Андрей Арсланович Мансуров
Разрешенная фантастика – 2
Но конечно, ни завтра утром, ни послезавтра, они ещё не раскопали замурованную действительно на совесть секретную штольню.
Это удалось сделать только через неделю, хотя они и работали как проклятые – Парэс за троих, Дамир – за… наверное, всё же полуторых. (Перенапрягаться вовсе не входило в его планы! Как и показывать кретину Парэсу свою истинную силу и выносливость!)
Чем глубже они зарывались, тем более рыхлым становился грунт в круглой яме – цель явно была близка. И, наконец, их усилия оказались вознаграждены.
Вот она – плита, перекрывающая вырытый ими широкий вертикальный колодец, на глубине более пяти ярдов от поверхности. Что это на ней за дурацкая надпись?
Он попробовал прочесть её вслух. Ничего не получилось.
Буквы, вроде, знакомые, а вот язык… Язык, скорее всего, канул туда же, куда и те, кто высек надпись. Дамир грязно выругался с досады.
Удивил Парэс. Он попросил прочесть надпись ещё раз.
О, да, он знает этот язык. Это старо-маснийский. Его мать была маснийкой. Захватили её при набеге, увели в плен, продали, и потом она… Плевать Дамиру на перипетии судьбы давно почившей женщины – переведи, наконец, надпись, тугодум несчастный!
Не понял с первого?.. Ну вот: слушай звучание ещё раз!
Ага. Вот, значит, как. Смерть и проклятье. Древнее Божество. Опасно для всего Мироздания… Ага. А на голову, значит, того, кто посмеет потревожить покой… и так далее. Довольно типичные угрозы, заклинания и прочее в том же духе.
Д…мо собачье.
На всё это ему десять раз наплевать.
Он видал заклятья с угрозами и грядущими карами – куда заковыристей и страшней! Всё это способно остановить только трусов, слабаков, и женщин.
Но трусы, слабаки и женщины и не раскапывают могильники.
Однако чтобы вынуть плиту, им пришлось запрячь всех четверых лошадей, присоединить шесть блоков в полистпас, установить мощную треногу из срубленных стволов на кромке шахты, и самим тоже тянуть – тянуть, как проклятым.
Вот именно. Верное сравнение. Но он понял это уже гораздо позже…
Край плиты, наконец, приподнялся достаточно, чтобы вбить туда надёжную подпорку из цельного ствола, дюймов десяти диаметром, и высотой достаточной, чтобы пролезть человеку. Теперь могучая – не меньше фута в толщину – плита, размером пять на семь футов, была надёжно зафиксирована – не закроется сама.
Свою безопасность и гарантированный отход Дамир ценил превыше всего. Но всё же жаль, что плита оказалась из столь прочного камня – не иначе, гранит! – разбить на части не удалось. И пришлось долбить ломами и кирками окружающую породу, чтобы подвести крючья.
Ну вот, всё и готово. Вот она – вожделенная Цель очередного похода. Сказочные богатства. Легендарные алмазы. Они почти у него в руках… Нужно спускаться.
Почему же он медлит? Что это за новый, незнакомый страх, сковывает его члены такой странной вялостью и истомой? Почему жажда наживы и лихорадка предвкушения не пересиливают, как обычно, все эти глупые предрассудки – насчёт проклятий давно умерших и бессильных теперь, спустя сотни и тысячи лет, обличённых Властью людей и их приспешников-магов?
Он вздрогнул, как от сквозняка.
Что-то есть здесь, всё же, особенное, незнакомое. Инстинкт не подводит его. Внутри таится какое-то Древнее Зло, сулящее неведомую опасность! Оно… Ждёт.
Но что же теперь?!
Бросить всё вот так, и… Уехать?
Уехать, выбив с такими усилиями вставленную подпорку, засыпав с таким трудом раскопанный колодец, и убив ставшего теперь ненужным помощника-свидетеля?
Но для чего же они тогда тащились сюда больше месяца, запутывая следы, продираясь по звериным тропам, заброшенным тысячи лет назад городам, чавкающим болотам, и кормя своей кровью сонмы гигантских комаров?!
Да ведь чтобы вернуться потребуется ещё месяц!
Вернуться пустым? Потратив столько усилий и денег? Потому только, что не хватило духу на то, чтобы всего-навсего – спуститься вниз?.. А как же… его предназначение?
Нет, он не должен изменять самому себе. Это – да, вот это – его подлинная Жизнь! Его выбор. Его Судьба.
Никакие древние Призраки и заклятья не останавливали его до сих пор. Не остановят, даст Мирта, и сейчас… И в будущем!
Он закусил губу. До крови – чтоб почувствовать её вкус.
Ну вот и полегчало.
Сбросив вниз, в непроглядную темноту, хорошо закреплённую за ближайшее дерево верёвку с удобными узлами, он взял у Парэса зажжённый факел, и полез навстречу Судьбе. Он не спешил, но и не мешкал: решение принято, значит – нужно делать!
Спустившись, свистнул Парэсу. На этот раз тот молчал, и не скулил больше, а молча следовал за ним, тоже подогреваемый алчностью, и тем, что хозяин был впереди. Но Дамир чувствовал его страх – так же хорошо, если не лучше, чем свой: крупное тело выделяло и больше пота, который здесь, в тесном пространстве, заметно было особенно хорошо: пах его «напарник», словно настоящий вьючный мул.
Но страх – необходимая приправа к работе потрошителя могил. Он нужен всегда. И он – гарантия выживания.
Ведь те, кто слишком расхрабрился, или утратил чувство бдительности, остаются в таких местах навсегда! Страх, и только страх – не даёт расслабляться, и стократ обостряет все чувства!
У Парэса на двадцатиярдовый спуск ушло минуты три – и пыхтел, он так, словно ворочал жернова мельницы. Теперь, стоя рядом, они огляделись. Да, пространство не слишком-то большое. Но – и не маленькое…
На осмотр первого «этажа» с его семью горизонтальными коридорами ушло больше часа. Затем они спустились в следующий колодец, ниже первого уровня ещё на двадцать ярдов.
Здесь горизонтальных штреков было пять, и они оказались значительно короче. Странно. Было похоже, что синяя алмазоносная порода вынута отнюдь не до конца…
Что же помешало?
Ещё один колодец, и очередной пустой уровень. И ещё!
Хорошо, что он припас верёвки сколько угодно: они взяли с собой ярдов двести.
Однако после пятого, казавшегося поистине бездонным, колодца, забеспокоился и Дамир.
Нет, не в том смысле, что они приближаются к подземельям Мандрата, и стало гораздо теплее, а в том, что придётся возвращаться в верхние этажи, и отрезать лишние концы, чтобы нарастить последнюю надежду – их действительно последнюю верёвку.
Он уже прикидывал, что есть ещё толстый канат с полистпаста. Но за ним уж слишком далеко возвращаться. Сегодня не успеть.
Сказать, что Дамир был впечатлён масштабом, когда они достигли-таки дна, значило ничего не сказать. Но они всё же добрались до него. Верёвки хватило. Хотя последний колодец был не меньше сорока ярдов в первом колене, и ещё двадцати – во втором.
Между колодцами было всего-то футов пятнадцать перехода – их соединяло что-то вроде маленького коридора. Здесь же валялись какие-то совершенно сгнившие доски, бадьи и канаты.
Все предыдущие осмотренные ими этажи вместе не достигали и половины той площади, которая предстала им теперь. А та штольня, которую они осматривали десять дней назад, вообще в подмётки не годилась здешней – её глубина не достигала и трети этой, поистине колоссальной, Пещеры.
Это оказалась именно Пещера – часть её несомненно была природного происхождения. Узкие, извилистые, и явно доработанные кирками для более удобного прохода, лазы и коридоры-трещины тянулись в разных направлениях на многие сотни ярдов от входного колодца – их концы терялись в темноте, рассеять которую жалкие факелы были не в состоянии.
Но сомнения насчёт того, где происходила основная добыча, у него, да и у Парэса, не было.
Невероятно высокая, невероятно широкая – в самых широких местах побольше пятидесяти шагов! – Пещера тянулась как минимум на пятьсот ярдов. То, что даже сквозь это гигантское пространство мерцающим волшебным светом искрилось в её дальнем торце, абсолютно никакого сомнения не вызывало – это были они…
Алмазы!
Воистину, это и есть легендарная шахта Сарасвира Рыжебородого.
Хотя Дамир не возражал бы, окажись она не столь грандиозна, и глубоко расположена… Впрочем, грех придираться.
Они с Парэсом медленно, сдерживая дыхание, двинулись туда – вперёд. По дороге у Дамира было сколько угодно возможностей вспоминать и сравнивать с этой, те, (выработанные до крох, конечно) подобные, древние, и не очень, копи и выработки, в которых он побывал – специально, чтобы понимать, знать…
Такое богатство всегда – неотъемлемая собственность Государства. Усиленно охраняется. Разрабатывается осуждёнными на пожизненный срок. Живыми они отсюда не выходят. Чтоб не вызывать ненужных слухов о…
В запустение такая шахта приходит не раньше, чем вынуты последние следы голубой алмазоносной глины. Так что с видом пустой породы вокруг он знаком отлично. Но что же?.. И почему?
Однако против фактов не попрёшь. Вон, в торце Пещеры явственно проступало ложе мощной алмазоносной жилы. Подойдя поближе, он сначала не поверил своим глазам: вот же они, алмазы! На самом виду! Огромные, и невероятно чистой воды! Как искрятся даже в жалком свете пары факелов, и даже без всякой огранки! И как часто сидят в характерной синей глине!
Почему всё-таки их…
Не забрали?!
Как можно было оставить такое богатство на месте?!
Снова странные подозрения и предчувствия ледяной рукой сжали его сердце.
Он замедлил ход. Остановился. Вздохнул, и сделал шаг… назад!
Парес же, напротив, забыл при виде такого великолепия все свои страхи. Вслух восхищаясь, рассуждая о цене, и причмокивая, он кинулся прямо к стене. Он ласкал и гладил обнажённые камни, говорил с ними, совершенно отключившись от всего окружающего. Он даже стал что-то напевать.
Звуки ли разбудили Древнее Зло, Или прикосновения?
Или – первый Алмаз, вынутый из стены…
Но оно проснулось. Безжалостное, безликое и неотвратимое.
Парес, повернувшийся к нему с особенно красивым камнем в руке, чтобы похвастаться, отойдя на пять шагов от стены, вдруг ойкнул, и отлетел назад – как от невидимой преграды!
Непонимание, растерянность, наконец, дикий страх сменили друг друга на его лице, по мере того, как он ощупывал пространство вокруг себя, убеждаясь, что ВЫХОД для него закрыт!
Что-то совершенно невидимое, но мягкое – упруго, но непреодолимо сопротивлялось могучим потугам его спутника-здоровяка преодолеть странный Барьер, и вернутся в глубину Пещеры. Парэс наконец понял, что это стоит у него на пути туда – Домой, к свету, к людям, к жизни…
Бессвязные крики и призывы о помощи пропали втуне – Дамир и не подумал приблизиться ни на шаг. Он и с ужасом, и с отвращением, но ещё с каким-то затаённым злорадством смотрел… Смотрел на то, как расплачивается за глупость и жадность человек, осмелившийся спустя столетья нарушить древнее заклятье, и прикоснуться вновь к заколдованным камням.
Тщетно могучий мужчина метался из угла в угол – невидимый, но от этого не менее материальный, Барьер перекрывал всю ширину Пещеры, и вверх тянулся, похоже, до её потолка.
Кинжал и факел нисколько не помогали между тем Паресу – они-то свободно проходили сквозь невидимый Барьер. Не то, что рука. Или тело человека.
Его Барьер медленно, но неумолимо оттеснял к издевательски сияющим своей абсолютной теперь ненужностью, роскошным алмазам. Чудовищный Барьер Смерти, похоже, не пропускал только живую человеческую плоть.
Эхо криков Пареса жутко отдавалось в замкнутом пространстве. Менее чем через десять минут туловище его незадачливого напарника оказалось притиснуто к столь вожделенной только недавно, стене. Встретить смерть Парэс предпочёл всё же лицом…
С трепещущим сердцем, но молча, Дамир наблюдал, как из его незадачливого помощника невидимым прессом выдавило по каплям дыхание и жизнь, прижав в самом центре жилы, издевательски сверкавшей своей коварной и жестокой – непреодолимой для любого человека! – приманки в гигантской мышеловке.
По мере того, как плоть расплющивало и всё глубже вдавливало в синюю породу, крики и рывки затихали…
Окровавленная раздробленная кукла – бесформенная груда одежды с начинкой из бывшего человека – сползла на пол омерзительной кучей полужидкого месива. Кровавая полоса осталась на сверкающей стене. Очевидно, пока Жизнь не вышла из Парэса, он не мог проскочить на ЭТУ сторону Барьера… Теперь же он являл собой такую же мёртвую материю, как и камни, алмазы, и одежда.
Присмотревшись внимательней, Дамир разглядел теперь на полу у стены остатки ещё нескольких таких кучек одежды, уже полуистлевшей. Как он ни сдерживался, его вырвало.
Однако больше ничего не произошло.
Боясь поверить в свою удачу и Звезду, он на цыпочках двинулся назад по пещере.
Но прошёл не больше ста шагов.
Теперь настала его очередь убедиться в неумолимости и несокрушимости мягкой и податливой снаружи, но становящейся всё крепче и плотней в глубине, преграды. Преграды, что навсегда отделила его от света дня, от трёх домов, восьми жён, и десяти детей, имена которых он путал… И от беззаботной и обеспеченной старости.
Теперь от Высшей Кары за все разграбленные могилы его ничто не спасёт.
И в его распоряжении лишь несколько часов.
Он опустился на пол и принялся молиться. Не о спасении – в него он уже не верил! – а о своих потомках: хоть бы никто из них не пошёл по его стопам. Никогда.
Дамир был реалистом.
Когда примерно через сутки он убедился, что ничто не поможет ему пройти через страшный Барьер, и до стены осталось не больше пяти футов, он помолился Мирте ещё раз.
Да, он был реалистом. И, случалось, убивал других людей. И использовал их.
Но в мужестве ему никто никогда не мог отказать.
Поэтому, не желая повторять судьбу раздавленных и сломленных мучительной смертью несчастных, он сам, уверенной рукой вонзил верный кинжал себе прямо в сердце.
Он умер всего через несколько секунд.
Поэтому его тело и осталось нераздавленным. Но – абсолютно мёртвым.
И он не узнал, что даже случись такое Чудо, и выберись он из подземелий к выходу, это не изменило бы для него ничего.
Потому что отряд косматых коротконогих мужчин, одетых в грубо выделанные звериные шкуры, уже выбил его подпорку из-под плиты, захлопнув зев штольни, и снова похоронив под грудой щебня колодец к роковой Пещере. Чтоб не позволить, согласно Заветам Предков, древнему Злу выбраться наружу.
И навеки скрыть священное Запретное Место от глаз посторонних…
