Андрей Арсланович Мансуров
Ошибка доктора Свиндебарна
Тут же вскрылись и хищения четой воспитателей продуктов, одежды, обуви, гвоздей, фанеры, и прочего, что выделялось на детей и ремонт здания Государством. Заодно выявили связи Кожуховых с местным участковым, «крышевавшим» чету за определённую долю доходов от реализации похищенного. Вскрылся и такой факт, что отцом Кожухова был репрессированный, а затем амнистированный бендеровец.
Кожуховы получили по три года. Условно. С запретом восстановления на прежней работе. Участковый отделался строгим выговором.
Не такое это было время, чтоб занимать тюрьмы и колонии воришками и расхитителями – там тогда сидели либо за убийства, либо за такое воровство, что доморощенные и банальные мышки-супруги ни в какое сравнение не шли с Крысами… И Крокодилами.
Однако спустя семь лет Кожухов скончался при невыясненных обстоятельствах, похожих на несчастный случай. Утонул в луже на дороге, в которой и воды-то почти не было. Как показала экспертиза – в состоянии сильного алкогольного опьянения. С женой он к тому времени разошёлся, и у той был новый сожитель – из бывших уголовников. Заявления от соседей о пьяных дебошах сыпались буквально еженедельно. Поэтому никто не удивился, когда спустя ещё год женщину нашли с торчащим из сердца кухонным ножом, а сожитель не помнил об этом ничего…
Что не помешало отправить его туда, откуда он сравнительно недавно вышел.
Комиссар закрыл папку.
– Я полагаю, в психологических нюансах ты разобрался. Думаю, сомнений в том, что юный Зисерманн был одной из «избранных» жертв, нет. – в тоне генерала не было иронии. Только печаль. – И ещё. Как-то так странно получилось, что даты смертей обеих воспитателей совпали с плановым отпуском небезызвестной тебе личности…
– Понятно. – комиссар осторожно подвинул папку обратно к генералу, словно та ещё могла кусаться, – Почему же ты мне сразу не?..
– Хотел, чтоб ты – сам всё про него… И – сделать сюрприз.
– Ну… Считай, сделал! Честно говоря, я не удивлён. Нет, Сергей, не подумай, что я сужу о русских только по тебе, Володе, и героям Достоевского: «сложный и непостижимый русский характер», травмы психики родом из детства, нереализованные амбиции, и всё такое…
Нет. Мне однозначно ясно, что Зисерманн очень талантлив. И амбициозен. И как раз это делает его ещё опасней. Не то, что он озлоблен, похоже, на весь свет. Не то, что он никому не доверяет, и ни от кого не зависит… И, похоже, материально сейчас вполне обеспечен.
А именно то, что он слишком умён. А его детство, похоже, сняло с его психики оковы, накладываемые таким врожденным чувством нормальных людей, как Совесть.
Нет, «совестливость», как и уважение к окружающим из него точно «вытравили»… Выбили. Наверняка вот только не знаю – он так изобретателен и умен именно в силу «обработки»…
Или это – природный талант.
Но опасен он – именно изощренностью, изобретательностью в способах. (Хотя для «разборки» с воспитателями практически ничего не изобретал. Похоже, всерьез боялся, что не успеет – те умрут «сами».)
Я опасаюсь, если он решит прибыть сюда, тебе не поможет видеонаблюдение в аэропортах и на таможенно-пропускных пунктах железных, и автодорог… Он может придумать что-то нетривиальное. Например, залететь на территорию на дельтаплане. Воздушном шаре. Приплыть в подводной лодке. С аквалангом. Или ещё что-нибудь. А что думаешь ты сам?
– Я скажу тебе. Никому другому не сказал бы, а тебе скажу: я тоже боюсь. – генерал смотрел исподлобья, и не было в голосе ветерана многолетней нудной, тихой, напряжённой, но всегда бушующей необъявленной Войны, бравады или иронии. Только сухая констатация фактов.
– Чем больше я занимаюсь делом этого… гениального Маньяка-психопата, тем сильнее меня одолевает паранойя! И больше всего я боюсь за чёртову Столицу! Институты, в которых он учился и работал, находятся здесь. И хотя никого из коллег и учителей там не осталось… Сейчас я бы дал три шанса из пяти, что рано или поздно он приедет. И агрегаты свои привезёт. Или соберёт на месте.
Да, кстати… Тебе звонили. Из твоей группы. Похоже, у них произошёл прорыв.
– Алло, мосье комиссар? – радость в голосе Огюста не могла исказить даже закрытая линия, – Мы нашли! Ну, то есть, я хотел сказать, мы нашли трейлеры! Со всеми трансформаторами и аккумуляторами… Но самой главной части – излучателей – там нет! Что? О, да! Как? Да так, как вы и сказали – спасибо нашей полиции! Ему выписали штраф – за то, что не подсоединил к канализации сливной коллектор! А дальше – просто! Ваш друг на авиабазе здорово помог… Сначала через спутник мы отследили положение трейлера, который был зарегистрирован на Свиндебарна, а затем, несложными вычислениями по записям спутника за полчаса до катастрофы – и второй! Он оформлен на подставное лицо. Да… Нет, не помощник – помощник водит, но на руках у него права на имя Свиндебарна! И что самое интересное – это у него, у помощника, и паспорт Свиндебарна! Он и похож на те фото, что мы во всех документах… Что? Двойник? Ну…
Может быть и двойник!..
– Сергей! – комиссар сглотнул, засунув палец под галстук, и подвигав шеей, словно воротник стал вдруг маловат (невольно вспомнился «родной» Министр, тоже недавно…), – Похоже, нам удалось найти агрегаты, которыми Зисерманн стёр с лица земли три города. Однако там нет главных частей конструкции – излучателей.
– И… Чем это нам грозит? – отошедший на время разговора комиссара к окну Сергей Васильевич тяжело обошёл массивный стол, и сел на привычное место, предложив комиссару присесть поближе. Бланш подумал, что выглядит его друг неважно. Несмотря на то, что пытается держать марку, и бодриться, от комиссара не укрылось, как Сергей полез в ящик стола и кинул под язык гранулу нитроглицерина, – И – главное… Когда?
– Грозит нам это тем, что наш друг, похоже, решил перебазироваться на новый участок «работы». Вот только не знаю – к вам, или… в США. Излучатели, похоже, нужны ему. Наверное, их сложно изготовить. Но легко перевезти. А трансформаторы и трейлер он всегда может попросту… Купить. Там, куда прибудет.
– Не совсем верно. Трансформаторы у нас продают – только организациям. И то – лишь по предварительным заявкам. А трейлеров-домиков у нас нет вообще. Такой будет выделяться, как корова среди хомячков.
– Ерунда. Есть ещё грузовики, микроавтобусы, полуприцепы.
– М-м-м… Точно. «Газель» бы ему, наверное, вполне…
– Не хочу советовать – ты и сам собаку съел. Как отследить транспорт – придумаешь что-нибудь. Могу только сказать, что трансформаторы и остальное барахло весят тонны по две – каждый агрегат, и железа в них… До чёрта! Но главное – излучатели. Мы до сих пор не знаем, какая там электроника, как выглядят, сколько весят… И как работают. В Швейцарском Патенте об этом нет ни слова.
– И всё равно. Я жду от тебя этих документов – всех, которые твои ребята смогли и смогут нарыть. Может, мои «умники-инженеры» и аналитики смогут что-то подсказать мне.
– Разумеется, Сергей. Тем более что ваши хакеры свободно могли бы «нарыть» всё это ещё давно – надо было только знать, что искать.
– Вот именно, Жюль – вот именно. Знать. Но откуда мы могли?!..
Теперь настала очередь комиссара сокрушённо покачать головой.
Самолет плавно, словно лодка по зеркально-спокойному пруду, двигался над морем облаков.
Комиссар знал, конечно, что там, за обманчиво надежным тонким алюминиевым бортом – минус пятьдесят, и давление такое, что прорвись эта скорлупка – все задохнутся за считанные мгновения… Однако не это беспокоило его, не давая заснуть!
Зисерманн, чертов Гений, маньяк-разрушитель, беспринципный и бессовестный враг всего живого – почему?!
Почему он убил, и, кажется, ещё будет убивать: всех, кто задевал, пренебрегал, завидовал или мешал ему? Даже – кота?..
Неужели нельзя вести себя как все?
Почему не полечиться, в конце-концов, у психоаналитиков, как это сделали несколько других воспитанников чертова Дома?
Или он…
Не хочет лечиться?
Что, если он, как мазохист, готов лизать тот нож, что режет, убивает его, гложет изнутри дневными воспоминаниями, возможно, вовсе не потускневшими от времени? И – наверняка предстающими «во всей красе» по ночам, в кошмарах?!..
По проходу, двигаясь плавно и чувственно, подплыла стюардесса:
– Мосье комиссар Бланш?
– Да, это я.
– Вас к телефону. – она протянула пластмассовую коробочку простого мобильника.
Сердце вдруг сжала волосатая липкая рука страха. Кто это может быть?
Неужели?.. Вот чует его …опа, что это сам. Александр. Он знает про его расследование. Он отслеживает его действия. Он вычислил его дальнейшие шаги.
Но не ответить… Стыдно?
– Алло. Комиссар Бланш слушает.
– Здравствуйте, комиссар. Это вас беспокоит доктор Свиндебарн. Не отрываю?
– Нет-нет, прошу вас, продолжайте.
– Да что тут продолжать-то? Могу только поудивляться вашей проницательности. На прощанье, так сказать. И попрощаться. Жаль только сто девяносто двух пассажиров и членов экипажа, находящихся рядом с вами в данную минуту. Нет, мне правда жаль их – я ведь вовсе не бесчувственное чудовище, как вы могли бы вообразить. Я – просто человек с Целью. И ради достижения этой Цели я пойду на всё. На всё! Прощайте!
– Минутку, э-э, доктор, погодите!.. – в трубке пикал отбой.
Комиссар огляделся, подспудно ожидая…
Вот оно!
Поперек салона в его обшивке, буквально в пяти шагах перед ним, вдруг возникла тонкая, волосяная трещина, сразу наполнившая самолет звуком воя, а затем и рева – когда воздух почти рывком вышел из разлома, превратившегося в разрыв.
Передняя половина с крыльями бодро спикировала вниз. Задняя, с комиссаром, еще какое-то время повисела (в лицо били настолько сильные потоки, что комиссар буквально закрыл рот и ноздри руками, чтоб не задохнуться.) в воздухе. Прежде, чем начать бессистемное кувыркание-пикирование к далекой и невидимой сейчас земле.
Глаза комиссар закрыл. Поэтому падение не видел, а только ощущал! Ощущал – словно летит в лифте с оборвавшимися тросами, а там, внизу – вовсе не бетонное дно, а – он чуял это своим инстинктом, своим изощренным чутьем! – пучины самого Ада!..
И от этого падение становилось ещё более пугающим!
И чертовски реалистичным…
В гуле и грохоте он во что-то врезался.
В глаза светило солнце – он обнаружил, что кисти судорожно вцепились в подлокотники, почти оторвав один от места крепления…
Тьфу ты!.. Приснится же такое!
Вытерев платком вспотевший лоб и шею, комиссар потихоньку огляделся: нет, никто на него не смотрит. И хорошо, что Сергей позаботился приобрести билеты и на кресла рядом – он летит без соседей.
Боже! – прости, что поминул всуе! – неужели это – лишь сон?!
Или…
Или этот Зисерманн вовсе не так прост и закомплексован, как подумал он после посещения родины «Гения всех времен»?..
Да, похоже, психологический портрет, который они с генералом…
Имеет значительные упущения!
– Ну, рассказывайте. – после приветствий и рукопожатий комиссару не терпелось перейти к делу. Выспаться он успел в ненавистном самолёте. Хотя «ну его на… такой сон!» – как сказал бы Сергей.
– Да, комиссар. То есть – есть, господин комиссар. – Огюст всё никак не мог справиться с дрожью в голосе, и прекратить нервно потирать руки. Видать – точно, нарыли много!
– Мы исходили, как я уже сказал, из того, что Швейцарский Патент тоже можно… Модифицировать. Вот откуда получилось всего две тонны. А трансформатор – промышленного типа. Масляный. И поскольку такие изделия достаточно редки, дороги, и сложны в изготовлении… Мы подумали, что он просто парочку купит. Деньги, похоже, для него не проблема. – комиссар кивнул, коротко глянув на Огюста. Тот наконец развёл руками над центральным столом операторской, вокруг которого они все и собрались, – Вот!
– Что – вот?
– Вот бланки с заполненными заказами, и его почерк – видите?! Это заполнял не «доктор Свиндебарн», а тот, другой, под фамилией которого он, как мы полагаем, и скрывается теперь. И фамилия эта – Смит. «Оригинально», да?
– Не то слово. Особенно, если учесть, что в телефонном справочнике одного Нью-Йорка этой фамилией занято восемьдесят страниц, – разочарования в голосе комиссару скрыть не удалось. – Да и не совпадает с той, что у напарника, заявленного в билетах до Канады.
– Ну и что, что не совпадает? Вряд ли у него один паспорт. А что: очень удобно: пока в Канаде – Хеймдалин, пересёк границу – Смит! Покупай, чего хочешь, арендуй, готовься… Словом, мы уже посмотрели! – искрящийся чистой радостью голос не позволял усомниться, что рабочая группа «проявила инициативу» по полной! Но комиссар не стал портить настроение оптимистам, и выдал ожидаемое от него «Ну-ка!» – Арендован на имя Смита У. Александра большой (вот уж чего не ждали!) коттедж на всё лето. В предместьях города Бангор. С двумя гаражами и огромным подвалом-мастерской. А ещё в порт Чикаго с японским контейнеровозом «Фукуока-мару» прибыло карго на ту же фамилию. Правда, пока за ним никто не явился…
– Ладно. Выкладывай уж главное. – комиссар видел, что ещё не всё.
– Ну, как главное… Мы, это…
Нашли его дневник в бардачке второго трейлера.
«В заключение хочу обратиться к тому, кто этот дневник найдёт. Передайте его в руки того, кто занимается этим делом от России, и в России. Скорее всего, это будет кто-то в ранге не ниже генерал-майора. Причём – от ФСБ. Вот и очень хорошо. Я хочу, чтобы с этим дневником познакомилось как можно больше людей из Тех-Кто-Наделён-Полномочиями. Решать за всю Страну. Чтобы знали, откуда растут ноги. Чтобы поняли, что нельзя равнодушно закрывать глаза на то, что их, якобы, пока не касается. Чтоб не допускали до таких должностей тех, кто тщательно скрывает свои маниакально-садистские наклонности, и различные мистическо-сектантские убеждения. Мне плевать, собственно, какие тесты и проверки будут введены для Воспитателей. Я знаю одно: они должны исключить повторение того, что случилось с нами. Всеми нами – в том числе и теми, кто выжил, но остался на всю жизнь моральным уродом, неспособным… Неважно. И, разумеется, теми, кто не выжил. И в память о ком, собственно, я и затеял всё это жестокое свинство. Это Преступление. Да – я не боюсь называть вещи своими именами. И ещё – знайте.
Если этот Дневник не прочтёт Президент, я гарантирую: я уничтожу чёртову Москву со всеми её «достопримечательностями» и Правительством в пятидневный срок после обнаружения этого дневника! И пусть он, Президент, лично объявит об этом по Центральному телевидению, по ОРТ, и первому Российскому каналу, что причина гибели городов обнаружена. И расскажет, кто виновник. И – почему. И предложит меры по недопущению варварского обращения с такими, как мы… Я не прощаюсь.»
– Что необычного случилось при обнаружении дневника? – комиссар нутром чуял, что Зисерманн уже о находке знает – сам же и подстроил наверняка…
– Ну… Оказалось, что под ним лежал микропередатчик. С фотоэлементом. Похоже, он сработал, когда сапёры изъяли дневник из бардачка. – комиссар сжал челюсти так, что зубы скрипнули.
– Ищите. Ищите ещё документы. Патенты, Авторские свидетельства. Всё, что может помочь двигаться над землёй. Под землёй. Под водой. Так, чтобы пересекать границы и при этом не попадаться на радары! И, конечно, всё, что позволяет… «Добывать полезные ископаемые». И всё, что ещё может воздействовать на недра!
В приёмной Министра комиссар сразу потребовал, чтоб его впустили. Оказалось очень приятно наблюдать, как секретарша тут же щёлкнула селектором:
– Господин министр! К вам мосье комиссар Жюль… И услышать громкое и нервное:
– Проси скорее!
Сегодня, для разнообразия, министр оказался один. Поздоровавшись, он сразу жестом предложил комиссару присесть поближе:
– Прошу, мосье комиссар. Я сразу понял, что у вас что-то срочное!
– Да, пожалуй, это можно так назвать. Дело в том, господин министр, что, насколько я понимаю, у нас сейчас достаточно тесные… И близкие отношения с Россией – как в политическом, так и в экономическом плане. И так уж получилось, что мы можем оказать нашему партнёру и союзнику весьма серьёзную услугу. Другое дело, что если мы этого не сделаем – может возникнуть весьма неприятная и для русских, и для всех остальных стран, ситуация… Что мы знали, но не предупредили. Хм.
Да вот: почитайте! – комиссар положил на стол перед чиновником дневник, открытый на последней странице – с обращением Зисерманна. Дословный перевод с русского содержался тут же, во вложенном листе.
Далее комиссару осталось пронаблюдать, как министр читает, и лицо его проходит все оттенки радуги: от мертвенно-белого, до почти фиолетового. И, наконец, как тот потной подрагивающей рукой тянется к Прямому телефону…
– Алло, Сергея Васильевича, пожалуйста. Это комиссар Жюль Бланш.
На этот раз генерала дали в рекордные три секунды.
– Алло, Сергей? Здравствуй. Это неофициальный звонок. Да, спасибо. Нет. Вот по этому поводу и звоню. Мне бы не хотелось, чтобы ты подумал, будто я что-то скрываю, или действую у тебя за спиной. Вот и хорошо… Да. Ну тогда слушай…
На взлётное поле комиссар вышел сам, уже без провожающих. Двигаясь к трапу, буквально чувствовал, как спину сверлят взгляды. Не слишком доброжелательные – если он успешно (а шансы вдруг появились!) завершит операцию, придётся и в самом деле раскошеливаться на ленту Ордена Почётного Легиона!
«Линксы» и «Чинук» остались сиротливо стоять в стороне, невостребованные. У трапа его встретили чётким салютом пилот и помощник. Пилот представился:
– Командир экипажа, капитан Этьен Рибери. – жест рукой, – Штурман Паоло Дженоа. – комиссар вежливо поздоровался с обоими, чуть кивнув:
– Комиссар Жюль Бланш, Советник по вопросам безопасности.
Поднявшись на борт, и проводив взглядом капитана, тут же ушедшего в рубку, и штурмана, мгновенно закрывшего люк с трапом и ушедшего туда же, не забыв приветливым жестом обвести салон, и сказать: «Располагайтесь, как вам удобно», комиссар подивился: небольшой снаружи и изящный, словно призовой скакун благородных кровей, «Гольфстрим – 3» внутри поражал богатством изысканного интерьера! Шикарные, явно из элитных салонов мебели, диваны и кресла. Столешницы журнальных и рабочих столов из настоящего ореха, позолоченные ножки и накладки… Ну прямо «Мерседес-Майбах», шикарный представительский транспорт для Руководящих работников и богачей… Только салон уж побольше автомобильного.
Комиссар подумал, что отправляя его в Штаты на таком красавце, Правительство точно хочет, чтобы с ним и его мнением считались – не каждому выделят самолёт класса «люкс».
Реактивная машина взлетела буквально после двухсот метров разбега. Комиссар, невыспавшийся и голодный, презрев красоты и удобства, полез в холодильник, и достал бутылочку минеральной воды. Чёрт с ней – едой и телевизором во всю стену! Нужно многое обдумать…
Так, с бутылкой в руке, он и заснул.
Разбудил его помощник пилота:
– Господин комиссар! Мы прибыли! Авиабаза ВВС Дэнвера!
Со встречающим его майором авиации комиссар просто поздоровался. После чего перелез в поджидавший их «Хьюи», и сжав зубы, терпел болтанку и тряску более часа, пока летели до аэропорта Бангора. Вот уж из огня – да в полымя! После роскоши – да в…
После посадки его встретил человек в нашивках лейтенанта – он оказался водителем. Откозыряв, предложил комиссару сесть в броневик. «Хамви» после армейского вертолёта показался почти лимузином. И комиссар стойко вытерпел ещё двадцать минут, пока резвая, словно «Феррари», и устойчивая на поворотах машина везла его в пригород, где располагалась временная контора АНБ.
Там он познакомился с двумя джентльменами в неизменных строгих серых костюмах и чёрных надраенных туфлях: специальным агентом Стэнли Смитом (вот уж совпадение! Или – нет?), на лице которого застыло то же бездумное спокойствие, что и у одноимённого персонажа из фильма «Матрица», и агентом Гарри Роджерсом. Этот пока был похож на обычного человека. Скорее всего, служит недолго – ещё не притёрся, и не приобрёл. Маски «спецагента».
Комиссар отлично помнил, что ему сказал при прощании Министр обороны:
– Господин комиссар… Американцы – нам не союзники.
Однако прошедшие переговоры на самом высшем уровне… И интересы их Национальной безопасности ставят вас в особое положение. Операция по собственно захвату Зисерманна будет проходить под юрисдикцией Американского Правительства. Ребята из АНБ вам, конечно, непосредственно не подчинены… Но – в ранге нашего официального Советника по Безопасности, примерно соответствующему их Генералу, вы можете давать им… Советы. Надеюсь, вам вполне понятна определённая… Щекотливость ситуации вообще, и вашего положения в частности?..
Да, «щекотливость его положения» ему вполне понятна.
– Господин комиссар, сэр… нам поручено встретить вас, и… Хм-м… Воспользоваться в случае необходимости информацией, которая может облегчить задержание преступника. Нам разъяснили также, что мы должны «прислушиваться к вашим советам». – ироничный взор исподлобья и выделенная интонацией фраза показали комиссару, что на самом деле думает, не меньше, чем полковник, о «советах» какого-то там комиссара-французишки. Пусть и Советника.
Однако комиссар промолчал, ожидая продолжения. Не совсем же этот «спецагент» идиот – не захочет зря жертвовать людьми… Так как пока «спецификой ситуации» не владеет. И знает это. А комиссар – владеет. Значит, кто-то там, на самом верху, нажал на нужные рычаги, убедив даже АНБ прислушиваться. К нему. Время не терпит. Страна в опасности. Вашингтон и Нью-Йорк могут стать жертвами очередной атаки…
Значит, можно попридержать гонор, и «проглотить» досадную помеху-обузу в виде «комиссара».
– Итак, господин комиссар… Что вы можете нам… «Посоветовать»?
– Посоветовать столь компетентной и могучей организации как ваша, как мне представляется, я могу весьма мало, – недобрые переглядыванья агента и спецагента! – Однако кое-что всё же могу… Спецагент Смит! Сколько людей вы можете собрать сюда в течении скажем… часа?
– Хм-м… Пять штатных агентов АНБ, и взвод морской пехоты вас устроит?
– Может, удастся собрать хотя бы два взвода? – отрицательные покачивания головами. Чёрт бы подрал самоуверенных америкосов… Бог с ними.
– Прошу вас – задействуйте их всех! – комиссар сразу понял, что его принимают за обычного полицейского перестраховщика. Однако не счёл нужным пойти на попятную, – Дайте указания вашим людям, чтобы были чертовски осторожны! Преступник, как вы его назвали, очень опасен. И вооружён такими средствами защиты, о которых мы можем сейчас и не подозревать. Поэтому будет лучше, если человек десять – то есть, отделение! – будут осуществлять сам захват, а ещё… Скажем, остальные человек двадцать будут в резерве. То есть – в оцеплении. Страховать.
И, ни в коем случае – не приближаться к дому без команды.
Карту, будьте добры.
Комиссар видел карту, разложенную на столе в соседней комнате, похожей на диспетчерскую – с мониторами, пультами и столами. И сидящими за ними сотрудниками.
Агент Роджерс принёс просимое, и разложил перед комиссаром. Быстро сориентировавшись, Бланш указал пальцем:
– Вот! Здесь находится арендованный дом. Предлагаю расположить ваших людей по всему периметру, но – не ближе полукилометра. Начать штурм лучше сразу после наступления темноты. Перед самым началом операции нужно отключить дом от энергоснабжения. Я очень надеюсь, что он ещё не успел… Не успеет подключить свою систему обороны к аккумуляторам!
Комиссар высказал ещё несколько «предложений» о наилучших, с его точки зрения, способах проведения операции. Он видел, как агент и спецагент вздыхали, морщили носы, переглядывались, почти не скрывая скепсиса, и чуть презрительно поджимали губы. Однако он решил выложить всё, чтобы его начальство убедилось, что он «добровольно сотрудничал, и поделился информацией», даже на тот случай, если его указания окажутся неприемлемы для «самых умных, опытных, и умелых». О том, что он снабжён микрозаписывающей аппаратурой, комиссар умолчал – подстраховочка в виде аудиозаписи, как в чёрных ящиках самолётов, не помешает. Вернее, наоборот – она-то и спасёт его в случае провала Операции чёртовыми самовлюблёнными болванами из АНБ, или ЦРУ, если те пожелают сделать всё по-своему…
Однако в том, что АНБ всё же на что-то годится, комиссар понял, когда его провели и усадили на свободное кресло в соседнем кабинете – временном КП-диспетчерской. Во всяком случае, все необходимые команды непосредственно своим подчинённым, и морпехам спецагент раздал оперативно, и без излишних слов. Хоть и не совсем так, как предлагал консультант…
На огромных мониторах слежения отлично просматривался дом и его окрестности в радиусе, пожалуй, побольше мили. Все казалось спокойным.
Комиссару предложили кофе. Он с благодарностью кивнул, взяв чашку, однако быстро убедился, что кофе здесь называют тепловатую бурду с запахом не то клевера, не то – овса, да ещё с сахаром и молоком.
Стемнело очень быстро. Беспилотники, транслирующие на мониторы картинку пустоши и самого дома, переключили камеры на режим ночного видения.
– Начинаем. Время выхода на исходные позиции – двадцать один пятьдесят. – спецагент поправил бронежилет на рубашке, (пиджаки сотрудники АНБ всё же сняли. Комиссар констатировал, что фигуры у всех – не хуже, чем у него: плотные, накачанные) и вторично обратился к комиссару, – Может всё же воспользуетесь? – постучав по кевлару и нагрудной стальной пластине.
– Благодарю. Что-то мне подсказывает, что жилеты не понадобятся… Может быть, всё же пошлём вперёд только несколько бойцов, а остальные… – комиссар чувствовал, что в доме их поджидает опасность, против которой бессильны кевлар и сталь…
– Нет. Практика проведения подобных операций однозначно доказывает: чем больше человек участвует в штурме, тем скорее происходит захват, и тем меньше ненужных потерь. – апломб, с которым это было сказано, не изменил сосредоточенности комиссара, и даже не обидел его. Он – в чужой стране. С чужими порядками и традициями. Хочется АНБ выпендриться перед ним – пусть. Выпендрится. Он промолчал, кивнув.
– Прошу вас, комиссар. Если, вы, конечно, всё ещё хотите принять участие и в непосредственно полевой операции… – комиссар не заставил себя приглашать дважды, пусть и слегка ироничным тоном. Прошёл и уселся в очередной «Хамви», присоединившись к команде из мрачного сержанта и ещё трёх морпехов в чёрных маскхалатах, и с разрисованными ваксой а-ля Шварценеггер, лицами. Сержант молча предложил коробочку с вонючей чёрной массой и ему.
Комиссар отказался.
И подумал, что он в своём лучшем чёрном костюме смотрится в таком окружении нелепо – словно порнозвезда в миниюбке и сетчатых колготках на съезде чопорных пуританок. Или – монашек.
До места добрались минут за двадцать – по хорошему шоссе. После чего по ухабам и бездорожью низких гряд холмов пробирались ещё минут пять. Наушник в ухе сержанта ожил, и что-то пролаял. Тот отреагировал:
– Выдвигаемся сразу, и оцепляем дом. Направление – северо-северо-восток!
Спецназовцы и сержант нацепили на глаза огромные уродливые тубусы приборов ночного видения. Комиссару достался инфрабинокль. Неудобно, но видно неплохо.
Оружие бойцов не гремело – в этом комиссар убедился, пока они бежали добрый километр по бездорожью, ориентируясь по компасу сержанта, и смутно видневшимся в приборы тёмным фигурам, бегущим параллельно по радиусам, сходившимся у темнеющей громады двухэтажного дома посреди луга. Комиссар порадовался выучке морпехов – не шуршала высокая сухая трава, достигавшая колена, и даже крохотного лучика ниоткуда не отблёскивало… Впрочем, не шуметь удавалось легко: шумело и тарахтело там, возле дома – комиссар мог бы поспорить, что это стучит движок автономного генератора в сарайчике у чего-то вроде конюшни. Или коровника. Это напрягало – поскольку ни света в окнах, ни следов автомашины в гараже не наблюдалось. Метров за двести от дома комиссар начал замедлять бег. Затем и вовсе остановился. Морпехи не обратили на это внимания – лишь сержант коротко кинул взгляд через плечо один раз… Жаль ребят.
Живыми после этого комиссар их уже не увидел.
Потому что когда до дома оставалось не больше пятидесяти метров, вдруг раздался вскрик, затем ещё один, и местоположения всех солдат обозначилось слепящим сиянием – словно каждый боец вдруг стал нитью накаливания прожектора, на пару секунд вспыхнувшего сине-белым ореолом, и тут же перегоревшего!..
Донёсся стук – на землю попадали обгоревшие скрюченные тела. Запахло горелой плотью – самый мерзкий запах из всех, которые знал комиссар, но с которым иногда сталкивался, расследуя изуверские и необычные случаи… Но пришлось сдержать позывы к рвоте – дело ещё не кончено.
Он рысцой вернулся к бронемашине, и, покопавшись, открыл багажное отделение. Ага – есть! «Классика» жанра.
Базука.
Он направился снова к дому. Двигался Бланш теперь не скрываясь, спокойно. За сто шагов аккуратно выставил планку прицела на нужную дистанцию, и плавно, как на учениях, нажал на спуск. Сарайчик словно взбух огненным шаром изнутри – громыхнуло, и доски разлетелись по всему лугу. Одна даже просвистела возле уха комиссара, обдав обжигающей воздушной струёй.
Тотчас же ещё в трёх местах луга что-то взорвалось, рассыпая во все стороны красно-жёлтые искры.
Красиво. Словно китайские фейерверки, подумалось вдруг комиссару. Однако жаль людей. Они не виноваты, что начальники – тупые самовлюблённые бараны.
Гул от взрыва затих. Стук мотора прекратился. Зато послышались крики. Комиссар потряс головой, открыл рот – в ухе перестало звенеть. Зато теперь стало отлично слышно, как изощрённо ругается спецагент Смит, раздавая «ценные» указания.
Комиссар проигнорировал приказ «всем оставаться на местах, пока я не выясню, какой кретин нарушил режим секретности!», и спокойно преодолел оставшиеся метры до домика. Постучал в парадное. Никто не отозвался, зато выкрики и ругань сразу стихли. Он вошёл – дверь оказалась незаперта. Щёлкнул выключателем – а, ну да – сам же предложил питание отрезать! Пришлось идти до гостиной по прибору бинокля. Записка ждала прямо на столе.
Пришлось выйти и крикнуть спецагенту Смиту, чтоб шёл прямо к дому, так как опасности больше нет.
«Уважаемые бойцы спецназа! Приношу самые искренние извинения за то, что пришлось вас убить! Однако миссия, которую я взял на себя, должна быть выполнена любой ценой. Поэтому я жду соответствующего Заявления Российского Президента не позднее полудня послезавтрашнего дня! (Время – Московское) Иначе пострадают невиновные люди, и три больших красивых города. По моему выбору.
P.S. Не трудитесь искать меня на этом континенте. Впрочем, как и помощника – он тоже уже далеко. А я буду там, где должен быть. Александр Зисерманн.»
