Анатолий Алексеевич Гусев
Ожидание. Рассказы
Да кому я нужна?
В кафе молодёжь праздновала день рождения – днюху, как они сейчас выражаются.
Стас, старший брат именинницы Маши, немного припозднился, задержался на работе. Он преподнёс ей подарок, цветы, поцеловал в щёку.
– Съешь чего-нибудь?
– Маш, я что, из голодного края? Я сыт. Я пришёл тебя поздравить, повеселиться.
Стас оглядел скучающим взором толпу молодёжи. Его внимание привлекла симпатичная девушка, которую он раньше в окружении сестры не видел. Она в джинсах и голубой блузке с распущенными русыми волосами о чём-то оживлённо беседовала с двумя парнями.
– Куда ты смотришь, Стас? – спросила Маша.
– Да вон девушка, что-то раньше я её не замечал.
– А, Баронесса.
– Кто?
– Ирка Бараненко, она перевелась к нам в этом году.
– Красивая. А Баронесса, потому что гордая и неприступная?
– В какой-то мере – да. А ещё фамилия.
– С твоим, между прочим, кокетничает. Или уже не твой?
– Мой, мой. Ну и пусть. К Баронессе я не ревную.
– Что так?
– Ну так, – пожала плечами Маша.
– Пойду познакомлюсь поближе.
– Братик, не заморачивайся. Если обидишь её, ребята тебя могут и по стенке размазать.
– Что сразу пугать? Не собираюсь я её обижать.
– Вот и хорошо, посмотрел и забудь.
– Заинтриговала, сестра. Пойду приглашу её на танец, пока музыка подходящая.
Стас, пока шёл, пока пригласил, успел потанцевать с девушкой совсем ничего, только познакомился, и решил продолжить беседу после танца. Но тут подошли к нему ребята и отвели в сторону.
– Стас, без обид. Если Баронессу обидишь, мы за неё всем курсом впишемся.
– Это уже становиться забавным. Я трусом никогда не был. Что меня пугать? То Машка, теперь вы. Ваша Баронесса что – хрустальная ваза или писаная торба?
– Стас, просто предупредили. Не обижайся, братан.
Сказать, что Стас был озадачен – ничего не сказать. Он вернулся к Ирине, решив спросить напрямую.
– Слушай, я что-то тему не секу, у тебя, может быть, парень есть?
– Ой, да кому я нужна. А что ты спрашиваешь?
– Да мне все угрожают. Мол, если Иришку обидишь, то мы за неё впишемся.
– А, ну это они могут. А ты испугался?
– С чего это?
– Как с чего? Потому что спрашиваешь.
– Выясняю: что в тебе такого особенного?
– Поверь – есть.
– И что?
– Какая разница?
– Интересно. То, что ты красивая, вынесем за скобки. Это и так ясно, это, так сказать, медицинский факт.
Девушка засмеялась.
– Спасибо за комплимент. Грубо, но приятно.
– Всегда пожалуйста. Так что же ещё в тебе такого?
– Не парься. Я из Донецка, натерпелась, вот ребята меня и жалеют. Немного напрягает ненужная забота. Что меня жалеть?
– Тогда я не буду.
Ира улыбнулась.
– Договорились.
Они пообщались весь вечер, а когда всё закончилось, Стас пошёл её провожать.
***
Начало февраля, они шли по ночной Москве, снег скрипел под их ногами.
– Ты чуть прихрамываешь на правую ногу. Ранение?
– Заметно?
– Почти нет. Город обстреливают? Там страшно?
– Ко всему привыкаешь.
– К этому можно привыкнуть?
– Как ни странно – да. Сначала было страшно, но постепенно привыкли. Ты знаешь, когда обстрел застаёт людей в магазине, очередь к кассе замирает. Кассу закрывают, так положено, а люди в бомбоубежище не бегут, ждут. А что туда-сюда бегать? Обстрел заканчивается, жизнь продолжается. Привыкли. Ты знаешь, Стас, мне неприятно об этом говорить…
– Понял. Ты одна живёшь?
– Можно сказать, что да, одна. Отец – хирург, мама – анестезиолог. Они там.
– Ага. Вот почему ты на медицинском учишься, династия.
– Династия, – согласилась девушка.
– Назад, в Донецк, хочешь вернуться, – сказал Стас и продекламировал:
Когда белый свет оккупируют бесы,
Когда повсеместно бесчинствует зло –
Безропотно бальный наряд баронессы
Меняется на сапоги и седло.
Ирина улыбнулась печально:
– Тебе тоже Фролов нравится?
– Автора я, честно говоря не знаю, а стихи понравились.
– Стравили нас, как два индейских племени, – сказала она грустно, – зачем воюем – не понятно. Мне эти тоже стихи нравятся, но они не про меня. А ты чем занимаешься, Стас?
– У меня микробизнес, торгую.
– Один живёшь?
– Один. Есть однокомнатная квартира.
Они шли, болтали, и им было хорошо вдвоём. У подъезда её дома Стас спросил:
– Я позвоню?
– Зачем?
– Глупый вопрос. Потому что ты мне понравилась. Встретиться хочу.
– Звони, главное, чтобы потом не пожалеть.
– Ну, опять начинается.
– Я пошутила.
Ира послала ему воздушный поцелуй и упорхнула в подъезд.
***
И они стали встречаться. Ира поначалу с неохотой принимала ухаживания Стаса, но потом сдалась под напором молодого человека. А Стас был восхищён этой милой жизнерадостной девушкой. Дружба переросла в любовь, хотя они об этом не говорили. И с интимом как-то не заладилось. Девушка мягко отклоняла поползновения Стаса.
Как-то в начале мая они сидели на диване у Стаса дома, смотрели фильм. И так, про между прочем, Стас спросил:
– Ир, а почему ты юбки не носишь?
Ира улыбнулась как-то неловко, настороженно.
– Почему ты спрашиваешь?
– Хочется залезть тебе под юбку.
– И что ты там будешь делать?
– Найду чего делать.
– Вынуждена тебя огорчить: юбок не ношу. В моём гардеробе ни одного платья, ни одной юбки нет.
– Жаль, – искренне сказал Стас.
И вдруг резко привлёк девушку к себе, стал целовать её, шарить по её телу руками. Ира не сопротивлялась, а наоборот, обнимала парня, страстно ласкала. Стас осмелел: повалил девушку на диван и стащил джинсы вместе с трусиками. И почувствовал что-то неживое под левой рукой.
Ира посмотрела на Стаса.
– Бионический протез, – сказала она насмешливо, – дорогой, импортный. Осколки раздробили кость, началась гангрена, ногу спасти не удалось, пришлось ампутировать. Хорошо, что ниже колена. Ты что так в лице переменился, Стасик? Прошла любовь, завяли помидоры? Ну, извини. Этого следовало ожидать.
Девушка натянула на себя трусы и джинсы, встала с дивана и направилась из комнаты в коридор. Оглянулась и добавила:
– Мне было хорошо с тобой. Прощай.
Стас посидел несколько секунд под впечатлением, а потом в два прыжка оказался в коридоре. Ира уже надела туфли. Он схватил её за плечи, развернул к себе.
– Значит, вот как ты обо мне думаешь? Ожидала, значит? А я почему-то думал, что как минимум тебе нравлюсь.
– Да кому я нужна без ноги? И тебе не нужна, – сказала Ира грустно.
– Откуда такая уверенность?
– А что? Не так? – Ира говорила уже гордо, с вызовом. – Ты не знаешь, Стасик, как я любила платья. В платье женщина выглядит более изящно, более женственно, на каблучках если… Я год плакала, прыгая на костылях. А протез… Учиться ходить на нём, это же больно, трудно. Я уже свыклась с мыслью, что никому я не нужна и семьи у меня не будет. Кому нужна калека? Ты же тоже не захочешь всю жизнь мучиться с безногой? Что родители по этому поводу скажут?
– Они сказали: «Это твоё дело, сынок».
– Сказали? Так ты знал?
Ира удивлённо посмотрела на Стаса.
– Какая ты наивная! Конечно. Ты общаешься с моей сестрой, а она же знает, что у тебя правой ноги нет.
– Что же ты тогда так в лице переменился, как увидел?
– Одно дело знать, другое дело увидеть.
– И давно ты знаешь?
– С третьего свидания. Машка и мне, а заодно и родителям всё выложила. Честно говоря, я думал, что всё гораздо хуже.
– А сейчас что думаешь?
– Что люблю тебя, и что это лишний повод таскать тебя на руках всю жизнь.
Ира рассмеялась.
– Стас, может, лучше всё-таки не таскать, а носить?
– Как скажешь, спорить не буду, можно и носить.
И он подхватил девушку на руки и, глядя в глаза, спросил:
– Замуж за меня пойдёшь?
– А откажу – бросишь? – она лукаво смотрела на него.
– Брошу, – Стас не понял игры слов.
Ира обхватила его за шею.
– Тогда пойду, а то так ещё одной ноги лишусь.
Стас развернулся со своей ношей и задумчиво произнёс:
– А без протеза, наверно, будет легче?
– Наверное, – согласилась Ира.
Стас поцеловал её и понёс в комнату.
16.02.2024 г.
А жизнь-то прошла
Николая Петровича уволили. У фирмы, где он работал, начались финансовые проблемы, и поэтому увольняли всех, кого можно, и экономили на всём, на чём можно. Николая Петровича на фирме любили: он всё умел и мог починить всё, что угодно – от сантехники до компьютера. Хозяин подумал, что выгодней вызывать соответствующие службы, чем держать такого умельца на все руки, тем более, что он чаще чинил автомобили сотрудников, чем вышедшее из строя имущество фирмы. И походил Николай Петрович больше на директора, чем на ремонтника. На нём неизменный костюм-тройка, свежая рубашка, галстук, он всегда в начищенных до блеска ботинках, чисто выбрит, источает запах приятного парфюма и ходит всегда прямо, как будто палку проглотил.
И всё равно уволили, с неохотой, но уволили.
Николай Петрович сильно не расстроился. Он был искренне уверен, что с его-то золотыми руками и светлой головой работа найдётся. Но не тут-то было. Сказался пред-пенсионный возраст. У этого возраста то преимущество, что на транспорт не надо тратиться, когда ездишь на многочисленные собеседования. На этом преимущества заканчивались. И деньги тоже. А до пенсии ещё долгих три года, а жить как-то надо. Николай Иванович с макарон и покупных пельменей плавно перешёл на «Доширак» и, наконец, докатился до бомж-пакетов. Дети – сын и дочь – были в шоке. Николай Иванович жил один в однокомнатной квартире, дети жили отдельно, но навещали отца довольно часто.
Учуяв химический запах быстрорастворимой лапши на отцовской кухне, дочь Ольга всплеснула руками:
– Папа, ты докатился до этого?
– Так у меня не миллионы под подушкой, дочка.
– А денег попросить не судьба? – упрекнул сын Пётр.
– Когда я у кого просил? Я привык сам зарабатывать на жизнь, – гордо ответил Николай Петрович.
– Каким образом, папа? – настаивал сын.
– Я что-нибудь придумаю.
– Давай ты просто у нас будешь жить. Хочешь у меня, а хочешь у Оли.
– Где я у вас буду жить? В прихожей на коврике?
– Почему? В комнате у внуков.
– Нет, нет, я уже старею, мне и полежать в тишине на диване охота. И комп у меня тут. Нет. Всё, дети, разговор окончен, я справлюсь.
Брат с сестрой переглянулись.
– Ну и упрямый ты, папа, – сказала Оля.
– Пап, – сказал Петя, – вот двадцать тысяч, кладу в сервант. Не придумаешь ничего – живи на них. Кончатся – ещё добавлю.
– Придумаю, – упрямо повторил Николай Петрович.
– Интересно – что? Ближайшие фирмы ты уже объездил. Не берут. Ты думаешь, что на дальних возьмут?
– Москва большая.
– Но работы для пред-пенсионеров нет.
– Да, – согласился Николай Петрович, – пенсию ещё не дают, а бабы уже не дают.
– Ну, папка! – возмутилась дочь.
– А что? Я же ещё живой.
– Тебе надо как-то самому зарабатывать деньги, отец, – сказал Пётр.
– Как? Просить милостыню?
– Ну, почти…
– Никогда Николай Баринов не протягивал руки!
– Я не про это. Дать объявление в интернете, что ты можешь починить всё. Твой же бывший работодатель тебе первый и позвонит.
– Хорошая идея, сынок.
***
Идея-то хорошая, жаль только, что пришла в голову не только одному сыну Николая Петровича.
– До чего же работящий у нас народ, – ворчал на конкурентов Николай Петрович.
Ему повезло, его вызвали пару раз, а потом сообщение ушло куда-то вниз и оказалось, что за бесплатное объявление надо платить, если желаешь, чтобы оно размещалось на первой странице, его видели и, соответственно, звонили. Николай Петрович поворчал, вздохнул и заплатил. Ему почти сразу пришёл заказ, да ещё и на соседнюю улицу.
Как всегда, в костюме-тройке, при галстуке, в руке чемоданчик с инструментом, Николай Петрович позвонил в дверь заказчицы. Дверь открылась. В коридорчике стояла моложавая женщина шестидесяти лет в изящном дорогом деловом костюме, чёрные волосы без признаков седины спускались густыми волнами до плеч.
– Я по объявлению, – солидно произнёс Николай Петрович.
– Менять унитаз? – уточнила женщина, удивлённая внешним видом сантехника.
– Да.
– Проходите.
Женщина отступила назад, Николай Петрович вошёл, закрыл за собой входную дверь, на ноги одел синие бахилы, поднял голову и удивлённо воскликнул:
– Лилька! Бик!
Женщина одела очки, пригляделась и тоже радостно:
– Колька Баринов! Ну, конечно. Кто ещё придёт чинить сантехнику при полном параде? Когда ты галстук надел? В пятнадцать лет?
– В четырнадцать, как только снял пионерский. Лилька! Ты же в Израиль уехала?
– Какой Израиль, Коль, нас и здесь хорошо кормят, – улыбалась Лиля.
– Ты же писала…
– Не я писала, Коля, – оборвала его Лиля. – Как ты будешь унитаз менять в таком виде?
– Я переоденусь, с вашего позволения.
– Да пожалуйста. Ты сколько будешь возиться?
Николай Петрович пожал плечами:
– По-хорошему, полчаса, а так и час может быть, и два. Как пойдёт.
– Коленька, я отлучусь, максимум на час. Я хотела соседку попросить приглядеть за сантехником, теперь такая необходимость отпала. И ты будешь спокойно работать. Ты меня дождись. Дождёшься?
– Дождусь.
С унитазом Николай Петрович возился дольше, чем рассчитывал – минут сорок. Всё за собой убрал, сел на кухню ждать хозяйку.
В мойке гора посуды, кран подтекает. Посуду перемыл, в кране поменял прокладку. И опять уселся ждать хозяйку.
Интересно получается – в юности они с Лилей жили на соседних улицах, ходили в одну школу, а потом даже в один выпускной класс. Вот тогда и завертелась у них бешенная любовь. И не только у них. Димка Дроздов с Иркой Медведевой, их одноклассники, поженились и до сих пор живут, счастливы, наверное – не жалуются. А у них с Лилей первая любовь переросла в первую разлуку. И вот много лет спустя, на другом конце Москвы, они с Лилей опять живут на соседних улицах. Надо ли входить в эту реку ещё раз? Жизнь-то, можно сказать, прошла.
Лилия вернулась радостная, вся сияет.
– Не скучал без меня, Коленька? Смотрю, посуду помыл и кран починил.
– Я ещё и лампочки могу вкручивать. Что за еврейская привычка оставлять мытьё посуды на потом?
– Что поделаешь, национальная особенность, – улыбнулась Лилия, – но, вообще-то, вот посудомоечная машина, я специально коплю как можно больше посуды, чтобы воду поменьше тратить.
– Вот, блин, а я и не заметил.
Николай Петрович слегка огорчился. Лиля улыбнулась и предложила:
– Давай я тебя чаем напою.
Она включила электрочайник, поставила на стол чашки, печенье, конфеты.
– Спиртного нет, уж извини.
– Да мне и не надо. Значит, в Израиль не уехала. А что писала мне в армию?
– Это не я писала. А мне пришло письмо, что ты в армии женился?
– Да ты что?
– Да. А ты не женился?
– Нет. Я женился через пять лет после армии. Я приходил к тебе, как дембельнулся, но в твоей квартире другие люди были.
– Мы переехали. Скучал?
– Скучал. Как ту песню слышал: «А я в пруду для Лилии…», тебя вспоминал.
– А помнишь, как ты клумбу с цветами для меня оборвал? Мы ещё от милиции убегали. Правда, тогда цветы были не лилии…
– Тюльпаны. Помню. На девятое мая это было.
– А люльку у строителей угнал, когда ко мне свататься приходил?
– Да ну. Вы с мамой смеялись как сумасшедшие, весь торжественный момент испортили. Я подумал, что так будет романтичнее: на седьмой этаж в строительной люльке.
Лилия звонко смеялась, глаза её блестели, она даже помолодела.
– Ну, Коленька… Ты такой торжественный при галстуке с цветами появляешься в окне седьмого этажа, лето – окно открыто. А там внизу рабочие тебя матом поливают.
– Издержки момента.
– Папа не оценил этого русского ухарства.
– Это он написал мне в армию, что вы в Израиль уехали?
– Нет, не он, но инициатива его.
– А почему?
– Он считал, что еврейский мальчик или девочка должны связывать себя брачными узами только со своими. А если кто женится или выйдет замуж за гоя, то для своей общины они считаются умершими. Над такими даже проводили погребальный обряд.
– Да чушь. Сколько таких пар! Возьмём, к примеру, советское правительство, особенно сразу после революции.
– Папа придерживался таких взглядов. Что я могла поделать?
– Ты была счастлива?
– С Поляковым мы хорошо жили.
– За русского всё-таки замуж вышла, – упрекнул её Николай Петрович.
– Эта фамилия чаще у евреев встречается, чем у русских.
– Ну, хорошо, только я не про это спрашиваю. Где он, кстати, сейчас?
– На кладбище. Три года назад умер.
– Моя Валя два года как умерла. Так ты была счастлива с ним?
– А ты со своей Валей? – спросила Лиля.
– Еврейская манера отвечать вопросом на вопрос. Мы с ней хорошо жили, – улыбнулся Николай Иванович.
– До пенсии тебе сколько?
– Три года.
– С детьми живёшь?
– Нет, у меня однокомнатная квартира, а у сына с дочкой своя жилплощадь. А у тебя?
– Так же. Только у меня два сына. Юридическая фирма братьев Поляковых, может быть, слышал?
– Нет. У вас династия? У тебя отец с матерью юристы вроде как были?
– Да и у меня была нотариальная контора, а у мужа адвокатская.
– А я инженер-конструктор. Но стране больше были нужны юристы, чем инженеры.
– Что же поделаешь, Коленька, не мы время выбираем. Ты не бедствовал?
– Бывало, временами, что и бедствовал, но в целом грех жаловаться: детей вырастил, в детстве ни в чём они не нуждались.
– Вот и хорошо. Оставайся у меня, Коленька, я не хочу тебя никуда отпускать. Не хочу тебя больше терять. Будем вместе век доживать. Будем сидеть на лавочке, молодость вспоминать.
– Давно уж нет лавочек у подъездов.
– Неважно. У меня на даче есть. Лет десять мы с тобой протянем?
– Протянуть можем и двадцать и, даже, тридцать, только вот жизнь-то прошла и воспоминания с годами не прибавятся.
– Не хочешь оставаться?
Лилия заглянула ему в глаза. Николай Петрович вздохнул и отвёл взгляд.
– Вот если бы твой папа не встал между нами, как ты думаешь: мы бы с тобой ужились?
– Ужились, – уверенно сказала Лилия, – мне с тобой было легко и просто. И очень весело.
Она грустно улыбнулась. Николай Петрович встал из-за стола, Лилия тоже поднялась. Она прижалась к нему.
– Как у тебя сердце бьётся.
– Давно не обнимался с любимой женщиной.
Лиля улыбалась.
– С деньгами у меня сейчас не очень, – признался Николай Петрович, – а до пенсии ещё дожить надо.
– Доживём. Тем более, что ты лампочки умеешь вкручивать.
– Я много чего умею, только вот жить за твой счёт не могу.
– И не надо, работай. С работой я тебе помогу, обеспечу. А я тебя ждать с работы буду, обеды, ужины готовить. Форшмак на завтрак. Тебе когда-то нравился.
– Нравился, – согласился Николай Петрович.
– А сейчас?
– С тех пор не ел.
– Ну вот. Хочется просто быть женщиной, женой. Хоть под конец жизни быть счастливой с любимым человеком. Оставайся, Коленька. Не пропадай больше, не надо.
29.02.2024 г.
