Анастасия Зарецкая
До нескорого, она же
Ярослав говорил все это, смотря вперед, перед собой, будто находился не тут, а в своем детстве, и в тысячный раз переживал все то, что пришлось пережить единожды.
Я понимала его.
Моя мама до сих пор оставалась жива, но для меня ее тоже не существовало.
Хотя, что бы я себе не говорила, я не до конца отпустила ее – и свою к ней обиду.
Яр почти совсем замедлился, и я поняла, что мне надо сделать хоть что-нибудь, хоть как-то его поддержать. И я неловко коснулась его предплечья. Даже такое действие было для меня подвигом. Просто потому, что я вообще не привыкла прикасаться к людям.
Ярослав посмотрел на меня, будто видел впервые. И спросил:
– Ты разрешаешь?
Я кивнула, не зная, на что даю согласие – и готовая ко всему.
Тогда Яр остановился и сжал меня в объятиях, обхватив мою спину руками.
Свободы движений хватило только на то, чтобы положить ладони на его талию.
– Спасибо тебе, – прошептал он, положив голову мне на плечо и уткнувшись в съехавший хвост. И повторил: – Спасибо, Яна.
– За что? – спросила я тихо.
– За то, что я живу, – ответил он. – Нет, не так. Жи-ву.
И я опять не смогла промолчать:
– Ты и без меня… жил. По-моему, даже легче, чем до встречи со мной.
Он рассмеялся и поинтересовался:
– А что по-твоему полноценная жизнь?
Объятия спали, и я оказалась на свободе.
Но Яр не отошел.
Он стоял близко-близко и смотрел на меня. А через несколько секунд произнес:
– Я обещаю тебе, что помогу разобраться во всей этой истории с Янтарной.
– Это рыцарская клятва? – поинтересовалась я.
– Ну, почти, – отозвался он. – Вы, черные, ведь закрепляете клятвы душой и кровью? Хочешь закрепить?
– Душой и кровью, – повторила я. – Красиво звучит… Но я закреплять ничего не буду.
– Душу жалко?
– Тебя, дурачка, – ответила я. Развернулась, пошла дальше и по ходу спросила: – Предположим, что история завершится, а дальше ты что собираешься дел…
Я замерла.
– Скорее всего, меня здесь не будет. Об этом я тоже хотел тебе рассказать, но все не выпадало моме… – ответил Яр на периферии сознания, и я не успела даже спросить, на что он намекает.
Теперь было не до вопросов.
Впереди стоял Кирилл, и он смотрел на меня.
Сколько нас разделяло? Метров десять? Меньше? Больше? Глазомер у меня плохой, но я точно могу сказать, что он находился не на расстоянии вытянутой руки. Однако я ясно видела его темно-карие, почти черные, глаза.
Видела… Но не подчинялась им.
Дурман не появился в моей голове.
Там возник страх.
Страх от осознания того, что Кирилл пытается на меня воздействовать, и облегчение, даруемое тетиным браслетом. Он меня не коснется. У него не хватит мощи.
Но зачем ему вообще касаться меня?..
– Знакомое лицо, – заметил Ярослав по соседству. – Это, случаем, не тот пижон, к которому ты тогда сбежала?..
– Он, – ответила я тихо. Кирилл пошел в нашу сторону. – Правда, тогда мы ещё не были знакомы.
– Женщины, – пробубнил Яр.
Спустя шагов пятнадцать Кирилл остановился и произнес:
– Здравствуй, Яна.
Я отозвалась, глядя ему в глаза:
– Обычно я не здороваюсь, Кирилл.
Он кивнул и посмотрел на мага:
– Здравствуй, спутник чудесной Яны. Припоминаю твое одуховлетворенное лицо.
– А я с тобой не знаком, чтобы тебя приветствовать, – отозвался Яр, – поэтому ты и тут промахнулся. Так что ты пожаловал? Яна сейчас не слишком расположена к разговорам с кем бы то ни было…
– Кроме тебя? – Кирилл ухмыльнулся. – Возможно. Но мы это решим сами. Яна, – он вновь посмотрел на меня. Колдовские глаза. – Сегодняшней ночью я понял, что наше знакомство началось неправильно. Мы слишком многое утаили друг от друга. Конечно, во время второй нашей встречи кое-что выяснилось, но сейчас я хотел бы быть с тобой предельно честным и раскрыть то, что до сих пор оставалось скрытым.
– Ты пытаешься меня заколдовать, – не спрашивала, а утверждала я.
– Почему же тогда ты не бежишь? – поинтересовался он. – У тебя есть все шансы спастись, оказаться как можно дальше от меня. И заодно защитить своего приятеля.
– Мне интересно, – ответила я сквозь зубы.
– Интересно? – он выгнул бровь.
– Интересно, что ты можешь предложить, кроме гипноза, чтобы исполнить указание той, которой ты служишь.
– Ты знаешь. Похвально, – заметил Кирилл.
– Я догадывалась, – отозвалась я, – но ты подтвердил мои догадки.
Ярослав коснулся моего запястья, и я осознала это касание, но не почувствовала его. Нас с Кириллом будто окружил невидимый, но прочный купол. Ещё один.
И мы остались только вдвоем.
Я приготовилась в любой момент задействовать душу, чтобы доказать свою правоту.
– А ты мне сразу понравилась, – заметил Кирилл.
– Ты мне тоже – но это осталось в прошлом. На нашей первой встрече ты был гораздо более милым, чем сейчас.
– Благодарю, – он кивнул. – Но тогда я в самом деле не знал, что ты – это ты. И я бы оставался милым впредь, если бы твоя знаменитая родня о тебе не позаботилась, – он кивнул на мое правое запястье, на которое был надет скрытый за курткой браслет.
Слушать это отчего-то оказалось больно. Подаренный Кириллом свет погас, и я осознала, что погружаюсь в темноту.
Но молчала, не выдавая себя.
Хотя понимала, что от него ничего не скрыть.
Ни чувств, ни браслета.
– Что ты знаешь о магии Янтарной, своей тети? – будто подслушав мои мысли, поинтересовался Кирилл. – Ты интересовалась хоть чем-нибудь… или предпочла остаться в счастливом неведении?
Он сделал шаг в моем направлении.
И сразу после этого вперед шагнул Яр, загораживая меня своим плечом. Он не ощущал купол – но его ощущала я. И понимала, что никакого вреда Ярослав Кириллу не причинит.
А осень вокруг стояла не просто желтая, красная и черная.
Пряталось за горизонт пыльное солнце, по небу плыли серые облака, и косяк белых птиц летел сквозь них, переговариваясь.
Я люблю осень. Пусть каждый год мне и приходится вновь умирать на фоне этого яркого великолепия.
– А что выбрал бы ты? – спросила я, встречаясь с глазами Кирилла. – Неведение или страдания?
У него была другая красота.
Не сияющая, как у Яра, и ни изящная, как у Влада. Темная красота. Жгучая. Всепоглощающая. На первой нашей встрече я вдруг решила, что это – именно та красота, которую я искала все свои семнадцать лет.
Но ее носитель оказался лишь прислужником моей тети.
И мне тоже очень жаль.
– Когда-то я выбрал знания, – ответил Кирилл, не пояснив, что за эти последовало.
Купол начал подрагивать, и я поняла, что наше уединение вот-вот закончится.
Но прежде, чем проиграть, Кирилл коснулся моего правого запястья, и я явственно услышала, как расстегивается карабин на надетом тетей браслете.
Карабин, который не по силам было расстегнуть никому, кроме создателя магической вещи. По крайней мере, так я считала раньше.
Поднялся ветер, и я, не удержавшись на ногах, провалилась в пустоту.
Если бы я вдруг забыла, где нахожусь, то решила бы, что заглянула в собственную душу.
Вокруг меня струился чернильно-черный туман с лиловыми всполохами, в некоторых местах дырявый, точно кто-то отрезал от ткани с несколько десятков лоскутков.
Я брела по нему – или это туман двигался мне навстречу.
А потом появилась она, и туман вел ее ко мне.
Моя тетя.
Моя настоящая тетя. Ещё одна.
На ней было то же самое черное платье, которое я помнила ещё по рыжему замку. Волны каштановых, совсем моих, волос покачивались за спиной. Но теперь я могла видеть ее лицо, и если бы я не помнила наизусть лицо матушки, я бы решила, что передо мной именно она.
Они были очень похожи.
Старшая сестра и младшая.
Моя тетя приходилась младшей, но она все равно была чуть старше, чем матушка, когда та ушла. Она носила чуть более узкое лицо и немного более длинный нос. В целом ее лицо казалось острее, чем лицо моей матери – или я сама себя обманывала.
А ещё она имела своеобразные рубиновые губы и светло-карие глаза. Глаза-шампанское, в которых веселятся пузырьки… и глаза-янтарь, в которых навеки застыла мудрость.
Теперь я поняла, за что ее называют так – или называли когда-то.
У моей матери глаза были безоблачно-голубыми.
Тем не менее, я походила на них обеих. И лицом, и застывшем на нем выражением, и фигурой.
Лишь только глаза у меня были отцовские.
Приблизившись друг к другу, мы остановились – или это замер мир вокруг.
– Я рада тебя видеть, – произнесла тетя.
– Не могу ответить тебе взаимностью, – призналась я.
– Я понимаю, – она кивнула, и это был мой кивок. – Мы провели рядом слишком мало времени, чтобы ты полностью осознала и приняла мои принципы. Но только вслушайся, Яна! – она взмахнула руками, и это был жест моей матери. – Яна – Солнце. Яна – Янтарь. Слышишь? В тебе от янтаря даже больше, чем во мне, Яна-янтарь. Только вслушайся…
Она пытливо смотрела мне в глаза, и это был взгляд безумца.
Безумца, заблудившегося в собственной душе.
Я послушно повторила это «Яна-янтарь» – что-то в данном сочетании все-таки было.
Тетя довольно кивнула и заметила:
– Я рада, что теперь смогу говорить с тобой. Я видела, как ты не хотела, чтобы наша связь прерывалась. Ты должна понять… Ибо ты чувствуешь то же, что и я – и я не ошиблась. Я расскажу тебе все, вот только…
И она замолчала.
Тогда попыталась что-то сказать я – в моей голове крутилась тысяча вопросов, – но туман начал рассеиваться, и тетя исчезла вместе с ним.
А потом растворилась и я, чтобы очнуться в объятиях Яра.
Он крепко прижимал меня к себе, и вид у мага был несчастным.
Я распахнула глаза, посмотрела на его подбородок и спросила:
– И долго я пробыла… так?
Яр посмотрел на меня с беспокойством во взгляде.
– Секунд десять, – ответил он. И пояснил: – Ты упала. А твой приятель сразу сбежал.
Ярослав освободил меня из объятий, и я встала на ноги. Даже более-менее уверенно.
– Верю…
Я пошевелила рукой и почувствовала спавший браслет. Вынула его из рукава и молча убрала в карман. Защитный контур Кирилл нарушил, и теперь браслет служил лишь украшением.
Есть артефакты, которые работают подолгу, останавливая и возобновляя работу, но данный браслет к таковым не относился. Над одним артефактом работают десятилетиями, и никакие касания не смогут разрушить его силу.
Но даже если и так.
Мой браслет – не простая вещица. Почему Кирилл справился с ним так просто? Какими знаниями владеет моя тетя, если ими так свободно распоряжается ее прислужник?
– Это она была там? – уточнил Яр. – Твоя… Янтарная?
Я кивнула и заметила:
– Мне кажется, она никогда не оставит меня в покое.
– Я помогу, – отозвался Ярослав решительно.
– Ты не понимаешь… – пробормотала я. – Она не так проста, и…
– Я помогу, – не унимался он.
– Зачем? – не вытерпела. – Зачем это все? Зачем Кирилл? Зачем Янтарная? Зачем… ты?
Я покосилась на Яра, но он не ответил, благоразумно отвернувшись.
Не сговариваясь, мы пошли обратно. Прогулка, ясное дело, не заладилась с самого начала. А когда-то мы так легко размышляли о всякой фигне! Прошло всего два месяца, но, кажется, многое поменялось с тех пор.
Я поменялась.
Яр.
Я не решилась продолжать расспросы – ни я, ни Ярослав не были настроены на долгие беседы. Я шла впереди, а Яр – по моим следам, внимательно оглядываясь вокруг, будто за каждым кустом сидели Кириллы. И запоминал дорогу к моему дому, естественно. Хотя, если маг плохо ориентируется на местности, по моим закоулочкам он никогда сюда не дойдет.
Тем не менее, мы остановились возле моего подъезда.
И я заметила:
– Теперь ты знаешь, где я живу.
– Кроме квартиры, – заметил Яр.
Я посмотрела наверх и указала на балкон, завешенный розовой шторкой.
– Седьмой этаж. Квартира справа. Да… Спасибо, что проводил. Как теперь обратно-то пойдешь?
– Разберусь, – отозвался Ярослав.
– Если что, звони, – предложила радушно. – Я здесь местная, знаю, куда и что. Могу даже подсказать, как дойти до Влада. Он поблизости. Или до Вики.
Яр поморщился:
– Я лучше пойду домой. – И вновь посмотрел наверх. – Слушай, у тебя, по-моему, шторка шевелится…
Пока я поднимала голову, шторка шевелилась уже умереннее. Это значило одно из двух…
– Либо отец, либо домовой, – заметила я. – Впрочем, с первым ты уже знаком, а второй любит только меня. Пока, Яр.
И спряталась в подъезде.
***
Отец оказался дома, так что управлять шторкой в самом деле мог именно он. Но я не стала ничего спрашивать. Смотрел – ну и флаг ему в руки.
Он вышел меня встречать, мы обменялись кивками, и на этом наше общение закончилось. Я пару минут посидела с Хомячидзе и вернулась к себе в комнату, за ненаглядное домашнее задание. И тесты. Мне следующим летом ещё поступать.
Оторвалась только около десяти, решив перекусить. Сходила на кухню и сделала себе бутерброд со шпротами, сохранившимися ещё с лета.
Сидела за кухонным стулом, пила чай и смотрела в окно, на темно-синее небо.
А потом вспомнила о нашей сегодняшней прогулке и решила посмотреть магпочту. Не зря же Ярослав ей так интересовался…
Я не прогадала.
Письмо действительно нашлось. Или даже не письмо, а так, короткая заметка, написанная от руки на гладкой белой бумаге ровным, совсем не врачебным почерком.
Вот у Влада почерк был далеким от идеала, так, скорее схематичным. Поэтому я с первого же взгляда поняла, что это не Влад. А кроме него мне сюда никто и не писал, так что сомнений в авторе записки не оставалось.
«Ты сегодня спрашивала, зачем», – писал Ярослав.
Я тяжело вздохнула.
Лучше бы не спрашивала, честное слово. Есть же нудные люди… Причем я совсем недавно причисляла к ним Влада, а теперь вот… Обнаружился новый кандидат.
«За других я не могу говорить, – продолжал маг. – Но за себя отвечу. Потому что ты мне небезразлична – а мы беспокоимся за тех, кто для нас что-то значит. P. S. Надеюсь, что это сообщение до тебя дойдет, потому что больше отправить я его не решусь».
Я же говорила – ничего хорошего ждать не стоит.
А ведь я уже это все проходила… Совсем недавно. Повторенье – мать ученья? И директор больницы, где лежат съехавшие с катушек?..
Я перевернула присланную Яром записку и начеркала неряшливо: «Давай без этого. Пожалуйста». Вложила записку обратно, в специальном окошке указала «Белого Оленя», который тут же растворился. Это значило, что письмо отправлено. Но на всякий случай я приподняла крышку и убедилась – внутри ничего не было.
Придумал тоже.
И ведь не за себя обидно – за него. Нафантазирует себе… а потом будет страдать.
И я буду страдать.
Потому что и я не умею равнодушно наблюдать за теми, чьи судьбы рушу.
***
В пятнадцать минут первого я заглянула в кабинет отца.
Он как раз сидел за компьютером, быстро что-то печатая в открытом документе. Но мое появление все равно заметил.
Я смотрела на него из коридора, держась правой рукой за стену, поэтому он не мог видеть пустующего запястья. Бесполезный браслет я спрятала в один из отделов малахитовой шкатулки, к другим украшениям, среди которых затесался и кошачий глаз, когда-то подаренный мне кулон, что я не осмеливалась надевать, но и избавиться от этого подарка воли не было.
– Спокойной ночи, отец, – заметила я, посмотрев на него.
– Спокойной ночи, Яна, – отозвался отец. Он вздохнул, прислонил ладонь к глазам и заметил: – Хотя в ближайшие часа два сон мне не улыбается.
– Устал? – вдруг спросила я. Слишком беспомощным он выглядел в тот момент.
– Терпимо, – ответил он.
Отец никогда не признается в собственной слабости, и в этом я стараюсь ему подражать. Судя по всему, получается не всегда.
Я молча ушла в свою комнату, не став больше ничего говорить.
И про браслет тоже.
Ибо я считала это своей – и только своей – проблемой.
Глава 9. Прогулки
Она мне приснилась.
И я даже не удивилась, когда это произошло, потому что я знала, что это произойдет.
Хотя я даже не могу назвать ту нашу встречу именно сном – это было нечто большее, чем сон. Быть может, даже частичная телепортация. Это когда тело подобно бревну лежит в постели и восстанавливает жизненные силы, а душа порхает вне, ничем не обремененная. И принимает тяжесть и форму тела, чтобы не быть расплывчатым невесомым облаком.
Я оказалась в замке тети, хорошо мне знакомом. И в первые мгновение после перемещения стояла у того самого окна, возле которого впервые увидела тетю.
Она появилась из-за поворота секунд через пятнадцать.
Приблизилась ко мне, стуча каблуками, и остановилась напротив, совсем рядом. Нежно посмотрела на меня и произнесла:
– Здравствуй, Яна.
Страшно не было. Напротив, я чувствовала удивительное умиротворение. Все шло так, как должно было.
Я смотрела в ее – мое и матушкино – лицо. И единственным, что мне пришло в голову, был вопрос:
– А тебя мне как называть?
– Они не удостоили тебя даже моего имени? – тетя покачала головой. – Я всегда знала, что не особо уважаема ими, но это совсем обижает. Называй меня Алиной, Яна. Родители называли меня Алиной.
Я кивнула.
Алина.
Это имя ей шло – и ещё больше сближало ее с моей матушкой. Их имена различались только парой букв, и я не знала, намерено ли то совершено – или случайно.
– Ты давно виделась с родителями? – спросила вдруг я.
Мы сдвинулись с места и побрели по коридорам замка, двигаясь, насколько я могла сориентироваться, в сторону лестницы.
– Семнадцать лет назад, когда мне было девятнадцать, – ответила Алина. – Перед тем, как навсегда покинуть дом. А ты? – и она хитро посмотрела на меня. – Давно ли ты виделась с бабушкой и дедушкой?
– Не виделась с тех самых пор, когда покинула дом матушка, – ответила я. Алина кивнула, и тогда я уточнила: – Ты знала?
– Я многое о тебе знаю, – призналась тетя.
– Но зачем тебе это нужно?
Мы добрались до лестницы, и тетя стала спускаться вниз. Я двинулась за ней.
На мой последний вопрос Янтарная не ответила, вместо этого поинтересовалась:
– А ты знаешь, где мы находимся?
– В твоем замке?
Алина рассмеялась.
– Мне нравится такое название. Но вообще это загородный дом, расположенный в Бельгии. Здорово, правда? Тебе нравится Бельгия?
Я удивленно посмотрела на тетю. Бельгия? Вот как надо совершать поездки за границу, не оплачивая визу и билет на самолет.
– Здесь очень вкусный шоколад, – продолжала она, – и очень красивая осень. Ее называют розовой. Ты заметила? Ты ведь смотрела в окно.
Я кивнула.
Тетя довольно взмахнула рукой и продолжила:
– Ближайший город здесь в часе езды. Так что, можно сказать, я веду уединенную жизнь. Конечно, такое удовольствие обходится недешево, но, по-моему, оно того стоит.
– Возможно, – отозвалась я.
– Тебе ведь здесь нравится? – уточнила тетя.
Я неопределенно качнула головой.
Мы прошлись по первому этажу и остановились напротив той самой бальной залы, которая когда-то так привлекла мое внимание.
– Ты следила за мной все время, пока мы были здесь? – спросила я, глядя внутрь.
– Нет, вовсе нет, – Алина помотала головой. – Ведь мне было нужно наблюдать также за твоими спутниками, чтобы они не натворили того, чего не нужно. Я видела, как ты здесь остановилась, но потом переключилась на них.
Я не знала, говорит ли тетя правду или пытается меня обмануть, но не стала ничего выпытывать. Вместо этого вошла внутрь залы и коснулась ее гладких стен.
– Завораживающее место, – призналась тихо.
– Мне тоже очень нравится здесь находиться.
Янтарная стояла чуть в отдалении, не приближаясь ко мне, и тогда я все же решила задать вопрос, так сильно меня мучающий:
– Так зачем же я тебе нужна?
Я повернулась в ее сторону и посмотрела на тетю со всем вниманием.
– Не веришь в семейные узы? – спросила она просто. – В то, что я хочу быть рядом с племянницей?
– Семнадцать лет ты не была рядом со мной, хотя знала о моем существовании, – заметила я, как мне показалось, справедливо. – Зачем тебе хотеть этого сейчас?
– Ты все поймешь, – повторила она в который раз, – ты все поймешь, как только узнаешь меня лучше.
Я покинула залу, и мы последовали дальше, туда, где я ещё не была. Но ничего принципиально нового я там не обнаружила: те же стены, закрытые двери и оранжевое сияние.
Через несколько минут Янтарная предложила:
– Ты не расскажешь мне о белом, что попал в тот портал? – она пытливо посмотрела на меня. – Я могла бы спросить об этом у твоей матери, но решила сначала поговорить с тобой.
– Моей матери ничего неизвестно, – заметила я холодно.
Я поняла, на что она намекает.
И осознавать это было неприятно.
– Уверена? – Алина горько усмехнулась. – А я бы спросила, Яна. Вдруг она что-то знает? И я рассказала бы все, что узнала, тебе. А Елену заставила бы все забыть. Как тебе идея?
– Не нужно, – я помотала головой. Установившееся в душе умиротворение начало рушиться. Повторила увереннее: – Не нужно! Я не хочу разговаривать о матери. И о Яре тоже. Ты ведь знаешь, что его зовут Яром, – не спрашивала, а утверждала я.
Тетя кивнула.
– Мой ученик сказал, что во время последней вашей встречи ты шла по улице с тем самым белым.
– Да, я шла с ним, – согласилась я. – И что это меняет?
– Ничего, – отозвалась Янтарная. – Мне просто любопытно… чем он смог заинтересовать тебя, что ты до сих пор продолжаешь с ним общение.
Сейчас она больше всего напоминала тетю, которой не понравился друг ее племянницы.
Сначала я хотела признаться, что пыталась разорвать с ним общение, и не единожды, но вместо этого с моих губ слетело:
– Он хороший. Он не равнодушен к чужим проблемам и умеет прощать. Летом я вляпалась в переделку, – распалялась я все больше, – и он, несмотря на все мои просьбы остаться в стороне, упорно шел вперед. И знаешь что? – я посмотрела в ее глаза, будто пыталась найти в них ответ. – Он привел меня к победе. Если бы не он, я не знаю, как бы все тогда закончилось.
– Интересный парень, – заметила Алина.
– Непременно. Но что ещё интереснее, так это то, как твоему ученику удалось снять с меня браслет.
Тетя широко улыбнулась.
Я уже приготовилась услышать это ее вечное: «Когда-нибудь ты поймешь»… Но в этот раз меня ожидал нормальный ответ:
– Мы по-другому относимся к магии, Яна. Мы не подчиняем ее себе, а позволяем ей делать то, что нужно нам. Я тебя научу…
– У меня и без того полно учителей.
Янтарная рассмеялась и заметила:
– Это точно, Яна.
Я наблюдала за ней и все никак не могла понять, что у нее внутри.
Но я все ещё хотела узнать.
***
Утром моя голова раскалывалась и трещала, как полено в очаге, и я уже решила, что простыла во время вчерашней прогулки. Но температуру градусник показал относительно низкую – тридцать семь и три. И я, выпив жаропонижающее, решила идти в школу.
Конечно, я могла подделать ещё тысячу заявлений о пропусках.
Но, во-первых, наша королева всея математики могла бы отнестись к ним скептично.
Во-вторых, мне в самом деле нужно было учиться и готовиться к экзаменам.
Ну а, в-третьих, я банально боялась остаться в квартире одна. Умом понимала, что ко мне сюда никто не доберется, даже если не захочет. Не считая замков, у меня здесь домовой и охранный контур, защищающий от всякого посягательства.
Но мне все равно было страшно.
Это уже не сон, где Яна вся такая смелая – это реальная жизнь.
Поэтому в школу я все-таки заявилась, успев войти в нее за одну минуту до звонка. И помчалась прямиком на русский язык, по которому, как оказалось, задали сочинение на дом. Мне бы ещё кто-нибудь сказал о нем, о том сочинении…
Впрочем, учительница у нас была милосердная. Она приняла во внимание мой внешний вид (выглядела я в самом деле немного отвратно) и разрешила донести тетрадку в течение рабочего дня, часов эдак до четырех. Ведь я, как самая умная, ляпнула, что забыла сочинение дома.
Поэтому между двумя уроками русского языка я приступила за его написание, взяв у одноклассников тему и текст. Текст изучила влет, особо не вчитываясь. А писала на чистовую, по ходу импровизируя. И даже почерк у меня был относительно красивым. А для нашей учительницы подчерк – самая важная составляющая часть сочинения.
Именно когда позади оказалось вступление, ко мне подошла Вика. До урока подойти она ко мне, ясное дело, не могла, ибо через три секунды после моего эффектного появления он начался; а сразу после она ушла куда-то со своей закадычной подругой, Лерой, с которой они уже несколько лет сидели вместе.
Я стояла возле окна, взгромоздив тетрадь на широкий подоконник. Правым боком прислонялась к колонне. А Вика, чтобы я точно заметила ее появление, подошла с другой стороны. И принялась сверлить меня взглядом.
В конце концов я, не выдержав, оторвалась от сочинения и призналась:
– Ты мне сейчас собьешь полет фантазии.
На Вике была белая кофта и бордовые штаны, и я подумала, что не хватает синей обуви – ботинки Вики были чернющими. Совсем эта Вика не патриотка.
– Лишаю мир гениев, – она вздохнула.
Я пожала плечами – не имела ничего против указания на мою гениальность. И вернулась к тетради, понимая, что мысль действительно от меня ускользает.
– На самом деле, я хотела спросить, что там у тебя и как, – не унималась Вика. – А, нет, шучу. У тебя все всегда через одно место. Вообще-то у меня к тебе другой вопрос.
Она положила ладонь с длинными черными ногтями на подоконник и принялась ими постукивать. Но я была выше всего этого. Да. Почти…
«Чтобы доказать справедливость своего суждения, – написала я, и буквы, заразы такие, опять полетели над строчкой, – автор обращается к собственному опыту и вспоминает».
Предложение оборвалось на полуслове.
Ибо рука с черными когтями выцепила мою тетрадь и потянула ее на себя!
Я гневно посмотрела на Вику. Тут терпение закончилось даже у меня. Это при том, что я до невозможности терпеливая! Ангел во плоти!
Вика улыбалась довольно, как кошка, умявшая литр сметаны.
Как бы у этой кошки потом желудок не прихватило.
– Невероятно важный вопрос, – пояснила Вика.
– Валяй, – была я очень доброй. – Только тетрадь сначала верни.
И добавила мысленно: «Идиотка».
– Ты считаешь, что Влад любит тебя до сих пор?
Тетрадь скользнула в мою сторону, но осталась незамеченной.
Я приподняла брови. Вопрос меня удивил. Я, конечно, не исключала, что Вику может занести в ее любимую степь, но не думала, что она ударит меня своим невероятно важным вопросом прямо в лоб.
– Как будто ты, Виктория, не знаешь, что нас никто не любит, – все-таки заметила я.
– Тебя никто не любит, – поправила меня Вика, – а у нас с Владом вчера состоялась замечательная прогулка. Да такая продолжительная, что сочинение, вот это самое, мне пришлось дописывать уже ночью.
Она счастливо рассмеялась.
Кукушка едет. Или все-таки летит? И у кого из нас?..
– Да ладно, – выдала я в итоге. Получилось скептично, и я пообещала себе конфетку за самообладание.
– Представь себе, – заявила Вика.
– Представила, – я кивнула. – Хотя стояние бок о бок на одной остановке в ожидании опаздывающего автобуса не кажется мне продолжительной прогулкой.
Вика покраснела.
Они с Владом в самом деле пользовались одной остановкой… когда пользовались. Потому что Влад обычно ездил на мотоцикле, а у Вики имелся безмерно любящий ее отчим, рассекающий городские улицы на сером Фольцвагене.
– Ты ничего не понимаешь, – бросила она. И что-то мне это фраза напомнила… – Мы в самом деле гуляли. Можешь даже спросить у него. Влад сам тебе все скажет.
Я похлопала глазами.
Захотелось чихнуть, но у некоторых особо наивных людей чихание служит доказательством последних сказанных слов. И своим чиханием я бы подтвердила, что Влад действительно откроет мне истину.
– Может, мне у самого Влада поинтересоваться, любит он меня или нет? – предложила я. – И послушать ответ. Могу даже тебе потом передать, дословно.
Вика покраснела ещё больше, и мне даже показалось, что на мгновение она сжала ладони в кулаки.
Ладно, согласна, в чем-то мои поступки были не самыми красивыми. Однако! Ничего красивого в поступках Вики я тоже не видела. А мы уж такие есть, недостойные люди: в ответ на гадость творим две гадости, получаем четыре и отвечаем восемью. Гадости плодятся, как бактерии, но мы не понимаем, что нужно остановиться. И прем напролом.
– Что б я к тебе ещё подошла, Заболоцкая, – бросила Вика. – Я ещё хотела про твою Янтарную спросить, но, знаешь, все желание исчезло.
Я покачала головой:
– Буду только рада твоему отсутствию. А с Янтарной все в порядке. Больше ты ей не понадобишься.
Вот такие мы вежливые.
Вика в самом деле меня покинула, вернувшись к Лере, ожидающей подругу с другой стороны коридора. Я посмотрела на них, и Лера наградила меня ревнующим взглядом карих глаз. Как будто я претендовала на ее ненаглядную подружку, а не ее ненаглядная подружка претендовала на моего приятеля.
«Чтобы доказать справедливость своего суждения, автор обращается к собственному опыту и вспоминает», – перечитала я. Что автор там вспоминал, я уже забыла. Открыла на телефоне текст, чтобы быстренько отыскать аргумент, и именно в этот момент прозвенел звонок.
Я понадеялась, что на следующей перемене Вике не приспичит вновь побеседовать со мной о мальчиках. Иначе мое сочинение так и останется незаконченным.
Но мысли по поводу сочинения все равно вылетели из моей головы, заменившись одной-единственной.
***
Сочинение я дописала, слава Всевышней.
Уже после уроков, скрючившись на одной из лавочек гардеробной, и как попало. Но дописала. Целеустремленная! И сдала его без пятнадцати четыре, когда наша учительница закрывала кабинет. Сочинение она приняла. Я в самом деле выглядела запыхавшейся, что значило – сбегала домой и принесла, молодец, пять, дверь вон.
Домой я пришла только в пятом часу.
И никого там, кроме Хомячидзе и домового, не было.
(Конечно, ясно как день, кого я подразумеваю под никем. Кроме нас троих в этой квартире живет только мой отец.)
Я не знала, радоваться этому обстоятельству или нет.
С одной стороны, никто не мог мне помешать.
С другой стороны, уберечь от дурных мыслей, поселившихся в головушке, никто меня тоже не мог.
Я пнула сумку со школьными принадлежностями в дальний угол (случайно), сняла пальто, помыла руки и прошла на кухню. Все как положено. Открыла холодильник, полюбовалась на его полки, наполовину пустые, а наполовину заставленные консервами. И решила сварить себе гречку с тушеной говядиной. Конечно, была вероятность, что я не успею дожить до того момента, как ее приготовление закончится – попросту умру с голоду. Но я все-таки надеялась на лучшее.
Гречку промыла и всыпала в кастрюльку с водой. Включила плиту и решила заглянуть к себе в комнату. Ради интереса.
В комнате ничего не поменялось. А я как будто надеялась, что поменяется. Переодевшись, я залезла в один из шкафчиков, вытащила из него шкатулку и открыла один из ее отделов.
Браслет до сих пор лежал на месте.
Сначала я решила надеть его на случай возвращения отца. Но потом вспомнила, что отец у меня не дурачок и пустую безделушку сразу распознает. Он уже, пожалуй, распознал, просто ещё не сказал мне об этом. Так что дурить его не было смысла.
Все же хорошо, что я одна. Очень хорошо. И будет ещё лучше, если отец появится только завтра. Или через неделю. Как прежде.
