Андрей Арсланович Мансуров
Разрешенная фантастика – 2
– Как думаешь, пустят… Переночевать? – Ратибор стал переваливаться и ёрзать в седле, чтобы размять подзатекшую спину.
– Думаю, пустят. – после ещё одной длинной паузы соизволил выдавить Вадак, – Им сейчас любая помощь пригодится. От кого угодно – даже чужака…
Ратибор слегка опешил, хоть и быстро взял себя в руки, и постарался скрыть удивление:
– Вадак! О чём ты? Разве они не от врага-чужака и построили частокол? И разве мы – не возможные враги?
– Хороший ты воин, Ратибор… Но пока – только воин. – Вадак с нескрываемой иронией глянул на спутника, небрежно направляя коня в объезд канавы, пересекавшей дорогу: на более мелкое место протекавшего по её дну ручейка.
На вопросительный взгляд спутника, сдержавшегося только в последний момент, и решившего всё же выждать, и не спрашивать, кудесник пояснил, проехав, правда, не меньше ста шагов:
– Вот мы с тобой видим вдаль, вроде, почти одинаково – ну, аки соколы… Стояли на бугре рядом, смотрели на одно и то же. А что получается? Я – вижу, а ты – нет. А ведь это ты – будущий полководец. Тебе предстоит взрослеть, да ума-разума набираться… Если хочешь всё-таки возглавить своё аника-воинство… Ну-ка, вспомни: чем этот частокол отличался… м-м… необычным?
– Ну… – раздумчиво начал Ратибор, воскрешая в отличной (На что бы там не намекал вредный старик!) зрительной памяти образ деревни-крепости, – Там… Колья немного наклонены наружу, – видя ободряющий кивок кудесника, он продолжил, – Внешняя сторона брёвен явно стёсана – я думаю, чтобы труднее было цепляться за всякие там сучки-неровности тем, кто лезть будет…
А – да! Там почти поверху проходит ещё широкая полоса… жёлтая какая-то… Не меньше косой сажени. И словно чем-то намазана. Наверное, чтобы те, кто долезет до неё – соскальзывали!
– Неплохо, неплохо. – понять, говорит ли старик серьёзно, или опять иронизирует, казалось делом невозможным, и Ратибор заткнулся, сердито кусая губы. Вадак, видя, что спутник замолчал надолго, решил помочь тому с выводами:
– Сейчас мы в ста саженях. Сможешь сказать, что это за полоса?
Из-за поворота возникли массивные ворота с квадратными как бы башнями по сторонам – узкая дорога вывела путников, наконец, на поляну, по всему периметру окружавшую странный посёлок. От тайги частокол, вблизи казавшийся ещё неприступней, отделяло не меньше двадцати саженей тщательно расчищенного от деревьев и кустов пространства. Давешняя полоса в свете последних отблесков зари виднелась плохо. Но напрягши память, Ратибор вспомнил:
– Матерь Божия! Да это ж – хекло!
– Верно. Хекло. И это сразу говорит нам о том, что: во-первых, твари, которые не должны влезть на частокол, неразумны. То есть, не имеют ни лестниц, ни осадных помостов, ни верёвок с крючьями… Зато имеют несколько – не менее двух! – лап с острыми когтями.
Ну а во-вторых. – Вадак приветливо помахал настороженно смотревшим на них часовым обеими пустыми руками, после чего поднял их вверх и вперёд ладонями в знак добрых намерений, – Во-вторых, твари эти, к счастью, не крупнее кролика – иначе могли бы перепрыгнуть такую тонкую полосу. Советую тебе тоже сделать, как я.
Ратибор послушался, и показал пустые руки.
– Мир вам! Будьте здравы и благополучны! – Вадак громко обратился на всеязе к стражникам. Крепкий мужчина, в шлеме и кольчуге совсем как у Ратибора, бывший, похоже, за старшего, ответил:
– И вам – мира, незнакомцы. Почто приехали?
– Нам нужно добраться до Ганича. А к вам приехали просто переночевать. Пустите? Незадаром, конечно… Назовите цену.
– Цену… Ха! Да, я назову нашу цену – если она вас устроит. Вы можете переночевать внутри Ограды, в любом пустом доме! Но – при одном условии… – Ратибор скривился, как от зубной боли – нутром почуял неприятности. И – точно! – Если сегодня в ночь случится набег бокрыс, вы будете сражаться плечом к плечу с нашими мужчинами!.. И – не отступите до команды Бориса!
– Кто это – Борис?
– Борис – наш князь и воевода.
– Он позволит нам ночевать здесь на этих условиях?
– Конечно! Это он их и придумал!
Вадак коротко глянул на Ратибора. Тот еле заметно кивнул.
– Мы согласны!
– Даёте Слово?
– Клянусь Именем! Клянусь Именем! – два голоса звучали уже почти в полной темноте. Солнце село, и на тайгу мгновенно опустилась ночь. Редкие точки звёзд не давали света, даже чтобы найти ворота – но когда одна из створок со страшным скрежетом распахнулась, внутри ждали с факелами два мальчика – повыше, и совсем ребёнок. Сверху крикнули:
– Отдайте коней Зосиме. Он позаботится… И идите за Евпатием. Он проведёт вас к Борису.
Посёлок поражал теснотой застройки. Многие дома словно подталкивали друг друга стенами – чтобы не то поиграть, кто кого перетолкает, не то удержать от падения… Некоторые имели второй этаж, некоторые – словно вросли в землю. Внизу угадывались огромные и капитальные подвалы. Кровли из соломы кое-где сгнили и провалились – давно не чинены…
По прикидкам Ратибора, не больше половины из встретившихся им по дороге домов были обитаемы: в узких и затянутых пузырями коровьих кишок бойницах (Назвать такие окнами – и язык не поворачивался!) многих не светилось ничего – даже отсвета от масляных коптилок. Не то, что в тех, что смотрелись куда веселей, освещаемые снаружи факелом провожатого, а изнутри – мерцающими сполохами.
– Скажи, Евпатий, – мягко начал Вадак. – А князь Борис давно… на княжении?
– Ну… года два. – оглянувшись, ответствовал отрок. Вблизи оказалось, что ему не более семи-восьми лет. Однако страшный шрам пересекал его лицо – от уха до подбородка шёл через щеку прямой, и явно когда-то глубокий, а сейчас заживший, разрез.
– А кто был до него?
– Ну… князь Рогволод, его старший брат.
– А до него? Ты его помнишь?
– Не-е-ет… Князя Пересвета я не помню – мал был.
– Понятно. Мир их праху! – Вадак перекрестился, Ратибор и Евпатий последовали его примеру. – А кто это тебя – так? Бокрысы?
– Да, будь они неладны! Мне ещё повезло… – Евпатий потрогал щеку, и сплюнул. – Пришли! Подождите, странники, я доложу князю.
– Да уж ему доложили.
– Да, Старшой уже посылал Михаила… Но теперь – вы же согласились. И пришли!..
– Верно. Ну, давай! Мы подождём! – тон Вадака казался вполне доброжелательным.
Ратибор и кудесник остались перед дверью, присев на широкую и длинную скамью, явно и поставленную здесь для таких вот ожидающих, да дружинников. Мальчик прошёл внутрь дома.
– Для чего ты спрашивал об именах князей? – не удержался Ратибор.
– Хм. – Вадак даже не взглянул в его сторону, но так повёл плечом, что Ратибору снова стало стыдно. – Выяснил кое-что. Но – не в лоб, а как бы косвенным путём: через догадки. И додумки.
Вот, например, теперь я знаю, поглядев на посёлок, что он – вымирает. Пустых домов больше, чем жилых. И раз уж такой малец, как наш Евпатий вынужден биться с бокрысами, значит – защитников не хватает. Причём – катастрофически. (Ну, это-то я понял ещё из того, что князь Борис рад любой подмоге – здесь не люди главные враги…) А то, что за несколько лет сменилось несколько князей, причём брат сменил брата, а не – сын отца, говорит о… – о чём же это говорило, Ратибор так и не услышал – вернулся Евпатий.
– Князь Борис просит гостей пожаловать.
Князь Борис выглядел ещё моложе Ратибора – ему было не более двадцати. И левая рука у него плетью висела вдоль туловища – словно перерубленная ветвь. Лицо же выражало только одно: сосредоточенную решимость стоять до конца! Сам князь и двое парней-телохранителей настороженно – а четверо дружинников в кольчугах ещё и устало, словно через силу, поднялись навстречу вошедшим.
– Здрав будь, князь Борис и все люди твои! – Вадак поклонился, Ратибор тоже, – Спасибо, что пустили путников переночевать!
Мигающий свет трёх масляных лампадок не скрывал того, что волосы князя, несмотря на молодость, совсем седы. Лоб прочертили глубокие шрамы-царапины – словно кто-то провёл когтистой лапой. Лица парней тоже покрывали шрамы – у первого напрочь отсутствовало левое ухо, у второго багровая полоса пересекала лоб и висок.
– Мир и здравие и вам, путники! – князь жестом пригласил приблизиться, и крепко пожал руки, – присаживайтесь! Прошу разделить с нами трапезу. К сожалению – скромную. Чем богаты, тем и рады.
– Благодарим, за честь и уважение, князь. – Вадак отвечал за них обеих, Ратибор просто ещё раз поклонился, – Ничего, что трапеза скромна. Предложенное от всей души куда слаще, чем даже роскошное блюдо, поданное свысока…
Борис подумал, сверкнул умным глазом. Покивал:
– Ты умён, путник. Да, я предложил вам кров и пищу – от души. И, конечно, как ты давно понял – от безысходности. Мы здесь, на пограничьи, еле держимся. Любая помощь нам сейчас нужнее, чем вода в пустыне за Вилюем. Присаживайтесь же. – он показал здоровой рукой на лавки.
Они сели за стол, оказавшись напротив друг друга – девять озабоченных и угрюмых мужчин в боевом облачении.
Из соседней комнаты вышла пожилая – скорее, даже, старая – женщина с большим дымящимся блюдом. Поставив его в центр стола, она поклонилась.
– Благодарю, Клавдия, – Борис чуть кивнул, – На сегодня вы с Лизой свободны. Можете идти спать.
– Храни господь вашу милость. – старушка перекрестилась, и снова поклонилась. Вышла.
– Прошу, странники. Надеюсь, вы присоединитесь к нашей молитве?
Они снова встали. Князь Борис начал:
– Благослови Господь эту трапезу, что ты нам… – Ратибор тихо повторял со всеми слова, впитанные с молоком матери, отметив, что Вадак не держит, как все, руки на груди. А, сложив их лодочкой, чуть вытягивает вперёд. Однако слова он повторяет со всеми:
– … да пребудет с нами бесконечная милость твоя! Аминь!..
Все снова уселись, разобрали грубые деревянные ложки, лежавшие уже на столе, и приступили к трапезе. Каша оказалась из полбы – Ратибору после дичи, жаренной на костре, она казалась безвкусной и жёсткой – словно недоваренной, и без соли – но ел он с жадностью изголодавшегося волка. Впрочем, как и все.
Пока блюдо не опустело, никто не проронил ни слова.
И только когда все облизали ложки и положили в знак окончания трапезы на стол, Вадак сказал:
– Благослови Господь дом сей и хозяев его не оставь милостию своей… Благодарим, князь.
– Спасибо на добром слове, путник. Жаль, нет хлеба – рожь ещё не собирали. А запасы закончились. Но – у нас ещё хоть что-то осталось, а вот соседи уже варят крапиву и белену…
– Прости, князь за неуместное любопытство. Кто это – бокрысы? И почему ваши соседи остались без припасов?
– Хм-м-м… – князь забарабанил пальцами руки по столу, – Назови мне твоё имя, путник. То, что ты спросил, я могу доверить только другу и союзнику.
Вадак почтительно склонил голову:
– Ты прав, князь. Секреты лучше держать при себе – или раскрывать только тем, на кого можешь рассчитывать в битве… Моё имя – Вадак, сын Соммара. И я уже поклялся помочь тебе, буде возникнет нужда – да ты уж знаешь.
Борис кивнул, взглянув на Ратибора. Тот преувеличенно спокойно произнёс:
– Я – Ратибор, сын Клёна, внук Давида. Я тоже поклялся помочь вам. И тоже помогу, буде надо.
– Благодарю, Вадак, сын Соммара, благодарю, Ратибор, сын Клёна. Ну а меня вы уже знаете. Так вот, чтобы ответить на твои вопросы так, как должно, Вадак, я должен буду рассказывать до полуночи. А всем нам сегодня лучше успеть отдохнуть… Мало ли – луна подоспела.
Но, раз вы согласились, должны, разумеется, знать, с чем нам всем предстоит биться.
Князь взглянул на столешницу прямо перед собой, и чело его затуманилось – словно там, прямо перед его взором, проходила кровавая и отнюдь не победная сеча…
– Бокрысы – это хищные, невеликие собой твари. Видом очень похожи на обычных крыс. Только больших. Но когти у них – твёрже стали, а зубы – словно у волка! И уж больно велики эти зубы и когти для таких мелких созданий. А размером они сами, наверное, с доброго зайца. И весят примерно так же…
Однако вот есть их нельзя – мясо жёсткое, чёрное, воняет мертвечиной и… мочой. В трудные годы, когда зерно не успевало вызреть, или мы – собрать его, мы пытались… Но так и не смогли приспособиться есть их. Они, аки вороны, или сороки – несъедобны. Может, ядовиты – тех, кто пробовал всё же проглотить, почти тут же выворачивало наизнанку – не к столу буде сказано.
Так что приходится убивать их, и сплавлять вниз, по Лане – это наша река. Потому что закопать всех убитых – невозможно. – Князь вздохнул, словно вспомнив горы трупов бокрыс, уничтоженных за долгие годы набегов, и уже бодрее поднял взор:
– Зато мы нашли средство, что надёжно убивает их. Все наши стрелы и лезвия мечей обмазаны соком папоротника… Мы называем его Иванов куст. Так вот – одной капли его довольно, чтобы даже большая бокрыса сдохла. Так что вопрос к вам, Вадак и Ратибор – стрелять умеете?
Ратибор подбоченясь глянул на Вадака, тот усмехнулся:
– Изрядно, князь! Ратибор так вообще – сойку бьёт влёт с сорока шагов…
– Отменно! Если… э-э… Ладно. Дадим вам добрые луки и полные колчаны. А уж если дойдёт дело до ближнего боя – рубите, как никогда! Убить бокрысу так, чтоб уж не очухалась, можно только двумя способами: или соком, или – отрубив голову!..
В тесной каморке, что выбрал Вадак, на полатях лежали два отличных тюфяка, набитых старой, но ещё не сгнившей соломой. В свете крохотной масляной коптилки, что оставил им Евпатий, Ратибор придирчиво осмотрел давно нетопленную печь в полкомнаты, затянутые паутиной прокопчённые углы, и низкий, просевший в середине потолок с почерневшими балками:
– Вадак! Почему мы – здесь? Ведь те три первые комнаты были уютней и больше!
Вадак тяжко вздохнул, как делал всегда, когда был недоволен спутником, или его сообразительностью. Затем спросил:
– Может, заметил, нет ли в крепости ещё выходов?
– Заметил, конечно! Кроме ворот, через кои вошли – ни единого!
– Ну и какое же из жилищ мы выбрали?..
– А-а!.. Вон оно что… Я понял – ближайшее к выходу. А заодно – с тюфяками.
– Точно. Здесь мы и подремлем, пока… – он неодобрительно глянул на Ратибора, собиравшегося было стащить кольчугу с тела, – Пока, говорю, нас не разбудят!
Ратибор вернул кольчужную рубаху на место. Помянул всех святых. Спросил:
– Почему ты так уверен, что нас разбудят?
– Парень… Если ты до сих пор не понял – в моих словах тебе пользы не будет. Ложись и спи! Нужно, чтобы глаза отдохнули, и привыкли к сумраку…
Ночь будет лихая!
Набат разбудил их ближе к рассвету.
То, что скоро рассветёт, Ратибор понял, выскочив наружу – в воздухе уже стоял тот неповторимый предрассветный запах, который нельзя описать, а можно только почувствовать.
По всему посёлку шло быстрое целеустремлённое движение: мужчины бежали к воротам, женщины – на стены по лестницам, занимая места на широких помостах. Что взрослые женщины, что девочки одеты были как мужчины – в широкие прочные штаны и толстые сапоги, но вот кольчуги заменяли рубахи из кожи. Наверху уже стояли малыши с факелами, и лежали брёвна, валуны и связки стрел.
– Скорее, чужеземцы! Может, успеем до того, как они выберутся!.. – давешний Старшой страж ворот подбежал к их дому.
Ратибор и Вадак уже были готовы, и прихватили оставленные им мощные луки с костяными накладками, и по огромной запасной вязанке стрел – в дополнение к туго набитым колчанам.
Бежали быстро. Впереди – Борис с самыми крепкими ребятами-дружинниками. Вадак с Ратибором оказались в середине, за ними бежали совсем мальчишки – лет девяти-десяти. Но – тоже с луками и колчанами. Факелы, которые несли многие, давали странные отсветы на широкую и ровную, явно давно и капитально расчищенную, дорогу, и тайгу, превращая всё в какое-то мистическое действо: словно вернулись гролды, и свершают ритуальный бег перед очередным жертвоприношением…
Бежать оказалось недалеко: меньше, чем через пять минут они оказались на месте.
Ратибор раскрыл рот. И – снова закрыл.
Грандиозность открывшейся взору картины потрясала воображение.
Они стояли на кромке гигантского карьера. Здесь, как и у тына, широкую полосу земли вокруг чудовищной ямы расчистили от деревьев и кустов. По четырём сторонам почти полуверстового кратера горели огромные костры – их зажгли на высоких помостах, сложенных явно специально для таких целей. Горели огромные смолистые стволы, горели ветви, политые – Ратибор чуял знакомые запахи! – смолой и маслом. Высота пламени кое-где достигала пяти-шести метров.
В свете костров неплохо были видны стены и дно огромной, круто уходившей в недра земли, воронки. По краям её шли словно уступы – титанической спиральной лестницей они огибали весь периметр. А высота «ступеней», как прикинул Ратибор, достигала двадцати, и поболе, саженей.
И вот по этим «ступеням», кипя внизу, словно бурное штормовое море, двигалось, текло, пытаясь выплеснуться вверх, что-то чёрное. Злобное. Чужое. Готовое крушить, кусать, рвать всё, что встретиться живого…
Убивать.
Уж это-то он чуял – как, наверное, и Вадак, молчаливо взиравший, как хищные и блестящие в багряных отблесках костров белизной зубов и зловеще посверкивающей чернотой глаз твари, лезут на спины друг другу, чтобы образовать живые пирамиды, и выбраться из тесноты чаши наружу – к тайге, и всему, что лежало за ней.
Не к месту Ратибор подумал, какой страшный и великий подвиг молчаливо творят тут Борис и его люди – охраняя остальной Край от чёрной напасти!..
Бокрысы всё прибывали! Они потоком лились из чёрного провала на самом дне гигантской воронки, и упорно строили в пяти-шести местах живые полуконусы, плоской частью прислонённые к наиболее покатым местам откосов, стараясь по телам соплеменников преодолеть высокие и, похоже, человеческой рукой подправленные, неприступные скалы, что оказались под тонким – не более десятисаженным – слоем земли с корнями и глиной, что находился над скальными уступами.
Тут к людям Бориса прибыло подкрепление – ещё с двух сторон кратера набежали такие же сосредоточенные и грозно выглядевшие люди с оружием и факелами. Злобные выкрики и чёткие действия указывали на фанатичное желание сражаться, и защитить селения с родными-близкими…
Бокрысы двигались молча – но было в их целеустремлённости и быстроте что-то неотвратимое, мерзкое, нечеловеческое: жажда уничтожать, разрывать на части, впиваться когтями и клыками в чужую плоть!.. Это ощущалось наверняка и всеми людьми.
Только теперь Ратибор обратил внимание на шесть высоких вышек с горящими наверху кострами, и выставленными на окружающих эти башни чуть пониже помостах, постами. Яму явно всё время стерегли, и чуть что – будили всех окрестных жителей. Несколько помостов из могучих стволов, обшитых сверху тёсом нависали и прямо над ямой, выдаваясь над пустотой вперёд саженей на пять-шесть – очевидно, чтобы удобней стрелять.
Однако больше в подробностях ему рассмотреть ничего не удалось: бокрысы добрались до предпоследнего уступа в сотне шагов от них, и Борис громовым голосом отдал команду.
Ратибор побежал вместе со всеми. Не добегая шагов тридцать до пирамиды, приостановился, забравшись ещё с тремя лучниками на выступающий помост – позиция отличная, видно неплохо. Прибежавшие сунули факелы под ещё несколько ближайших помостов с ветками и валежником, несколько факелов полетело прямо на ближайший уступ, где тоже были навалены груды веток и валежника: вскоре пламя занялось, и масло и смола, треща и застилая ночное небо чёрной копотью, отлично осветило стену карьера, и стремительно поднимающуюся по ней массу живых тел.
Бокрысы строили живую пирамиду споро и согласованно – словно их вёл инстинкт. Или – руководил кто…
Решив, что лучше не будет, Ратибор, до предела выгнув тугой лук, метнул стрелу в самую середину основания живой лестницы. Он мог бы поспорить, что пронзит не одно чёрное тело!..
Там, куда злой осой вошла стрела, сразу что-то подалось, и почти достигшие верхней кромки твари на самом пике живой насыпи резко съехали вниз шага на два, и покатились с верхушки живыми осколками.
Однако пока Ратибор накладывал новую стрелу и целился, верхушка с карабкавшимися телами снова отвоевала потерянные было сажени высоты. Он выстрелил снова. И снова.
Теперь стрелял не только он – стреляли все воины, равномерно вставшие по периметру штурмуемой кромки. Но снизу всё прибывали и прибывали чёрные тела – Ратибор краем глаза заметил другие пирамиды: первую – в ещё сотне шагов, вторую – в трёх сотнях. Туда побежала часть людей Бориса, и ещё кто-то из прибывших соседей. Пирамиды начали проседать, но всё равно упорно продолжали расти…
Затем Ратибор заметил Вадака. С помощью ещё троих воинов тот подкатил к краю уступа огромный, почти круглый валун. Когда его перевалили через край, он со скрежетом и омерзительным шелестом пронзил ближайший конус бокрыс, с глухим чмоканьем достигнув дна уступа, и совершенно развалив саму пирамиду. Люди заорали, радуясь и только что не прыгая… Пирамида стала вновь расти. Ратибор продолжил стрельбу – в колчане ещё оставалось стрел двадцать.
Затем он увидел, что на верхушку почти готовой пирамиды Борис и его люди скинули горящие брёвна, облитые смолой и маслом. Эта пирамида тоже проосела до основания, но тоже – снова стала быстро расти, чуть сдвинувшись в сторону от бушующего пламени…
Затем одна из пирамид достигла-таки места, с которого можно было лезть по корням и земле. Пришлось побежать туда – и стрелять, стрелять! Пирамида зашаталась, и снова осела.
Подоспела подмога – скатили ещё один валун. Однако к этому времени бокрысы, успевшие залезть на откос с землёй, пользуясь когтями, добрались по корням до кромки кратера. Несколько дружинников Бориса рубили их мечами, Ратибор, вздохнув поглубже, и сощурив глаз, снял пару особо больших меткими выстрелами. Оскалясь в предсмертной агонии, твари полетели вниз – на своих всё прибывавших собратьев.
К этому времени число врагов, штурмующих нижние ступени вдруг упало: они перестали вытекать из чёрной бездонной дыры на самом дне. Борис что-то закричал – как понял Ратибор, как раз и сообщал о том, что подмога у врага закончилась.
Поэтому Ратибор, даже не останавливаясь утереть обильный застилающий глаза пот, продолжил выпускать стрелы туда, где враги теснились особенно плотно – в основания громоздящихся конусов, и с удовольствием понял, что те больше не растут.
Вскоре враги применили другую тактику: теперь они не строили шесть-семь конусов по всему огромному периметру карьера, а пытались перегруппировать силы и прорваться только в трёх-четырёх местах – где число их было побольше, и можно было рассчитывать достичь верха уступов. Похоже, кто-то всё же руководил ими!..
Теперь скатывать на головы врага брёвна стало легче.
Ратибору пришлось ещё два раза перебегать на другую позицию – в ста шагах, и в полуверсте от первой, откуда бокрысы отхлынули, и снова – стрелять, стрелять…
Наконец стало видно куда лучше – занялась заря. Да и конусов осталось всего три… Они уверенно таяли под выстрелами сбежавшихся людей, и брёвнами. Затем конусов стало два… Один.
Затем пирамиды остались лишь на нижних уступах, и стрелять туда стало неудобно. Да и бессмысленно – полчища чёрных тел по мере восхода солнца вдруг кинулись вниз – к спасительной темноте. И скрылись в дыре, откуда только недавно изливались, словно лавина.
Однако теперь от них, убегавших, остались лишь жалкие струйки – несколько сотен!..
Ратибор прекратил стрелять – впрочем, как и все. От рассыпанной горкой под ногами связки стрел оставалось еле-еле штук тридцать…
Победный клич огласил окрестности. С восходом солнца стало видно: поле боя – за ними!
Подошёл Борис.
– Благодарю за доблесть и отвагу! – князь своей здоровой рукой крепко прижал Вадака, а затем и Ратибора к груди, – Сегодня ночью вы показали, что отличные бойцы! Эх, нам бы ещё сотни две таких… Не хотите остаться, и помочь в следующий набег? Мы бы… – он тяжко вздохнул. – Впрочем, простите. Ведь вы – путники. А нам и заплатить-то, кроме гостеприимства, нечем…
– Большей платы с тех, кто с нами поделился последним хлебом-солью, и вообразить нельзя. – раздумчиво сказал Вадак, – Но князь… Если ты расскажешь, откуда взялась здесь этакая напасть, мы, быть может, останемся. И даже – постараемся помочь избавиться от лиха.
– О! – Борис действительно был поражён странным, но смелым решением, – Благодарю, Вадак и Ратибор! Вы – настоящие бойцы и мы вам благодарны… Но вот насчёт – избавиться…
Впрочем, чего нам терять – расскажу, коль вам интересно. Авось и правда – что придумаете. Как говорится, одна голова хорошо, а две… Или даже три – лучше!
Правда, предлагаю вначале всем позавтракать!
На завтрак Клавдия сварила всё ту же полбу. Но теперь к ней была и отварная репа, и квашенная капуста. Однако Ратибор, поглощавший пищу так, что за ушами трещало, всё равно чувствовал нехватку хлеба: без него, родного и привычного, насыщения как-то не ощущалось.
Пятнадцать дружинников, принимавшие сегодня участие в завтраке, свободно помещались за длинным столом. Теперь, в свете вставшего солнца, длинная комната из нетёсаных брёвен и закопчённый до черноты потолок уже не вызывали чувства беспросветной тоски и безысходности.
Да, с сожалением подумал Ратибор – раньше-то, видать, княжеского войска было поболе… И состояло оно не из сопливых мальчишек, и стариков-полуинвалидов.
Взрослых и крепких воинов Ратибор насчитал только четверых, тех, что и сидели с ними в первый вечер. Видать, остальные ночные бойцы – обычные крестьяне-пахари. Вынужденные отстаивать свой кров и жизни близких.
Закончили трапезу вместе. Князь встал:
– Благодарим Господа за хлеб-соль наши… Уборку начнём через час.
Дружинники разошлись. Клавдия собрала опустевшие блюда, и протёрла столы тряпкой.
– Прошу сюда, – князь указал на места справа и слева от себя, – Вот и пришло время беседы…
Ратибор с Вадаком приблизились, и снова сели на почерневшие от времени засаленные лавки.
– Первые бокрысы начали появляться в наших краях лет десять назад, – князь сложил руки перед собой на столе, правой подвинув левую. Выглядело это страшно. Ратибора пробрала дрожь.
– К счастью, появляться они могут, похоже, только из пещеры в Чёртовом Котле. Наш Род, да и Родимичи, и Кривичи, обосновались в этих лесах лет… э-э… восемьдесят назад. Это значит, при моём пра-прадеде Жнивко. Ну а Котёл-то этот и раньше существовал – он стоит так с незапамятных времён. Его, кажется, и время не трогает… – князь помолчал, отведя взгляд от лица Вадака, и снова вперив его в столешницу.
– Первые бокрысы не могли выбираться из воронки – скальные уступы очень отвесные… Ну, вы видели! – оба странника покивали, – И мы тогда не слишком обеспокоились. Нечисти здесь хватает – что гарпий, что волкольвов… Да и водянки. А тут, вроде, мелкая напасть. Да ещё – в яме.
Так что когда лет восемь назад они хлынули лавиной, и стали громоздиться вот как сегодня – друг на друга, мы вначале растерялись… Хорошо, хоть большая часть оставалась в Котле – не успевали вылезть до восхода солнца. Солнца они боятся – оно их слепит. Так что если не спрячутся в лесу в какой-нибудь норе – бери их хоть голыми руками: почти ничего не видят.
Зато ночью – спасу нет! Лезут во все щели! Кусают и грызут всё, что движется! Вот поэтому у нас ни кур, ни коров, ни даже коз нет – поели. Так что пришлось нам завезти собачек, да повыкурить тех гадов, что повылазали-таки, да попрятались, из всех берлог-щелей. Как раз к очередному набегу и управились. А тут – нате! Начинай всё с начала!..
Дед мой, Хорпаха, созвал на Совет соседей, и предложил сделать так, как вы сегодня видели – то есть, к каждому нападению готовиться, и не выпускать бокрыс из Котла.
Соседи ещё три луны кобенились – дескать, много возни, да кто тогда пахать-сеять будет… Вот когда пахать-сеять бокрысы стали мешать, тогда за ум и взялись только!..
А бокрысы – они как волкольвы. Нападают из укрытия. Правда, только ночью. И – большой толпой. Чтобы численный перевес, значит… Так что приходилось пахать-сеять только засветло, а на ночь не оставаться в поле, как мы всегда делали раньше, а укрываться за стенами. А поля у нас – далеко. И расчищать тайгу трудно.
А когда бокрыс стало много, они и у тына городищ стали громоздить пирамиды! Кривичи пострадали от такого штурма больше всех – у них съели не только всю скотину и живность, а и человек сорок…
Вот тогда– то мы и начали строить сторожевые башни и помосты. Запасать к очередному набегу дрова. Стрелы готовить – штук по двести на воина. А главное – снова перебили всех, кто выбрался из ямы. Жаль только собачек… Их не уберегли – сдержать, если уж учуяли, невозможно: уж больно они бокрыс-то… – князь глянул на свою руку, и замолчал надолго. Видно, не мог равнодушно вспоминать лихое время. И горечь от потери близких.
Вадак вздохнул. Затем поднял взгляд с руки Бориса на его лицо:
– Скажи, князь… Почему бокрысы не двинулись дальше – в тёплые земли?
– Хм… Вот уж не знаю – никогда об этом не думал. Они, вроде бы, не могут жить долго. Мы даже находили их сдохшими, вроде как от старости. Десятками. Но – не дальше двух-трёх вёрст от Котла. Словно бы они не могут отойти от него далеко. А если отойдут дальше какого-то расстояния – умирают. Сами.
Вадак как будто удовольствовался этим объяснением. И задал другой вопрос:
– Бокрысы плодятся там, в пещере Котла?
– И этого тоже – не знаю. Но то, что их с каждым разом всё больше – точно! Скольких бы мы не убили, их словно не уменьшается там, в этом чёртовом пекле!.. – князь закусил губу.
– А… Вы сами туда не пробовали спуститься? Посмотреть – что и как?
От таких слов князь даже вздрогнул – хотя усомниться в его храбрости было невозможно!
– Не-е-ет! Вниз-то мы спускаемся: ну, когда трупы тварей убираем… А если не убрать – так умереть можно: вонища страшная! Как в преисподней! Да и бокрысы тогда… Лезут прямо по трупам – им так легче пирамиды свои проклятые громоздить!
Но вот в пещеру… Нет – точно никто не совался! Ни мы, ни соседи. Просто… – князь покачал головой, и глянул снова Вадаку в глаза, – Страшно. Да и не для человека такая смерть – сгинуть от когтей и зубов поганых в пещере адовой!.. Утащат внутрь – даже похоронить по обрядам нечего будет. – ненадолго воцарилось молчание.
Нарушил его Вадак:
– И что князь, говоришь, каждую полную луну?..
– Да, Вадак, сын Соммара, каждое полнолуние – снова лезут! Только-только успеваем приготовить дров и новых стрел – а твари тут как тут!..
– А… От яда папоротника они быстро умирают?
– Да, почти мгновенно. Впрочем, если попасть обычной, несмазанной стрелой в сердце – тоже. Мгновенно. А так – ран они почти не боятся. Могут бегать с отрубленными лапами, рваными ранами…Вот поэтому-то мы и стараемся – отрубить сразу голову. Или уж – разрубить пополам!..
– Благодарим, князь. Мы узнали всё, что хотели. – Вадак выразительно глянул на Ратибора, и тот, хотя и не понял того, что в ответах удовлетворило интерес кудесника, согласно кивнул.
