Анастасия Вихарева
Дьявол и Город Крови: Там избы ждут на курьих ножках
Наконец, он остановился.
– И как меня угораздило железом обмануться… – пробормотал он под нос, вскинул на нее расстроенный взгляд. – Кто тебя надоумил с железом-то идти?
– Никто… Я сама… Чтобы видели, я не просто так… Не просить… – краска залила лицо, щеки вспыхнули. Она нервно теребила рукавичку, которую Дьявол разрешал надевать, когда в руке не было посоха. – Но ведь она говорит, что она человек!
Дьявол отстраненно хмыкнул, пожал плечами, подбросил в костер хворост, помешал угли железным посохом.
– Мало ли как вампир себя назовет. Представился вампиром, а кто дверь откроет? – и, сожалея, поправился: – Пожалуй, откроют. Многие мечтают стать бессмертной нечистью. Ты ведь хотела бы стать вампиром? – он подозрительно прищурился, сдвинув брови. – Все тебя будут любить, брать равнение, каждое слово превозносить, как мудрейшее наставление.
– Я? – Манька ответила не сразу, прислушиваясь к себе, ей хотелось быть честной. – Нет! – хрипло, но твердо выдавила она.
– Хваленое геройство, – Дьявол невольно улыбнулся. – Вампиров еще нежитью зовут. Ползут к человеку и пьют кровь. Раньше по ночам только, а теперь растворились меж людей и средь бела дня обрекают человека на смерть.
– И что, у меня не получится с Ее Величеством поговорить?
Если Помазанница была вампиром, миссия становилась невыполнимой – вампиры людей не жаловали. Ни один нормальный человек не рискнул бы искать у них сочувствия и понимания. Конечно, были истории про любовь вампира и человека, но заканчивались они печально.
Все-то у нее через пень-колоду…
– Поговорить-то можно, отчего не поговорить, да только правда твоя ей даром не нужна, – отстраненно буркнул Дьявол. – Твои слезы у нее в кармане золотишком тренькают. И чем слеза глубже добыта, тем слиток увесистей. Где ты видела людей, которые бы золото на твои объяснения променяли? То-то и оно! – в голосе прозвучала гордость: – А это вампир… Да не простой, а козырный! Кощей бессмертный! И комплектация секьюрити ого-го! И оборотни, и драконы, и целый обоз свидетельствующих о праведности демонов. Любого скрутят в бараний рог. А тебя и крутить не надо, ты уже… и скрюченная, и сморщенная, и выжатая.
– Шутишь?! – Манька недоверчиво улыбнулась. Дьявол часто пугал на пустом месте.
– Такими вещами не шутят! – с тяжелым камнем в душе вздохнул Дьявол. – Мне ли не знать, что такое нечисть, если она еще при жизни становится моей разменной монетой.
– Ты ж ее любишь!
– Как торговец навозом навоз. А ты достаток не любишь? Война с Абсолютом закончилась, а галактики одна за другой рождаются – откуда? Земля – продукт вторичный, ее нельзя купить на землю, она рождается, когда умирает сознание. Посмотри на звезды – это все я, только мертвый. Я, конечно, был шокирован результатом, но новое тело мне понравилось, мне в нем комфортно. А оно, заешь ли, как всякая материя, имеет свойство изнашиваться. Слышала, наверное, что вселенная остывает? Закон сохранения энергии, когда тебя Бездна лижет, увы, не работает! А я не хочу калекой стать, когда я есть, а ума нет. Я без земли – человек в коме. Не самому же мне, ей богу, лезть в Бездну за землей, мне одного раза хватило… Ты палец поранила – болит, а это только электрический посыл, а ты мне о своих болячках… На что вы мне, если Духа моего не знаете, тело не уважаете, а все, что живым делаю, убиваете?!
– И что, много земли получается?
– С мира по нитке – голому рубаха, – Дьявол начал успокаиваться. – Маня, я не хочу тебя пугать, но твои радужные пузыри в мозгах дурно пахнут. Ты не догоняешь: твое место не здесь, оно в Царствии Небесном, где тебе отведена участь головни, и не далек тот день, когда вампиры начнут тебя искать. Я успел к тебе привязаться, и мне будет жаль, если ты умрешь без осознания, кто и за что тебя убил. На том свете понять это сложнее, для этого мозги нужны, а они здесь останутся. По крайне мере, я желал бы, чтобы на Страшном Суде ты могла хоть что-то против вампира сказать, чтобы в Бездну вы отправились на равных, не так как теперь: бог на ослице со сломанным хребтом. Говорю, как есть, без утайки, потому как хочется сделать для тебя напоследок что-то хорошее.
– Какая разница, кто на ком поедет… умирать…– при мысли о том, что вампиры существуют, настоящие, не придуманные, Маньку взяла оторопь.
Что она знала о вампирах – да ничего! Но она и о Дьяволе не помыслила бы, а вот поди ж ты… Чего только не приписывали этим кровожадным тварям: красивые, сильные, бессмертные. Умели превращаться в летучих мышей, спали в гробах… Кто-то говорил на кладбищах, кто-то наоборот, земля на кладбище святая, только там и можно спастись. Но вопрос спорный: судя по Благодетелям, которых она в лицо знала, ничего им на кладбище не делалось. А еще, что после укуса человек не то умирал, не то спал, и оживал не то вампиром, не то зомби, который был скорее мертв, чем жив. Разница между вампиром и зомби была лишь в том, что один с умом жил, притягательный внешностью своей и величием, а у второго ни ума, ни памяти, ни дома, и страшный, как покойник. И кровь обе нежити пили, потому что одному железа не хватало, а второй от голода.
А еще поговаривали, что укушенные люди слышат голос и сами приходят…
Так это радиоволну что ли?!
Ее что, вампиры покусали, раз она их слышит?!
– Дьявол, ты в своем уме?! – Манька подскочила, как ужаленная.
– В своем, в своем! – мстительно позлорадствовал он. – За утраченную идеологию, вампиры были только началом. Я не благотворительный фонд, чтобы планеты ненавистникам раздаривать. Право слово, не самому же мне тащить вас в костер или на дыбу. Для этого существуют коллективы жнецов. Всегда рады услужить, подзаработать, предотвратить перенаселение…
– Так это ты людей убиваешь?! – задохнулась она. – За что?!
– За светлое будущее, за рай, за спокойствие, за подмоченную репутацию, за поруганное достоинство, – Дьявол не спеша сбил уголь с головней, подбросил нарубленного хвороста. Закручиваясь, по земле пополз едкий дым, – погода назавтра обещала быть пасмурной. – – Устами человек у знания стоит, а не уразумеет. Вот ты, много ли знаешь, и разве это знание? – совсем успокоился он.
С мрачным видом зализывая на руке рану, Манька молча ненавидела Дьявола. Болело все тело, израненное железом и холодом, болело сердце, болела душа, болью отзывался ум. Взгляд ее невольно устремлялся в ту сторону, где остались селения. Там она была обречена на убогую беспросветную жизнь, но это все, что ей осталось, если вампиры действительно существовали и за что-то на нее ополчились. Никому не под силу изменить судьбу, говорили одни, вторые, что человек сам ее делает – хотелось бы вторым верить, но первые оказались правы. Она шла доказывать свою правду человеку, но если на том конце вампир… Она чувствовала себя раздавленной. Если в ее жизни и было что-то хорошее, то она могла бы вспомнить только Дьявола – единственный, кто отнесся по-человечески, но, по иронии судьбы, он же оказался причиной всех ее несчастий.
Дьявол бросил в котелок с кипятком смородиновые почки, плоды шиповника, кору дуба, щепоть древесной чаги, добавил корни рогоза, в простонародье называемого камышом, которые придавали чаю сладость. Мясистые корни рогоза выкапывали на берегу рек и бобровых запруд, где вода была относительно стоячей. Накрыл котелок крышкой, снял с огня, поставив с краю на угли. Дожидаясь, пока чай настоится, достал кружки, положил в каждую по чайной ложке меда.
– Ты думаешь, я с тобой счастливый, но ты не звезда, я просто любопытный, – напомнил он. – Доживала бы спокойно в своей сараюшке, и не было бы к тебе претензий. Жили-были, плодились-размножались, и на тебе – новое реалити-шоу! Люди и без вампира чужими смертями воодушевляются, а ты, нет, пожить захотела. Но с другой стороны, какой поворот! Какой сюжет! Какая фабула! От вечности хоть кто устанет, если каждый день серые будни. И вот я здесь, в заснеженном краю, твой зритель и критик. Гротескное у нас тобой кино получается. Я, честное слово, не рассчитывал, что зайдем так далеко, думал, сломаешься, едва до огорода дойдем.
Манька, безучастно седевшая на лапнике, уткнула голову в колени, вспоминала свою беспросветную жизнь. Но вспомнить оказалось нечего: не видели ее, не слышали, не помнили, ей отовсюду приходилось уходить, и никому до нее не было дела. Наверное, даже добрым словом ни разу не помянули – так ей казалось. «Разве я не красивая?» – думала она с тоской. И глаза голубые, как небо, и брови черные, как вороново крыло, и волосы как шелк, и фигура не хуже, чем у других, и хозяйственная. Кто бы еще в чистоте и уюте держал избу, которую сараем не назовешь. Скотину не держала, так ведь как ее колоть, после того как говорила ей слова ласковые? Ни словом, ни делом никого не обидела, работала, как проклятая, с самого малолетства. И читала много, и не гуляла налево и направо, все единственного ждала, любовь настоящую – не дождалась, а потом и веру потеряла.
«Что же со мной не так? Почему сторонятся меня? А кто память стер, будто я зомби… Но какая я зомби, если чувствую, думать умею, чужой подойдет, так ведь не стану слушать, подумаю прежде…»
И назад не повернешь: пока железо не сносится – проклятие не снимется.
Последняя надежда рушилась, как карточный домик. Все были правы – и кузнец Упыреев, и Дьявол, и люди, а теперь и сама она чувствовала, что голова у нее посажена криво: одна часть была как камень, а вторая превозносила Благодетельницу. Сердце не допускало, что та может оказаться кровожадной тварью, будто полжизни прожили душа в душу, будто сестра родная, которая за что-то обиделась и надо непременно искупить перед ней вину. Даже теперь, когда секрет ее знает, нет у нее дурных помышлений и зла не желает.
Дьявол, заметив, что на Манькином лице нет ни кровинки, смягчился.
– Не плотью она вампир, сущностью.
Но успокоить ее не получилось: от слов Дьявола из желудка к горлу подкатила тошнота.
Обличили бы…
А с другой стороны, кто мешал помещику усаживать на кол крепостных? И сейчас не расстраиваются, объявляя одного Благодетеля за другим то святым, то великомучеником, жалеют, что не всеми закусил. Кто стал бы смотреть историю про крепостную Маньку? Всем про доброго Благодетеля подавай, который этих Манек-злодеек в крепкой узде держит. Маньки там все завидущие, загребущие, все, как одна, козни строят. Ах, слезинка упала – и плачут, и верят, что сами они благородные Благодетели и жизнь вот-вот наладится и станет такой же, а злые Маньки будут им прислуживать.
Не налаживалась…
Не у всех.
Богатая и удачная жизнь единичных экземпляров была примером для всех: их знали в лицо и по имени отчеству, рекламировали, брали интервью, спрашивали мнение по всем вопросам – как будто стоит только захотеть, каждый мог также прославиться. А уж если Благодетель умер – вся страна в трауре. А когда соседа выносят вперед ногами, даже имя не могут вспомнить. И справедливости не было никакой: в деревне один полбуханки хлеба из пекарни вынес – десять лет прошло, а все пальцем в него тычут, а сколько бы ни хватали за руку кузнеца господина Упыреева, на следующий день опять перед всем миром чист, свят, в глазах ни тени стыда и раскаяния, и снова жизни всех учит.
А куда люди деваются, по сто тысяч в год?
А вдруг Дьявол наговаривает или преувеличивает?
Ну, не могло быть так, чтобы вампиры жили среди людей, и никто не догадался. От того, что она сейчас начнет паниковать, правление вампиров не закончится. Если дело не уладить миром, жизнь так и будет катиться под откос. Она должна воспользоваться шансом, если есть хоть один – и она верила в этот шанс.
– А раньше-то не мог предупредить? – угрюмо спросила она, проверяя, просушилась ли одежда, перевесив мокрой стороной к огню.
– Могла бы сама догадаться, когда Кикимора ее племянницей назвала, – хмыкнул Дьявол. – Надо полагать, у нечисти и потомство особенное, и, однозначно, не ангелы с неба.
– А с чего она меня невзлюбила? Она там, в столице, я на другом конце государства.
– Тебя-то она, как раз, может быть, и любит. По-своему, по-вампирски. Есть у нее в глубине подсознания страшная мыслишка, что вылезешь из заточения и разрушишь ее бесконечное полюбовное семейное счастье.
– Зачем мне разрушать ее счастье? – хмыкнула Манька с недоуменным смешком.
– Чтобы душа твоя не стала чистокровным вампиром.
– Как душа может стать вампиром отдельно от человека?
– Обыкновенно. Йеся сказал: «радуйтесь, ибо приблизилось к вам Царствие Божье – имена ваши написаны на Небесах». А написаны они могут быть лишь в одном случае: один человек, с именем души ближнего на своих скрижалях оказался в Царствии Небесном, а другой человек остался здесь, в Царстве Божьем.
Манька уставилась на Дьявола, пытаясь понять, что он имеет в виду.
– Не проще об этом сказать?
– О том, что душа твоя приглянулась? – он негромко рассмеялся.
– Нет, надо человека в тюрьму посадить, если понравился, гнать его, чтобы жизнь медом не казалась? Я бы объяснила, что женщины не в моем вкусе.
– Речь не о тебе, речь о твоей душе, – отрезвил ее Дьявол. – О том, в ком твое имя записано.
– Какая разница, душа-то моя, – Манька завернула мясо в целлофан, обтерла тарелку и ложку снегом, засунула в карман котомки, повесила котомку на сук – кусок не лез в горло. Она не знала, то ли ей обрадоваться, то ли расстроится. Интересно, чем могла приглянуться ее душа самой совершенной женщине в государстве? Может, полюбила, потому что добрая и открытая? Значит, тем более согласится ее выслушать – любимым не отказывают.
Дьявол перелил остатки бульона из котелка в бутыль, наполнил котелок углями, поставил в шалаш, втянув носом аромат настоявшегося чая, разлил по кружкам, одну протянул ей, со второй присел рядом, блаженно вытянув ноги к огню.
– Душа – это не ты, это твой ближний, в котором заключена часть твоей памяти.
– То есть? – не поняла Манька.
– Это мужчина, который должен был тебя полюбить. Слышала выражение: «живут душа в душу»? Значит, две половинки нашли друг друга. Но твой ближний решил, что ты ему не подходишь и выбрал другую, а тебя придавил, чтобы ты не лезла в их отношения и голову его своими посылами не засоряла.
– Это… Его Величество что ли? – опешила Манька. – И чем она лучше меня?
– Да ничем, но ей радио доступно, а тебе нет, – доверительно напомнил он.
– Вот мне и любопытно, как можно кричать на весь белый свет, чтоб никто ушами не слышал, а в сердце только тобой жил, – позавидовала она всем сердцем.
– Есть у нас, у нечисти, свои приемы.
– И зачем такое радио нужно? Разве нельзя сделать так, чтобы тебя просто так любили?
– Тебя за дела много кто полюбил? – ехидно поинтересовался Дьявол. – Думаешь, люди добрые дела меньше делают? И природу охраняют, и бездомных спасают, и друг другу помогают. Только никто их дела всерьез не воспринимает и воспринимать не будет. Им за их добрые дела еще с государством тяжбу вести приходится. Мое это радио, я его изобрел, оно не от мира сего, а называется – железным жезлом. И дал его пастухам, чтобы народ в узде ходил и стоило свое знал. Жизнь у Помазанников слишком коротка, чтобы исполнить желания, прописанные в договоре. А так, наобещал вампир через радио народу в три короба, народ все мои обязательства и выполнил, одаривая Благодетеля, и не понял, что его обманули. Лица не засветили, вслух ни слова не сказали. Как говорится, не пойман – не вор.
– А моя длиннее? – с сарказмом поинтересовалась Манька.
– Нет, – Дьявол не торопливо подул на кружку, отхлебнул чай. – Но ваш Бог людьми не интересуется. Он у вас Благодетель, а у Него еще Благодетель, а у того еще Благодетель.
– Я тебя Богом считала, – ответила Манька с нарастающей обидой.
– Мне, конечно, лестно, но многие твои боги сильнее моего слова, – напомнил Дьявол.
– Можно подумать, нечисть на тебя молится. Ты это разбойникам скажи, или кузнецу Упырееву, – парировала Манька. – Как можно выбирать, кому ты Бог, а кому нет, если ты Бог?
– Господи Упыреев себя Богом не называет, но он твой Бог: у него любви к тебе нет, а твоя зависимость есть. А нечисть зависит от меня. Я могу сделать так, что все, за что она душу продала, отойдет к другой нечисти, или выставить на обозрение истинную сущность бесподобного клыкастого личика – а этого они пуще огня боятся. Маня, услышь меня: договор, подписанный кровью, – это программирование на долгую счастливую жизнь. А кровь я признаю одну – ту, которой сознание обливается.
– Может, просто ты несправедливый и недееспособный Бог? Справедливый Бог давно бы разобрался сверху донизу. Кто еще способен заступиться за униженных и угнетенных?
– Ну, был такой. Товарищ Ленин, – съязвил Дьявол. – Рубил нечисть налево и направо. И вздохнул народ свободно, читать и писать научился, фабрики и заводы понастроил, только никто ему спасибо не говорит, а как раз наоборот, памятники краской мажут и сносят, а самого мечтают так в землю закопать, чтобы памяти не осталось. Ох, не хотел бы я оказаться на его месте.
– Так ведь это нечисть избавляется от памяти, – взъелась Манька.
– Ты когда-нибудь задумывалась о смерти? – Дьявол стал серьезным. – Планы, наверное, строишь, думаешь, богатой станешь за муки и долготерпение, – он грустно усмехнулся. – Но сколько бы люди ни верили, что земля плоская, плоской она не стала. И Закон вашей верой не поменяется. Пока вы фантазируете, Благодетель рубит ваши головы. Сказал: все умрете, а земля ваша станет прахом, и лишь тот выживет, кто пройдет мимо ангела с обоюдоострым мечом и отведает плоды Дерева Жизни. И ни один из вас не соизволил перечитать условие. Нечисть, по крайне мере, честна, она задумалась и сказала: нет жизни, кроме той, в которой она – Бог. Так могу ли я отказать ей в последнем желании, зная, что получу гораздо больше, чем могу дать?
– На царство помазав?!
– Для того, кто хорошо делает свое дело, награда заслуженная.
– Так разбирался бы с нечистью, людей-то мертвецами за что наказываешь?
– Один из моих учеников сказал: «Будешь сеять, а жать не будешь; будешь давить оливки, и не будешь умащаться елеем; выжмешь виноградный сок, а вина пить не будешь», а Спаситель Йеся повторил: «Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их». Возможно, вы решили: это хорошо, когда другой за вас работает, но речь шла не о поле. Вашими плодами пресыщаются другие, а чтобы входить в труд людей и пользоваться их плодами – нужно перестать быть человеком. Покажи мне, кто уразумел истину сию, чтобы я мог назвать его человеком.
Да, Дьявол умел поднять нечисть на недосягаемую высоту. Манька молча проглотила обиду: как будто человек должен умнее всех родиться, а не научиться уму-разуму от других.
– Обида твоя – не тебе даю. Только я не печатный станок, чтобы сыпать деньгами, и не завод, чтобы конями железными разбрасываться. Я лепил человека, чтобы он был моими руками, а вы – гири. То не так, это не эдак, то не тому дал, то не додал, то с соседом разберись, то чудеса показывай, то иди воевать вместо меня… Нечисть не просит, она сама о себе заботится, узкими вратами входит в Царствие Божье, путями пространными отправляя вас в Царство Небесное. А мои отношения с нечистью, людей не касаются: не волу указывать хозяину, кому и когда его продать.
– Ну так извели бы последнего человека да жили одни, – с неприязнью огрызнулась Манька.
– А ты у людей спроси, они этого хотят? Они как раз хотят прожить жизнь, как нечисть. И не надо их учить. Твоя жизнь – не тот пример, который способен вдохновить людей на подвиги. Господи Упыреев давно тебе предлагал уйти тихо, без скандала. И шла бы, а мы тут живи, как хотим, но тебе надо наказать нас, восстановить справедливость, изменить порядок вещей, которому тысячи лет. Если уж по истине, то праведному человеку грех жаловаться, у каждого есть столько, чтобы жить безбедно, а у тебя – царство у ног лежит.
– Вот это?! – Манька с ненавистью сковырнула ногой снег.
Дьявол озадачено почесал затылок, устало с задумчивостью глядя на огонь.
– Мне, право, смешно, когда ты обвиняешь меня. Я не говорил, что люблю нечисть… Я Судья. Я не присвоил себе эту должность, просто я единственный, кто будет решать, кому из вас жить, а кому умереть. Жизнь – награда немногим, рай – в моем чреве, это мой живот, и мне решать, кого я хочу там видеть, а кого нет. Доказательная база – непременное условие Справедливого Суда. Чтобы понять, кто есть кто, я неторопливо собираю улики, дожидаясь, когда чирей проявит себя во всей красе. Вот человек… – голод, боль, страх… – не это ли носит в сердце своем? Но не сам ли поставил над собой нечисть? – Дьявол снова повысил голос. – Да, я отдаю человека нечисти – но на добровольных началах, тем более, сам он не мыслит иное. И мне нет нужды искать доказательства его вины, она лежит на его челе и язвит пяту – он не закрыт, как нечисть, радиоволнами. А вот вампир… Всегда чист, и белые праздничные одежды приготовил себе, и, признаюсь, если бы земля искала изъяны, не нашла бы их. Чело безупречно, там только праведность и молитвы, одежды белы, как снег. И я ложу перед ним жертвы, которые пожелает, чтобы собрать дела его, и кровь, которая лежит на каждом, до кого он дотронулся. А как еще доказать, что человек был гадом?
– Ей, значит, царство, а мне смерть?
Ей вдруг стало страшно. Она сидела с Богом вампиров, который и сам любил попить кровушки через своих жнецов. Он столько времени был рядом, а так и не понял, как ей тяжело, как одиноко и смертельно страшно, и никому она не могла рассказать о своей ужасной, нелепой, бесконечно жестокой судьбе. Был ли у нее выбор? Сам того не ведая, дядька Упырь лишь открыл железо. Сейчас она была уверена, что у людей его тоже навалом, просто они предпочитали его не замечать, и, сами того не ведая, отдавали ему силу, таланты, всю свою жизнь.
Она не выдержала и всхлипнула.
Дьявол смотрел на нее с жалостью и сочувствием.
– Брось, зачем мне твоя кровь? Мне сливают ее миллионами декалитров. Твоя кровь для нас не подходит, мы любим железную, а железо у тебя снаружи, так что убивать тебя будут обычным способом. Ты, Манька, как народ Кореев, живая сошла в преисподнюю. Они тоже искали Бога. Но когда подошли к ковчегу завета, Бог открыл им железо, и они испугались, а вампиры объяснили, что Бог не желает принять их в свое общество. Но не Бог проклял их, Бог только показал. Маня, не я проклял тебя, – покачал он головой, – я только показываю. Медленно, но верно, ты подкапываешь стены твоей темницы. Молиться бесполезно, а вырвать железный клык – хороший задел на будущее, – он снова улыбнулся, как будто речь шла о чем-то приятном. – Если вырвешь, подумаю: ту ли я помазал на царство. На царстве тебя вряд ли потерпят, но власть над тобой вампиры потеряют.
– Как?! Ее драконы охраняют, армия! И ты еще…
– Может, для начала попробуешь разобраться, что за интерес толкает ее следовать за тобой неотступно? Ты ведь уже поняла, что она там, где ты, ушла ты —ушла она. Чем ты могла ее зацепить?
– Какой интерес?! – всхлипнула Манька. – Я ж со всею душой.
– Твоя душа – и есть тот самый интерес.
– Что, нет других людей с душой?
– Есть, но она твою желает.
– Да как же, разве можно чужую душу желать? – воскликнула Манька, забыв про слезы.
– Твою душу вампиры уже забрали.
– Так, стоп, – она мгновенно собралась, сама мысль, что Благодетельница желает ее собственность, вселила робкую надежду. – Если желает, почему не попросит?
– А ты отдашь?
– Нет, но… Душа – она здесь, – Манька прижала руки к сердцу.
– Как бы ни так! – мстительно позлорадствовал Дьявол, презрительно скорчив лицо. – Все так думают, да только ваша философия в меня не упирается!
– А что тогда – душа? И на кой она Помазаннице сдалась? У нее своей нет? – наивно и робко улыбнулась Манька, пощупав ребра.
– Душа – ребро, а ребро – другой человек. Бог сотворил человека не на земле, а на небе, тогда у него не было тела – он был энергетической сущностью. Что я мог взять, чтобы создать ему пару? Часть той плоти, в которой было заключено его сознание. Я никогда не употреблял «ближний» во множественном числе, имея в виду определенного человека – для каждого. Моей Помазаннице нужна не ты, а тот человек – и она его получила. Чтобы стать Господином себе, и чтобы люди видели только то, что хочет вампир, они закрывают пространство ближнего в железную темницу – мрак, наполненный безликими чудовищами. Если люди видят доброе, добром возвращают, а ужас, положенный на чело, порождает страх, вынуждая людей бежать прочь.
– Это что, моя память у другого человека? – Манька поперхнулась чаем.
– Сочувствую, но это был единственный способ сделать вас абстрактно мыслящими существами.
– Выходит, он меня знает?
Дьявол тяжело вздохнул, виновато отведя взгляд в сторону.
– Обычно не знают, душа живет среди народа, и любой человек может оказаться носителем матричной памяти, но Господи Упыреев сказал правду: ближний твой от тебя отказался, положив к ногам Ее Величества. Он, Маня, Царь сего государства, а посему это государство принадлежит тебе, как ему.
– Как… отказался?
– Обыкновенно, как все вампиры делают.
– Если это моя душа, ну, матричная память, причем здесь другой человек? – то, что ее ближний мог оказаться мужем Идеальной Женщины, больше смахивало на бред.
Дьявол подобрал сук, нарисовал на снегу две жирные параллельные черточки.
– Представь сервер с двумя жесткими дисками – четыре рабочих поверхности. Человек и его ближний – это сервер, каждый в отдельности – жесткий диск. Одна сторона – для сознания и его связи с внешним миром, а вторая – хранилище памяти ближнего. Когда твой ближний поставил себя на твоей стороне Царем, твоя душа потеряла чувство ориентации, времени и пространства, а твой надел стал его землею.
– Писец! А мне-то что с этим делать?
– Я бы радовался, что ты тут, а они там, а еще сказал спасибо, что диск твой оказался не лыком шит. Ты увидела разрушения и смрад, открыла и не убоялась железа. В конце концов, ты научилась помнить одним лишь сознанием. Многих ли ты знаешь, кто потерял память и даже не заметил этого? И каково теперь Ее Величеству, зная, что муж ее в твоей руке? Так что, не за горами то время, когда недостойный Царя прицеп начнут устранять физически, потому что сам он самоустраниться ни в какую не желает – справедливость и правду ему подавай! Если честно, Маня, я и сам в растерянности. Последний раз такое несколько тысяч лет назад было, когда одна девица Финиста – Ясного Сокола доставала из неволи, но у них хоть какая-то любовь между собой была, и Царем он не был – так, от одной купеческой девки к другой приблудился, когда ему крылья ее же сестрицы от зависти подрезали.
Манька потеряно уставилась на Дьявола, как на Бога, который только что облагодетельствовал весь мир, всех преступников и разбойников, а ей вынес смертный приговор, в то время, как она была святой.
Без доказательств, по собственной прихоти.
– Да как он мог?! – от возмущения задохнулась она.
– Это вампиры, Маня.
– Но как же… я же каждый день чувствую…
– Обезьяна тоже чувствует, и собака, и червь, но абстрактного мышления у них нет.
– Ничего глупее придумать не мог?
– А как бы еще Святые Отцы молились на костях, добывая достаток, покой и благоденствие? Ведь не у человека просят и не на кладбище молятся – на этих самых костях. Пришел человек, а они ему – икону с кумиром. Раз человек образам помолился – и нет души. Человек еще сомневается, а душа однозначно полетела искать Спасителя. А Благодетели – вот они, с молитвой и радением. Сказано: не сотвори себе кумира, не молись иконам, не ставь перед собой идола. О каком спасении души может идти речь, если Спаситель учил ненавидеть ее, потому что сберегший не войдет в жизнь вечную? Это бег наперегонки: кто не успел – тот опоздал.
– Это ж… это ж… – Манька не могла прийти в себя.
– Маня, ужас Спасителей и Пастырей передо мной ни в какое сравнение не идет с каждодневными человеческими ужасами, хотя, казалось бы, что может быть страшнее, когда отец насилует дочь или сына, мать бьет детей, брат убивает брата. Ведь это та сама жатва, которую обещал Спаситель по своему пришествию: и будет глад, мор и разделение, и не будете знать, куда бежать, и только тот, кто пойдет по моим стопам – спасется… и каждый думает, что идет, но в Писании Йеси четко условия прописаны: «Еще не каждый, кто чтит и повторяет имя мое, станет избранным – немногие спасутся, а только те, кто в жизни сей приготовил себе белоснежные одежды и собрал богатства неисчислимые на небесах, откуда их ни один вор не достанет, и растянул себя от Царствия Божьего до Царствия Небесного».
И только Дьявол способен разрушить идиллию.
«Бегите от Дьявола, не соблазняйтесь ни знаниями его, ни Царствами, ни крыльями ангелов, ни хлебом насущным…» Любая здравая моя мысль предается анафеме, любой человек, сказавший доброе слово, будет объявлен еретиком, любая попытка объяснить меня как-то иначе, пресекается. И страшные дела творят именем моим их приспешники, называющими себя моими слугами, как будто хоть один из них принес мне в зубах тапочки.
Если людей устраивает такой расклад, с чего переживать мне? Сегодня вы есть – завтра нету. Если я один раз слепил человека, неужели не смогу слепить себе армию?
– Вот и соедини их.
– Как можно диск сервера с чужой памятью, соединить с другим? Их сначала надо отформатировать. Но я создавал Свидетелей как раз для того, чтобы ни один ваш вздох не прошел мимо их глаз. И это не люди, это те самые диски сервера.
– Для чего эта жестокость? – поразилась Манька Дьявольскому коварству. – Почему не оставил нам выбора? Пусть бы люди сами себе любимого выбирали…
– Это не я сказал, что вы обязательно должны стать мужем и женой – ваш прародитель. А слова человека – лай собаки на ветер. Мне лишь интересно понять, что мне ждать, когда вы станете частью меня, как поступите со мной, когда я стану вашим ближним, не станет ли тварь в моем животе ленточным паразитом, которая начнет кровушки моей искать.
– Ты хочешь сказать, что ты тот самый Бог? – с мрачным видом догадалась Манька.
– Скорее, клоун, – избавил Дьявол ее от сомнений, – взирающий на мириады неумирающих в огне червей, которыми вы тешите свое самолюбие, надеясь победить адское жало возмездия, называя их своими свидетелями.
– Я понимаю, люди не ангелы, но как ты мог объявить нас врагами?!
– Что-то я не вижу толпы обожателей.
– Но мы живые люди, нам свойственно выбирать из того, что есть.
– Люди ненавидят и проклинают меня так же, как те, кто умер еще при жизни.
– А разве я не нуждалась в Боге?
– Я пришел полюбоваться на качественную работу жнецов, когда тебя распяли, выпили и выбросили. Если ты думаешь, что я буду тебя спасать или заключать с тобой мир, то глубоко заблуждаешься, ты не лучше, даже хуже других. Я еще не сошел с ума, чтобы креститься проклятием вампира. А оно так и будет, если приму тебя. Сначала отмойся, а то твои черви зудят на всю землю-матушку. Такие глубокие норы нарыли, такой обросли крепкой плотью, что тебя не видно, и каждый плюнуть в лицо норовит.
