– Я думаю, что самое небезопасное место может стать убежищем, – сказала Кати́.
– Что имеете в виду?
– «Плавучий сундук». Вряд ли французы подумают что-то искать на корабле, который, судя по его виду, сел на мель уже лет десять назад.
– Это сумасшествие.
– Возможно, но пока в городе тихо, можем попробовать найти Хакима и хотя бы переночевать.
– Кати́, ты опять за свое! – Николас явно рассердился.
– Я-то за свое, а у тебя-то кто сейчас в руках? – парировала Кати́.
Ева робко встряла в их спор:
– Друзья, вы… сейчас о чем?
– Ни о чем, – ответили они хором и отвернулись друг от друга.
Николас с глубоким вздохом подытожил:
– Кати́, ты права, попробуем найти Хакима.
– Да что его искать? Пьет свое аликантино в одиночестве.
Это оказалось совершеннейшей правдой. Таверна даже не была закрыта, да и зачем человеку, живущему по прихоти пунического демона, закрывать дверь.
Когда троица ввалилась, Хаким читал при свете пасхальной свечи, большой, белой, праздничной. Она освещала ему страницы Корана. Более парадоксального зрелища в конце XVII века и представить было нельзя.
Ночь прошла более или менее спокойно. Уставших женщин отправили спать в комнаты на втором этаже. Они могли бы заночевать в разных комнатах, но Ева так умоляюще посмотрела на Кати́, что та улеглась, не раздеваясь, рядом с ней. Обнимая дрожащую подругу, успокаивая, уснула сама.
Хаким, видя, что Николас никак не может уснуть, предложил партию в шахматы.
Утренний ветер гнал по улицам легкий мусор, подвывая в подворотнях, хлопая незакрытыми ставнями.
– Ветер сменился, – заметил Хаким.
– Тебе страшно? – спросил Николас.
– Немного. Мне вообще было хорошо, пока ты этих, – он указал взглядом на потолок, – не притащил.
– Прости, так вышло.
– Странно всё это. Военные должны были сопровождать людей, но ты сказал, что во время нападения их не было видно.
– Это так.
– Если они в сговоре с грабителями, то это пахнет еще хуже, чем надвигающаяся французская эскадра.
– Кати́ предположила, что безопаснее будет укрыться на «Плавучем сундуке».
– Если удастся отсидеться во время первой волны нападения, то она права.
– Ну нет смысла бомбить пустой корабль, севший на мель. Может, отправимся туда сейчас?
– Всё равно опасно, ядра порою не долетают. Корабль находится точно посередине между врагом и его целью, и есть вероятность, что при обстреле заденут «Плавучий сундук».
В этот момент красное зарево взошло над городом. Светило, раскрашенное самим Марсом, кровавым рассветом освещая «Плавучий сундук», встало над городом имени себя – городом Солнца.
Залпы сотни орудий прозвучали в утренней тишине. И разом посыпались снаряды, весом до двадцати четырех фунтов каждый.
«Не успели», – подумали мужчины одновременно.
Практически не было такого здания, в которое не попал бы снаряд. Часть базилики Святой Марии сразу обрушилась, и уже через полчаса обстрела развалилась ратуша на центральной площади. Хаким, выглянув за дверь, сразу же скрылся в таверне. На его глазах ядро разорвалось прямо во дворе. Сторона храма Сан-Николас-де-Бари, обращенная к морю, полностью обрушилась. Ядра взрывали всё подряд. Поскольку весь район Святого Николая стоял на бывшем мусульманском кладбище, кости выплескивались фонтанами из могил, рассыпаясь по округе.
Когда первая волна обстрела стихла, над Аликанте поднялось черное зарево пожарищ и чайки хриплыми голосами возвестили о том, что город мертв.
Решено было выйти за южные городские стены и, дождавшись, когда основная часть захватчиков выгрузится на берег, пробираться к «Плавучему сундуку».
Тут Кати́ проявила характер:
– Хаким, есть мужская одежда запасная?
– Что-то есть, – ответил Хаким. – А что?
– Ну, я тебя всё время в одной рубашке вижу.
– Они у меня одинаковые.
– И старомодные до мурашек.
– Тебе какая разница?
Разговор отдавал интимностью, и Ева с Николасом недоуменно переглянулись.
– Ладно, я не к этому.
– А к чему? – уже откровенно веселился Хаким.
Кати́ шлепнула его:
– Нам с Евой будет проще передвигаться и быть незаметными в невзрачной мужской одежде.
– Согласен. Надо подумать, где-то у меня тут был складик, – по-стариковски пошамкивая губами, проворчал Хаким, чем вызвал всеобщее хихиканье.
В его таверне стульями служили старые бочки из-под вина. Хаким перевернул одну из них. На пол посыпались непарные разноразмерные башмаки, носки и перчатки.
На удивленные взгляды оправдывающимся тоном он ответил:
– Ну-у, слушайте, я не знаю, как они там появляются. В прошлый раз были шейные платки.
Перевернув еще одну бочку, он вытащил пару мужских белых рубашек с косым воротом и пышными рукавами.
– Ну вот, хоть что-то.
Затем пошел в подсобку, долго там громыхал, звякал, и на свет божий появились двое панталон, жилет и толстый пиратский ремень с подвесом для шпаги.
– Я в этом не пойду, – заявила Ева и сама себя поправила: – Я не хочу, чтобы вы меня в этом видели.
– Мы не хотим тебя мертвой видеть, – строго сказал Хаким.
Ева икнула.
– Не трусь. Пойдем, я помогу тебе, – Кати́, приобняв Еву за плечи, потащила девушку в подсобку.
Через некоторое время они вышли уже в новом облачении. Удалось спрятать волосы Евы под огромную шляпу с широкими полями, а Кати́, недолго думая, свои черные кудри подвязала старой тряпицей на манер пиратского головного платка.
Крадучись они выползли из таверны и, прячась в тени домов, отправились к южным воротам.
Казалось, что кто-то остановил время, и лишь хлопья горячего пепла падали мглистым снегом на землю.
Хакима охватило необычное чувство. Он понимал, что скоро вновь произойдет неизбежное. С одной стороны, он решил не вмешиваться, а с другой – он уже пытается спасти главных героев. Впрочем, возможно – даже думать об этом страшно! – он ведет их прямиком к погибели.
Как и ожидалось, ворота были закрыты, и они двинулись по стене в сторону моря. Хаким, обернувшись через плечо, увидел возле ворот зеленоватое свечение.
«Не поведусь на эти бесовские знаки», – подумал он и решительно пошел в противоположную от ворот сторону.
– Подожди, Хаким, – окликнул его Николас. – Я хочу кое-что проверить.
Николас быстро подошел к воротам, поскреб землю у их основания ногой и, надавив с силой плечом, приоткрыл створ ворот. Довольно похохатывая, исчезающий демон мигнул Хакиму зеленоватым глазом.
– Как это раздражает, когда всё уже предрешено, – вздохнул Хаким.
Теперь нужно было только подгадать подходящий момент, чтобы проникнуть на «Плавучий сундук».
Как только основная часть французов высадилась на берег, корабли отплыли подальше в море и легли в дрейф. «Плавучий сундук» оказался на виду, но правее центра города. Хаким вынул небольшую подзорную трубу и приставил к глазу.
– Так я и думал. Сейчас они увидят, что корабль давно стоит на мели, в трюме вода, а товаров ни на грош, – подмигнув, продолжил: – Я заранее всё выгрузил, ну кроме ваших тканей, прости, Николас. Но я предупреждал, чтобы забрали.
– Это уже не так важно, – в свойственной ему вежливо-строгой манере ответил Николас.
– Потом они все отправятся грабить город, и мы можем передохнуть.
– И что дальше? Мы же не сможем вечно сидеть на этом старом корабле.
– Не сможем. Отдохнем – и будем выбираться в сторону Эльче. Поверьте, разграбив город, французишки не просидят больше двух недель на одном месте, они двинутся дальше.
– А как мы доберемся до корабля? – спросила Ева.
– Не подумал. Там плыть минут десять.
– Угу, – сверля его взглядом, угрюмо вздохнула Кати́. – То есть ты уверен, что мы все умеем плавать? И нас никто не заметит?
– Есть мыслишка, – проговорил Хаким и, видя сомнения спутников, добавил: – Но можете вернуться в город в распростертые объятия французов… или навстречу бандитам, что лютуют на дорогах.
– Не нагнетай. Что за идея?
– Бочки. Всех спасут бочки.
– Кажется, ты так долго живешь на свете и пьешь вино, что панацея от всех бед для тебя – бочки.
– Так и есть. В них держим вино и вещи, на них сидим, в них порох можно хранить и просто воду. А если они пустые и закрытые, то могут сослужить и прикрытием, и средством для плавания.
Несмотря на авантюрность идеи и на липкий страх, который невозможно было разогнать подшучиванием, с затеей все согласились. Благо море в июле – как теплый суп.
Ева смешно дергала ногами и причитала: «Ой, мамочки мои!» Но они доплыли и даже взобрались на корабль, ползком добрались до трюма и, беззвучно смеясь, повалились на тюки с соломой.
– А где ткани-то? – спросил Николас.
– Захватчики не нашли – и ты не найдешь, – прищелкнул языком Хаким и добавил: – Перекусим?
Все закивали головами, как заведенные.
Отодвинув незаметную панель в стене трюма, Хаким вытащил оттуда копченый окорок, бутыль вина и сухари. Покопавшись еще немного, достал странную плесневелую горбушку, но, понюхав, засунул обратно.
За стенками трюма мерно бились мелкие волны, успокаивая и нашептывая. После всех переживаний именно это место было волшебным островом спасения. Казалось, что скоро всё будет как прежде. Кати́, уже особо не стесняясь Евы и Николаса, прилегла на плечо Хакима и томно попросила:
– Сказку.
– Ты еще не наслушалась?
– Нет. Я хочу сказку.
– А что еще делать… – сам себе ответил Хаким и с театральным вздохом зловеще зашептал:
– Никто не знает, как выглядят по-настоящему эти мелкие демонические существа. Они не выносят дневного света, могут мерещиться в сумерках, навевая склизкий, всепроникающий страх. Говорят, что если дети не будут слушаться взрослых, то придут лос-ботонисы и всех сожрут. В некоторых сказках они живут в пуговицах черных пасторов, имеют форму тела в виде яйца и огромные рты, способные проглотить шаловливого мальчишку. Самое интересное, что они не едят девочек – их сбрасывают на камни с высоты. Никто не знает, как они появляются, но их всегда много, они лицами разные, перемещаются как по волшебству. Не приручить их, не подружиться, они могут прилипать к затылку и подстрекать к злобным действиям… С наступлением утра они исчезают. Ими пугают детей. Боятся, если кто-то дарит пуговицу. И знают, что лучше не иметь пуговицы на одежде, ибо лишь ведьма не боится этого.
– Ведьма?
– Все знают, что в каждом приличном городе живет ведьма.
– И у нее есть много пуговиц?
– Обязательно. Она злая, якшается с сущностями низших рангов – они прислуживают демонической женщине. А сама она верно служит темной силе. Что бы она ни сделала, это найдет отклик у сил природы, и от намерения зависит: награда или наказание ждет того, кто обратил на себя ее внимание. Не стоит хмуро смотреть на ведьму, она нечаянно вас проклянет – и не заметит. Корова сдохнет, жена растолстеет, дети уйдут в лес и навсегда сгинут, мельница сгорит, а виноград высохнет, так и не налившись соком… А она даже не вспомнит вашего лица! Улыбайтесь и всегда говорите: «Добрый день» и «До скорого». Мало ли кто встретится на пути. Пусть уж, от греха подальше, будет этот неизвестный человек в хорошем настроении.
– А в нашем городе живет ведьма?
– Конечно, – уже из полудремы ответила Кати́, – и сейчас она подарит тебе пуговицу.
Ева засмеялась. А Хаким продолжил:
– Я знавал разных ведьм, и все они были сильны, но не победили главного противника – время. Их всех убило время.
– Говорят, что в Бокаиренте живет сильная ведьма, – сказала Кати́.
– Говорят. Я не знаком с ней лично. А ты что, все слухи собрала, а сейчас и высыплешь на пол?
– Интересно же, погоди. Так ее сожгли вроде на прошлой неделе?
– Уж не жгут ведьм.
– В Мадриде нет, а в деревнях нет-нет да и запалят.
– Ну и что, прямо и сожгли?
– Да, а она прокляла город и сказала, что оставаться ему таким, какой он сейчас, веки вечные. А потом кинула в небо сноп искр и исчезла среди звезд.
– И что потом?
– Ну, мор у них на скот напал, как и полагается, и одни девочки родятся.
– И всё за одну неделю?
– Да черт его знает, может, и год назад было. Мало ли, что в народе говорят. Да только правда это или нет, а их пастор утром проснулся, а его вся сутана расшита черными пуговицами, и они противными такими козлиными голосами «Богородице Дево, радуйся» поют.
– И что потом?
– С ума сошел, говорят, его в Ватикан забрали для изучения.
– Какого обучения?
– Да я откуда знаю. Может, на нем будущих пап римских обучают изгнанию бесов: кто первый, тот и папа.
– Ну, милая, это и в жизни так. Кто первый – тот отец.
Ева вспыхнула, Николас, скрывая улыбку, отвернулся, а Кати́ расхохоталась в голос.
Так, за разговорами и смехом, пролетела ночь, и к утру заснули все тихим безмятежным сном. В тиши темного трюма проспали почти до вечера.
В такие моменты время тянется как-то особенно долго.
Предчувствия Хакима оправдались. Разграбив что могли, французы в многочисленных шлюпках, полных добычи, потянулись к кораблям, стоящим в дрейфе. В пустом Аликанте делать было уже нечего. Эскадра направлялась к следующему городу для нападения.
Выждав еще день, зная, что питьевая вода заканчивается, беглецы решили возвращаться в город. Впервые за эти долгие дни, пропахшие морской солью, потом и плесенью, со спутанными волосами, они вышли на палубу «Плавучего сундука».
Ева слегка пошатывалась, и Николас, уже не думая о приличиях, придерживал ее рукой за талию.
– Знаешь, – сказала она ему, – это не важно, кто ты по происхождению. Моему отцу, если он, конечно, жив, достаточно будет знать, что ты спас меня от смерти.
– Ты сейчас что пытаешься сказать? – Николас сделал вид, что не понимает, о чем она говорит.
– Всё ты понял, – сказала Ева и, приподнявшись на самые цыпочки, едва касаясь его губ, первой поцеловала Николаса.
– Да женись уже! – рассмеялась Кати́.
– Я был бы этому рад, – загадочно сказал Хаким, и ему думалось, что это наваждение, что он всё исправил, всё получилось, может, случится несколько лет счастья для такой красивой пары и для него самого. Он посмотрел на Кати́ и добавил: – Что может быть ценнее любви…
– Свобода, – ответил Николас.
В этот момент артиллерия, что была в крепости Санта-Барбара, открыла огонь по кораблям, уже давно ушедшим за горизонт.
Это было нелогично и абсолютно непонятно. Но объясняло многое.
Хаким понимал, что губернатор сотрудничает с пиратами и поручает им решение самых скользких вопросов. Всё встало на свои места. Грабили население свои же. И сейчас залпы орудий не позволят жителям вернуться в город, а солдаты разграбят то, что не унесли французы.
Первое ядро попало в «Плавучий сундук», и тот застонал, заскрипел, как старый кит, которого потревожили. Палуба накренилась, и все покатились вниз, но затем раздался еще один удар. Выбитые щепки из борта корабля полетели вверх, вскрывшийся тайник с тканями фыркнул праздничным фейерверком в небо, на несколько секунд раскрасив его. Всё смешалось, море расцвело радугой уходящих ко дну тканей.
Хаким пытался, удерживаясь одной рукой за канат, понять, что с остальными. Корабль тем временем вздохнул, креня мачты, расколовшись пополам, и медленно ушел под воду. Хаким вынырнул и увидел, что на обломке киля, цепляясь двумя руками, висит Кати́. Евы не было видно. Николас плыл на небольшом отдалении, отчаянно звал Еву, но Хаким понимал это лишь по открывающемуся рту.
Наконец голова Евы показалась над водой. Николас со всех сил погреб к ней, а Хаким – к Кати́. Он надеялся, что она просто оглушена, потеряла сознание.
Вокруг Кати́ расползалось розовое пятно, Хаким позвал ее и, наконец приблизившись, увидел, что она что-то шепчет, но не мог разобрать из-за контузии и нарастающего гула летящих снарядов, падающих вокруг в море. Он перевернул Кати́ на спину и увидел, что обломок от корабля пронзил ее насквозь. Поддерживая ее лицом вверх, поплыл с ней к берегу, продолжая повторять:
– Это сон, милая, это сон, сейчас не будет больно.
Но очередная взрывная волна откинула, закрутила, и когда он очнулся, то лежал на израненном ямами берегу, а у его ног волны колотили остаток киля, за который уже никто не держался.
Взвизгнул демон, завизжал от удовольствия: «Какая вкусная жертва!»
Хаким приподнялся в поисках Евы и Николаса. Вдали увидел сгорбленную фигуру. Падая и припадая к земле, он с трудом побрел. Ему показалось, что прошло сто лет, пока он сделал эти несколько шагов, но никак не мог приблизиться. Рвала душу абсолютная тишина, исчезли все звуки, только урчание сытого демона доносилось со всех сторон.
Николас сидел на коленях и держал в руках золотую голову Евы. Он целовал ее лоб и губы и гладил, гладил, гладил волосы…
Хаким опустился рядом. Он посмотрел в глаза самой глубокой морской лазури, мертво смотрящие в небо. Он понимал, что демон сыт, настало время выть, зализывать раны и ждать.
Хаким убрал руки Николаса от лица Евы, закрыл ее глаза и, не слыша самого себя, сказал:
– Пойдем. Мы ничего не можем сделать.
Помог Николасу подняться. Но тот не хотел отпускать голову.
– Пойдем, нам не надо сейчас здесь находиться. Оставь, прошу, поверь мне.
– Хаким… – Николас еле шевелил пересохшими губами. – Хаким, я теперь ничему никогда радоваться не смогу.
Но ничего не слышащий Хаким лишь сказал:
– Я так и не расслышал, что она мне говорила. Это очень грустно. Я бы хотел знать.
Они шли прочь из города, поддерживая друг друга. На городском пляже Постигете, на белом берегу, лежала прекрасная голова Евы, а где-то далеко у горизонта море приняло в жертву ее так и не испортившее репутацию тело.
Ядра, застрявшие в стенах домов Аликанте в том году, до сих пор там находятся, напоминая о страшных днях июля 1691 года.
1771 год.
Грузный, неповоротливый мужчина с усталым лицом раздраженно повернул голову в сторону мерзкого звука. Он уже много раз хотел оторвать к чертям собачьим это кольцо. Сколько раз просил не стучать в дверь, и всё равно – нет-нет да и дернет его незадачливый посетитель. Скрежет проржавевшего металла по двери заставлял ежиться и вздрагивать.
– Я занят! Меня нет! Прочь!
– Господин губернатор, это мальчишка посыльный, – сказал с низким поклоном сутулый слуга.
– Так забери у него письмо и пусть ждет за дверью.
– Он настаивает, что должен отдать лично в руки.
Губернатору не нравился посыльный. Мелкий вшивый шкет в вечно грязных штанах и с седой от пыли головой. Настолько чумазый, что если его отмыть, то и не узнает потом никто в лицо.
– Хорошо, пусть войдет, – со вздохом разрешил Франциско Эстебан Санора-и-Кановас.
Мальчик передал небольшой свиток с сургучной печатью. Это был отчет о прибывшем в порт грузе; то, что между строк написано лимонным соком, он прочтет позже, когда выпроводит надоеду.
У мальчика была жалоба. Сбивчиво, теребя рваный край рубахи, он поведал об изнасиловании. Хотелось поскорее замять это дело, однако речь шла об очень влиятельном господине города.
– Послушай, мне очень жаль, что так произошло, но позволь спросить… Почему такой изысканный господин, для которого двери самых элитных борделей всегда открыты, покусился на такое отребье, как ты? Мальчиков в домах терпимости хотя бы моют перед подачей.
– Господин был сильно пьян. Я принес послание, как и вам, и он, просто прочитав его, кинул в камин, и потом…
– Я понял, понял, не повторяйся, я понял.
– Да, сеньор.
– Так что же ты хочешь? Денег? Возмездия?
– Я хочу хорошую работу и защиту. Я могу быть полезен. – Мальчик шумно шмыгнул носом и вытер лицо рукавом, еще больше размазывая грязь.
– Сколько тебе лет? – с сомнением спросил губернатор. – На вид не больше девяти.
– Сеньор, мне тринадцать, я много голодал.
– У тебя что-то еще?
– Да, это доказательство того, что я вам могу быть полезен. Я плавал несколько месяцев с английскими моряками, научился говорить по-английски почти без акцента. – Мальчик протянул обгоревший лист бумаги. – Это то, что выбросил тот человек, но я забрал.
– Интере-е-есно… – медленно растягивая слоги, произнес губернатор и принялся читать. Чем дольше он читал, тем выше поднимались его густые брови к кромке волос. – Неожиданно, – произнес он. – Ладно, пойдем прогуляемся в одно место.
Затем, оглядев мальчишку с ног до головы, решил:
– Но для начала давай немного тебя умоем.
Через полчаса губернатор и умытый, с прилизанными мокрыми волосами мальчик шли по улице Майор в сторону храма Сан-Николас-де-Бари. Мальчик нес небольшой ящик, и со стороны это выглядело обычной прогулкой важного господина с посыльным.
Подойдя к неприметной двери, губернатор трижды постучал тростью и, не дожидаясь ответа, пнул пендельтюр ногой. Створки раскрылись, и в лицо ударило облако табачного дыма с примесью духов, жареного цыпленка и еще чего-то сладковато-неуловимого, что заставляло глаза слезиться.
Мальчик еле увернулся от створок, которые, закрывшись за губернатором, открылись в обратную сторону, чуть было не стукнув его по носу. Из глубины таверны послышался сердитый окрик:
– Ну что ты там медлишь! Входи.
Старая таверна была полна народу. Верхние этажи, прежде бывшие гостевым домом для состоятельных граждан, теперь превратились в номера для встреч.
Много воды утекло, и сейчас Хаким решил проводить время весело.
Бордель так бордель. А что сидеть и ждать очередную сказку? Он пытался выбраться из города и путешествовать, но даже если умудрялся за день добраться до соседнего поселения, утром непременно открывал глаза в своей норе, на старом арабском столике, что стоял в дальнем углу его таверны. Можно подумать, что за тысячу лет он не купил себе кровать – это не так, кровать у него была. Но на ней он спал рваным беспокойным сном, тревожным, словно в ночь перед боем. И только стол – этот предмет из прошлой жизни, жесткий и неудобный, давал ему непродолжительный покой. Почему? Хаким не мог дать ответ. Древняя, не поддающаяся никакому объяснению магия раздражала и завораживала. После гибели Евы он долго пытался дознаться, как снять морок. Единственное, что не давало сойти с ума, по-видимому, была всё та же магия, которая сделала Хакима нетленным на века.
Увидев входящего губернатора, Хаким кивнул ему и жестом указал на боковую дверь. Отмахиваясь от оживившихся при виде такого богатого посетителя шлюх, брезгливо морщась, губернатор прошагал через весь салон и вошел в небольшое круглое помещение с крошечным окном под потолком.
Небольшой стол и два мягких кресла – это всё, что могло здесь поместиться.
– Присаживайтесь. Чем могу быть полезен? – Хаким решил сэкономить гостю время.
Губернатор осторожно опустился в кресло таким образом, чтобы видеть вход.
– Я подумал, что тебе, Хаким, будет интересно кое-что узнать. Приведи мальчишку, что, видно, отстал и ищет меня.
Понимающе кивнув, Хаким выглянул за дверь и увидел робко стоящего мальчугана у входной двери. Свистнув ему, помахал рукой. Сорванец обрадованно метнулся на зовущий жест.
– Что ж, расскажи еще раз дядюшке, что именно произошло в тот вечер.
Хаким, смягчив взгляд, посмотрел на мальчика. Слегка похлопал его одобрительно по плечу. Кажется, это подействовало, и тот достаточно связно рассказал, стараясь опускать совсем уж интимные подробности.
Закончив, он поставил ящик на стол. И с поклоном отошел к стене, опустив взгляд в пол.
Наступила тишина. Хаким взял обугленный лист бумаги и внимательно прочитал. Затем поднес лист к огню свечи и еще раз внимательно присмотрелся.
Это был обычный отчет о приеме и отгрузке товаров на одном из складов, принадлежащих богатому и влиятельному графу. Однако между строк при нагревании выступил скрытый текст, говоривший о масштабной работорговле. И партии были до двухсот человек в день. Как такое можно провернуть в городе, в середине XVIII века, где всё на виду? Торги проводились на небольшом острове, до которого на легкой лодке плыть не более двух часов.
– Ну что, тебе интересно? – довольно улыбнулся губернатор.
– Я в деле, – ответил Хаким.
– Давно хотел прижать этого прощелыгу.
– Судя по его выходкам, он заслуживает трепки.
– Что-нибудь еще заметил? – с явным интересом разглядывая лицо Хакима, спросил губернатор.
– Координаты. Они указывают на пустырь за ратушной площадью.
– Попробуй об этом что-то разузнать… Возможно, мы на пороге большого открытия.
– Ты мог и сам всем этим заняться, – заметил Хаким. – Зачем пришел ко мне?
– Ты не понимаешь, как сложно делать всё одному. И вокруг одни вруны и разгильдяи. С тобой у нас хотя бы общий враг.
– Это да…
– С ним что будем делать? – губернатор кивнул на мальчишку.
– А пусть побудет здесь, – предложил Хаким и спросил: – Ну что, малец, говорят, тебе работа нужна?
Заикаясь, но твердо мальчик ответил:
– Я, сударь, здесь работать не буду.
– Да не дрейфь! Посуду мыть да письма носить будешь, а вечером, когда народ расслабляется, спи себе в подсобке.
– Точно?
– Зуб даю!
– У меня и свои есть, лучше б что-нибудь съестное дали.
Губернатор и Хаким заливисто расхохотались.
И уже совершенно серьезно Хаким сказал губернатору:
– Нам надо объединить усилия с Лумеарисом.
– Это будет непросто, – губернатор задумался и продолжил рассуждать вслух: – Он молод, горяч и баснословно богат, невозможно представить, в каком количестве скандальных интрижек был замешан.
– Именно это и не является препятствием. Я точно знаю, что он заинтересуется.
– Хорошо.
Губернатор оставил письмо и вышел из таверны. Хаким долго смотрел на бумагу.
В самом нижнем углу на поверхности листа выступил знак, который он не мог ни с каким другим спутать. Маленькое бородатое лицо с выпученными бесовскими глазами. Хаким боялся надеяться. «Неужели смогу найти назойливую гниду? – мелькнула мысль. – А может, это верный знак к тому, что пора начинать новую сказку».
К утру питейное заведение опустело. Выдалась более или менее спокойная ночь без драк и скандалов. Хаким вышел из подсобки глянуть, не остался ли кто еще, и чуть было не упал, споткнувшись о тощее тельце. Он и забыл, что получил в эту ночь помощника.
Мальчик заворочался во сне, тихо постанывая, и затих. Хаким взял верблюжье одеяло, под которым обычно спал сам, и накрыл юношу. Он знал, что в его личной бесконечной истории случайных встреч не бывает.
– А у нас могли бы быть дети, – раздался хриплый, как спросонья, голос.
– У нас могло бы быть всё, но даже то, что осталось, не дает мне сойти с ума.
Кати́ рассмеялась:
– Ты хочешь сказать, что для тебя что-то осталось?
– Слышать тебя – вот что не дает мне свихнуться. Зачем ты каждый раз вытаскиваешь из меня эти никому ненужные признания?
– Ну ты же знаешь – мне скучно. И вот еще, – в голосе Кати́ появились угрожающие ноты, – я хочу, чтобы ты навел здесь порядок. Эти шлюхи всё время лезут своими липкими взглядами к тебе в штаны.
– Знал бы, что ты такая ревнивая, не притащил бы сюда.
– Прекрати, ты полвека не мог меня слышать. Вспомни: когда мне удалось достучаться до тебя, ты, как девочка, потерял сознание.
– Я тогда был пьян.
Паря под потолком, смех рассыпался на миллионы сверкающих брызг.
– Поверь, на этот раз твоя сказка удивит нас как никогда.
– Ты что-то заметила?
– Не скажу, – голос Кати́ заигрывал с Хакимом.
– Я скучаю, – вздохнул Хаким.
Теперь киль от старого пиратского корабля, именуемого «Плавучий сундук», некогда сидевшего на мели возле Аликанте, был встроен в барную стойку таверны как часть декора. Каким-то образом в нем застряла душа Кати́. Хаким не сразу это понял. Он притащил киль в полном отчаянии, что даже не может оплакать тело и похоронить с почестями. Он, пожалуй, впервые в своей долгой жизни был по-настоящему раздавлен. Долгое время киль никак себя не проявлял, но однажды заговорил с Хакимом голосом Кати́. Да, этот день забыть будет сложно…
Хаким усмехнулся. Умная любящая женщина, с которой можно поговорить долгими зимними вечерами, при этом не задумываясь, что ей нечего надеть, – это ли не мечта? Демон сыграл очередную злую шутку. «А мы и не расстроились, правда, любимая?» – сказал в тот день Хаким.
– Так что такого нарыл наш драгоценный губернатор, что ты протер глаза и снова готов к приключениям? – продолжила разговор призрачная Кати́.
– А ты помнишь 1574 год?
– Ах, ха-ха, я родилась в 1660-м. Смешная шутка, – расхохоталась Кати́.
– А я вот хорошо помню.
– Расскажи. Я живу твоими сказками, умоляю.
– Ну что сказать? Много в тот год произошло, но началось всё в далеком 1530-м. Так вот, хороший портной на вес золота, а уж в Аликанте тем более – что сегодня, что в 1530 году. Город рос, развиваясь и принимая королей и пиратов всех мастей. Так что, как ни крути, нужны были камзолы и платья. В семье популярного портного Иеронима Борреса и красавицы Урсулы Фалько родился мальчик Николас Боррес Фалько. Здоровый, розовощекий крепыш отказался идти по стопам папочки и с детства изрисовывал всё подряд, включая готовые камзолы. В один из таких дней хозяин испорченного сюртука был то ли в воодушевлении, то ли в подпитии, но он не оторвал уши мальчишке и голову его отцу, а отправил хулигана учиться в Валенсию к самому Винсенту Хуанесу.
– Ого! – присвистнула Кати́.
– Да-да. Мальчишка учился великолепно и прославил Аликанте на всю Европу. В Ватикане – и то его фреску заказали. Так вот, возвращаясь в 1574 год, когда Николас уже был не юноша, а муж, он получил большой заказ от церкви Сан-Николас-де-Бари.
– Дай угадаю… «Страшный суд»?
– Моя ты умница, ну конечно! Эта картина до сих пор там висит. Но речь не об этом. Сам заказ звучал следующим образом: «Полотно должно отражать муки грешников настолько страшно, чтобы даже мысли не возникало утаить десятину дохода от церкви».
– Ну, на мой взгляд, он справился.
– Справился-справился. Но в этот год произошел крупный скандал, известный лишь в узких кругах.
– Ты опять про тамплиеров? – Кати́ зевнула с явной скукой. – Ну какие тамплиеры в XVI веке? Их, как мы знаем, всех истребили еще в XIV-м.
– Подожди, дорогая. То, что они ушли в подполье и официально орден был распущен в 1312 году, не значит, что они больше не существуют. И вот последнее их пристанище – до того, как португальский орден Христа приемлет их наследие – располагалось в Валенсии.
– Хаким, милый, мировой заговор – это не твое. Для этого надо перебраться жить хотя бы в Лондон или Париж. А ты, как известно, невыездной.
– Да при чем тут мировой заговор! В этом документе точно указаны координаты клада, оставленные тамплиерами. Но я так понял, это лишь первая подсказка. Я так был занят собой, что даже профукал, что в Аликанте у тамплиеров вплоть до середины XV века была штаб-квартира.
– Ты же с капуцинами возился.
– Ну как возился… Я только помог им вовремя уйти из города, когда назревал погром.
– Так они и вправду были в основном евреи?
– Не то чтобы полным составом, но были.
– Хорошо, а клад тебе зачем? Ты вроде не голодаешь?
– Возможно, что внутри клада лежит кое-что маленькое и пучеглазое, что освободит нас.
– И что за координаты?