Анастасия Зарецкая
До нескорого, она же
Глава 11. Опоздать
Я тщетно пыталась уцепиться за собственную память. Я помнила, что мне снилась Янтарная, но не могла сказать, о чем мы говорили. Я знала, что из этого сна меня выдернул отец (все-таки он был дома), но и беседа с ним выветрилась из головы.
Подозреваю, тут не обошлось без магического вмешательства.
Я же ещё не сошла с ума, так?
Слова вылетели из моей головы, вот только чувства не смогло стереть даже колдовство (или безумие). Я помнила то понимание, что чувствовала в разговоре с тетей. Я прониклась ее словами – этого нельзя было отрицать. И сопротивление при разговоре с отцом не стерлось из моих мыслей.
Может быть, я что-то пыталась ему доказать…
В таком случае это было смешно.
Ощущения не покидали меня весь школьный день. На уроках я находилась где-то, но не здесь, и к концу занятий решила, что дальше так продолжаться не может.
Если мыслями я постоянно возвращалась к разговору с тетей, даже если на нем стоял блок, значит, я услышала что-то важное.
Вот только как узнать, что? С кандалами-то на руках…
После школы я не стала возвращаться домой. Перед Хомячидзе я извинилась ещё утром словесно, домовой подобрел после остатков гречки.
Дом перестал быть мне домом.
Дом – это там, где тебя ждут.
Я больше не испытывала уют, думая о нем. Лишь только раздражение. Я говорила с тетей. Отец меня разбудил. Он знал.
Он знает.
Как вообще можно… так? Идти по жизни упорно, со своими установками, не задумываясь о том, что почувствуют другие?
Отец ищет решение этой проблемы.
Вместе с Натальей Заболоцкой, моей тетей.
Но кто сказал, что я нуждаюсь в этом решении?
Я отдалилась от школы на несколько дворов и села на свободную лавочку. Взгромоздила сумку с учебниками рядом с собой, откинулась на спинку и прикрыла глаза.
День выдался солнечным.
Солнечным в самом деле – его слепящий свет проникал даже через закрытые веки. А потому картинка была не черной, а красноватой.
Как платье, подумалось вдруг.
И тут же уточнилось рассеянно: чье платье?..
Память просто так не обмануть. Мы, черные, можем заставить забыть; но, если мозг вдруг зацепится за какую-нибудь деталь, главную в этой сцене, воспоминание вернется.
Платье оказалось не сильно важным.
Но что-то в этом было.
Так вот, я сидела и пыталась сосредоточиться на своей душе. Чужим душам касаться моей отец запретил, но вот мою не тронул. К счастью.
И я летала над городом, рыскала в поисках такого нужного мне сияния. Чернильно-черного сияния Янтарной. Однако поблизости его не было, и я помчалась дальше. Куда-то… в Бельгию. Алина ведь говорила прежде, что ее дом стоит в Бельгии.
Тут я и растерялась.
Потому что я не знала, где находится Бельгия, а даже если и знала бы… хватило ли у меня сил?
Кто-то прошел мимо, загородив солнце, и я распахнула глаза, тяжело вдохнув воздух. Как будто задержала дыхание минуты на полторы. Может, и в самом деле задержала.
Я оглянулась вокруг в поисках того, кто мне помешал, и заметила отдаляющийся мужской силуэт. Бросила взгляд на сумку. Она оставалась на месте, но вполне могла уже оказаться на плече какого-нибудь ловкача, со скоростью кометы мчащегося прочь. Потому что, конечно, это надо ещё умудриться – погрузиться в транс посередине вечно живущего города.
Голова разболелась сильнее.
Она и так сегодня болела весь день.
И я вдруг осознала всю ошибочность своего наивного отношения к этому миру. Кто сказал, что я вообще смогу найти тетю? Даже если она не в Бельгии, а на соседней лавке. Вполне возможно, что этот браслет не только скрыл меня от нее, но и ее от меня. Мало ли, что мог отец в него положить.
Беспокоится.
О Всевышняя!
Я поднялась с лавки, подцепила сумки и оттряхнула с брюк невидимую пыль. Двинулась дальше, не зная точно, куда иду… но зная, что не домой.
Янтарная.
Мне нужна Янтарная.
Если не для себя – так для нее самой.
Я вдруг осознала, что ноги несут меня в сторону того пешеходного перехода, возле которого мы недавно договорились встретится с Яром… но прежде, чем это произошло, именно возле него я познакомилась с Кириллом.
Кириллом, разрушившим мой прежний браслет.
А если он сможет освободить меня и от этого?..
В голове запульсировала касающаяся Кирилла мысль, но я так и не смогла ее распознать. Быть может, мы с Алиной говорили о нем прошлой ночью. И как, интересно, мы пришли к этому разговору? Я на него пожаловалась?
Я на мгновение замерла и рассмеялась. Даже не знаю, что меня так развеселило. Возможно, съезжающая крыша в самом деле имела к этому какое-то отношение.
Однако больше мгновения на месте я не простояла. Долг звал. И он требовал идти вперед, к пешеходному, а потом дальше, дальше и дальше. Туда, где все началось, где я провалилась в тот портал, чтобы потом очутиться на другом краю этого мира.
Ладно, возможно, я преувеличиваю.
Но вот готический черный особнячок, стоящий в окружении прекрасного парка с желтыми деревьями, в самом деле имел к истории некоторое отношение.
Давно я все-таки не гуляла по улице в иное время, кроме вечера и раннего утра. А ведь после обеда город не такой, как прежде. Чуть более медленный. Люди никуда особо не спешат, потому что те, кто не успел вернуться вовремя, уже опоздали, так что и спешить незачем. Да и тем, кто ушел раньше, спешить тоже не имеет смысла. У тебя есть свободный часок – так чего бежать?..
Нет, конечно, всегда найдутся те, кто гонит вперед, не позволяя себе остановиться хотя бы на мгновение. Но что считать исключения?..
Минут через десять я его настигла.
Ещё не особнячок, но уже переходный пешеход.
И замерла, ожидая, когда закончатся девяносто секунд, только-только загоревшиеся перед самым моим появлением.
Я с надеждой оглядывалась вокруг, а вот на что надеялась – даже сказать смешно. Но могу намекнуть. На то, что некоторые люди дежурят у этого пешеходного днями и ночами, не отвлекаясь на сон, еду и посещение туалетов.
Но, конечно, такого не бывает.
Поэтому никого я не встретила.
И пошла дальше, все ещё на что-то надеясь, с каждой секундой меньше и меньше.
В конце концов даже успела устать. Сумка одиннадцатиклассника – ноша не из легких, что бы там кто ни говорил. Ещё и это солнце… Осеннее. Когда вроде печет, но ветер холодный, и не понимаешь, то ли тебе раздеться, то ли запахнуться плотнее.
Но все равно шла.
Может, к этому несчастному особняку вела меня моя душа… не знаю. Но ведь говорят, что мозг думает над решением задачи даже тогда, когда мы о ней забыли; так почему же душе не вести себя подобным образом?
Я настигла особняк, сейчас совсем неживой.
И подошла к самым его воротам.
Они были приоткрытыми, как в тот день, когда я вернулась с настоящего путешествия к Янтарной, словно после этого никто им не прикасался.
Я немного постояла, не решаясь войти внутрь, а потом все же шагнула на территорию прилежащего к особняку парка.
И увидела его.
Я видела его.
Я не верю в судьбу, а потому и в случайности не верю; что-то привело его сюда – или привел кто-то, подсказав, где надо подождать.
Быть может, мы с Янтарной мыслим одинаково.
Иначе зачем бы она ещё посылала Кирилла на ближайшую из лавочек этого парка?
Он сидел и смотрел в сторону входа – то есть в мою. Но, когда я вошла, мгновенно ожил. Поднялся без излишней суетливости, сделал несколько шагов в мою сторону и вновь замер.
Нас разделяло метра четыре.
И я прошептала, не надеясь, что услышит:
– Кирилл…
Что же рассказывала о нем Алина?..
Я наклонила голову, вглядываясь в колдуна, в которого когда-то по-настоящему поверила.
И почему отец не мог стереть… все? Все, начиная с происшествия на шабаше – и до сегодняшней ночи. Чтобы я мучилась только головными болями, но не знанием. Ведь это возможно осуществить. Сложно и энергозатратно, но возможно.
Хотел, чтобы и душа моя страдала?
Сберег свою – для чего-то более важного?..
– Рад видеть тебя, Яна.
Он чуть поклонился, и ветер растрепал черные волосы.
– Это она сказала тебе, что я приду сюда, так?
Кирилл кивнул и заметил:
– Янтарная догадывалась, что ты можешь прийти.
Я не приближалась, но и не отдалялась от него. Решительности не хватало ни на то, ни на другое. Так и стояла в полушаге от выхода – и сладостного забытья.
Но разве я когда-то отступала?
Да если и отступала… разве я сейчас могу отступить?
Это моя тетя. Такая же, как Наталья Заболоцкая. И куда больше понимающая, чем отец.
– А сама? – спросила я. – Почему она не пришла сама?
– Соблюдает осторожность, – Кирилл пожал плечами. – Я думаю, так. Хотя сама Янтарная ничего мне не сообщает. Даже цель твоего прихода для меня неизвестна.
Я вздохнула.
Посмотрела на него.
Не отступлю. Никогда не отступлю. Буду идти до самого конца – даже если это будет проигрыш, а не победа.
Я шагнула к Кириллу, и он шагнул ко мне – так мы сократили расстояние между нами метров до двух с половиной.
Закатав рукав правой руки, я продемонстрировала Кириллу запястье, казавшееся сейчас необычайно тонким, и браслет, оттягивающий его вниз.
Кирилл покачал головой.
– Новая защита?
– Вроде того, – согласилась я.
– И что ты хочешь от меня?
– Чтобы ты ее разрушил.
Кирилл вдруг рассмеялся и напомнил:
– Не ты ли в прошлый раз очень обиделась на меня после подобного действия?
– Тогда все было иначе.
– Что поменялось сейчас?
– Многое, – отозвалась я решительно. Не выдержав, сократила расстояние между нами до полуметра, посмотрела на него снизу вверх и спросила: – Разве ты не рад? Не рад, что я пришла к тебе?
– Ты пришла не ко мне, Яна, – ответил Кирилл, и в его голосе я уловила горечь. – Ты пришла, чтобы я соединил тебя с ней. Давай свой браслет.
Я молча протянула ему руку, и Кирилл нежно обхватил мою ладонь, будто только что я согласилась на предложение стать его невестой и пришла очередь надевать кольцо.
Простое касание ничем не помогло.
Кирилл нахмурился, провел по запястью тремя пальцами, двигая их волнообразными движениями.
Браслет остался на месте.
Тогда Кирилл взял в руки уже его, покрутил… И снова пустота.
– Что не так? – спросила я тихо.
– Не могу найти лазейку, – отозвался он. – Точно крепость, в которой нет ни входа, ни окон… Настолько высокая, что и через крышу не пробраться.
– Ты не сможешь его снять, – поняла.
Кирилл кивнул.
– Надо придумать что-нибудь ещё, – не унималась я.
Он посмотрел на меня – наши взгляды пересеклись – и Кирилл вдруг поинтересовался:
– А ты знаешь, Яна, зачем это все вообще? В прошлую нашу встречу я тоже давал тебе похожие намеки, но, судя по тому, что сейчас происходит, они прошли мимо тебя.
– Это все? Ты про встречи с… Янтарной? – Я пожала плечами и призналась: – Нет, но узнаю, уже совсем скоро, как только ты поможешь мне с ней связаться. Или, быть может, я уже узнала все этой ночью… Но, понимаешь ли, отец стер ее из моей головы.
И я вновь посмотрела на него.
То ли желая разжалобить, то ли ещё что-то. Я в тот момент не осознавала сама себя. Даже не представляю, что мог подумать обо мне Кирилл.
– Узнаешь… – повторил он, будто не слышал моих прежних слов. – Конечно, узнаешь. Если они не узнают это раньше.
– Они…
– Конечно, – Кирилл кивнул. – Янтарная затаилась не просто так. Она знает, что ее разыскивают. Лишь обо мне ещё никому неизвестно, – он чуть улыбнулся, – и это единственное мое преимущество.
– Ты думаешь, могут найти?
Он покачал головой так, будто был уверен, что найдут.
– Тогда почему ты стоишь? – спросила я. – Почему не защищаешь ее?
– Ты думаешь, ей нужна моя защита? – ответил Кирилл.
Я обошла его по кругу, погруженная в свои мысли, и Кирилл даже не повернул голову сторону. Стоял и смотрел прямо. То есть, на ворота, ведущие во двор особняка.
Завершив обход, я вновь остановилась напротив.
И не смогла сдержать ещё один вопрос, щекочущий язык:
– Почему ты вообще помогаешь ей?
Кирилл молчал, даже не удостоил меня взглядом.
Тогда я решила зайти с другой стороны:
– Почему ты поверил ей?
На этот раз Кирилл вздрогнул, и я поняла, что задела его за живое.
– А почему ты? – парировал он. – Не только ведь потому, что вы родственницы?
– Не только. Но и поэтому тоже. Мне близко то, что она говорит… Неужели и тебе?
Ветер разыгрался.
Волосы Кирилла трепетали, как язычки пламени, да и мои, не собранные в прическу, пожалуй, напоминали ленты.
Ветер продувал мое пальто – поэтому я и предпочитаю обычно куртки. И, мне казалось, даже касался моей души.
Солнце скрылось, и мне вдруг стало холодно.
А я хотела, чтобы мне было тепло.
Я шагнула к Кириллу и уткнулась головой в его плечо, не понимая саму себя. Чтобы я – да полезла обниматься?.. Причем к кому? К незнакомому человеку? К предателю? К ученику той, от которой меня пытаются защитить?
Но его куртка ещё хранила тепло – то ли солнца, то ли тела.
А рука Кирилла спустя мгновения обняла меня за спину, в области лопаток, и коснулась своевольных волос.
И глупые мысли выветрились из головы.
– Зачем ты это делаешь? – спросил он тихо.
– А ты зачем? Так ведь и не ответил.
Но и на этот вопрос Кирилл тоже не нашел ответа. Зато спустя секунд тридцать пробормотал, не повышая громкости голоса:
– Есть ещё один способ связать тебя с ней.
– Какой?
– Через меня, – признался он.
Я отступила на шаг, чтобы видеть глаза Кирилла – его темные колдовские глаза. И я увидела их. Глаза смеялись, когда Кирилл произносил:
– Ты хотя бы не сбежала. Поняла, о чем я говорю, ведь так?
– Примерно…
– Да ладно, – он улыбнулся, – ты точно поняла. Янтарная отзывалась о тебе, как об очень смышленой девочке. Душа наиболее уязвима в те моменты, когда нарушается ее равновесие.
Я ухмыльнулась.
Потому что я и в самом деле поняла. И чувствовала себя теперь так, будто угодила в собственноручно вырытую яму. Или так, будто меня собирались убить оружием, которое я изобрела сама.
Как легче всего нарушить равновесие души?
Ну конечно, я знаю. Я нарушала.
Я смирила Кирилла скептическим взглядом и уточнила:
– Не уронишь?
– Как минимум, плавно опущу на землю, – отозвался он.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Естественно, я стребовала с него гораздо большее обещание, чем просто удержать меня на ногах.
«Обещаешь, что я увижу ее?»
«Обещаю сделать все, что в моих силах».
В предыдущий раз, когда я осуществляла нечто подобное, то действовала первой. Решила не мелочиться и теперь. Если он потянется ко мне, я в последний момент смогу увернуться. Если потянусь я, тут уж сбежать не получится.
Потому что я сама на это решусь.
Позволю себе быть такой отважной – и решусь.
Это похоже на ныряние под воду. Когда мгновение назад твоя голова находилась в воздухе, а в следующее резко опускается вниз, и все вокруг меняется. Среда обретает неожиданную плотность, и ты – уже не ты.
Под водой я никогда не решалась открывать глаза.
Так и сейчас – прежде чем совершить все то, что я совершила, я зажмурилась.
Шагнула вперед, обхватила шею Кирилла – вновь это пересечение взглядов – и зажмурилась. А потом потянулась к его губам, точно зная, где у Кирилла губы.
Он обнял меня за талию.
И я распахнула душу.
В следующее мгновение я успела предположить, что все это может быть лишь грубой шуткой, насмешкой над заблудившейся в собственной душе дурочкой. Что через несколько секунд поцелуй закончится – вместе с кислородом – а я все ещё буду здесь. Недоуменно отойду назад, и Кирилл засмеется, обрадованный тому, как ловко ему удалось меня обмануть.
Но ещё одно мгновение – я едва успела почувствовать тепло и мягкость губ Кирилла, – как я уже была не здесь.
Моя душа унеслась туда, где была душа Алины, и душа Алины приняла меня, не зная, что это – не Кирилл.
Картинка была расплывчатой, слишком нечеткой.
Но я все равно разглядела лицо Алины – очень близко.
И ее губы, спрашивающие:
– Яна?
– Это я, – заговорила я быстро. Удивительная вещь – магия! Ты можешь вести две параллельные жизни: целоваться с одним и разговаривать с другим. – Кирилл мне помог… Я хотела всего лишь предупредить тебя. Мой отец и тетя, другая тетя… Они ищут себя. Сегодня отец разбудил меня, когда я разговаривала с тобой, и заставил забыть наш разговор. Но я обязана тебя предупредить. Может, ты на мгновение прекратишь общение со мной? Пусть они успокоятся и поверят, и тогда…
Янтарная слушала меня со всей внимательностью.
Я ощущала ее присутствие каждой клеточкой своего невесомого тела – и отвечала ей своим беспокойством.
Я закончила говорить, но Алина молчала, и тогда я уточнила:
– Ты ведь послушаешь мой совет, верно?
– Яна… – она потянулась ко мне рукой.
И я потянулась к Янтарной, вот только и я не смогла ее коснуться.
– Поздно.
Это было единственное слово, что я услышала от Алины.
Поздно – и будто разом треснули стекла всех домов поблизости, и осколки полетели вниз, и самый крупный достался мне, и я не смогла его пережить.
Поздно – и Янтарной не стало вовсе, осталась лишь пустота.
Поздно – и мир, такой непостоянный, вновь сменился, хотя я так и не открыла глаз. Мир пришел в движение, и я уже не чувствую на своих губах губ Кирилла, но ощущаю руки кого-то другого, что кажутся мне чужими.
Поздно – и Кирилл смеется, пока его смех вовсе не замолкает, потому что всему приходит конец.
Поздно.
Но я хотя бы знаю, что он смеется не надо мной.
Глава 12. Игры
Может, отец и в самом деле стер мою память целиком и полностью, с самого начала. Он не гнушается никакими методами, а забытье некоторые черные вообще считают игрушкой, лишь пустяком, не заслушивающим всеобщего внимания.
С другой стороны, если бы память меня оставила, я бы так просто об этом не размышляла.
Значит, я все ещё жива, и водоворот событий, в центре которого я оказалась, продолжает закручиваться.
Не помню, когда меня в последний раз так расстраивало то, что жизнь продолжается…
Можно открыть глаза.
Вот о чем я подумала после этого.
Я слишком долго оставалась в неведении, и этим навредила многим – не только себе.
Вот только иногда открыть глаза бывает сложнее, чем совершить куда более отважные вещи. Хотя и то, и другое требуют лишь секунды, одной-единственной секунды смелости… Но откуда ее взять?
Я собрала всю свою волю и решилась.
И в первое мгновение даже не поняла, где нахожусь.
Здесь были серые стены с сине-фиолетовым принтом, мягкий белый диван, на котором я, собственно, лежала, компьютерный стол и ассиметричные полки над ним; и где-то я уже определенно это видела, вот только где?
Ответ был близко, очень близко. Настолько, что я решила не принимать его во внимание.
Я поднялась на локтях, села, спустила ноги. На полу лежало ковровое покрытие, фиолетовое, как буквы на стенах, как души… Я коснулась его ногами в знакомых зеленых носках. Именно в них я ходила в школу… сегодня? Вчера? Или когда? И именно в них я не хотела возвращаться домой.
В целом одежда на мне оставалась та же самая, какую я помнила. Узкие черные брюки, полосатый желто-оранжевый свитер.
Я встала на ноги, потянулась, возвращаясь в тело.
Была школа, были поиски после нее.
Был поцелуй. Хотя, справедливости ради, длился он одну лишь секунду, ту самую. Потом Яна ушла в параллельное измерение, в чужие объятия, в отключку. По порядку.
И вот я здесь.
В беспорядке.
Открытый ноутбук тихо гудел, будто находился в спящем режиме. На полках поблескивали корешки дорогих книг. Серебристый шкаф с одеждой был закрыт, и я решила к нему не прикасаться. Но вот ноутбук слишком меня привлек, и я не удержалась от нажатия на «энтер».
Ноутбук загудел усерднее и ещё через мгновение выдал мне экран блокировки, на котором значилось «введите пароль». Пароль я не знала… да и обратила внимание на это окошечко, честно говоря, в самую последнюю очередь.
Больше всего меня привлекла заставка.
На ней была я, одетая в бордовое платье с открытой спиной, с распрямленными волосами и стрелками на глазах. Я смотрела в камеру и улыбалась – и, честно говоря, выглядела вполне симпатично. Если бы некто поделился этой фотографией со мной раньше, я бы даже поставила ее на аватарку… предварительно обрезав левый край.
Потому что слева от меня стоял Влад.
Совсем близко, но не касаясь, как будто хотел меня дотронуться, но боялся.
Выглядел он тоже ничего так. Черная рубашка, темно-синие джинсы, стильная укладка. И этот взгляд, каким он смотрел на меня, в то время как я, дурочка, пялилась в камеру, ничего не подозревая…
Правильно, что я не видела эту фотографию прежде.
Я бы сразу все поняла, без признаний и намеков.
Это был мой семнадцатый день рождения, и уже тогда Влад что-то замышлял. Что-то… Уже тогда он тронулся головой.
Я вспомнила.
Вспомнила эту комнату и ноутбук тоже.
Пусть в первой я бывала всего несколько раз, и то – давно. А ноутбук видела единожды, когда Влад желал мне что-то показать.
Садись, пять, Яна.
Надо тебе становиться не биологом, а следопытом, идиотка.
Я села на компьютерный стул и принялась ждать.
Время на ноутбуке показывало половину шестого, и так я поняла, что сегодняшний день продолжается, более того, в отключке провалялась я совсем чуть-чуть. Едва донести, наверное, успел.
Чтобы и ждать было недолго, взяла из стопки белой бумаги в углу один лист и принялась его рвать, стараясь сделать это как можно громче. Ведь просто открыть дверь и крикнуть: «Влад, я проснулась!» слишком сложно.
Ждать в самом деле пришлось недолго.
Даже экран блокировки не успел потухнуть, и я на нем все ещё улыбалась, а Влад продолжал смотреть так, будто я – самое ценное, что у него есть, будто он согласен отдать все, что угодно, лишь бы вот так стоять со мной рядом, и если не касаться, то дышать одним воздухом.
Сейчас будет по-другому.
Я поняла это, когда Влад вошел в комнату и посмотрел на меня взглядом, полным одной лишь досады.
Клочки бумаги. Мои руки, рвущие ее и кидающие на пол, прямо на фиолетовый ковер, чуть более светлый, чем чернильно-черные души. Экран ноутбука, моя улыбка, его глаза.
– Яна, – он шагнул внутрь и остановился.
Я безучастно посмотрела на него.
Он вздохнул, вновь взглянул на бумагу. Не то попросил, не то приказал:
– Прекращай это делать.
Я пожала плечами и вернула бумажку – вернее, то, что от нее осталось – на место.
– Ты зашла слишком далеко, Яна, – продолжил Влад. – Ты меня понимаешь? – Я молчала, и тогда он не выдержал: – Что ты от меня ждешь? Извинений?
– Нет, – ответила я наконец. – Всего лишь «здравствуй».
Влад рассмеялся.
Я никогда не слышала, чтобы он так смеялся.
Влад прошел на кровать и сел, чтобы видеть меня. Предполагалось, что я повернусь, но я не стала поворачиваться. Сидела и разглядывала фотографию, пока ноутбук не погас. Тогда я вернулась к бумажке.
У меня были хорошие учителя.
И они научили меня сдерживать свои эмоции.
Отец, Наталья Заболоцкая, Янтарная, да даже сам Влад… И Кирилл. Самый главный учитель, за одну встречу показавший мне больше, чем все они за семнадцать лет.
– Ладно, – в итоге сказал Влад. Он продержался четыре минуты двадцать секунд – я засекала. В правом углу стола Влада стояли часы с острыми стрелками. – Ты не хочешь со мной разговаривать, верно?
Я молчала.
– Но мне от тебя ничего не нужно – этим займутся другие. Только один вопрос. Ответь мне на один вопрос, Яна. Прошу тебя. В знак нашей былой дружбы.
– Былой? – уточнила я, так и не повернувшись.
– Друзья не хранят секретов друг от друга, Яна, – сказал он с горечью. – Друзья не обманывают. Друзья не предают. Ведь ты всегда могла обратиться ко мне!..
– А ты всегда мог обратиться к моему отцу. Как будто я не знаю, что его слово для тебя – закон. А в выборе между законом и любовью… Ты порядочный человек, Влад, и я знаю, что бы ты выбрал.
Мне показалось, что он вздохнул.
Теперь не выдержала я. Напомнила:
– Я все ещё жду твой вопрос.
– Да, – отозвался он. – Вопрос. Кого тебе было приятнее целовать, Яна? Его – или меня?
И тут я поняла.
Поняла, что Влад стал свидетелем сцены, произошедшей между мной и Кириллом.
Поняла, что это он держал меня, когда я вернулась после разговора с Янтарной.
Поняла, что он знает – поцелуй ему не приснился.
Ощущения стереть сложнее, чем слова.
– Целовать? – я хмыкнула. – Я помню лишь об одном нашем с тобой поцелуе. Том самом, который тебе приснился. Увы…
– Можешь больше меня не обманывать, – отрезал Влад. – Я больше тебе этого не позволю. Я знаю, что это ты целовала меня тогда… Целовала, чтобы коснуться души, чтобы сбежать…
– Что ж, – отозвалась я равнодушно. – Радуйся.
Мне захотелось заплакать.
Вернуться на диван, уткнуться в подушку и реветь, как маленькой девочке, жаловаться на судьбу – и в первую очередь на себя.
За что? За что? За что?..
Мне кажется, Влад это почувствовал.
Я услышала, как скрипнула кровать. Учуяла его приближение. Заметила ладонь Влада, потянувшуюся к моему плечу, и сама отвела его в сторону, чтобы Влад меня не коснулся.
– Для тебя это все – игра, – заметил он. – Ты играешь со мной и моими чувствами. Играешь со своим отцом и мешаешь ему защитить тебя. Даже с тем твоим белым… играешь. Позволяешь приблизиться, чтобы потом резко выгнать. И смеешься. Над всеми нами смеешься.
– Я не смеюсь, – отозвалась равнодушно.
На этом терпение Влада закончилось. Кресло пришло в движение – он сам развернул меня, чтобы посмотреть в глаза.
И я посмотрела в ответ.
Подняла голову и посмотрела, если теперь я могу только смотреть.
Влад взялся за ручки кресла, перекрывая вход, и склонился ко мне.
– Смеешься, – повторил он.
Совсем близко.
– Не смеюсь, – стояла на своем я.
– И даже сейчас, – он на мгновение прикрыл глаза – темно-серые, грозовые глаза. – Даже сейчас ты со мной играешь. Ждешь, кто сдастся первым, ждешь, пока я сломаюсь… а я так близко, так близко к тому, чтобы сломаться.
Мне стало жалко его.
Но и себя я тоже жалела.
А потому продолжила… ну да, пожалуй, все-таки играть.
– Татьяна Валерьевна дома? – спросила тихо.
Влад безнадежно улыбнулся и ответил:
– Нет. Только ты – и я. Скоро приедет твой отец, и он доставит тебя до дома.
– Насколько скоро?
– Совсем скоро.
Он все ещё нависал надо мной и читал по моим глазам меня же. И тогда же я попросила:
– Можешь, дашь мне выйти?
Влад послушно отступил назад, и я поинтересовалась будничным тоном, будто никаких признаний перед этим не было:
– А почему ты не отправил мне ту фотографию? – и кивнула на потухший ноутбук.
Влад ухмыльнулся.
– Должно же и у меня быть что-то, о чем ты не знаешь?..
Отец приехал минуты через три. По ощущениям. На часы я больше не смотрела. Подошла к окну, отодвинула шторку – темную сетку, отливающую лиловым и бордовым, и принялась смотреть в окно. Комната Влада находилась на южной стороне, и окно выходило в хорошо обустроенный двор. На улице, радуясь солнышку, тусовалась малышня. И я вдруг захотела стать очень маленькой и сбежать. Или хотя бы вернуться к той одиннадцатилетней Яне, которой я была на момент знакомства с Владом. Чтобы, когда отец его представил, я не улыбнулась (и этим дала Владу мотив), а отвернулась в сторону.
Может, тогда мы были бы сейчас лучшими врагами.
Так Влад хотя бы остался в моей жизни не просто бывшим другом.
Так он вообще бы в ней остался.
Три минуты.
Три минуты солнца, клонящегося к горизонту.
Три минуты дыхания Влада в разнобой с моим.
Три минуты безнадежности.
А после раздался звонок, и Влад пошел открывать, оставив дверь незакрытой, и я направилась следом, и меня преследовали страх, и предвкушение, и разочарование.
Дверь распахнулась. Отец вошел внутрь. Пожал руку Владу, как будто тот был не учеником, а сыном. И только потом посмотрел на меня и произнес всего лишь два слова:
– Ты готова?
– Пальто, – ответила я. – И сумка.
Отец посмотрел на Влада.
Влад кивнул, и отец кивнул в ответ. Потом обратился ко мне, даже на меня не взглянув:
– Я буду ждать тебя внизу.
Он не делал мне никаких предупреждений, но слова отца прозвучали так, что предупреждения не требовались.
Влад снял с крючка пальто, протянул мне. Подал ботинки. И даже подсказал, где (на пуфике) взять сумку. А потом указал мне на дверь. И все молча, молча, молча.
Я задержалась перед зеркалом, чтобы поправить волосы и завязать шарф. После этого и в самом деле взялась за ручку двери. Но, прежде чем уйти, спросила:
– Могу я дать себе совет? Как бывшему другу?
Влад медленно (молча) кивнул, и тогда я произнесла:
– Присмотрись к Вике. В самом деле, присмотрись. Она вспоминает о тебе всякий раз, когда мы оказываемся рядом…
Я опустила ручку и вышла в подъезд.
Но не успела дверь захлопнуться, как я призналась:
– Именно ради того, чтобы заполучить тебя, она активировала тот портал, самый первый, который перенес нас к Янтарной. Лишь ради тебя.
Последним, что я увидела, были глаза Влада, удивленные глаза, будто он только что проснулся.
Я толкнула ручку двери и побежала по лестнице.
Восемь этажей.
На секунду понадеялась, что физическая усталость выветрит из моей головы все мысли. Однако я спустилась вниз, почти не устав. И мысли все же остались.
Когда-то я чуть не сбежала из дома.
Мне тогда было лет тринадцать, и у отца случился последний на моей памяти отпуск. Он целыми днями сидел дома, и я тоже сидела. И однажды, где-то спустя неделю, отец заявил, что мне хватит просиживать свою жизнь, что лучше бы я занялась чем-нибудь более полезным, чем компьютерные игры, что скоро я совсем одичаю… И все в таком духе.
Я не выдержала – тогда ещё не постигла терпение. Закинула в рюкзак пару яблок, консервы и все свои сбережения – тысячи полторы рублей, что ли… Схватила велосипед, тот самый мой велосипед, первый и единственный. И выскочила наружу, помчалась куда-то далеко, за город, в начале этой поездки мечтая только об одном – никогда не возвращаться, никогда больше не выслушивать ничего подобного.
Вернулась.
Когда достигла окраины города и поняла, что ещё сотня метров – и силы меня покинут. Сходила в кафе, купила себе молочный коктейль. Успокоилась. И вернулась. А отец будто даже не заметил моего отсутствия. Лишь кивнул, завидев меня и велосипед…
Сейчас у меня с собой не было ни яблок, ни консервов. Ни даже денег. Только сумка, полная учебников и тетрадей, пенал с канцелярскими принадлежностями, ключи от моего – не моего – дома и новый телефон, на который я копила деньги последний год.
Да и куда мне было теперь бежать?..
Когда понятно, от кого, но не понятно, к кому?.. Если никто теперь не вызывает доверия? Никто. Лишь только Яр, но я даже не знаю, где он живет.
Яр.
Мне вдруг очень захотелось с ним увидеться, но я понимала, что в ближайшее время осуществить это не получится.
Покинув подъезд, я принялась искать взглядом машину отца – черную, с затонированными окнами. Но лишь только одна из машин возле подъезда показалась мне знакомой, и эта машина принадлежала… точно. Я разглядела его. Виктор. Белый маг. Давний тетин знакомый. И Пашкин папа.
Спереди вместе с ним сидела тетя. Теперь спереди.
Завидев меня, она махнула рукой, и я неуверенно двинулась их в сторону. Неужели у отца настолько мало времени, что он не пожелал даже завести собственный автомобиль? Неужели отец настолько ко мне равнодушен, что согласился мириться с белым? Он ведь тоже не любит белых…
