткрытой…
Маккаффи выключил монитор. Повисшее гнетущее молчание прервал полковник.
– Этот мужчина в скафандре – доктор лагеря, Дин Федорс, единственный не растерявшийся, и не выскочивший сразу на крики. Однако теперь вам понятно, что и стандартный скафандр не является защитой. Впрочем, извините. Профессор, прошу вас – продолжайте.
– Э-э… Да. – Маккаффи прочистил горло, – Собственно… мне бы не хотелось показывать сцену… э-э… питания ос. Она довольно… специфична. И я бы сказал – омерзительна!
Так что давайте сразу перейдём к видеоотчету, полученному отрядом спасателей.
На мониторе вновь задвигалось изображение. Съёмка теперь велась с чьей-то камеры, расположенной на плече. Мощные налобные прожектора выхватывали из окружавшей темноты то чьи-то ноги, то кусок почвы, то кусты. Перед оператором шагало несколько человек в скафандрах – свет прожектора камеры отблёскивал от баллонов и бело-серых поверхностей защитных костюмов. Было слышно, как люди переговариваются между собой и с командиром челнока: «Как у вас?», «Пока ничего, подходим к зданиям». «Господи!..», «Да это же Кармак!», и далее всё это заглушил приказ лейтенанта: «Всем замолчать! Приказываю – снимать всё! Руками пока ничего не трогать! Повторяю – не трогать!..»
После этого было слышно только несколько отрывочных возгласов, брань, вздохи, да звуки рвоты – кого-то выворачивало прямо в скафандр.
Зрелище на экране казалось нереальным. Диким. Невероятным. Словно воплотившийся в реальность кошмар из фантастического фильма…
Хоть присутствующие попали на свои должности отнюдь не из-за неустойчивой психики, а как раз наоборот, и были подготовлены к тому, что предстоит увидеть, многие из оставшихся в кабинете и сами еле сдерживались.
Вместо тел на земле лежали плоские и растёкшиеся мешки из плоти. В высоту ни один «блин» не превышал пяти сантиметров, разлившись по площади более двух квадратных метров.
Лица некоторых, обращённые кверху, ещё можно было узнать, так как череп ещё не совсем растворился, и кожа обтягивала его тонкой плёнкой. Через особенно большие отверстия – очевидно, укусы – часть плоти вытекла прямо на почву, и блестела жуткой розовой жижей…
Затем, очевидно, профессор вырезал часть записи, так как на мониторах уже была полость шахты.
Теперь перед ними были лужи розовой плоти, заключённые в комбинезоны. Все комментарии заглушал рёв работавших как ни в чём не бывало циклопических машин: проходческие комбайны не нуждались во вмешательстве в свою автоматизированную работу, веером удаляясь от центрального ствола в горизонтальные штреки, и три ручейка добытой породы так и продолжали течь по ленточным транспортёрам к общему конвейеру, тянущемуся наверх.
Поколдовав ещё над пультом, Маккаффи наконец отключил звук. Наступившая тишина повисла почти зримой угрозой.
Тела буквально устилали пол. Камера переместилась.
Над бригадиром, лежащим рядом с центральным пультом внутри застеклённой каморки, бессмысленной куклой застыл склонённый дроид. Эта картина наверняка надолго впечатается в мозг всех – как спасателей, так и тех, кто смотрел в монитор.
Профессор, сам всё ещё под сильным впечатлением от «объекта исследования», поспешил выключить изображение.
– Выживших не осталось. – сообщил он снова, будто остальные этого и так не знали, – Все тела… эвакуированы и заморожены. Вероятнее всего, мы кремируем их после всех… э-э… исследований.
Далее. По поводу ваших… Э-э… сообщений своим людям. Не знаю, какими словами тактичней передать такое. Материалы моего рапорта можете получить непосредственно у меня, в лаборатории. Там я описал всё… Произошедшее. У меня всё. – он внезапно поклонился и прошёл на место. Встал полковник.
– Теперь вы сами всё увидели. И лучше понимаете, почему я приказал провести экстренную эвакуацию. Профессор указал, что диапауза, то есть, период спячки этих… Ос… Позволяет им великолепно перенести в состоянии сна все десять месяцев местной зимы. И теперь они повсеместно… э-э… будут вылетать. В своих гнёздах они ожидают только повышения среднесуточной температуры, уже полностью сформировавшимися.
В-принципе, всё как у земных видов. Но эти куда выносливей. И опасней.
Вероятнее всего предположить, что их отличное зрение и большие крылья позволяют им барражировать, так сказать, в режиме дежурства на значительной высоте, в восходящих потоках тёплого воздуха, ведя активный образ жизни в светлое время всего летнего периода. Только этим и можно, вероятно, объяснить, что отряд спасателей не подвергся нападению – стояла глубокая ночь.
Так что в известном смысле нам повезло. Пятый лагерь был расположен южнее всех, и весна в нём наступила раньше всех.
С другой стороны, если бы не несчастный Дик Вэбстер, и не оперативные и мужественные действия его отца Брендона, я бы, возможно, выжидал ещё день-другой, думая, что перерыв в связи вызван обычными техническими причинами. Это меня ни в коей мере не извиняет, и я уже послал рапорт, с просьбой о моей отставке. Пока она не принята.
Значит, пока я остаюсь вашим формальным руководителем. Поэтому пока вам придётся выполнять мои приказы и распоряжения.
И помните – мы должны обеспечить… Выживание людей.
Оставшись наедине, после того как разошлись потрясённые люди, Мур и Маккаффи неторопливо уселись друг напротив друга за показавшимся теперь таким огромным столом.
Сосредоточенный взгляд полковника внезапно стал ироничным:
– Док. Я смотрю, общение с военными идёт вам на пользу – вы так лихо употребляете термины «нападение», «тактика», «рассредоточение»…
– Уж не без этого… Впрочем, ваше замечание имеет и обратную силу. Вы тоже весьма профессионально отметили «эндемичные виды», «диапаузу», и прочую дребедень из научного жаргона. Так что думаю, и в дальнейшем наше общение будет приносить обоюдную пользу – хотя бы в смысле обогащения словаря.
Полковник, блеснув глазами исподлобья, криво улыбнулся:
– А я надеюсь, что столь плодотворное сотрудничество поможет всё же придумать что-то реально полезное для наших людей быстрее, чем это сделают умники и чиновники из чёртовой «Комиссии»…
Джимми Магвайер, высунувшись из-за угла, подал сигнал. Прижимаясь к стенкам полутёмного коридора, Кайл Вентура и Хэл Барлок прокрались к нему.
– Чисто! – заговорческий шёпот Джимми звучал слишком нарочито даже для него самого. Быстро и по возможности тихо они прошли ещё один коридор. Следующий угол был за Тони.
Однако, хотя он и сказал, что «чисто», это не помешало двери, мимо которой они прокрались, отвориться, выпустив мальчика лет девяти-десяти. И надо же было случиться такому, что этим мальчиком оказался Сэмюэл Престон!..
Личность, в-общем-то, уникальная, и в своём роде даже легендарная.
Во всяком случае, о том, что его любимая игра, превратившаяся в настоящую манию, («Космический суперагент Джеймс Бонд сто семнадцатый снова спасает Мир людей от Заговора злобных Врагов!») перессорила его со всеми несовершеннолетними членами даже своей колонии, знали все дети Корабля. И сейчас чёртов ублюдок, похоже, вычислил-таки их миссию!..
Джимми выпрямился, понимая, что терять уже нечего, и вразвалочку подошёл к Сэму.
– Эй, малец! – в голосе его сквозили неприкрытые злость и желчь, – Ну-ка, быстро! Пошёл назад – к себе!
«Малец», лицо которого расплылось в довольной ухмылке, подленько захихикал:
– Хе-хе-хе… Ага… Спешу и падаю. Идите себе, куда вам надо было, и забудьте про меня! Я здесь, типа, не был! В своём комбинезоне невидимости…
Тут он замолчал, потому что получил маленьким, но жёстким кулаком прямо в солнечное сплетение. Однако если отряд заговорщиков надеялся таким образом звукоизолировать юного проныру, они жестоко ошиблись.
Согнувшись в три погибели, Сэм выдал такой писк, что, казалось, он сорвёт с петель двери кают.
Ну, и конечно, по закону подлости первым на его зов выскочил его старший брат, Энтони Престон.
Энтони на Корабле тоже знали все – уже не только дети, но и взрослые. Досужие кумушки любили повторять, что будь они на земле, первый кандидат в детскую колонию для малолетних преступников – это Энтони.
Поэтому сходу сориентировавшись в ситуации, Тони врезал ближайшему к нему сопляку ногой в живот, а с остальными вступил в очередную упоительную драку, ругаясь почище большинства матёрых космонавтов и уголовников.
– Это уже четвёртый случай с ним за последние тридцать дней. Поэтому, не скажу, что он социально опасен… Но! Я бы, как психолог колонии, рекомендовал его на время изолировать. Хотя бы в виде домашнего ареста. Пусть в его каюте с ним и живут девять взрослых, это всё равно лучше, чем если он будет избивать и дальше всех подростков, «забравшихся на его территорию»!
– Да нет же, док, вы не поняли! – отец Сэма и Тони, Говард Престон, лучший буровой мастер колонии, потел от волнения, но за детей стоял насмерть, даже брызжа слюной в азарте защиты, – Говорю же: те сопляки напали на них первыми! И когда Тони увидел, что бьют его младшего брата, конечно, он вступился! А вы бы не вступились, если бы вашего брата мутызили трое парней, на голову выше, и на пять лет старше?!
– Да, я в курсе, что он «заступился за брата и только оборонялся»!
Я говорю сейчас не о данном конкретном происшествии. Пусть даже он и заступился. Но ведь у этих сопляков, как вы их назвали, есть свои отцы и даже матери… И как вы думаете, какие чувства они сейчас испытывают по отношению к вам и вашему сыну? – Лин Швайгерт, психолог колонии, оставался спокоен. Психология больших коллективов была его профилем ещё при защите диплома, – Вы бы хотели, например, лично с их отцами прояснить вопросы, почему у Джимми сломано ребро, а у Хэла сотрясение мозга второй степени? Или, вот, скажем, сломанный хрящ носа Кайла?.. Им бы вы тоже объясняли, что ваш сын – который, кстати, не получил ни царапины – был во всём прав? А если бы они вам не поверили, вы бы их сами?..
– Ну… пожалуй, нет. – Говард оттянул воротник комбинезона, ставшего почему-то тесноватым.
– Вот именно. Обстановка у нас на корабле и без таких «разборок» достаточно сложная. Да и чего ещё можно ждать, когда так много людей вынуждено сидеть без дела на столь крошечном пространстве! Теперь вы понимаете, в чём наша проблема?
Поэтому мы хотим изолировать Энтони в его же, да и в ваших тоже, интересах. Скандалы, или, возможно, самосуд, или «разборки» в стиле «крутых ковбоев» не помогут нам в поддержании порядка. И, если не дружеской, то – хотя бы спокойной атмосферы на Корабле!
Говард почесал в затылке, глядя уже в пол.
– Д-д-да… док, наверное вы правы. Вряд ли кто ещё на корабле будет рад, если Тони ещё хоть раз кого-нибудь… Я сам прослежу, чтобы он не выходил из каюты!
– Я рад, что мы пришли к взаимопониманию. Такое решение, разумеется, неприятно. Но оно – вынужденное в нашей теперешней ситуации. Так или иначе, до того, как Комиссия решит нашу проблему, Энтони лучше побыть в каюте. И – надеюсь, вы поймёте правильно и то, что возле двери, снаружи, подежурит один из морских пехотинцев?
– Э-э… да. Да. – Говард, насупившись, встал, и попрощался с доктором Лином и полковником.
Когда дверь за ним закрылась, полковник констатировал:
– Плохо. Люди не смогут вечно сдерживаться, живя в такой тесноте. Эвакуация была проведена для спасения их жизни, но теперь когда ей ничто, вроде, не угрожает, у нас «социальная несовместимость», чёрт её дери!
– Джон,– лицо психолога теперь, когда Говард ушёл, выражало крайнюю озабоченность, – «несовместимость», если её вовремя не нейтрализовать каким-либо образом, очень быстро перерастает в неприязнь, ненависть, агрессию, и прямые столкновения.
Боюсь, нам не удастся ограничиться только мальчишкой. Вчера на камбузе подрались две подавальщицы. Их, правда быстро разняли, но… А если в коридорах встретятся матери избитых ребят… Уж и не знаю, что посоветовать такое, чтобы не накалять обстановку ещё больше – хоть расставляй пехотинцев ещё и на всех перекрёстках! Как думаете, полковник, это возможно, если?..
– Да, в принципе, конечно, возможно. Возможно и Комендантский час объявить. И карцер задействовать… Но пока особой необходимости не вижу. Чтобы не накалять, как вы выражаетесь, эту самую обстановку. Вы специалист. Сможете предсказать… э-э…
– …когда наступит кризис? Думаю, смогу. Ведь признаки бури видны издалека. Наши дети – прекрасный указатель проблем. Они понимают, что всем сейчас плохо. Вот и пытаются разрядить ситуацию своими, как говорится, способами и силами. Помните – что сказал Джимми? Они хотели пробраться в кормовую орудийную башню, и выпустить весь наш арсенал снарядов с отравляющими веществами. И наплевать им было, что погибнет всё живое, находящееся сейчас на поверхности… Но они знают из наших же разговоров – мы тогда сможем вернуться. И проблем с пребыванием на корабле не будет.
Доктор Лин смотрел прямо в глаза полковнику.
– Надеюсь, мне не надо объяснять вам, что эти мысли – только отражение того, что думают, говорят и обсуждают взрослые, их отцы и матери?
Многие считают, что вообще не надо было запрашивать помощи и совета! А надо было сразу зачистить планету от всех местных тварей, ползающих, летающих и бегающих! И не было бы вообще никаких проблем!
Полковник понуро кивнул. Колонисты – не солдаты. У них воинской дисциплины нет. И все считают себя самыми умными: он слышал о предложениях применить оружие.
Но…
– Нет. Зачищать планету станет возможно только после решения Комиссии. И тут я сделать пока ничего не могу. Значит, нам с вами остаётся только ждать, по возможности избегая взрывов неприязни и открытых конфликтов.
– Значит, будем ждать. Я сегодня собираюсь снова пройти по секторам. Побеседовать.
– Хорошо. Спасибо, док. Дать вам кого-нибудь в… помощники?
– Нет. Надеюсь, меня пока бить не будут. – док криво усмехнулся.
У входа в столовую Говард увидел Грэхема и Кортни, родителей Кайла.
Линда тоже их увидела, и сильнее сжала руку мужа, за которую держалась. Взгляд, которым смотрела на неё Кортни, тёплым назвал бы только пингвин.
Говард замедлил шаг, и засопел, что всегда с ним бывало, когда он чувствовал себя не в своей тарелке. Поравнявшись с родителями пострадавшего, он остановился.
– Грэхем… Кортни. Мне… действительно жаль, что так получилось. Я… хотел извиниться перед вами и остальными родителями. За Тони.
Если Грэхем промолчал, побледнев и набычившись, его жена наоборот, вскинулась.
Кортни отнюдь не стремилась поддержать на корабле «обстановку спокойствия и взаимопонимания». Сжав крохотные кулачки так, что кожа побелела, она буквально выплюнула в лицо буровому мастеру:
– Засунь свои извинения себе в задницу, ты, волосатая обезьяна! Это ты во всём виноват! Сам его всему научил! Небось, удовольствие получаешь, что твой ублюдок такой крутой и сильный! Ничего, подожди – мы сидеть сложа руки не будем! Уж я-то знаю способ, как навсегда отучить твоего… – вспыхнувшую ссору внимательно слушали все, направлявшиеся в столовую, но никто не торопился развести подальше сжимавших кулаки мужчин, или помочь Грэхему удержать брызжущую слюной женщину.
Однако ситуацию разрядили трое морпехов, быстро вышедших из столовой.
Двое быстро подхватили под руки чету Вентура, и со словами «Вы уже пообедали, пожалуйста, не мешайте другим», буквально потащили по коридору от входа. Оставшийся солдат очень спокойно, только чуть-чуть прикасаясь к их спинам, завёл Престонов в столовую.
Зрители несостоявшегося скандала рассосались как-то очень уж быстро. Возможно, потому что зажужжала моторчиком, поворачиваясь, ближайшая видеокамера.
За столиком в столовой Майк Мэнсон сидел напротив Рупперта Хейнемана.
Однако считалось дурным тоном заговаривать, пока не закончена еда и не выпит кофе. Впрочем, задерживаться дольше, чем на несколько минут после окончания трапезы тоже считалось дурным тоном – скоро начнут прибывать их сменщики. А им тоже нужно будет поесть.
Поэтому Майк, держа пустую чашку, дождался, пока Руп не поставит свою на стол.
– Слышь, Руп… Это правда, что ребята болтают?
– Что – болтают?
– Ну… что у вас в каюте сделали «тёмную» Берджесу?
– Да, правда. И сигареты его с…ные все в унитаз спустили: пусть не думает, что раз он – Главный химик-технолог, значит, можно на…ать на правила и соседей, и курить в туалете! – Рупперт дёрнул щекой, – Уж будь спокоен – ребята постарались на совесть… Не скоро захочет ещё повыделываться!
– Так – что, он сейчас в медотсеке?
– Вот уж нет. Док Надаль смазал его синяки какой-то жёлтой дрянью, и он теперь живёт с поварами. Они, понятное дело, от него тоже не в восторге…
– Наверное, и они не выносят запаха сигарет. Или – «жёлтой дряни».
Оба плотоядно поухмылялись.
В столовую начали заходить люди из другого Лагеря.
Нужно освободить столик…
Комиссия состояла из восемнадцати человек.
Здесь были представители Колониальной Администрации, Флота, Экологического Комитета, Университета Внеземных форм жизни, Министерства Обороны, и, конечно, ООН.
Первое заседание проходило на корабле прибывших. Поскольку это был линкор, помещение конференцзала позволило удобно разместиться всем сорока пяти ответственным и полномочным лицам как Комиссии, так и Колонии.
Заседание открыл лично сэр Джеймс Тэтчер, совмещавший должность Председателя Комиссии, и Председателя правления Колониальной Администрации. Он представил всех прибывших руководству Колонии Краб КР – 3/239 и Корабля, после чего сообщил, что со всеми предварительными результатами члены Комиссии ознакомлены. И если за прошедшие сорок три дня что-либо кардинально изменилось в ситуации на планете, они хотели бы это выяснить немедленно.
Встал полковник Джон Мур. От лица всех колонистов он выразил благодарность за столь оперативное прибытие Комиссии, и выразил надежду, что учёные, входящие в её состав помогут максимально быстро решить вопросы безопасности людей и ре-заселения этой самой Краб КР – 3/239. А полномочные Руководители примут ответственные решения, наилучшим способом решающие сложившуюся к этому часу ситуацию…
На планете за это время ничего не изменилось: радары показывают значительную дневную активность противника, патрулирующего практически всю наземную поверхность планеты стаями численностью от двадцати, до тысячи особей. Средняя плотность достигает десяти-пятнадцати особей на квадратный километр.
Особенно велика активность в экваториальных секторах. То есть как раз там, где сосредоточены наиболее доступные и богатые месторождения. Постоянные разведка и наблюдение ведутся силами беспилотных летательных аппаратов, контролирующих непосредственно атмосферу, и радаров Корабля. Отмечена, к счастью, только дневная активность насекомых. Ночью, вероятнее всего, они спят.
Затем Мур попросил о возможности предоставить слово для общего обзорного доклада начальнику научного отдела Колонии, профессору Лесли Маккаффи.
Сэр Тэтчер соблаговолил кивнуть. Полковник сел, профессор встал.
– Господин Председатель! Господа!.. – если профессор и испытывал «священный» трепет по отношению к высокопоставленным членам Комиссии, внешне это никак не проявлялось, – Насколько я понял, все члены уважаемой Комиссии ознакомились с нашими видео– и письменными докладами. Я всё же хотел ещё раз показать сам процесс нападения на наш Лагерь номер пять, чтобы прокомментировать его в свете полученных нами новых фактов и результатов дополнительных исследований.
Несмотря на смутный гул и двиганье стульев, означавшие со всей видимостью некое недовольство со стороны новоприбывших, профессор вновь прокомментировал видеозапись, окончив её тем, что вывел на экран великолепно выполненную цветную схему – «разрез Осы Нью-Вашингтона».
– В-принципе, если бы не размер, и прочие… как называет их господин полковник, великолепные боевые характеристики, это насекомое мало чем принципиально отличалось бы, по крайней мере, внешним видом, от земных перепончатокрылых. Как нам известно, некоторые подвиды шершней достигают в длину пяти сантиметров, и обладают весьма сильным ядом. Способ питания тоже – хищнический. Только мясом!
Отличий в дыхании тоже нет – вот трахейная система. Только поры в кутикуле сильно увеличены. Головной мозг, подглоточный ганглий – всё похоже на земных ос.
Однако вот, что касается образа жизни и метаморфизма…
У нас есть все основания предположить, что он сильно изменён. Преднамеренно.
Поясню. Земные одиночные осы строят точно такие же гнёзда из бумагоподобной, размельчённой хилицерами, (извините – челюстями) древесной массы. Они так же крепят своё гнездо к потолку… или своду пещеры. – изображение на мониторе показало рядом два гнезда, отличавшихся, на первый взгляд, только размером, – Вот это – земной осы, – профессор привёл латинское название, которое большинство присутствующих просто пропустили мимо ушей, – а вот – местной. Принципиальных отличий пока не заметно, согласны?.. И правильно – их нет. Наши исследования показали даже идентичность способов строительства. Но!
Земная половозрелая оса появляется из-под земли весной следующего года. Местная, – как показывает радиоуглеродный метод датирования – имеет возраст более семнадцати лет. – профессор сердито ткнул указкой в осу, сидящую в центре гнезда, частично выступая наружу. – Здесь мы имеем уже принципиальные отличия. Во-первых, все эти осы размножаются только партеногенезом. То есть – им так называемое «спаривание» не нужно. Во-вторых, столь большая диапауза не характерна для складчатокрылых.
И в третьих. (И это мы считаем основным отличием искусственного нового организма.) Ни одна земная оса не остаётся на зиму возле своей кладки, чтобы охранять и защищать личинок, а вернее, уже полностью сформировавшихся, но ещё не вылупившихся, юных ос с ещё мягким туловищем. И поскольку ей уже семнадцать лет, единственный способ, которым она могла достичь такого – провести глубоко в земле на стадии сна первые шестнадцать (А я напомню – местный год равен двадцати девяти земным месяцам!) лет своей жизни.
Далее. Молодая оса должна совершить несколько кладок весной и летом, с тем, чтобы эти пометы успели запасти питательных веществ в брюшке и закуклиться глубоко под землёй. Наши исследования показали, что до слоя, который не промерзает за десять месяцев, не меньше двух метров. Значит, рыть землю они умеют… И лишь перед смертью, то есть, выждав там, под землёй, семнадцать лет, оса продолжает свой цикл воспроизводства потомства, оставшись охранять своё последнее в жизни гнездо.
Это вкратце о том, что касается образа жизни. Теперь о средствах нападения. Оружии, так сказать. Уникальном и смертоносном.
Вот – это жало. Напомню, что по твёрдости оно превосходит любые из известных нам природных образований. Земной науке пока неизвестны процессы, позволяющие вырастить… э-э… орудия такой прочности. И если бы было возможно некоторые наши инструменты выращивать так же – скажем, в автоклавах, и с помощью вот таких… искусственных животных, это была бы революция в металлургии.
Поэтому нашим генным инженерам изучение этого боевого и промышленного аппарата может дать очень многое. – откровенно до этого клевавшие носом участники совещания зашевелились, – Что же до яда и растворяющих мембраны клеток ферментов – они с технической точки зрения… великолепны. Очень эффективны и действуют чрезвычайно быстро.
Да, – продолжил Маккаффи, видя что внимание аудитории теперь целиком привлечено к нему, (Ещё бы – речь зашла о возможных прибылях!) – никаких сомнений в том, что это существо спроектировано и выведено кем-то искусственно, у нас с коллегами Гильденштерном и Надалем, нет.
Те из присутствующих, кто владеет хотя бы азами ксенозоологии, могли бы и сами прийти к такому выводу ещё месяц назад, когда мы передали уточнённые данные. Вот,– щёлкнув кнопкой, он сменил изображение на мониторе схемой спиралевидной конструкции с кирпичиками-блоками аминокислот, – спираль ДНК нашей осы. А вот, – снова щелчок – пары хромосом. Нетрудно заметить, что если сравнивать с хромосомами земных насекомых – вот они, рядом – отличия просто колоссальные. Во-первых, число – сто пятьдесят четыре.
Столько не набирается и у более совершенных и сложных земных созданий. Во-вторых, – ещё щелчок, – Вот здесь для сравнения даны гены и хромосомы местного эндемичного животного. Это крот. Поскольку в его геноме всего сорок шесть пар хромосом, нетрудно понять, что к фауне этой планеты наша оса уж точно никакого отношения не имеет… Ну, и, наконец, в-четвёртых.