Анастасия Яковлева-Помогаева
Навьи сказки. Часть 1. Веснянка
Мама-функция. Она делает все правильно. У тебя первым из одноклассников появились мобильник и модная куртка. Тебе без вопросов отстегнут денег на посещение Макдоналдса. Ты, главное, мамкай поменьше и на глаза старайся не попадать. Так и растешь. Пора бы привыкнуть. Но сердце при виде собранной специально для него сумки ёкнуло.
– Мама?
– Да, да. Мама твоя. Как же ты так умудрился? Мне твой друг позвонил, который тебя в квартире без сознания обнаружил. Этот, который скорую вызывал. Курить здесь можно?
– Нет, не разрешают.
– А сами курят… Слушай, ты случайно ничего не употребляешь?
– Я что, по-твоему, дурак? Кроме пива по пятницам – нет.
– Вот и я удивилась. Не похоже на тебя. Врачи тоже ничего толком сказать не могут. А тебе?
– И мне. Говорят, что обследоваться нужно для выяснения причин.
– Н-да, а раньше и без десятка анализов обходились. Скурвилась медицина. Жаль, что курить здесь нельзя. Покурю на улице. Ладно, мне пора… тут у моего запара. Опять долги.
– Прячется?
– Вещи ему везу. А ты выздоравливай. Я тебе тут продукты принесла. Они же кормят в больницах отвратительно.
Мать подтянула к себе большую сумку-кравчучку и достала оттуда пакет с двумя апельсинками и пригоршней шоколадных конфет. После чего женщина, выполнившая свои материнские функции, быстро поцеловала Алекса в щеку и убежала курить.
***
Не успел Алекс отойти далеко от двери, как его позвали обратно:
– Маальчык… мааальчык… эй, тот, с апельсинками. К тебе опять пришли.
Не забывают. Юра. Добрый человек. Принес сигареты.
Тихонько пробрались на свежий воздух через черные ходы, засиженные котами, через проржавевшую крышу, через осыпавшуюся штукатурку чердаков. Сам бы Алекс никуда не полез, но у Юры детство вечно в одном месте играет.
– Напугал, братишка, ты нас. Крепко напугал. Сначала думали, что казёнишь. Шеф пытался дозвониться до тебя. Выговор хотел влепить. Но я сказал, что на тебя не похоже – так просто взять и не прийти. Нужно съездить, посмотреть, что с тобой. Он поворчал, да и отпустил. Хорошо, что у меня твои ключи были. Это же сколько времени ты так провалялся? Я вообще вначале испугался, что передо мной труп.
– Я не помню, честно. Ни с того, ни с сего. Какие-то галлюцинации. Притом что даже пьяным тогда особо не был.
– Да… галлюцинации, возникающие без всяких стимуляторов, – это совсем хреновенько. Ты бы обследовался хорошо, пока тут, в больнице, лежишь.
– Я бы с радостью. Шеф не позволит.
– Уже звонил? Интересовался?
– Пока еще нет. Но отдых вечным быть не может. Да и тут не курорт. Будто в дурной сон маргинала попал. Сам хочу побыстрее смотаться. Проживу как-нибудь и без лишней диагностики.
– Ну, смотри. Дело стремное.
– Ой, ладно. Не нагнетай.
Почистили мамашины апельсинки. Сигаретный дух конфетами заели. На ржавой крыше, на поклеванном кирпичном парапете принимали солнечные ванны. В палату Алексу не хотелось.
– Рассказывай лучше, как у вас тогда вечер закончился.
– Весело. Собачку к ветеринару так и не повезли. Она, бедолага, где-то в квартире спряталась. Мы ее так и не нашли.
– Ты смотри: животина, а соображает.
– Да при таком хипише даже рыбки аквариумные сообразят. Ну, хозяйки эти от рыбок интеллектом тоже мало отличались, поэтому все получилось постепенно вернуть на адекватную стезю… Но ненадолго. По мере знакомства наши дамы стали проявлять аппетиты, что вполне естественно. Правда, тоже держали себя в рамках приличия. Запросили пикник. Вот мы и решили погулять ночью в Люстдорфе. Помнишь, там у Крысиного кореша база отдыха есть? Практически на берегу домики. Не знаю, чем девочки недовольны были.
– Они Аркадию ожидали?
– Ну да. Место, конечно, не самое презентабельное. Зато воздух чистый.
– Да и живопись настенная тоже ничего. Я помню… Матрос, под мышкой (видать, контрабандно) умыкающий русалку. Или красотки, у которых одна рука с бицепсами, а другая дистрофичная, как у паралитиков.
– Девочки тоже перед этими произведениями искусства слегка зависли. Но Крыс им тут же стал рассказывать о примитивизме, о «Митьках». Видел бы ты, как они ротики, лапочки, открывали.
– Ну, хоть не зря съездили?
– Хотел бы я тебе сказать, что не зря. Нам хозяин базы всю малину испортил. Взял втридорога, а потом просто исчез. Культурный такой. Решил, по-видимому, не мешать. Но ворота при этом запер. Мы – на волю, а вокруг – сетка. Заборчик такой, как в детских садиках. Пришлось перелезать. Такси вызвать нереально. Никто в такую глушь не едет. Выбрались кое-как на проселочную дорогу. Кругом домики одноэтажные. Маршруток никаких. Да и вообще машин. Куда идти? Где, блин, хоть то Таирово? Где, блин, хоть какие-то асфальтированные дороги, которые к дому приведут? Мы пьяны в дупель. Девочки на каблучках стараются выглядеть презентабельно. Смотрим – едет фара. В темноте не видно. Отчаявшийся Крыс бросается фаре наперерез. Остановить ее. Прямо на дорогу. Фара проезжает мимо, даже не притормаживая. И тут мы видим, что это – милицейский «бобик». Прикинь?
– Круто. Вы настолько были пьяны, что полицейский «бобик» тормозили?
– Да, вот это, тебе хочу сказать, нам повезло. Мы потом кое-как выбрались.
– А девочки?
– Проводили их, конечно. Но они теперь на звонки не отвечают. Не знаешь почему?
– Обломались девочки насчет развлечений.
– Ты что?!! Такую развлекуху им больше никто не устроит.
Ржавая крыша, поклеванный мастером Время кирпичный парапет замка-больницы. Солнце… солнце будет везде, но только не здесь. Узкие глаза окон. Чешуйки кирпичной кладки. Оттенки от почти красного до фиолетового. Греется дом на солнце целый день, но внутрь тепло никак не просочится. Хлопают окрашенные десятками слоев белой краски больничные двери с плоскими засовами. Ходит по черному ходу людская печаль. Выглядывает робко из-за углов-переходов надежда. Терпкий запах спиртовых настоек и чего-то сладкого, чем окуривают помещения: от холеры, гриппа? Почему бы и не от чумы? Атмосфера подобающая. Сейчас появятся в больничных коридорах фигуры в длинных плащах и масках-клювах. Хочешь – не хочешь, а возвращаться в палату, в чужой дурной сон придется. Вот и ты, друг, покинешь:
– Ладушки, братан. Думаю, скоро свидимся. Дианка, кстати, твоя звонила.
– Даже не продолжай…
Так и докурили. На том и простились.
***
После ухода Юрка Алекс долго сидел один на кирпичном парапете. Весна отсюда казалась не столь больничной, а Одесса вообще была похожа на Неаполь или Париж. Сидишь один: без проблем, без привязанностей. А люди? Там где-то они. Внизу. Не доберутся до тебя со своими претензиями, вопросиками. Пытками изобразить, что им не все равно. Ага. Но вдруг возникло чувство беспокойства. Затем – страха. Затем – какой-то смутной надежды (на что? – самому неясно). Желания. Какой-то подспудный инстинкт ему говорил – ищи. Дальше – больше: ищи, не то больше не найдешь. И, наконец, ищи, иначе погибнешь. Подчинившись этому инстинкту, Алекс спустился в больничное отделение, но к себе в палату не пошел. Вместо этого он повернул за угол, где находилась подсобка. Прошел подсобку. Столовую. Свернул опять на черный ход. Наверх по лестнице.
Почему-то комнатки на чердаке оказались незапертыми. Низкие потолки. Помещения рассчитаны явно на людей пониже ростом. Двести лет назад больница строилась. Выглянул в запыленное открытое окно. Нет. Не здесь. Звало спуститься вниз, во двор. Далее – он совсем не понял, где находится. Как оказался в замкнутом кирпичном колодце. Были только стены, за пределы которых, казалось, не выбраться… но выбрался и пошел дальше: через какие-то арки.
Теперь зов оформился в голос. По нити этого голоса Алекс кружил и кружил. Прошел через череду засохших кустов в другой двор. Там какой-то бассейн, выложенный советской плиткой. Проржавевшие лесенки с надломленными ступеньками, ведущими на дно. На дне цвёлая жижа, скопившаяся после дождей. По колено или даже глубже.
Алекс подошел к краю бассейна. Повернулся к лесенке спиной. Взялся руками за шаткие поручни. Ногу на ступеньку. Алекс услышал знакомое пение. Не надо торопить! Он и так уже идет, идет… на голос, который для его слуха будто неистребимый зуд. Осталось только спуститься и обрести покой. Руки исцарапала ржавая шелуха. Но Алекс не замечает царапин. Где-то в параллельной реальности рвется об острые ости железа свитер. Скользит кед, нога в котором будто существует отдельно.
Вдруг, где-то сверху, за пределами бассейна, за пределами всего, голос:
– Маальчык… мааальчык… эй, тот, грязненький, который в бассейн лезет, ползи обратно… я не буду за тобой по всему отделению убирать!
Да, это снова она. Ангел-хранитель в белом халате, в резиновых тапках на босу ногу, так же невозмутимо стоящая в сторонке, докуривая очередную папироску. Ангелам ли удивляться каждому «оцему-полудурку», пытающемуся натащить грязи на больничный пол.
Глава 4
Мальчики и девочки, похожие на наивных эгоистичных котят, вы искренне не понимаете, что хорошо, а что плохо. Когда же возмездие достигает вас, то, не делая никаких выводов, вы точно так же, наивно, искренне изумляетесь: «Как же так?!» Ничего в вашей пластиковой головенке офисных работников не меняется. Поколение аквариумных рыбок образца 90-2000-х. Воду в вашем аквариуме все равно хозяин менять приходит, он же и корм насыплет. Можно не напрягаться. В остальном: в любви, семейных отношениях, ответственности за прирученных людей «ничего личного, это просто бизнес». Угораздило же меня год назад влюбиться в такую вот пластиковую фигурку. В Кена.
Почему я выбрала его, раз он такой «пластиковый»? Нелогично ведь получается. Неправильные девочки-социофобки должны выбирать неправильных мальчиков. Особенно если учесть, как я всю эту неправильность в людях люблю. Правильные люди, они – скучные, предсказуемые. Неправильные же не похожи ни на кого.
Общение с окружающими – это как прогулка по лесу. На обычные стройные деревца и не обратишь внимания. А вот на особенное, расщепленное, с занавешенным паутиной дуплом смотреть можно вечно. Но в итоге жить-то все равно приходится правильно, среди «нормальных» людей. Вписываться в условный круг. Вот я и пыталась. Получить условную вписку в мирке предварительно составленных расписаний. Не учла одного: для милых офисных котиков другие люди существуют лишь в качестве бесплатного мобильного приложения. Этакого гаджета. Начал раздражать – замени, выкинь своего «Говорящего Тома» на помойку. Не нужно при этом чувствовать никакой вины. Действительно, с чего бы?
Мой Кен решил утилизировать наши отношения через полгода.
После нашего с ним прощания я пыталась себе зарок дать: отрезано – забыто. Глупостью, конечно, та манипуляция с заговоренной землицей была. Хотелось, чтобы все побыстрей закончилось. Чтобы Алекс унес с собой все то, что накопилось у нас с ним за все эти месяцы. Казалось, что с ума схожу. В топь попала. И спастись даже не пытаюсь. Сижу, как обреченное животное. Бесконечный психоз, вплоть до галлюцинаций. Ожидание, что вот-вот случится нечто ужасное, стоит лишь немного ослабить контроль. Сунула ему пакетик – иди! Все с собой забирай! Думаете, получилось забыть? Ага. Только-только успокоилась, так встретила на улице его приятеля. Такое впечатление, что нарочно. Кармические грехи не отпускают? Это же не возможно было не спросить.
Идет себе Диана Владиславовна после трудового дня домой и тут видит, как один из его приятелей возле магазина сидит, пиво пьет. Пашенька? Так ведь?
Диана Владиславовна, конечно, человек вежливый. Поздоровалась. Он подскочил сумку помочь донести. Да ладно, я бы и сама. Теперь еще придется срочно придумывать, о чем разговор вести. Никаких общих тем. Только обсуждение Алекса.
– Как он там?
– Уже лучше. Выписали.
– Он что, в больнице был?
– А ты не в курсе?
– Откуда? Мы же давно с ним не общались.
Толстый друг Алекса смотрит на меня слегка удивленно и подозрительно. Как будто я что-то скрываю.
– Ну, не видела его, честно. Не хочешь, не верь.
– Да не в этом дело.
Чего мяться-то. Рассказывай!
Поставив сумку на скамейку, осторожненько, будто вражескому агенту, толстый мальчик рассказал мне все. Лучше бы эту больничную историю с обмороком я и не знала. Радости мне это сообщение не принесло. Только дополнительные треволнения: навестить его или нет? Должна ли я, если мы уже не вместе?
Страшно было решиться, и страх пересилил. Но не прошло и месяца после встречи c Пашенькой, Алекс сам позвонил. Он, видите ли, должен поговорить со мной. Я вначале отказалась.
В последний раз? Что? Для меня «последний раз» был тогда, когда ты вещи забирал. Забыл? Память с совестью не мучают? Я виновата? Вот это интересно. В чем? Ну, ты же и сам не веришь в эту чушь. Давила на тебя сильно. Замуж за тебя хотела? Бедолага. Зачем тогда человеческие отношения? Зачем жить вместе? Он так и не смог связно мне на этот вопрос ответить. Взял паузу. Я тоже молчу. Наконец-то он не выдержал первым:
– Диана, ну пожалуйста. Просто по-человечески прошу уделить мне полчаса твоего времени. Ничего более.
Я проиграла эту битву. Я соглашаюсь. Я на себя за мягкотелость зла.
***
Так получилось, что время от времени мне приходится становиться спасительницей мира. Шучу, конечно. Иронизирую. Не всего мира, а его самых непрезентабельных окраин. Ибо жители его, сирые-убогие, жизнью надломленные, всегда тянутся ко мне. «Почему?» – спросите вы. Не знаю. Так повода им не давай. Резонное замечание. Хотела бы, да не могу. Надломленные сами меня находят. На самых людных перекрестках из всей толпы выделят, чтобы попросить чего или на жизнь пожаловаться. Я уже и «морду кирпичом» делать училась, и вообще «зверский оскал на окружающую среду» репетировала. Не верят. Может, «зверский оскал» для них – самое то? Привычная среда обитания? И видят они в нем не угрозу, а проявление искренних чувств? Куда более правильное, чем коробочка конфет к празднику от заезжих благодетелей. У которых в одной руке леденец, а за спиной – дуля скручена. Я хоть особо помочь и не смогу, но хоть выслушаю. Вот и находят меня, вот ко мне и жмутся. Но мне-то от этого лишнего груза не легче. Зато работу я себе подходящую со временем нашла. Дефектологом. С инвалидами. Хотя бы какое-то материальное возмещение эмоциональных убытков. Вот и Алекс вдруг решил включить режим «прими меня, любимая, спаси», только опоздал немного. Так просто ему не сдамся.
Городской сад. Сюда я согласилась прийти из любопытства, чтобы выслушать напоследок его объяснения. Обещаю, что этим дело ограничится. Готовлюсь к тотальной обороне. Contra, contra, contra – уже наперед я знаю все, что ты можешь мне сказать, любимый. Контраргументы заготовила, как пушечные ядра. Теперь держись, Диана. Нечего больше отступать. Бой так бой.
Но сосредоточиться и окончательно обдумать мою тактику поведения с Алексом мне не дали. Что и доказать нужно было. Только примостилась на скамейке, сразу же очередной «скорбный» меня нашел. Дедушка. С газеточкой. Приличный такой на вид, но с неутомимой жаждой поговорить во взгляде. Спаси меня, Господи!
– Девушка, а разрешите-ка дедушке присесть.
Затем:
– Жарко, ох, как дедушке жарко.
Затем:
– Вам в тенечке, наверно, хорошо, а у меня что-то совсем сил нет…
Вежливая девочка сразу же уступила бы дедушке свое удобное место в тени абрикосового древа. Но не в этот раз, дедушка, не в этот раз. Давай, не стесняйся… кругом полно других скамеечек в тени, но тебе ведь нужно сесть именно ко мне. Я даже догадываюсь, зачем тебе подсаживаться к незнакомому человеку, который никоим образом не давал тебе понять, что твое общество ему нужно. Возможно, человек устал. Он хочет отдохнуть от общества других людей. Или на этой самой скамейке договорился о встрече. Но ты же человек-комар! Кровососущее. Со всеми замашками комариной самки. Присесть рядышком, испить от людского тепла, сопереживания. Человеку, конечно, такая встреча настроение подпортит, даже болячки могут появиться после таких встреч. Но кровососущее будет счастливо. Стеная все громче и громче, отбудет на поиски новой жертвы.
Нет, дедуля. Жертвой на этот раз мне быть совсем не хочется. Поменяемся местами, а? Хочу попробовать себя в новой роли. Да. Почему чувствовать дискомфорт, чувство вины за свое здоровье и молодость должна обязательно я?
– Ох, ох… и не уступит ведь никто места бедному дедушке… до другой скамеечки нужно еще идти… у меня есть дочка, но она со мной не общается… а еще есть сын, но он пьет… еще есть жена, но она лежачая… язвы у нее вонючие… денег нет, чтобы лечиться…
Упадок сил, настроение, испорченное как минимум на час? Но все-таки я молча и смиренно жду продолжения. Жертва. Опять жертва как она есть.
– Врачи в больнице все – воры… соседи по дому – гады… а еще мне пенсию задержали. У собачки любимой понос, потому что в подвале крыс травили, она надышалась, и вот…
Я смотрю на него внимательно с минуту. Глаза в глаза. Затем вдруг улыбаюсь во все тридцать два. Вытягиваю шею к дедушке поближе и, не отводя взгляда, доверительно шепчу:
– Кукабарра!!!
Начинаю по-идиотски смеяться.
Больной дедушка стремительно отскакивает прочь, как-то сразу позабыв о больных ногах. И только оказавшись на безопасном расстоянии от скамейки, кричит мне:
– Дура! Сумасшедшая!!!
Он уходит, даже уже и не прихрамывая. Вот! Профессиональный дефектолог Диана Владиславовна знает, что в нашей работе главное – мотивация. Она волю к жизни укрепляет. Надеюсь, что сегодня дедушке кошмары не приснятся. Вампирь вампира. Зуб за зуб. Ну что ж, мне понравилось. Не все же нам жертвами быть.
***
Алекс чуть опоздал. Если бы не мои любопытство и жажда мести, я бы и не стала его дожидаться. Я, конечно, понимала, что приползет обиженный и несчастный. Но пришлось удивиться. Даже злость моя на убыль пошла. Алекс не просто похудел и как-то осунулся, он будто бы усох. Как дерево на болоте. Неужели эта вся бабкина магия действительно работает? Мне ему и в глаза страшно глянуть. Прочитать там: «виновна». Поскорее бы уйти.
Даже не поздоровался. Так и сидим.
– Ну что, ты довольна?
– Чем?
– Сама знаешь.
– Нет.
– Издеваешься?
– Но ты же в это не веришь? Разве нет?
Он встал, чтобы уйти, но тут же сел обратно:
– Дай мне адрес.
– Чей?
– Бабкин.
Хотелось бы мне в ответ съехидничать, мол: «А помнишь, как ты издевался надо мной?». Но и обидам бывает предел. А взгляд-то у него какой: тяжелый, испытующий.
– Послушай, я действительно не думаю, что вся эта деревенская магия может иметь хоть какие-то последствия. Просто так совпало.
– Угу.
– Наверно, вирус какой-то подхватил.
– Не знаю.
Опять пауза. Ничего не просит. Что ж, молчание тоже способ обвинить.
– Но сейчас ты ведь в порядке, да?
Сама же вижу, что нет. Но лепечу. Опять мой лепет неуверенной в себе девочки, готовой просить прощения за все. Ничего не могу с собой поделать! Чёрт!
– Дай адрес и ступай на все четыре стороны, Диана. Больше ничего я от тебя не хочу.
Адрес назвала. С Богом отпустила.
Глава 5
В третьей парадной дома номер шестнадцать сегодня сломался лифт. Значит, придется пешком на седьмой этаж пилить. Для двенадцатилетнего подростка это, конечно, не проблема. Проблема – пробежать как можно быстрее площадку между третьим и четвертым этажом, где с недавних пор появилась она. В светло-зеленом, полупрозрачном платье – тем, кто видел ее впервые, могло показаться, что это просто где-то там, внутри, в стене прохудились трубы. Для окружающих ее лицо вполоборота покажется просто пятном сырости на серой и неровной штукатурке. Никто Артуру и не поверит. Тем более, в квартире, рядом с которой проявился силуэт, жил вполне обычный молодой дядька, а не какая-то бабка-колдунья.
Особенно неприятно проходить четвертый этаж вечером, когда возвращаешься из школы. Хоть еще и светло, но преломляющиеся в грязных стеклах солнечные лучи создают на стене иллюзию заводи. И в ней всегда эта странная фигура – она. Еще немного и полностью к тебе лицом повернется.
Сегодня, как и обычно, прежде чем проскочить ненавистную площадку, он должен совершить несколько ритуалов. Ритуал первый – пройти по четным ступенькам лестницы первого этажа и нечетным – второго. На площадке между ними через левое плечо кинуть щепотку песка.
Там еще, за лифтом, стоит снятая с петель деревянная дверь. Она довольно-таки пыльная, но к ней можно подойти, чтобы совершить ритуал номер три: вначале постучать три раза ребром ладони, затем кулаком, затем костяшками пальцев. После чего сплюнуть через левое плечо. Лишь затем можно подниматься по лестнице дальше, стараясь не глядеть за затаившуюся фигуру.
Двери за лифтом не обнаружилось. Дурной знак. Очень дурной. Да и день еще – пятница. Как назло, никто из соседей не спускается, не понимается, чтобы можно было пройти вместе. Значит, придется ждать.
Он прождал полчаса, час. Никого.
Бабушка наверняка уже переживает. Мать сегодня в ночной. Бабуля сама из квартиры выйти не может. Маме звонить боится. Корвалол пьет. Нужно решиться быстрее. Три, два, раз… Что за звук странный? Загудело органом из дешевого фильма ужасов. Затем заклокотало. Как будто огромная железная махина затаилась за стеной. Это всего лишь старые трубы… это всего лишь старые трубы, которые проржавели и образовалась течь. В виде силуэта женщины в зеленовато-белом платье.
Вечерняя тишина. По стенам колышется бликами. Ещё шаг, два. Оставалось только пробежать мимо, как сзади раздался удар. Заводь разбилась на осколки. Обернувшись, Артур увидел, что в стекле застряла какая-то нелепая чёрная тряпка. Комок перьев. Мёртвая птица.
***
Алекс вышел из дома пораньше. Нужно успеть доехать до места назначения, пока не началась жара. Жара в пригородных автобусах, когда рядом с тобой едут пахнущие естественными феромонами поселянки, была бы для него слишком большим испытанием. Но даже в такой час перед деревенским бусиком стояла очередь. Бабки с тюками да мамки с замызганными младенцами. Младенцы, по-видимому привыкшие к кочевому образу жизни, спали. Пока ещё.
Добраться до Сергеевки. Сколько там остановок? Не забыть спросить.
Водитель курил. Водитель ждал, пока ему передадут пакет для некоего дяди Саши в Великодолинку, а затем и ещё какой-то пакет для племянника троюродной сестры в Ольшанку. Наконец-то загрузились.
