Анастасия Вихарева
Дьявол и Город Крови: Там избы ждут на курьих ножках
Манька начинала закипать. Мало того, что они достали ее с утра, так еще исчезать не собирались.
– Сами вы твари дрожащие, кого собрались пугать судами? Где суды? А нету – мы в лесу! И мыслишки глупые: черти судам не подлежат. Но если хочешь, я буду судить. В чем твои претензии к несчастному черту, заключенному в темницу? – выплеснув злость, она успокоилась. В какой-то степени черт был прав – и повесят, и затаскают. Но стоило ли делиться этим с чертями?! И вообще, на кой черт она эмоционирует, знает же, им только повод дай.
– Да-да-да, ты прав, худо будет всем, кто сунется к вам, – согласилась она.
Один черт растворился, но черт-Благодетельница продолжал гнуть свою линию:
– Не мне объяснять, слух и зрение подсказали, сам Дьявол дал назвал меня Помазанницей! Все меня боятся! Все меня уважают! —подошла к тому месту, где была убогая, и будто бы погладила ее по голове. – Сердце у меня наполнено добротою, на весь мир хватит! Даже такие убогие и недостойные, обласканы заботой моей!
– Это я-то боюсь? – грозно прикрикнула Манька, надеясь, что и эта растает. – Это ты, ты, гадина, меня боишься! Кто мне все свои радиопередачи посвятил? Кто мною людей пугает?! Кормит тебя Дьявол, поит, учит уму-разуму?!
Но тело черта стало уплотняться. Он вдруг подрос и был выше раза в два. Схватив камень, черт бросил его, угодив ей в голову. Голова сразу наполовину сделалась чугунной, будто ее раздавили. Черт излучал самодовольство, самолюбование, спесь – и Манька почувствовала, как черта распирают приятные ощущения, когда он унижал ее.
– Учил, учил! Тебе лишь объясняет, а меня сразу разумной сделал! Все его знания у меня в уме, а ты только слова слушаешь! – надменно и с усмешкой бросил черт, увидев ее саму. Теперь он смотрел прямо на нее. – Посмотри вокруг, кому столько дал, сколько мне? Даже по обычному человеку не дает тебе, а ты все придумываешь, как оправдать свою убогую жизнь! Вот у меня платья-то какие! – черт вытащил кучу барахла, и Манька отступила, освобождая ему место.
Ну да, платья у Благодетельницы были одно другого наряднее.
– А еда у меня… вот! – и опять Манька увидела – стол, накрытый златом-серебром, и хрусталем, а на столе пития разные, фаршированные поросята и щуки, и фрукты заморские, и вина, и соусы в соусницах из тончайшего фарфора. – И люди предо мною коленопреклоненные! – и снова Манька увидела, как встают люди на колени… – и еще один камень ударил в грудь и достал до сердца, – черт заполнил собой грот, стены раздвинулись, своды поднялись.
Маньке захотелось повернуться, но она удержалась, сообразив, что сделала что-то не так…
– Я никогда не стану убивать людей, как ты, – сказала Манька, но уверенности в ее голосе не было.
– Ума нет, вот и не можешь! Таким, как ты, разве дано унижать людей? Ты ж сама униженная! – засмеялся черт. – Мы люди, нам много дано, мы правим миром, и если для этого должно пожертвовать скотом, что ж, для того он и существует… Разве ради тебя мог бы он, муж мой, твой половинчатый супермен, отказаться от всего, что имеет со мной? Какой имидж ты могла бы ему создать? Кто соблазнится местом на помойке? Люди летят ко мне, как мотыли на свет, а тебя хоть один человек удостоил тебя вниманием? Муж мой только отделил свою голову от твоей… И вот, немного оказалось у тебя своего ума! – черт рассмеялся. – Хлев свой скотский помнишь ли? Не было у тебя ничего и не будет, куда поставлю, там и будешь стоять!
«Вот я и проиграла», – подумала Манька, закусив губу до крови, багровея в лице.
– Маня, разве я сомневаюсь, что ты справишься? – издалека долетел голос Дьявола. – Что ж ты наделила черта живительной силой? Или мы уже во дворце у Благодетельницы? Кому как не мне знать, кому и сколько я даю! Если у тебя слева пессимисты, справа оптимисты, надо думать, по имиджу получил человек, но было бы наоборот – и было бы наоборот!
Дьявол за нею следил! Все время сидит у нее в голове, читая ее мысли, как раскрытую книжку!
И замечательно, что следил!
– Давай так, благородное создание, размышляем… Первое: нет у меня имиджа, а я без всякого имиджа нагрела Благодетельницу, Кикиморы нет, Бабы Яги – нет, и с избы меня пригрели, – усмехнулась Манька, взяв себя в руки. – Да не простые, о двух ногах! У кого еще в мире есть такие?
– Змею они пригрели! – бросил черт, но в размерах ужался.
– Второе, что же Благодетельница никак не рискнет в глазки-то мои посмотреть, все со спины норовит прыгнуть на хребет, чертом? Неужто страшная такая? И хорошо, что есть у нее маленько, а от Дьявола разве убыло? А больше-то где возьмет? Третье, Дьявол – мне друг, а ей Господин! Вот и думай, захочет ли Господин пожалеть слугу, который друга достал уже?! Четвертое, у меня земля есть, а у нее земли нет, и ближний ее в Царствии Небесном поджаривается! Болезнь ты изубушачья! Ты не Благодетельница, ты всего лишь черт, а сидишь тут, в пещерке каменной, царицу изображая, потому что запечатали тебя! Ведь и слов-то своих у тебя нет…
– Почему это не могу своими словами? Очень даже могу, говорю же! – черт ужался до прежних размеров.
– Дважды два, сколько будет? – поинтересовалась Манька, решив, что пришла пора изучить глубину мыслительного процесса черта.
– Не знаю, отстань от меня, – попросил черт.
– А не знаешь! – рассмеялась Манька. – Не учили уму-разуму, когда запирали тут! – она снова едва сдержалась, чтобы не обернуться и не посмотреть на черта. – Да, много у тебя еды, и платьев много, и люди кланяются – а только не радость у тебя во дворце, а неприятности с избой… И с Матушкой. И с тетушкой… А у Дьявола в Аду грелся бы у пламени и раздевал нечестивцев догола. Я-то человек, мне трудности положены, а ты чего ради терпишь? Посмотри на себя, какой стал жалкий и убогий! Правильно сказал Спаситель о вас, о нечисти: бревно в глазу! Вампира бревно, хоть и в моем глазу, а в моем – соринка! Боится нечисть суда, бежит от суда, а я судима уже, и судить буду!
Больше чертей в пещере не было, но Манька не торопилась. Вышла, но пещеру из виду не выпустила, и видела, как обвалилась земля в том месте, где она только что была. И когда затылком стала видна стена из бревен, решила, что чертей с нее достаточно.
– Манька, с нечистью свяжешься, смеху не оберешься, за то и люблю ее! Иди сюда! – позвал Дьявол. И едва она спустилась по лестнице, приказал: – Снимай железные обутки, будешь полы елозить своим нагим телом, где-то тут тайник есть! Нам кресты твои достать нужно, да так, чтобы по самую муку!
– Я все полы уже давным-давно своим телом отдраила, когда кровищу с мясом отдирала! Еще драить?
– Поговори мне! – прикрикнул Дьявол и сам про себя рассудил, – Зачем, мне в Аду Манька? Возьми ее в Ад, но как бы и греха за ней нет. Не любит она нечисть. И Богу не шибко нужна: нечисть свищет перед ней, а она слыхом слышит, глазами видит, а не разумеет! – он остановил на ней взгляд. – Так и будешь, день в Аду, день в Раю! Чисто бомж. Определяться пора с местожительством!
– Снимаю уже, видишь, снимаю! – возмущенно отозвалась она, стягивая железные башмаки.
Дьявол настроился на долгие объяснения, вооружившись указкой, но вид его остался взъерошенный и озадаченный.
– Итак, не многим дано понять, что такое крест идеалов, – Дьявол постучал указкой по зеркалу. – Ты сама только и можешь поднять его и дать мне в руку, – доверительно сообщил он. – Вы видите, я нет. Креста на меня нет, я существо недоказанное, – Дьявол внимательно и долго пялился на зеркало, проявляя волнение. – Просто быть на мне его не может, – он покачал головой, – кто ж такую заразу на Бога наложит?! Но методом дедуктивного анализа я просчитал, что, когда ты в зеркало смотришься, как раз под такой крест попадаешь.
Дьявол пощупал зеркало и, применительно к нему, пытался за него заглянуть, просунув голову через стекло.
– Сейчас, я попытаюсь понять, – промычала Манька, загружаясь размышлениями. – На мне креста нет, потому как я не всегда бываю под ним, и то отражаюсь, то не отражаюсь… То есть он где-то здесь, и то действует на меня, то не действует? – она тоскливо взглянула на Дьявола, предполагая возможные варианты: очень болезненный, средне болезненный, терпимо болезненный. – А сам не пробовал перед зеркалом помолиться? А то все Бог, Бог…
– Нет уж! – как-то слишком торопливо проговорил Дьявол, опасливо на него поглядывая. – Я – голое сознание! Мне в зеркале места нет! Это на тебе крестов много – так много, что они сами себя крестить начинают! Я же говорил, что вампиры тебе сначала по неосторожности прививку от бешенства в детстве сделали, а потом кусать пытаются. Ну, разве можно так человека инфекцией заразить? Что до креста… Честное слово, я сам запутался, не понимаю, ни где он, ни как работает, – озадаченность его стала еще заметнее. – Ты подходишь к зеркалу в сомнениях, и крест начинает объяснять, что ты находишься под неким виртуальным крестом. Например: черт на тебя нашел – и крещение твое отражается явно. Но почему только крест мученичества? Крест может и фараоном египетским человека разоблачить, и прочими выдающимися личностями. Где остальные? О приятных крестах он ни слухом, ни духом… Получается, какой-то симбиотический крест: крест на крест и молитвенник… – Дьявол еще раз почесал затылок, но указкой, – Так, Манька, – наконец, решительно заявил он, – иди, встань здесь, будем устанавливать свойства столь не честного симбиоза экспериментальным путем. Как это надо было сделать, чтобы крест крестов стал не враг нечисти, а поборник и ангел мести?
Манька хихикнула. В роли подопытного кролика бывать ей не приходилось. Вернее, приходилось, но тайно, когда Дьявол изображал из себя Бога и мысли свои выдавал как непреложную истину, а она по ним жить пыталась. Сейчас он не скрывал, что не имеет представления, что в итоге получится. Естественно, зеркало ее не отразило – не было на свете ее, как и Дьявола.
– Теперь думай, что это я насильно тебя заставил ушастым зверьком стать, а сама ты ни за что бы здесь не стояла, а лежала рядом с теми покойниками, – приказал Дьявол.
В принципе, думать так было не сложно – так оно и было, просто раньше она как-то не додумалась до этого сама. И как только перестала сомневаться в принципиально правильной постановке вопроса, зеркало не замедлило согласиться. Чем больше она углублялась в размышления о Дьявольских издевательствах, тем явственнее проступало отражение, добивая ее: сначала левая часть, потом правая. И затягивало ее глубже и глубже, мысли приходили сами собой, совсем как в пещере, когда черти завладели головой. Чаша мученичества быстро наполнялась, от настроения не осталось и следа.
Она уже всерьез задумалась: а почему бы Дьяволу самому не управиться со своими изделиями?
С чертями-то не воюет – все самое трудное на нее свалил!
И покойники…
Кто в здравом уме согласился бы на такое? Одно дело черта выдавливать, другое – правде в глаза смотреть!
Подозрения встали в полный рост. Помазанницей она не была… И другом…
Когда это Дьявол стал ей другом?
Где-то там, в недрах чрева начала зарождаться на Дьявола злость. Злость, освобождаясь, подкатывала к горлу, сжимая сердце в кулак. И сердце снова заболело. Ей расхотелось искать кого-то там, воевать с кем-то там. Она ничего не могла дать людям, а люди ничего не могли дать ей – не хотели. Страшно признать, но ведь это правильно, что душа выставила ее вон! Разве с нею поднялся бы так? Стал бы Царем? Это ж, какое надо иметь умище!
Манька попробовала вернуть свое настроение, напомнив себе, что земля у вампира принадлежала ей, была ее собственностью, и это ее землей закусили, обеспечивая себе доходность. При любом раскладе вряд ли кого-то интересовала она сама и та польза, которую могла бы принести обществу… Сопротивляться озлобленности и обреченности сил не хватало и не хотелось. Сознанием она понимала, что мыслит как-то неправильно, но голова упрямо твердила свое – ее несло, умные мысли о самой себе сразу же отметались.
Манька уже не сомневалась, что черт правит головой, и готова была сорвать злость, но Дьявол опередил:
– Все понятно, – сказал он после некоторого раздумья очень суровым тоном.
Она как-то вдруг одумалась. Желание обвинить во всех бедах Дьявола было только что столь велико, что она не могла посмотреть ему в глаза. Зеркало лишило ее ума начисто. Оказывается, ничегошеньки она не знает о нечистой силе. Вот так, непонятно какая мерзость легко поборола ее, указав ей место, как дрессированной собачке. И она села в лужу. На мягкое место. Не взирая на поборотую армию чертей!
Ужас!
– Воздействие первого фактора можно считать изученным, – Дьявол чуть смягчился и добавил с саркастической издевкой: – Ты еще обвини меня в том, что не ешь жареных куропаток! Я ни при чем, дорогая, я в дороге присоединился, когда ты уже поняла, что ничего из того тебе не дано!
«Не простит!» – расстроилась Манька.
– Спасибо скажи, что рыба к тебе из реки выпрыгивает! – продолжал бранить ее Дьявол и, не давая извиниться, заметил: – Я про голод не говорю, если б не я, тебя уже на свете бы не было!.. – успокоился, взглянув хмуро. – Но откуда у тебя такая злость? Ведь мыслей у тебя таких не было, пока ты здесь не встала! Кто дает тебе объяснения про счастливую жизнь? Это может быть только черт, и он где-то здесь, в избе! Вот же святые угодники! – выругался Дьявол, как она, меняясь и снова выпуская щупальца, переквалифицировавшись из черного Дьявола в белого.
Манька поднялась вверх на все ступени, усаживаясь в пролете лестничной площадки за дверью, свесившись вниз головой.
– Черти у баб ягов всегда водятся в изобилии, – разоткровенничался Дьявол, одновременно занимаясь своим делом. – Тем они и живут. Может, поэтому мы не можем найти крест? – через какое-то время устало махнул рукой, приглашая ее спуститься. – Ладно, встань посреди комнаты спиной к зеркалу и посмотри за ним, может, что-то увидишь?
Манька смотрела долго, шаря затылочным зрением по стене, на которой висело зеркало, но ничего не обнаружила, кроме одной особенности: зеркало она всегда видела глазами. Просто поняла, что затылком смотрит, а глазами зрит, и подойти к нему не было никакой возможности. Пятясь, она наткнулась на него и прижалась спиной, но протии через него не смогла.
– М-да, – промямлил Дьявол, призадумавшись. – Беда идет, а у нас даже времени нет, чтобы убежище для тебя поискать… – в его голосе прозвучала искренняя тревога.
– Может, как-то обойтись без зеркала? – предложила она. – Горы близко, мы бы успели подняться на первую вершину и спрятаться в какой-нибудь пещере или гроте.
– Нечисть не простит избам, что Бабу Ягу не уберегли, развалит, – хмуро напророчествовал Дьявол. – Нам с тобой по возможности не только себя придется защищать. Да и в горах спрятаться не сможем, разве что за третей вершиной, но туда мы бы и за месяц не добрались. Оборотни —бывалые охотники. Все же не человек то, а зверь, и зрение у него звериное, и голова работает как у вампира, и нюх… Им только следы твои унюхать у могилы Бабы Яги, а пойдут по следу, уже не остановить. А тут в избе подельники засели… Откроют дверь ни за ломаный грош. И на помощь братвы с такою бякой рассчитывать не приходится…
– А разве они не потеряют след в том месте, откуда мы сюда по воздуху прилетели?
– А следы изб? По ним они быстрее быстрого вас вычислят.
Дьявол подчеркнуто выделил «вас», значит, быть на ее стороне не собирался.
– Беда не приходит одна. Пока за тобой всего-то одна Помазанница охотится, и пока она не знает, что у тебя и вода живая, и огонь неугасимый, и чеснок, если как следует порыться в кладовых Бабы Яги, а как только догадаются… – самое интересное и начнется! – продолжил расстраивать ее Дьявол. – А сообразят они об опасности, как только первый оборотень принесет весть, что есть некто, угрожающий всему вампирскому сообществу. Я такую развязку не планировал, готовил на другое время, но как Дьявол, обязан буду встать на их сторону, если у тебя не найдется места, где бы они не смогли тебя достать.
Манька снова собиралась промолчать, но внезапно заинтересовалась.
– А разве вампиры не смотрят глазами оборотней?
– Смотрят, но сами они в это время в некоторой бессознательности. И когда выходят из транса, помнят не все и не всегда. Им время нужно, чтобы отмотать и прокрутить, и сверить со словами оборотней пережитое. И так у нас появляется еще месяц, а может три… Летом воевать сподручнее. Срок о-го-го! Поэтому, если поборем оборотней, выиграем для тебя время. И пока они будут тебя искать здесь и в лесу, мы проберемся в тыл врага, где нас искать никто не догадается.
– А зачем тебе планировать, чтобы все вампиры на меня обозлились? – изумилась Манька, обнаруживая главную нечисть рядом с собою.
– Два вампира против тебя одной, разве это интересно? – кисло скривился Дьявол. – Твою головушку я бросаю всем вампирам сразу! Ты, Маня, понимать должна, что вампирское сообщество в целом рассмеется, если узнает, что человек решил бросить им вызов… Не выманить Благодетельницу из дворца, пока есть те, за кого она может спрятаться, скорее, в бункере отсидится. Но если справишься с оборотнями, то вампиры поймут, что ты представляешь для них опасность – и тогда они все будут умолять Благодетельницу устроить тебе вампирскую резню. И она, конечно же, с удовольствием возглавит ее, доказывая, что страшного в тебе ничего нет. Нельзя ей упасть ниже плинтуса перед вампирами, трон потеряет!
От дьявольского доверительного откровения у Маньки волосы на голове зашевелились. Какая страшная участь ее ждет! Сам говорил, надо одного вампира победить, а теперь со всеми решил стравить?! Манька почувствовала, как ее придавила бетонная плита всем своим многотонным весом. Глаза ее стали круглыми и темными, как у Дьявола, от расширенных зрачков, закрывших всю радужку. А она-то хотела тайно пробраться во дворец!
– У тебя совсем крыша поехала?! – в паническом ужасе пискнула она.
– Я, можно сказать, иду ва-банк. Я же совершенен во всем – а что касается безумия, в особенности, поэтому в этом году решил поставить на тебя! Если ты умрешь растерзанная оборотнями, то проблемы с Идеальной Царицы всея радиотрансляционного центра сами собой снимутся. Но как-то недостойно вот так убить человека, который решился умереть геройчески. И потом, чем она провинилась, чтобы иметь подле себя не чистокровного вампира, а вампира-оборотня? Я, можно сказать, спасаю ее от позора… – Дьявол недовольно поморщился. – Ты, конечно, умрешь, но какое удовольствие посмотреть, как мои Воины Тьмы строем выйдут против одного человека! Попробовал бы кто одной фигурой на шахматной доске разыграть партию! А я вот планирую! – он посмотрел на нее с осуждением, жестом указав на зеркало. – Но, увы, у тебя голова кривая, а у меня времени нет ее править…
Язык прилип к гортани, и никакого звука не вылетело изо рта. Манька лишь разевала рот и хватала воздух, как рыба, выброшенная на берег.
– Маня, я маленько могу уравновесить численное превосходство противника, – Дьявол пощелкал перед ее носом пальцами, стараясь вывести из состояния идеального шока. – Виртуально, но ты не можешь оспорить, что компьютер – преимущество, если он предугадывает позицию противника за час или два! За этот час можно прийти, положить мины, и угроза сама собой снимется. С таким компьютером, как я, ты уже не такая дура, как без оного. Вернее, дура-то ты дура, но я маленько прибавляю ума! Я не компьютер, но люди уже не поймут тебя, если начнешь с ними разговаривать, как не понимают программеров, когда они разговаривают программами! А людей, которых не понимают, считают или умнее, или полным отстоем, ибо они знают то, что не знают другие, или не знают то, что знают другие… Просто так получилось, что некоторая часть населения выпала из Бытия и прекрасно себя чувствует. Не в обиду мне будет сказано, что жалкое подобие моей вселенной могло бы быть ими вынуто из Небытия, если бы голос их могла услышать Бездна. Но, к сожалению, Бездна – это океан, я – Небо и Земля, а человек – песчинка. Сможет ли песчинка открыть Врата Бездны и увлечь ее за собой? Тогда как мне достаточно лишь поднять бурю и всколыхнуть дно океана, чтобы накрутить Бездне хвост, оторвать копыта и обломать рога.
Утешение Дьявола показалось Маньке слабым и вряд ли тянуло на утешение. Она почувствовала себя маленькой и беззащитной. Планы ее разваливались в пух и прах. Крупные как горошины слезы покатились по щекам.
Почему он подставил ее?
– За что? – выдохнула Манька, обиженно размазывая слезы. – Я просто жить хочу, как другие! Кто я, что надо мной все издеваются? А ты-то?! Ты-то!
– Как все! – Дьявол ласково погладил ее по голове, – Ну, не плачь, сейчас заплачу вместе с тобой, и будем плакать до полнолуния, – и произнес строгим настойчивым голосом, встряхнув Маньку за плечи, чтобы привести в чувство: – У Бабы Яги на каждый день запрятка нашлась: так нечисть объяснилась в любви. Но все же мы ушли далеко вперед, согласись! Давай, лучше посмеемся и пойдем дальше! Не останавливаться же на полпути! Просто понять это надо и все! Ты о них не думай, они даже не наступают на пятки. В железных обутках ты мне нравилась больше, а сейчас даже я тебя не боюсь!
Манька засмеялась сквозь слезы, представив, что напугался сам Дьявол, а потом, когда поняла, что никого она не напугает, заплакала еще горше. Дьявол знал, что будет дальше. Сам ли он придумал, или выдал, будто сам… Стаи оборотней приведут вампиров, дни ее будут сочтены их безжалостным холодным расчетливым умом, которого не было у нее. Она так и осталась чужой в этом мире – и мир был чужим. Никто никогда не нуждался в ней, а она нуждалась, и не находила. А все потому, что жизнь не заладилась с самого начала. Сначала от нее избавились родители, потом вампиры, после вампиров люди, потом Дьявол избавил ее от них от всех…
Но кто сказал, что надо именно так?!
Теперь, когда у нее была и земля, и избы, умирать совсем не хотелось. Манька с тоской подумала, что их ждет, когда ее убьют. Избам не выстоять против человека, а уж против оборотней и вампиров подавно.
– Представь себе, что крест «генерала песчаных карьеров» тоже полностью не изучен, – с огорчением в голосе произнес Дьявол, нависая над нею, как скала.
– Что еще за крест такой? – она остановила свои горькие всхлипывания и заинтересованно подняла голову, утирая ладонью слезы.
– Это люди, обиженные в детстве на всю оставшуюся жизнь. Представь, что ты выросла брошенным ребенком. Хотя… – он сделал жест, который должен был объяснить Маньке, что она конченый человек, – Ты такой и выросла! Хорошо, – он решил начать с другого конца: – Представь, что сейчас черт достает твои слабые места. Что бы он стал говорить, если бы знал, что каждый день своей жизни ты открываешь одиночество?
– Это как? – Манька всхлипывала, но уже только носом.
– Честное слово… Это сложно объяснить… На таких детей наложен крест их матерью, у которой не хватило ума объяснить, что ее ребенок нужный и полезный обществу человек. И у ребенка формируется комплекс обиды на все общество в целом, которое отвергло его при его рождении. Так из-за одного человека человечество теряет людей. Злоба людская катится на них и от них, и один день ураганов не сравнится с тем, что делает это общество с человеком, отброшенным от него, думая, что его нет, и он с этим обществом. Но на самом деле он есть. И только они могут смешать общество с землей, утопив в крови.
Кто первый поддерживает Спасителей? Мытари! Кто меняет один строй на другой? Мытари! Кто преступники в своем большинстве? Мытари!
Они никогда никого не простят, и будут мстить за каждый день своего унижения. Эта страшная сила дремлет, произнося каждый день проклятия, и ждет, что кто-нибудь, больший, чем они, объявит себя Богом, и построит в шеренгу. Но, правда такова, что, когда их боги получают желаемое, первым делом они избавляются от своей паствы, что бы уже никто не смог поднять мытарей против них самих. Эпохи начинаются с бойни и заканчиваются тем же.
Генералы песчаных карьеров…
Ты сейчас как мытарь, который идеализирует отвергнувшее его общество и примеривает его на себя, Но, Манька, общество уже отвергло тебя. Отвергло знаниями, которыми не пожелало делиться с тобой, применив их против тебя. Вот они, – Дьявол костяшками пальцев постучал по зеркалу, – знания, возьми их, и пусть общество примеривает тебя, потому что их знания не сравнимы с твоим знанием. Кто еще кроме Дьявола и Маньки смог бы разгадать тайну зеркала? Они это делают заклятиями, а ты, – Дьявол постучал кулаком по лбу, – лобешником! Думаешь, у них много знаний? Да последний представитель, который мог ими оперировать, и был Спаситель Йеся! Нету, сказал он, объяснений у меня таких, чтобы вы поняли, как больничка в три дня обнаруживается на Престоле Славы – и один сразу понимает, что достигло его Царствие Божье, а ко второму приблизилось Царствие Небесное:
«Делайте так, как я сказал, и знайте, что будет так, как я сказал!»
Определенно стало так, потому что по-другому и быть не могло. Ну, может быть еще Пророк Отца, он тоже хвалился: два раза совершил бесчестие – и повернул удачу, усадив охраняемого верующего в Раю, где сад и внизу реки, с чистой грудью, а неверного отправив в огонь. Не столько знал, сколько идеализировал.
Но неужто я, создавший этот Закон, не предусмотрел бы такой вариант использования знаний, которые в Нем? Добро побеждает зло, если есть тот, кто ищет доброе. Тогда еще были люди, которые знали, как изнашивать железо, и они их боялись. И правильно боялись: я – Живой Бог и мне несложно научить человека. И ты уже сносила один комплект железа.
– А при чем тут я? – сердито спросила Манька. – Не вижу никакой связи. Не железом же они поднимутся против меня!
– А что у тебя, если ты льешь слезы в то время, когда голова должна работать, как часы? Если часы сломались, их в серьез никто не воспринимает! Ты уже не можешь поставить себя над обществом. Ты призналась всему свету, что ты – обиженная единица. Разве ты человек? Или вампир? Ты мытарь, изгой, смоковница, не дающая плода ни доброго, ни худого… Их общество срубает и выбрасывает вон, туда, где скрежет зубов! Сначала вылечись, а потом ищи ответ. И поверь, нет ничего проще, чем ответ: чем общество Дьявола тебя не устраивает? Перестань плакать! Ты мне мешаешь! – прикрикнул он. – Черт возьми, я всегда был тут, я всегда там. А общество – это мы еще посмотрим!
– А что я могу?! – горько спросила Манька, слезы снова побежали по щекам.
– Все армии мира одинаково управляются личностью… – спокойно ответил Дьявол, утирая ее слезы платочком. – Кто бы заметил полмира, если бы гид Лер не сподвигнул смоковницы, не приносящие плода не доброго, ни худого, на масштабную экскурсию? Заметь, он не ломал голову заумными идеями! Он лишь высказал мысль, что весь мир – музей под открытым небом. И ты посмотри! Везде память о нем! А где помянули его, там помянули меня!
А Стальной, который вылечил народы от великой любви к искусству?!
Воодушевленный успехом, когда туристов не осталось, он понял, – и свой народ надо отучить! И кто успел посмотреть на Стального с близкого расстояния, одинаково уверен, что гид Лер – всего лишь «пуси-муси»!
А Гиз в чине хана? Сколько обескураженных народов, когда проехался по миру!
Пусть они были вампиры, и, окучивая народную любовь, не расстраивались, когда верноподданные захлебывались кровью, но только благодаря таким сильным спасителям закончилась эпоха человека и началась славная эра вампира! А если бы они плакали в то время, когда любители вампирской головушки протыкали их осиной и поливали живой водой?
На войне, как на войне. Не важно, закончилась она или нет, соображение и собранность имеют первостепенное значение. Ведь смог же Илья Муромец приголубить соловья разбойника, и на какое-то время отодвинуть крещение народа. Или Никита Кожемяка, который сумел заставить Змея Горыныча проложить новую межу, вернув себе землю.
А сколько безымянных героев оставили след, обнадеживая тебя, Манька?
Много было проклинающих вампиров, и вампиров, проклинающих человека, но никто не смог бы поднять это зеркало без имени Дьявола на устах…
Горе тебе, Манька, горе, – Дьявол навис над нею, как Господин Зыбкого Тумана и тоже шмыгнул носом, пустив слезу. – Потому что нету у тебя знаний о строении этого зеркала! И я вижу, как оно издевается над тобой, иссушая глазоньки твои горючими слезами!
Манька всхлипнула еще раз и высморкалась.
Дьявол как всегда был прав: трагические развязки всегда имели два варианта – бесславный и героический. Если конец один, то почему бы не умереть героем? Избы подводить не хотелось, слушать сопливые причитания Дьявола – еще меньше.
– Ладно, что делать, – Манька взяла себя в руки.
– Пока ничего, пока рассуждаем. – Дьявол тоже быстро пришел в себя, еще раз осмотрел зеркало. Накинул на него покрывало. – Попробуй так посмотреть, – попросил он, отодвигаясь в сторону.
Ничего не изменилось. Манька даже знала, какой зеркало ее показывает, и когда покрывало сдернули, отражение оказалось именно таким, каким она его себе представляла.
– Во-первых, связь креста и зеркала виртуальная, – сделал вывод Дьявол. – Материальность для него роли не играет. Во-вторых, мы выяснили, что крест тот, или черт, или то и другое (мы пока не знаем!) делает тебя… как бы это сказать… отшельником, воздействуя на твое сознание и заставляя посылать куда подальше объект, который мог бы быть тебе в помощь. Сотни причин найдет, – Дьявол оживился, восхитившись. – Найдешь ты рубль, он спокойно заставит пройти мимо. Сотню причин найдет: люди смотрят, никто не подбирает, а ты позоришься, не нищая, не к добру такой рубль… Меня, например, как бы вообще не существует, а я в твоем уме развенчаться сумел. Не именно я, как индивидуальная личность, а как объект в твоем уме! И рубль он не сможет развенчать. Подберешь или нет, рубль останется рублем – его подберут другие. Тот же вампир. И станет богаче, а ты как была бедной, так и останешься. Если бы рубли не подбирали, мостовые можно было бы не мостить. Любой объект схожий со мной или с рублем будет обработан. То есть, все как всегда на своих местах, а крыши у тебя нет – ее или чертом, или крестом сдуло!
– Но это же только перед зеркалом?.. Или нет? – заинтересовалась Манька. Приведенная пример показался ей до боли знакомым. Был у нее случай: нашла деньги в конторе господина Упыреева, когда работала уборщицей и печи по утрам топила. Три ее зарплаты. И вместо того, чтобы взять, а после сказать, что не знает ничего, ибо сгорели, побежала отдавать. Думала, отблагодарят ее. Как бы не так! И сама осталась ни с чем, и кассиршу наказали за то, что коробку с деньгами выкинула, уволили. И смотрели на нее с того дня косо.
