Андрей Арсланович Мансуров
Под игом чудовищ. Книга 2
Третий и четвёртый убийцы, переступив через труп, вбежали вместе: очевидно, посчитали, что так им будет сподручней! Но сподручней оказалось лорду Айвену: удар скамьёй пришёлся сразу по двум телам! И пусть не по головам, но ломаемые рёбра так и затрещали! Вот теперь раздались и крики: отряд напавших явно был возмущён «нечестностью» жертв!
Змеёй проскочив в неосвещённый коридор, пригнувшаяся к самому полу леди Маргарет поспешила воспользоваться ситуацией: стоявший за притолокой лучник, явно собиравшийся сделать шаг и выстрелить в проём, оказался в пределах досягаемости! Она не стала ждать, пока он сообразит, что за фурия на него выскочила, а сразу вонзила мизерикорд в место, где шея соединялась с подбородком, направив удар вверх, в мозг: увидела, что человек в кирасе и каске!
Лучник после этого стал неопасен, тоже завалившись под ноги, теперь уже старавшемуся выйти на оперативный простор лорду Айвену, да и хорошо: потому что в неё уже целился ещё один лучник, стоявший на ступенях, ведущих вниз, в общий зал. Пришлось, как ни хотелось, метнуть в него и мизерикорд.
И пусть она не убила чёртова труса, попав в предплечье, но выстрелить прицельно он не сумел – стрела ушла в потолок! Ей оставалось только прыгнуть вперёд, и, схватившись за перила обеими руками, подошвами сапог, что приготовил для неё лорд Айвен, наподдать в прикрытую кольчугой грудь!
Растерявшийся и не успевший ничего сделать болван загрохотал по ступеням вниз, испуская вопли не то – боли, не то злости. Тут пришёл в себя и поднялся снова на ноги тот идиот, что огрёб кадушкой, но им занялся выскочивший наконец из комнаты лорд Айвен. Церемониться он с убийцей не стал, а просто вонзил в нижнюю часть торса тому меч – почти по рукоять! Ну и правильно: а то по пояс тело тоже оказалось прикрыто кирасой!
Леди Маргарет, решив, что они не в том положении, чтоб позволить себе красивые и благородные жесты, вонзила в пах того, кто получил скамейкой, и сейчас стоял на четвереньках, шипя и ругаясь вполголоса, нож, а скорее – настоящий тесак, выдернутый ей из ножен того типа, что до этого ждал с луком у косяка. Шипение сменилось диким воплем, второй пострадавший от давешней скамьи тоже попытался наконец встать – до этого он изволил валяться на полу, свернувшись клубочком, охватив себя руками, и поскуливая, словно побитая собачонка. Не вышло у него ничего.
Леди Маргарет рубанула наотмашь удобно вмещающимся в ладонь тесаком, до половины перерубив шею повернувшегося спиной труса. Извергая фонтаны крови, тело грохнулось оземь – теперь уже навсегда.
Открылась ещё одна дверь коридора, и в проёме нарисовалось перепуганное чёрное лицо. Леди Маргарет оскалилась и замахнулась, собираясь метнуть тесак, но быстро остыла: в свете едва тлеющей масляной лампадки обозначился вышедший: угольщик. Вытаращенные глаза пучились на неё так, словно собирались выскочить из орбит. Бедняга. Он-то тут уж точно ни при чём. Поэтому леди позволила себе «успокоить» любопытствующего:
– Вернитесь к себе. Всё в порядке.
– Это вы называете – порядком?! – это возмущённый протест выразил уже лорд Айвен.
Леди Маргарет повернулась к нему:
– Вовсе незачем впутывать, и тем более убивать совершенно невиновных посторонних! Пусть они и оказались свидетелями вашей жестокости!
– Моей жестокости?! Моей?! – она поспешила подмигнуть ему, и лорд Айвен закрыл снова открывшийся было рот, и заткнулся. Леди Маргарет вновь повернулась к бедолаге-свидетелю:
– Послушайтесь доброго совета. Если хотите жить – вернитесь к себе. И запритесь до рассвета. Ну, идите уже. А то я не поручусь за терпение своего разъярённого спутника.
Угольщик, до этого только моргавший с открытым ртом и переводивший взор с неё на лорда Айвена и обратно, наконец внял предупреждению. И очень быстро «удалился», захлопнув дверь. И загромыхав щеколдой.
Но леди Маргарет не успокоилась до тех пор, пока не спустилась вниз, и лично не убедилась, что прокувыркавшийся с лестницы ублюдок сломал шею: такого страшного предсмертного оскала, как позднее признал и лорд Айвен, они не видели никогда!
Но это случилось уже потом, когда они, спешно переодевшись, и по настоянию леди Маргарет поснимав подходящие трофейные штаны с тех, кому они уж точно понадобиться больше не могли, покидали неприветливый трактир. Камзол с мужчины подходящего размера она прихватить тоже не забыла. Свой шикарный когда-то, а сейчас превратившийся в потрёпанную грязную и пропитанную конским потом тряпочку, женский наряд леди Маргарет всё же с крюка в стене сняла, захватив на всякий случай с собой: вдруг пригодится?
Трактирщик, то ли напуганный устроенным им тарарамом, то ли получивший должное предупреждение, или порцию адекватных угроз от нападавших, из своего закутка даже носа не высунул.
Поэтому они с чистой совестью отбыли, даже не заплатив за ночлег. Который таковым, как сердито заявил лорд Айвен, назвать нельзя было даже с большой натяжкой. Леди Маргарет поспешила с ним вежливо согласиться.
Однако в сарае, где они забирали и сами седлали своих лошадей, лорда Айвена разобрало:
– Миледи! Не сочтите за дерзость… Я-то, балда этакая, думал, что это я буду вас спасать и защищать! А вы…
– Ни слова более, лорд Айвен. И не вздумайте никому рассказывать о случившемся. Я предпочитаю сохранять образ красивой и изысканной жеманницы. Изнеженной и абсолютно неприспособленной к тяготам этого бренного мира. Это, знаете, способствует. Решению жизненных проблем. Вот например: влюбились бы вы в меня, зная, что я не моргнув глазом, могу убить или безжалостно добить пятерых здоровых воинов – профессиональных убийц и бойцов?
Некоторое время молчание нарушало только недовольное пофыркивание седлаемых лошадей и скрип шевелящейся на ветру входной двери. Потом лорд Айвен решился:
– Вы уж простите, миледи, но в вас такую я влюбился бы… Ещё безоглядней!
Леди Маргарет тяжко вздохнула, подкатив глаза к потолку: ну что с этим идиотом делать?!
Ох уж эти мужчины! Кто их поймёт?!
Когда лорд Айвен попытался двинуться дальше, по дороге в направлении Лории, леди Маргарет удивила его, если только такое было возможно, ещё сильней:
– Милорд! Нам не туда.
– То есть, как это, миледи?! Мы же, вроде, спасаем вас от смерти?
– Спасаем-то мы конечно спасаем… Да только способ и путь мы выбрали, как мне кажется, не те.
– Не понял. Просветите?
– Легко!
Она рассказала ему, какие мысли пришли ей в голову, когда он «спасал» её из лап наёмников. О том, что, как она думала, королева вовсе не хотела убивать её.
– Но что же тогда вы думаете о… Произошедшем?!
– Думаю я, лорд Айвен, что неверно оценила характер и волю своей повелительницы. Она не то, что не хотела убивать меня… А не хотела убивать меня там, в Клауде. И, главное – не хотела, чтоб его Величество даже краешком сознания заподозрил в моей смерти или бегстве, её. И просчитала она ситуацию, надо признать, чётко.
Она хотела, чтоб весь двор знал, что я сбежала с влюблённым в меня мужчиной, предпочтя его – королю! А это, согласитесь, сильный аргумент против меня, как первой фаворитки. И, разумеется, наших тел не должны были найти: думаю, если вернёмся сейчас по этой дороге, легко найдём место, где ещё пара-тройка сообщников копают могилу в смёрзшемся грунте леса! То есть – мы бы с вами отлично «замели следы», и предавались своей пылкой страсти… Где-то далеко от Тарсии.
Поэтому.
Мы с вами, милорд, как это не неприятно, сейчас найдём этих сообщников. Лук, доставшийся вам как трофей, имеется, колчан тоже. Вы их застрелите. – она сделала жест рукой, видя, что он хочет возразить, – Без колебаний и морализаторства, типа, что нехорошо убивать безоружных и беспомощных. Они – не безоружные и не беспомощные. Они – профессионалы. Наёмники. А наёмники знают, на что идут.
Так вот, после того, как мы их закопаем, мы двинемся назад в Тарсию.
Нас там сейчас точно не ждут, и мы легко проедем сельскими дорогами до Милдреда – в объезд любимой столицы. А уж от Милдреда до твердыни лорда Хлодгара мы как-нибудь доберёмся. Заправляет там всем сейчас, насколько я знаю, лорд Жорес.
А уж с ним-то я, смею надеяться, смогу договориться.
Потому что мне сейчас сильнее всего на свете хочется сделать как раз так, как не желала, чтоб я сделала, её Величество.
Хотя бы – назло!
Не говоря уж о пользе для здоровья.
– Но как?! Как вы догадались обо всём этом?! Вы – я это видел! – уже были готовы и к встрече со шпионами-подсадными, и с наёмными убийцами!
Она снова воздела очи к небесам, вздохнув. Но потом подумала, что ничего страшного не случится, если она и правда, скажет:
– Догадалась я на самом деле тогда, когда вы показали мне вашу лапу с так называемыми «похищенными из шкатулки» драгоценностями. Так вот: придётся мне вас, мой милый похититель, разочаровать. Вы в них не разбираетесь. А я – да.
Поэтому сразу увидела, что это не золото и бриллианты, а – позолоченная медь и стразы Звароффски. Так что её Величество нагло провела вас, милорд капитан.
То есть – она знала, что вы попытаетесь запастись средствами при бегстве. Для нашего существования. А фамильных драгоценностей ей лишаться вовсе не хотелось – никто не гарантирует, что наёмники вернут их ей: просто скажут, что не нашли при трупах. Ещё вопросы будут?
Он молча покачал головой.
Очнулся так же, как и лежал в начале – голым и трясущимся от холода. Но когда посмотрел на руки, чуть не завопил. От радости, понятное дело!
Руки – мои.
Но такие, как действительно были в тридцать лет: жилистые, крепкие, с гладкой и упругой кожей… И – ни единой синей прожилки! Гос-споди!.. (Прости, что помянул всуе.)
Ощупываюсь и весь: молодое плотное тело, ни морщинки, ни даже шрамов, которые привык видеть на животе и бедре… Сработало, стало быть.
Тут слышу, как щёлкнуло: по звуку – запоры колпака.
И точно: он откидывается. Сам. Гляжу туда, наружу: все мои десять молодцев пялятся на меня во все гляделки, а кое-кто даже рот раскрыл.
Встаю, выбираясь наружу. Пользуюсь ступенькой. Спрашиваю:
– Долго машина работала со мной?
Сержант, пооткрывав рот, и подведя глаза к потолку, решается:
– Около часа, милорд. Или чуть больше.
Неплохо, чтоб мне провалиться.
И тут до меня дошло!
Вот ведь наглая стерва – обманула, выходит, этого бедолагу лорда Бориса. Да и его теперешнего начальника – лорда Дилени.
Потому что не то, что «управлять» и «направлять» их в блужданиях по подземельям, типа, куда им идти, но и просто – адекватно мыслить в «ремонтируемом» виде – абсолютно невозможно!
Но кто же тогда, и правда – направил роту диверсантов прямо в этот подвал?!
Ладно, меня эти игрища не касаются. Пусть лорды сами разбираются со своей супер-красавицей… И тайными потенциальными союзничками.
Только вот версия о том, что наглая врунья была «жертвой», и «хочет отомстить», как-то… Мягко говоря, бледнеет. Ну, или, говоря совсем уж честно – попахивает!
Но пора бы от абстрактных мыслей переходить к конкретным действиям. Я жив и здоров. Но ещё не свободен. Изображаю замедленность реакций и движений: жалобно стенаю, и разминаю, вращая и массируя, все суставы:
– Проклятье! Словно всё занемело, пока лежал там!
Ладно, нужно одеться. Где мои вещи? Ага: здесь. Лежат, как я их и побросал, неаккуратной кучкой. И, конечно, никто и не подумал обыскать их на всякий случай… Или хотя бы разложить сушиться: всё так грудой и навалено. А хорошо. Потому что не обнаружили, значит, того, чем я собираюсь…
Первую иглу я выпустил из духовой трубки в самого здорового на вид бойца. Смутно помню, что зовут его Питер. Он удивлённо схватился за шею, почувствовав укол, но, вероятно, посчитал его за укус блохи. Поэтому ничто не помешало мне выстрелить в шею второму и в лицо что-то заподозрившему и уже открывшему было рот третьему. Четвёртого, уже полезшего за мечом, удалось уложить вытянутой ногой, для чего пришлось метнуться на пол, и сделать оборот вокруг своей оси, поддев его под коленки стопой. Застигнутый врасплох балбес так хряпнулся о каменный пол копчиком, что больше хлопот с ним не было – так и лежал, дико воя, матерясь, но не делая попыток встать!
После чего малина кончилась, и пришлось всерьёз отбиваться мечом, выхваченным у тоже упавшего к тому времени на каменный пол, Питера. Сержант меня поразил: не стал ничего командовать, или помогать своим, а просто кинулся со всех ног на выход.
Ну уж дудки! Мне совершенно ни к чему, чтоб этот сообразительный (Никогда не поверю, что такой человек может банально струсить!) малый рассказал обо мне, и, главное – моём новом облике! Метнул поэтому в него кинжал, но так, чтоб попасть в затылок не остриём. А рукояткой.
Рухнул бедолага на пол, как подкошенный. Я к этому времени успел зарубить только двоих бравых, но таких медлительных и неумелых (Ну, в сравнении, конечно, со мной, тренированным и коварным!) горе-охранников. Ещё трое какое-то время пытались оказывать сопротивление, но я быстро загнал их в угол, и лишил возможности сопротивляться: первому отрубил руку до локтя, второму перерубил ногу, третьего оглушил ударом меча плашмя по голове. (Вот повезло, что внутри подвала, да, собственно, и замка, все они ходили без касок!) Хлопот с ним после этого не было.
Ну вот и готово. Не зря, стало быть, устанавливал «тонус мышц» на «max», а реакцию – на «fast». Молодец машина, всё сделала от души.
Чуяла моя …адница, что не повредит и использование древнего токсина-курарина. Но тут спасибо племянничку – баловал, доставал мне коллекции «сушённых тварей» из всяких заброшенных, да и не заброшенных, музеев. Природы. Вот шкурка одной лягушки мне и пригодилась: я-то знал, что столь яркая, «кричащая», окраска кое о чём свидетельствует. В частности о том, что её хозяйку лучше не трогать! Насколько помню, аборигены-индейцы просто тёрли свои стрелочки об эту самую шкурку, да поражали ими своих жертв. А что? Очень удобно. И безопасно.
А ещё я озаботился научиться на всякий случай быстро и метко стрелять из духовой трубки: и это вовсе не было «невинной» забавой. Которой предавался только в спальне, недоступный для взоров моих бдительных стражей там, в подвалах Клауда.
Словом, нет в моих привычках ничего такого, что можно было бы рассматривать лишь как праздную забаву, или смешное или нелепое хобби.
Всё рано или поздно окажется нужным и полезным.
Вот теперь я действительно оделся. Потому что, как ни крути, двигаться и сражаться в костюме Адама удобно, а вот ходить – холодно. Приказываю раненным:
– Сидите здесь. Зажмите раны. Перевяжитесь, у кого в карманах есть бинт.
Пришлось повторить, но уже после того, как очередной стрелкой утихомирил бедолагу с копчиком – а то его вопли заглушали мой голос. Ну, завозились, закряхтели мои раненные. Хорошо хоть, орать как резанные тоже перестали: боятся. Оно и правильно: с моим новым лицом мимика у меня должна быть вполне выразительная. А что самое главное, все эти вопли пропали даром. Уж слишком далеко подземелье с машиной от основных помещений замка. Надёжно спрятана древняя реликвия!
Пока два раненных придурка действительно помогали друг другу перевязаться и остановить хлещущую кровь, я подошёл к сержанту. Похлопал по щекам. Побрызгал водой из бадьи, стоявшей в углу. Потряс за грудки.
– Вассерманн! Да сержант же, чтоб вас!..
Он что-то промычал. И разлепил глаза: один, а затем и второй. Хорошо. Продолжаю легко удерживать его на весу, перед собой:
– Сержант. Я не собирался убивать вас и ваших людей. Те, кого я поразил из духовой трубки – не мертвы. Просто парализованы. Через часок-другой очухаются. Если б остальные не кинулись на меня, и они остались бы живы. И целы. Сравнительно.
Ну а теперь…
Теперь поделюсь с вами кое-какими своими соображениями.
Машина, как мы выяснили, работает. И я не буду её портить или выключать – пусть воспользуется и его Величество. Или ещё кто-нибудь, кого сир Ватель посчитает достойным… э-э… ремонта. Или омоложения. Включать её вы уже умеете. Но!
Положение королевского, пусть даже и привилегированного, узника меня более не устраивает. И я собираюсь просто отбыть отсюда, переодевшись в костюм одного из ваших людей. Куда именно – я сообщать не намерен. А сейчас, уж извините, мне проблемы не нужны.
Поэтому вам всем, и даже раненным, придётся побыть… – достаю снова свою духовую трубку и стрелочки, – Парализованными. Пока я не удалюсь отсюда на…
Безопасное расстояние!
Сволочей, оставленных копать яму-могилу, нашли легко: они и не скрывались, работая в свете факела. И не их вина, что первыми к ним подобрались вовсе не те, кого они ожидали. Посопротивляться они, правда, не попробовали: реалисты, мать их. Прикинув расклад сил, сразу бросились бежать, даже не пытаясь воспользоваться стоящими кучкой лошадьми. Но пара пущенных меткой опытной рукой стрел настигла их даже в дебрях леса, где, казалось бы, можно легко скрыться за частоколом стволов…
Леди Маргарет подъехала на коне к тому, кто ещё подавал признаки жизни: ему попало в область повыше таза. Печень? Да: об этом ей сказала и почти чёрная кровь, лужей растекающаяся под телом. Несмертельно, стало быть. Но только – пока.
Потому что с таким кровотечением он не протянет и часа.
Она спешилась. Привязала повод коня к какой-то ветке. Подошла. Встала над человеком, помолчав, и глядя в смотрящие с ненавистью глаза. Затем опустилась на колено, и вынула из ослабших пальцев припрятанный в складках одежды кинжал. Сказала:
– Выкладывай. Кто ваш наниматель. И умрёшь быстро. И не больно.
Человек не придумал ничего лучше, как грязно выматериться, и плюнуть ей в лицо. Она даже не стала утираться: вонзила кинжал по рукоять ему в ляжку. И провернула там. Она чуяла, конечно, что лорд Айвен, тоже подъехавший и уже слезший с коня, в шоке. Но благоразумно помалкивает, остановленный её взглядом.
Через полминуты, когда почти затихли вой и вопли дикой боли, она подняла кинжал снова, показав его окровавленное лезвие лежащему на спине:
– Считаю до пяти. Потом – вторую ногу. А затем – в пах!
– Прошу вас!.. Пожалуйста, миледи! – ага, он уже вспомнил, как вежливо обращаться к дамам! – Не надо! Пощадите! Я… Я всё скажу, что знаю! Это ведь не я, а Деррик! Деррик договаривался с нанимателем! – лежащий задыхался, и по расширившимся во всю радужку зрачкам она видела, что ему и правда, чертовски больно!
– Говори.
– Я не… Не знаю, как её зовут, но она, ну, то есть – наниматель – женщина! И Деррик всегда, когда упоминал о ней, говорил, что нас это не касается. И нам лучше не знать! А деньги не пахнут!
– На твоём месте я бы всё-таки постаралась конкретней вспомнить об этой женщине: кто она может быть! – леди Маргарет подбросила на руке кинжал, ловко заставив тот сделать два оборота. Отсветы от факела на полированном лезвии поиграли искрами на лице лежащего. Если он не был впечатлён до этого, то уж тут-то – точно!..
– Да, да, миледи… Он… Она… Это… Я так понял, что это – самая главная леди! – лежащий попробовал хитро подмигнуть, но лицо исказила гримаса боли, – Ну, вообще -Самая главная! И её имя нельзя говорить вслух! И даже упоминать о ней. Иначе… – он показал характерный жест, проведя ногтём большого пальца по шее, – Она сказала, что болтунов найдёт везде!
– Понятно. – Маргарет не видела смысла спрашивать больше ни о чём, но…
– Где деньги-то?
– Тут. Тут деньги… Наши, когда пошли к вам, не взяли их с собой. Аванс – в седельной сумке Деррика.
– Хорошо. Помолись. Я обещала, и сдержу слово. Тебе не будет больно. Скажешь, когда будешь готов.
Он закрыл глаза. Потом губы зашевелились. Потом… Потом он открыл глаза. Поморгал, избавляясь от непрошенной слезы. Смотрел он вверх, прямо над собой, а её теперь словно и не видел. Сказал, ни к кому, как она поняла, конкретно не обращаясь:
– Прости, Господь. Не смог я вырастить мою малютку. Мою маленькую Абигайль.
Прости, доченька…
– Сколько её лет?
– Три. Ей три года… – он явно изо всех сил сдерживал рыдания, а на краешке рта появилась кровь. Близка, стало быть, его смерть.
– Где она живёт?
– В Лории. У моей старшей сестры, Элизабетт. А мать её умерла. Чума.
– Улица, дом?
Он ответил.
– Обещаю. Твою долю денег за… нас, я твоей сестре отдам. Если буду жива. Готов?
– Да. Да, ваша милость. Прощайте.
– Ну, прощай и ты. – она вонзила кинжал прямо в сердце – под грудиной по центру, направляя остриё к шее. Знала, где это самое сердце находится, и знала, как сделать, чтоб рёбра не мешали… Он раскрыл было рот, но замер, так и не издав ни звука. И спустя несколько секунд словно застыл, расслабившись и накрепко примёрзнув к земле…
Его остекленевшие глаза она закрыла сама.
Поставить снова переключатели тонуса мышц и скорости реакции из «максимального» снова в среднее положение я перед отбытием из подвала не забыл. Как не забыл и переодеться в костюм, а вернее – униформу воина, подходивший мне по размеру. Свои ценные и полезные мелочи рассовал по карманам, и припрятал за пазухой.
Каска, конечно, не может особенно хорошо греть в зимнюю стужу, но Тарсия – маленькая. И поэтому тут армейское начальство вынуждено беречь буквально каждого воина: шерстяная шапочка внутри стального головного убора оказалась очень даже тёплой. Кальсоны и тонкий армейский свитер я, понятное дело, тоже надел. Как и шерстяные носки. Сапоги оказались великоваты – да и ладно. Так куда лучше, чем когда они малы. По-крайней мере можно натянуть, в случае чего, ещё одни носки. Порядок. Теперь только придать себе озабоченный вид, и позаимствовать из подсумка сержанта все бумаги, что там имеются.
Вот, размахивая подходящей, я и забежал в крыло, отведённое под конюшню:
– Сержант! Сержант Бромберг! – вот хорошо, что помню, на самом-то деле, как зовут практически всех, с кем сталкивался, – Рядовой Альварес, сэр. – (Знаю я, что мужика, которого я вытряхнул из его униформы, зовут так!) отдаю всё, что положено по Уставу: как правильно отдавать честь, долго репетировал, – Приказ генерала Жореса! Донесение его Величеству! Срочное! То, что он приказывал – сделано! Коня мне скорее, сэр!
Сержант, оказавшийся к счастью слегка навеселе, (Он так грелся!) даже не стал рассматривать моё оказавшееся будто бы случайно в тени лицо пристально, или вслушиваться в мой не слишком удачно подделанный голос, или пытаться повыдрючиваться с помощью разных придирок типа: «А что за приказ?», или «С какой это стати я буду давать вам коня, рядовой?». Нет, его, похоже, сразу настроило на нужный лад упоминание генерала и адресата. Поэтому он просто заорал:
– Санчес! Фрайберг! Оседлайте Лоэнгрина! И выпроводите отсюда этого несчастного. В смысле, когда будете закрывать ворота, не оставляйте щелей. – тут он поворачивается ко мне, и говорит этак с расстановкой, – Мои соболезнования, рядовой.
– А в чём дело, милорд сержант?
– Да в том, голуба моя рядовая, что, может, вы и не заметили, но сегодня с утра замело, и сейчас дует так, что боюсь, как бы бедолагу Лоэнгрина не выдуло из шкуры. Про тебя, Альварец ты мой ненаглядный, уж и не говорю. А температура – минус тридцать два. Так что удачи, господин гонец. Не отморозьте пальцы. И на руках и на ногах. И нос. И …!
Ха-ха!
– Э-э… Постараюсь, сэр. Разрешите взять ещё плащ?
– Да ладно уж, бери. Я сегодня добрый. Во-он там, в каптёрке, в ящике.
Действительно, в каптёрке имелись и сундуки со штанами и подштанниками, и ящики со свитерами и нижними рубахами, и тёплые носки и портянки, и вообще масса всего полезного и нужного зимой: вот что-что, а сказать что-нибудь плохое в адрес интендантского подразделения нашей армии не могу.
Ну, я и экипировался! Всем, чем посчитал нужным. Плюс ещё две пары запасных носков сунул в карман.
Плащ я нацепил так, что остались видны только глаза. Сержант удовлетворённо кивнул:
– Ну вот. Если теперь замёрзнешь – то только по своей вине. Я честно сделал, что мог!
– Так точно, милорд сержант! Спасибо! – залезаю на Лоэнгрина.
– На здоровье. Эй, выводите!
У въездных ворот обошлось ещё проще:
– Капрал, сэр! Приказ генерала Жореса! Срочное донесение его Величеству!
Капрал не стал даже носа из привратницкой высовывать. Кинул на меня затуманенный взор прямо сквозь крохотное оконце, после чего заорал что-то невнятное, но сердитое, внутрь, своим подчинённым, и не прошло и минуты, как шестеро неприязненно поглядывающих на меня рядовых опустили мост, и отворили ворота, запертые на чудовищных размеров брус-перекладину. Такой «щеколдой» только от тарана спасаться.
Но вот я и снаружи. Направляю коня неспешной рысью – нельзя показывать, что я глупый. И хочу выслужиться, побыстрее доставив письмо, но загнав коня! – по дороге в сторону границы, к перешейку. Полотно дороги, конечно, прилично замело, но моему, похоже, привычному к тяготам походной жизни, жеребцу это не помеха: он идёт вполне уверенно и даже мягко. Вот и отлично. Потому что пока он будет делать свою работу, мне нужно поделать и свою.
В частности, решить, что делать дальше со своей столь внезапно – да, разумеется, я надеялся и готовился, но всё же это… Это оказалось как бы подарком: реально не ждал, что удастся столь легко справиться! – обретённой свободой.
И новой внешностью.
Пара часов, пока кто-нибудь догадается спуститься в подвал, да обнаружит моих «отсыпающихся», или они сами очухаются, да забьют тревогу, у меня есть.
Поэтому погоня состоится непременно.
Но будет, надеюсь, поздно: наглый, подлый, и хитро…опый лорд Юркисс затеряется к этому времени во мгле преданий. Как растворяется сейчас его фигура для редких караульных на башнях Эксельсиора в мареве непрекращающегося снегопада…
Поскольку лорд Айвен не спешил начинать беседу, ей пришлось сделать это самой:
– Милорд Айвен. Вы сердитесь. – она не спрашивала, просто констатировала.
– Нет, миледи, как вы могли подумать! – он фыркнул. Но продолжил, – Впрочем, вы, конечно, правы. Я… э-э… скажем так: расстроен. Вашим… э-э… неподобающим и жестоким обращением с беззащитным пленником.
– Так уж прямо беззащитным! – она дёрнула плечом, – Если вспомните, это я отобрала у него кинжал, которым он собирался меня коварно!.. Я была возмущена. И этим, и тем, что, так сказать, предшествовало. Ну, поэтому и не смогла сдержать свои мстительные порывы!
– Миледи, прошу вас! – было видно, что несчастного бедолагу капитана так и корёжит, – Если кто в нашей паре и контролирует свои эмоции и действия, так это – как раз вы! И вы вполне сознательно допрашивали и пытали смертельно раненного беднягу.
– Да. Не вижу смысла отрицать. Пытала я его жестоко. Зато – эффективно. И – главное в нашей ситуации! – быстро. Так что поздравляю, капитан: вы «спасли» на редкость циничную, бездушную и практичную, жертву дворцовых интриг.
Зато очень красивую!
– Не говорите так, миледи! Вы словно режете мне сердце острым кинжалом!
– Ах, да! Я совсем забыла, что солдаты его Величества – они же все такие совестливые и чувствительные! И поверженного врага никогда не пытают и не добивают! – она было разошлась, чувствуя, как кровь бросилась в лицо. И зрачки, как всегда в такие моменты, расширились во всю радужку, наверняка делая её похожей на Горгону-медузу.
Но быстро заставила себя успокоиться: они не в том положении, чтоб ругаться, или расставаться. И если она уж точно – не пропадёт, то несчастного армейского дезертира и нарушителя приказов вряд ли возьмут назад, в армию. А он больше ничего и не умеет. Наверное, даже не участвовал в настоящих боевых действиях – иначе не боялся бы крови и смерти…
И не высказывал бы столь нелепых претензий.
– Милорд Айвен. Я приношу извинения за неуместную иронию. И признаю, что вела себя не в соответствии с кодексом чести. И вы вправе оставить меня сейчас. И двинуться дальше самостоятельно. Постаравшись устроить свою судьбу так, как сочтёте нужным.
Почти две минуты – она считала! – он молчал.
Потом заговорил, и в голосе его слышались подлинные боль и страдание:
– Я не смогу так поступить, ваша честь. Потому что буду чувствовать себя последней свиньёй. И хотя мой мозг говорит мне, что вы, миледи, не пропадёте, и сумеете выйти целой из любой передряги, моё сердце…
Оно говорит мне другое.
– Милорд Айвен! Разве можно любить столь кровожадное и стервозное чудовище?!
Его внезапно обратившийся к ней взгляд с подозрительно посверкивающими глазами, словно он сдерживал рвущиеся наружу слёзы, сказал бы ей это и без его слов:
– Глупо звучит, ваша милость, но вас такую я почему-то люблю ещё сильней! И этого я в себе ну никак не могу понять!
Сволочь! В самую точку!
Ну разве можно сделать женщине – комплимент сильнее?!
Да оно, собственно, и правильно: ведь любят – не «потому что!» А просто – любят!
Ну и как не наградить такого наивного простака жарким поцелуем?!
– Не нужно ничего в себе понимать, лорд Айвен. И «разбираться в своих чувствах» предоставьте ипохондрикам и поэтам. А мы – люди дела. Идите-ка сюда, мой милый запутавшийся солдат! Я постараюсь как-то развеять ваши сомнения. И скрасить страдания.
Хорошо хоть, что их кони во время этого действа стояли смирно, и не мешали ей.
Когда вдали показались наконец башни Милдреда, я облегчённо выдохнул. А то уж было решил, что какая-то сволочь перенесла его на пятьдесят миль дальше. Потому что чуть не окочурился, несмотря на трое подштанников и два свитера… Бедолага Лоэнгрин, однако, шёл вполне уверенно и переставлял ноги пусть уже не столь быстро, но – методично. Но вот и ворота. Кричу:
– Королевская почта! Донесение его Величеству от генерала Жореса!
Ворота неторопливо открылись. Внутри четверо бойцов и ещё один сердитый сержант – на этот раз трезвый. Может, поэтому такой подозрительный:
– Ты кто, солдат?
– Рядовой Альварес, сэр! Везу срочное донесение его Величеству! А дорогу замело – с трудом проехал. Мой конь совсем выдохся! Поэтому мне нужна свежая лошадь!
– С этим-то понятно, рядовой. Только… Я рядового Альвареса, вроде, знаю. И не похож ты на него!
– Да что вы такое говорите, сэр! – чувствую, ситуацию надо спасать, и слезаю с Лоэнгрина, – Вот! Посмотрите сами, сэр! Это – я! – присматриваюсь, моргаю, и вижу то, что не может меня не радовать. Я знаю этого подозрительного придиру! – И я вас тоже знаю: вы сержант Паттерсон.
– Хм-м… Оно, конечно, верно… Да только чтоб мне лопнуть, если ты, засранец чёртов, за неделю не изменился так, что и родная мать не узнает!
– Это правда, сэр. Просто… Я вот, собственно, об этом и везу донесение! – тут я нагибаюсь поближе к его уху, и полушёпотом говорю, – Заработала чёртова машина, сэр! И как раз на мне её проверяли. Так что я теперь молодой, красивый, и здоровый! И еду как раз для того, чтоб его Величество на меня посмотрел!
На мгновение сержант, конечно, опешил, но нужно отдать должное его выдержке: пристально меня рассмотрел. А я специально отошёл чуть подальше, и уж постарался приосаниться. Знаю: красавчик. Уж выставить «правильные черты лица» не забыл!
