Андрей Арсланович Мансуров
Очередные три сказки и пародия…
Заодно киммериец рассматривал монстров. Те уже не казались вот прямо совсем непобедимыми: кроме пасти и копыт, (вернее – подобия копыт: ноги-колонны заканчивались настоящей стопой, как у слона – вероятно, на таких удобно передвигаться и по песку, и по болоту!) подходящих орудий для нападения у зверей не имелось. Кроме того, действительно крупными были только два животных. Остальные в холке не достигали и Конановского плеча. Он прикинул, что будь они с таким один на один, он бы сладил легко. Уязвимые места: длинная выдающаяся вперёд шея, глаза. Сердце – в груди спереди.
Но позволить ему проверить эту мысль на практике коперы не спешили: никто так и не приблизился к нему. Правда, и не отстал…
Через час киммериец повернул к воде, хлюпая сапогами по прибрежной грязи, и опустился на колени, чтоб набрать свежей воды во фляжку, и напиться из ручья, превратившегося, скорее, в небольшую и неглубокую речку, и по берегам поросшую низкорослым рогозом и камышом. Коперы почему-то восприняли это как личное оскорбление: трое встали на дыбы, и начали размахивать копытами в воздухе, остальные начали не то топтаться, не то гарцевать на месте, сердито косясь на него, и ревя громче обычного: комья грязи и пучки травы из влажной земли под ударами копыт так и летели!
Конан не придумал ничего лучше, как зачерпнуть воды в свои широкие ладони, и брызнуть в ближайшего копера.
Эффект поразил его самого: с ржанием, достойным лучших скакунов, и такой же прытью, стадо сорвалось с места, и умчалось прочь!
Надо же! Они что – не любят купаться?! Вот грязнули.
Он позволил себе рассмеяться, а затем и выругаться на шемитском.
Ладно, возможно, тут скрыто что-то большее, чем просто нелюбовь к бледным поганкам или чистой воде. Может, как раз здесь и нащупается слабина того, кто сотворил омерзительных тварей.
А Конан уже не сомневался, что странных монстров кто-то сотворил умышленно. И, вероятней всего, как раз для защиты и охраны территории вокруг бывшего Храма.
Другое дело, что Храм давно заброшен и бездействует. Но…
Бездействует ли он на самом деле?!
Ведь он сам об этом знает только со слов чёртова Саидакмаля.
А тот, как уже стало понятно, отнюдь не был заинтересован говорить варвару правду!
При внимательном рассмотрении по мере приближения оказалось, что Храм Пурха не столько разрушен, сколько «недоразрушен». Не так уж много обломков валялось вокруг чернеющей весьма впечатляюще на фона неба, вполне цельной конструкции.
До «руин» Конан дошёл к вечеру. Задержался, потому что останавливался в тени столпа-камня на обед. После обеда отдыхал, и тщательно изучал равнину ещё раз – уже с высоты столпа, над которым позволил себе только приподнять голову, телом оставаясь за замшелым выветрившимся укрытием.
Ну и ничего интересного. Или опасного.
Кроме самой мрачной чёрно-серой громады коробки Храма в дальнем конце долины, на заднем плане декорированной густым лесом.
В сам Храм Конан вглядывался особенно долго и пристально.
Да, нельзя сказать, что тут живут. Иначе вон тот портик давно восстановили бы, обломки от входа убрали, дыру в потолке заделали, да и траву с крыши повыкосили бы… Однако ни следов присутствия поблизости людей, ни коперов, варвар не заметил. Что само по себе ничего, конечно, не значило: сколько раз его вот так, с помощью внешних признаков заброшенности и безлюдности, пытались ввести в заблуждение!
Но всё равно: идти внутрь придётся. За опалом. Который находится там, в здании.
А именно – в главном зале, украшая лоб какого-то там древнего Божества: Конан не запомнил сложного имени из трёх частей, на каком-то тарабарском диалекте, которое ему назвал глава Гильдии купцов.
Парадный вход, который сейчас был скрыт наиболее густой тенью, поскольку солнце заходило как раз позади Храма, Конана не впечатлил. Он видал монументальные порталы, украшенные и попомпезней. Однако не через него же он собирается входить?!
Весь опыт варвара говорил ему о том, что проникать в такие места лучше не «в лоб», а – через «запасной» путь. И, чтоб враг по возможности и не догадывался, что оттуда может быть совершено… Проникновение.
Чуть продвинувшись вправо, киммериец пригляделся внимательней: да, вот с этой стороны, под прикрытием кустов, а затем – и отвалившихся от здания блоков, пожалуй, удастся подобраться незамеченным, кто бы ни сидел там на страже.
Единственное, что нужно – чтоб солнце окончательно зашло за горизонт. Ну а луны как раз нет.
Удачно он выбрал время!..
Перебраться, цепляясь за стыки между каменными блоками-кирпичами, и корни вездесущих кустов, цепко въевшихся в малейшие трещинки кладки стены, на крышу бокового портика, профессионалу труда не составило. После чего оставалось только тихо, так, чтоб ни камушек не шелохнулся, перейти по почерневшей от непогоды и времени крыше постройки, поросшей травой, поселившейся на нанесённым ветрами весьма впечатляюще толстом слое почве, выше – к центральному своду.
Чуткий наблюдатель, сидевший где-то глубоко внутри варвара, исподволь отмечал, как загадочно-зловеще выглядит лес, до которого оказалось на самом деле не меньше пары миль. Как подозрительно тихо в пучине окружавшей Храм если не трясине, то – очень жидкой топи: ни одной трели лягушек-жаб, как известно, не упускавших столь удобного для жизни, и буквально кишевшего москитами, комарами, и прочей летуче-кусачей мелочью, болота. И что даже ночные птицы или летучие мыши не показывают свои силуэты на фоне звёздного неба, на котором, как назло, не имелось ни облачка.
Вот именно это: то, что не было – не то, что жабьих рулад, а даже стрёкота сверчков и цикад! – и настораживало варвара сильней всего. Эти твари нутром чуют, где опасно, и не суются туда. А, казалось бы, в здешних-то заливных лугах и топях им – самое раздолье!..
Киммериец протянул руку. Почти нежно коснулся выщербленных каменных прямоугольников кирпичей, плавно переходящих в купол свода – высота приземистой полусферы не превышала десятка шагов. Но стоит ли лезть туда, наверх, к центральному отверстию-окну, вот так: сходу?
Крохотный червячок сомнения грыз его давно – с того самого момента, как он с верхушки замшелого столпа увидал громаду впечатляющих размеров в этом пустынном, неплодородном, и вообще – столь не подходящем для объекта поклонения и массового паломничества, месте. Вот чует его сердце – не для верующих и адептов какой-то там религии его возводили.
А для фанатиков!
Здесь пахнет, как, впрочем, и обычно в его приключениях – тёмным, и чуждым людской морали и совести, запретным культом!..
Зрение позволяло киммерийцу видеть в темноте не хуже кошки. А в свете звёзд ему вообще грех было жаловаться на видимость. Поэтому он, наплевав на естественное желание сознания как можно быстрей проникнуть внутрь, и покончить с хлопотливым делом, двинулся по крыше вокруг купола, не забывая оглядываться и чутко вслушиваться.
Есть.
Он бросил туловище вниз, и наотмашь ударил мечом назад – даже не глядя!
Чёртова тварь, шелест кожистых крыльев которой он услышал за несколько мгновений до того, как обошёл купол по периметру до конца, не успела даже заорать: меч напрочь отсёк ей голову, часть груди и одно из крыльев!
Осмотр бьющегося в агонии тела оказался интересней, чем результаты обхода, который не принёс, собственно, ничего нового: ну, трава и трава, ну, обломки – и обломки.
А вот тело летающего монстра сказало Конану, кроме того, что принадлежало какой-то чудовищной помеси летучей мыши и утки, ещё и о том, что кто бы ни придумал и не создал эту тварь, для охраны здания Храма в людях не нуждался: огромные навыкате глаза, источающие сейчас лютую ненависть и животный ужас от осознания скорой смерти, явно в темноте позволяли видеть отменно, а утиный, непропорционально огромный клюв, чем-то так напоминал коперов!..
Хотя бы зубами: те оказались почти как у чёртовых «верблюдов»: острые, треугольной формы. Ну и правильно: чего мудрить, раз нашёл подходящую, надёжно работающую конструкцию. Каждый чародей, при всех их комплексах и жажде мировой власти, всё же остаётся в глубине души, как давно понял киммериец, банальным… Лентяем!
Крылья в размахе достигали, вероятно, десяти шагов: если б было нужно, такой монстр легко мог бы унести в когтистых лапищах целого барана… Но Конана такое чудище не могло ни удивить, ни остановить: видали и пострашней.
Поэтому оставив истекавшего остатками чёрной вонючей крови монстра лежать на месте, киммериец принялся исследовать и остальное пространство крыши, чутко всматриваясь и вслушиваясь в окружающее безмолвие: мало ли!..
Обход позволил найти три, вроде, подходящие для проникновения, дыры: первая как раз почти там, куда он вначале подошёл: она находилась чуть левее места, с которого он начал обход круглой конструкции. Вторая представляла собой настоящий пролом в боковом портике: камни кровли и стены обрушились, не то от времени, не то – от землетрясения, и пролезть мог не то, что Конан – а и стадо коперов.
Однако по здравом размышлении Конан решил, что землетрясений на болотистой почве не бывает. Следовательно – это место в кладке наиболее слабо, и, разумеется, ненадёжно. Он предпочёл третью дыру: она располагалась на почти противоположной от разрушенного портика стороне, и выходила на заднюю сторону строения: как раз на лес.
Протискиваться сквозь треугольную щель оказалось трудно: в глубине стен пятифутовой толщины она становилась и уже, и иззубренней. Но киммериец не потому получил прозвище лучшего вора Ойкумены, что отступал перед трудностями, или искал лёгких путей: он мог, при необходимости, просочиться почти в любую щель – совсем как змея. Вернее – змей!
Внутри оказалось темно.
И даже свет, который по идее должен был просачиваться внутрь из окна-отверстия в центре купола, и из пролома разрушенной стены напротив, да и из входного портала, не рассеивал непроглядного мрака, царящего в гулком и явно пустом пространстве, которое, как чуял Конан, давно никто не нарушал присутствием: пахло лишь пылью и плесенью.
Бесшумно развязав горловину своей сумы, Конан достал крюк с привязанной к нему верёвкой. Он прикинул, что её пятидесяти ярдов ему должно хватить с избытком – до пола не должно быть больше десяти.
Крюк удалось закрепить надёжно: за несколько особо хорошо сохранившихся кирпичей. Верёвка бесшумно ушла вниз, мягко спускаемая умелыми руками. Конан ещё раз оглядел крышу, настойчиво вслушиваясь в почти звенящую тишину.
Ничего.
Он перекинул перевязь с мечом за спину: так-то оно понадёжней будет!..
Ладно, лезть надо.
Где-то после десятого ярда спуска он начал пытаться нащупать пол ногой.
Нет. Нет… Вот ушёл вверх и узел на верёвке, обозначавший двадцать ярдов, а пола так и нет. Хм-м… Странно. Может, пол главного зала – ниже уровня земли? Вряд ли. Потому что тогда он был бы весь залит грунтовыми водами, и здесь плескалось бы озеро.
Когда верёвка закончилась под ногами, Конан все равно слез до последнего узла на самом конце – пытаясь-таки хоть что-то нащупать… Тщетно.
А вот прыгать с неизвестной высоты на неизвестную поверхность – не дело. Потому что мало ли какую гадость измыслило чёрное коварство очередного мага, который тут поработал! Можно напороться, скажем, на острые колья. Или – лезвия ножей. Или…
Вот именно – лучше не пытаться это выяснить на собственной драгоценной шкуре!
Придётся возвращаться.
На подъём ушло минут десять: Конан старался свои злость и усталость сопением не выдавать. Теперь он вынужден был перейти к тому пролому, куда легко вошёл бы отряд всадников. Крюк, правда, пришлось закреплять за башенку портика, а не за крошащиеся под пальцами кирпичи кромки пролома.
Верёвку он разматывал уже быстрей, и спускался не так тихо.
Но – с тем же результатом. Дна не было!
Да что же это…
Киммериец раздражённо сплюнул на крышу, на которой снова сидел: странные тут творятся вещи. Не иначе, как пространство внутри главного зала не намерено подчиняться его представлениям о том, каких оно должно быть размеров.
Ну да и ладно. Раз внутри всё так же тихо, и пахнет по-прежнему тленом веков, придётся-таки идти напролом. Не сидеть же у входа до рассвета?!
Но идти вслепую в такое странное место… Чёрта с два!
Он, всё ещё стараясь действовать бесшумно, спустился на землю. Прошёл к порталу. Постоял, вслушиваясь. Бэл раздери: он же чует, что – никого!..
Конан, уже не боясь звона кремня о кресало, разжёг трут и несколько оставшихся щепок тут же – прямо у порога входного проёма. Запалил от костерка приготовленный факел. Поднял над головой: вперёд!
Вход выглядел обычно. Ну портал и портал. Дверей вот только нет и в помине: то ли украли какие расхитители, то ли их и не было. Зато пол зала оказался выложен искуснейшими мастерами: такую прекрасную мозаику из различных пород цветного камня Конан редко видел и во дворцах. Однако стен почему-то видно не было, как бы высоко он свой факел ни поднимал!
Киммериец старался быть внимательным к щелям в полу: неровён час, нарвёшься на какую-нибудь ловушку… Но если прямо у входа оказалось нанесено немного пыли, на которой не отпечатался, впрочем, ни один след – ни людской, ни звериный! – то дальше вглубь зала не имелось и пыли, и отлично сохранившие полировку плиты отбрасывали обратно в глаза слепящие блики от его факела.
Конан решительно зашагал прямо: ему описали зал, хоть и не предупредили, что тот окажется настолько огромным: только через добрых десять минут вдали наконец показалась задняя стена.
Да что же за шутки здесь выкидывает его чувство времени и пространства?! Или это – такое колдовство? А хорошо. Для служителей. Получается, снаружи Храм – крохотный (Ну, сравнительно!) каменный куб, а внутри можно спокойно разместить хоть базарную площадь огромного города. Да, похоже, и не одну!
Пол под ногами перестал складываться в разные узоры и геометрические фигуры, а превратился в чёрный монолит: похоже, из обсидиана. Конан подивился: отполировать столь твёрдый и неподатливый при обработке материал мог только очень настойчивый и сильный мастер. Нет – мастера! Десятки, сотни работников! Вооружённые прочнейшим инструментом. И располагающие огромным запасом времени…
Кто же на самом деле построил этот Храм?! Похоже, он куда древней, чем кажется. И поэтому – опасней.
Ловушки древних династий и народов понять и обнаружить куда сложней! А уж обезвредить…
Но вот под ногами снова оказалась мозаика из вычурно-изящных изображений цветов, побегов, линий, и фигур разных цветов: мрамор, гранит, песчаник, ещё что-то… А вот сами узоры показались странно знакомы!
Конан сердито поджал губы: точно! Ещё бы не знакомы! Он опять вышел прямо к входному порталу, будь он неладен!
Да что же это?!
Он ведь не слепой, и не полный идиот – шёл всё время прямо! Тут-то он уверен в себе.
Но…
Но получается – что не прямо.
Ах, вы так, значит, со мной…
Конан коротко рыкнул, поднял факел, сгоревший уже больше чем наполовину. И стремительно ринулся в тягуче-вязкое, и словно издевающееся, пространство…
Провести остаток ночи в бодрствовании и повторении тщетных попыток варвар особого смысла не видел. Поэтому постелил у входа своё одеяло, и даже не позаботился положить под изголовье кинжалы: теперь-то ему было отлично понятно, почему внутри нет даже следов звериных лап. Уж звери-то чуют такое!..
Разбудило солнце – Храм древние строители расположили таким образом, что его восходящие лучи попадали как раз в портал входа, образуя на пыли и плитах подобие дорожки, истаивающей там, в глубине зала.
Вот по этой неверной дорожке варвар и двинулся, даже не позавтракав, и удивляясь, почему это свет не проникает через окно-отверстие в куполе: по идее, должен бы. Однако в центре купола не видно было даже хоть сколько-нибудь светлого пятна. А ведь круг этого окна имел не меньше пары шагов в поперечнике…
Завтракать пришлось там же – у входа. Потому что поход натощак в глубину Храма и при солнечном свете оказался безуспешен: спустя каких-то двадцать минут варвар вышел вновь ко входу. Сердито поглядывая на стены – ничем выдающимся в смысле декора те не порадовали: простые, и даже не отполированные каменные блоки кирпичей! – Конан расправился с припасами, собранными давешней бабушкой. Но котомку не бросил, (мало ли!) а спрятал назад в свою необъятную суму. Теперь нужно подумать.
Раз в лоб, прямо, не пройти, должен найтись какой-то другой способ. Ведь не может так быть, чтоб сами жрецы и строители этого древнего безобразия не предусмотрели для себя прохода – хоть какого-нибудь! – к алтарю! Алтарю, видимому теперь при свете ослепительно сияющего солнца, там, вдали – у задней стены, и словно айсберг, возвышающемуся над струящейся над самым полом дымке таинственного сумрака.
Конан стал внимательно рассматривать плиты. И скоро заметил кое-что.
А ведь похоже на Лабиринт! Если попробовать идти по вот этим лозам, они, возможно, могут вывести…
Однако следование по предательски извивающейся ядовито-красной дорожке через час снова привело его ко входу, заставив описать, как он понял, полный круг!
Бэл их раздери. Что делать-то?!
Такая система защиты, получается, оказалась куда действенней, чем охрана с помощью всяких монстров, защитников, и ловушек! А ведь он не может даже выместить хоть на каком-нибудь страже свою досаду: нет здесь стражей! Ну, живых… Но раз Храм считается Храмом – должны быть хотя бы служители.
Он всматривался в стены и пол, раздражённо хмурясь. Нет. Что-то должно быть здесь этакое… Простое. Но одновременно – такое, что любому умному человеку в голову просто не придёт.
Значит, придётся попробовать… Вести себя глупо.
Киммериец, сердито отдуваясь и оглядываясь через плечо, встал к еле заметному в глубине алтарю спиной.
Двинулся от входа задом – ориентируясь на медленно тускнеющее пятно входа.
Ого! Примерно на сотом шаге пятно потускнело настолько, что его стало просто не видно даже его кошачьим зрением!!!
Вокруг расстилалось чёрное вязкое пространство, загадочно-зловеще переливаясь всеми оттенками агата и обсидиана, на голову давило похлеще, чем если б нырнул на глубину ста футов, а в уши, до этого словно заложенные ватой, начали лезть какие-то посторонние звуки!
Конан быстро огляделся, присев пониже, и даже встав на колено: да, верно! Вон: позади, за спиной, явно что-то происходит! Какое-то движение!
Люди?! Нет, пока ещё – смутные, еле различимые в полумраке тени! Но…
Но он не сможет до них добраться, если развернётся вновь передом: тогда его встретит неизменный «любимый» портал! Радует только то, что незнакомцы, похоже, пока не заметили его присутствия… Хотя и двигались необычно, так же как он – спиной вперёд! Смотреть оказалось, мягко говоря, непривычно. Но незнакомцы, похоже, привыкли: словно у них глаза на затылке! Или они здесь уже каждый камень, каждую плиту мозаики знают… Хорошо только, что хоть и идут лицом к нему – а пока не обнаружили.
Вот и надо не торопиться, а так и оставаться – бесплотной и бесшумной тенью!
Сдерживая дыхание и постоянно кидая взгляд во все стороны, варвар пригнулся пониже, и стал просто недвижной бесплотной тенью, словно растворившись в полумраке огромного зала. Ему повезло: процессия из двенадцати серо-чёрных фигур, одетых в подобие хитонов, спадавших до самого пола, как раз скрылась, так и не заметив его, в одном из боковых проёмов, похожем на проём самой обычной двери.
Откуда здесь – двери?! И – главное! – куда они могут вести?! Ведь ни одного входа снаружи, кроме парадного, он не нашёл?!
Однако Конан поторопился, пока его не засекли, подняться, и дойти до алтаря.
Это оказался немаленький постамент из двенадцати высоченных ступеней, с жертвенным камнем наверху. Спереди сквозь все ступени спереди был проложен вроде как жёлоб, выходящий в чашевидный бассейн. Не иначе, как для сбора крови: об этом говорили и отвратительные буро-коричневые потёки, покрывавшие дно жёлоба и бока камня. Киммериец решил пока спрятаться за мощным прикрытием постамента позади ступеней. Благо, здесь лежала тень, и слиться с серо-чёрным полом проблемы не представляло.
Нужно же узнать, куда он, наконец, попал, и чем это может грозить на самом деле! Потому что никакого опала Нэсса, как и описанной ему фигуры самого Нэсса в образе человеко-слона, якобы долженствующего восседать на алтаре, заметно почему-то не было.
Нигде.
Не прошло и минуты, как тёмные тени вновь появились из чёрного проёма.
Но теперь спокойствием и невозмутимостью и не пахло: могучие руки сильных мужчин, видимые из-под чего-то вроде сутан, тащили к алтарю – явно жертву!
Ну и, разумеется, это опять оказалась красивая девушка! Да ещё и нагая…
Конан грязно выругался про себя.
Вот ведь везёт ему на такие дела!..
Нет бы для разнообразия – спасать пришлось какого-нибудь юношу, или мужчину. Или старушку… Ну, или хотя бы женщину. А тут – почти девчонка, лет двенадцати!
И явно – девственница.
Девочка между тем кричала, билась в могучей хватке, и посылала проклятья (Ну, не похвалы же?!) на головы своим палачам на странном языке, которого Конан, насколько мог судить, никогда раньше не слышал. Ага, очень ей это помогало…
Но вот её подтащили к жертвенному камню.
Четверо жрецов привязали распяленную девушку за руки и за ноги лицом кверху к кольцам, вмурованным в пол. Теперь жертва могла только бессильно рыдать и дёргаться, в тщетных попытках освободиться от своих пут, да ещё ругаться, и ёрзать худенькой спиной по шершавому равнодушному камню, на боках которого застыли омерзительно шелушащиеся потёки, поскольку он явно пережил смерть не одной такой несчастной.
Конан подумал, что напрасно эти придурки не посмотрели вначале назад, за ступени, распластавшись за которыми он сейчас лежал. Но вылезать и освобождать девушку, проклятья и вопли которой теперь перешли в еле слышную молитву и всхлипывания, пока не спешил.
Знал, что главное представление ещё впереди.
И точно.
Из тёмного проёма появилась фигура повыше: наверняка Главного жреца. В обеих руках перед своей грудью он что-то нёс. Конана пронзила догадка: вот он – опал Нэсса!
И сейчас его наверняка будут «омывать» в крови очередной невинной и беззащитной жертвы, чтоб «сделать нашего покровителя ещё могущественней и благосклонней к своим верным рабам!»
Сколько раз он с таким д…мом сталкивался! Даже где-то поднадоело…
Но девушку спасать всё равно придётся.
Иначе он не будет Конаном-киммерийцем!
Спасать и правда – пришлось.
После «традиционного» чтения молитв, и вознесением рук с блестящим предметом над распростёртым беспомощным телом, Главный положил опал в выемку у головы жертвы, и достал из-под хитона чуть изогнутый и отблескивающий стальными зубцами нож немаленького размера – почти меч!
Но когда он попытался вонзить его дико закричавшей при виде стали девушке в грудь, меч уже киммерийца перерубил руку с зажатым орудием смерти!
Рука, отрубленная по плечо, упала к подножию камня, извиваясь и дёргаясь, словно настоящая змея!
Конан не стал ждать, пока остальные жрецы достанут из-под хитонов то, к чему сразу потянулись их бледные, но мускулистые руки, а с боевым киммерийским кличем промчался по периметру камня-алтаря, отрубая головы, нанося колющие и режущие удары, и вспарывая животы.
Выхватить кинжал успел лишь один, наиболее свирепый на лицо, жрец: по виду – настоящий стигиец. Однако не слишком это ему помогло: живой, словно ртуть, варвар перерубил поднятый клинок вместе с шеей оскалившегося мерзавца!
Теперь вокруг камня никто не стоял, зато лежащих – стенающих, ругающихся, или бившихся в агонии, валялось хоть отбавляй.
Конан, затылком почуяв опасность, повернулся к Главному.
Вот гад! Жрец оказался весьма настырным и мужественным фанатиком: теперь он пытался целой рукой разжать пальцы отрубленной, чтоб перехватить орудие жертвоприношения!
Конан исправил ситуацию: отрубил сразу голову.
Она покатилась как раз по жёлобу вниз. И упала в бассейн. Вскоре туда же дошла струя крови из перерезанной шеи жреца. Из бассейна донеслось подозрительное шипение и повалил дым.
Это Конану очень не понравилось. Он мгновенно обежал жертвенник, перерубая путы девушки, и метнул ненужный больше меч назад – в ножны. После чего перекинул замершее не то – от ужаса, не то – от удивления тело через плечо, и ринулся к выходу!
Однако как бы сильно киммериец не спешил, подобрать с пола свободной рукой каким-то образом укатившийся на дюжину шагов от ступеней опал, он не забыл! Вспомнил варвар и про странный способ «прибытия» – бежал спиной к выходу! Ориентировался при этом на медленно отдаляющийся алтарь, из ямы перед которым теперь валил ужасно густой, кроваво-коричневый и словно липкий, дым, и появились гигантские языки пламени – как от настоящего пожара!
Девица на его плече что-то закричала. Бросив взгляд назад, Конан обнаружил, что вход начала перекрывать неторопливо опускающаяся сверху капитальная решётка!
Он и сам заорал, и наддал что было мочи, хотя бежать задом оказалось ужасно неудобно и медленно! Но в последнюю секунду Конан кинулся на пол, и бросил вперёд, под острия пик, свою ношу, и проскочил, уже на спине, и сам!
Острия чуть скользнули по могучей груди, оставив три кровоточащих бороздки…
Со скрежетом и грохотом острия пик ударили в пол: мозаичные плиты словно скрючились, пошли трещинами от удара! Ещё более страшный грохот и рёв, словно из глоток тысячи раненных медведей, донёсся изнутри, со стороны алтаря!
Конан не придумал ничего лучше, как снова взвалить даже не попытавшуюся подняться на ноги удивлённую девушку на плечо, и ринуться прочь со всех сил – благо, бежать уже можно было нормально!
За спиной гремело и ревело, иногда словно потоки пламени лизали его обнажённую спину, заставляя щуриться, трясти лохматой головой, и рычать, а омерзительный запах горелой плоти и жжёных волос бил в ноздри, заставляя наддать ещё! Конан, мощно втягивая обжигающий воздух широко открытым ртом, продолжал нестись из последних сил, крепко вцепившись одной рукой в опал, а другой – в извивающееся, и почему-то пытающееся слезть с плеча тело…
Сзади раздался оглушительный взрыв!
В спину киммерийца словно дунули ураганы всех океанов! Его подхватило вихрем, и пронесло шагов двадцать! После чего бросило лицом вниз прямо в мелкую, и затянутую зелёно-жёлтой ряской, лужу заболоченной равнины Мазори.
Однако он успел бросить подальше вперёд ту, что нёс на плече: пусть хоть она спасётся!..
После этого оглушающая чернота навалилась на его голову, и он уплыл во тьму Валхаллы…
Однако оказалось, что никуда он не уплыл.
Очнулся от того, что кто-то брызгал ему в лицо слегка воняющую болотом воду, и сильно хлопал по щекам, что-то надрывно-рыдающее приговаривая женским голосом.
Кром, что с ним случилось?!
Открыв глаза, и увидев над собой крохотное, чумазое и заплаканное детское личико, он всё вспомнил. Спросил по-зингарски:
– Погони нет?
Девушка недоумённо поморгала – явно не поняла. Может, попробовать по-местному, по-шемитски?
О! Сработало. Тоненький и охрипший, сорванный от крика голосок, ответил:
– Нет-нет! Никого там из жрецов не осталось! Но вот вокруг нас сейчас… Может, посмотришь, о мой спаситель? Хотя они ближе, чем на пять шагов пока не подходят…
Конан повернул голову.
А-а, старые друзья! Вокруг хлопало пастями с ужасающими для неподготовленного взгляда орудиями убийства, стадо в десяток коперов, переминаясь с ноги на ногу, но не смея подойти ближе. А приятно: стало быть, ладанка с грибами ещё работает…
– Плесни в них водой – как только что плескала мне в лицо. – Конан кивнул в ответ на немой вопрос и удивлённо расширившиеся глаза густо-синего цвета, казавшиеся непропорционально большими на крошечном личике. – Вот-вот: зачерпни прямо ладонями, и плескай!
Стаду одной пригоршни оказалось мало: девушка брызгала трижды, пока коперы не соизволили возмущенно не то – заржать, не то – зареветь, зафыркать, и ретироваться, сердито хлюпая по трясине огромными стопами, и подёргивая длинными плетями почти конских хвостов. Девушка вздохнула явно с облегчением. Подошла снова к нему:
– Ты… как?
Киммериец потянулся, лёжа на спине, проверяя все мышцы и органы…
Болеть, вроде, особенно ничего не болело, если не считать того, что чувствовал он себя так, словно пару суток играл в перетягивание каната со стадом слонов-Нэссов.
Он криво усмехнулся:
– Нормально. Хотя, конечно, бывало и получше. Я – Конан-киммериец!
– Спасибо, Конан-киммериец. Я уж думала, пришёл мой смертный час! – девушка шмыгнула носом, трогательно его сморщив, и смахнув непрошено выступившую вдруг слезу, – А как ты узнал, что меня принесут в жертву именно сегодня, в день после нарождения новой Луны?
Конан подумал, что пытаться соврать, чтоб выглядеть лучше, чем он есть, смысла нет:
– Никак я этого не узнавал. Я – просто наёмник. Меня прислали сюда украсть опал Нэсса, и обещали заплатить за него неплохие деньги. А тебя, кстати, мне как называть?
– Опал. И я – избранная Дочь Нэсса.
Когда первый порыв естественного удивления прошёл, и Конан смог закрыть рот, ему пришла в голову странная мысль:
– Так вот это, – он указал на всё ещё лежащий поблизости овальный камень, переливающийся всеми цветами радуги в свете заходящего солнца. – не опал?!
– Опал. Но – не опал Нэсса. Это опал Тимуды. Это ему меня должны были принести в жертву. И это его должны были омыть в моей крови. Чтоб Тимуда в очередной раз возродилась. Тогда двенадцать Избранных жрецов-Нэссов снова совершили бы акт священного соития! Ну, ты же их всех видел? И даже позаботился о том, чтоб они… – девушка запнулась, нервно хихикнув, – ни в какой акт вступить не смогли!..
А через год у меня должна была бы родиться сестра. А потом всё, как обычно – её младенческая душа должна была вселиться в очередную избранную смертную девушку. Вернее – новорожденную девочку. И это её должны были через двенадцать лет снова… Забрать сюда, в Храм. А Тимуда, позаботившись о благополучии своего послушного народа, снова отправилась бы в Царство теней Каледда. Погрузившись в священный бесплотный сон на следующие двенадцать лет.
– Хм-м… – если Конан и посчитал ритуалы Нэсса и Тимуды несколько запутанными и странными, это ровно ничего не значило: мало ли у каких народов и их Божеств – какие обряды, традиции и верования, – Так ты – стало быть, дочь Богини и Бога?
– Нет, только Богини. Да и то – не сама, а через её Дух. – девочка похлопала себя по почти плоской груди, – А мой отец, как и Великий Нэсс, до избрания был простым смертным.
– Так это не жрецы строили этот Храм Пурха?
– Нет. Не они. Это наш Праотец Нэсс, под руководством отца Тимуды, Великого Пурха, который избрал его своим Главным Слугой, лет шестьдесят назад заново отстроил этот, – девочка махнула рукой в ту сторону, откуда они бежали, – Храм Пурха. И это Нэсс принёс сюда этот опал.
