Анастасия Карп
Снежевинка и сердце зимней владычицы
– Прости, Морозко! Прости меня глупую старуху!
– Полно тебе прощение просить. Отведешь меня к Кощею, проведешь в его подземное царство.
– Это зачем еще? – удивилась Яга.
– Сердце можно исцелить. Если поднять его на вершину горы Алатырь и водрузить на алтарь владыки холода. Только Кощей может это сделать. Но надо спешить!
Яга замялась. Отдать сердце Мары Кощею – все равно что дать ему погибнуть. Разницы старая ведьма не видела никакой. Но перечить не стала. Тут же побежала Баба-яга к своей избушке, попробовала вновь прощения у нее выпросить, но та не на какие уговоры не поддалась. Тогда Баба-яга позвала ступу, и та вылетела в окно и приземлилась возле нее. Влезла старуха в ступу и полетела на север молча. А Морозко на Буране за ней отправился.
Недолгой дорога была. Для человека, конечно, заняла бы несколько дней, но не для Бурана и ступы бабы Яги. Бурные воды реки Смородины задолго возвестили своим громким бурлением, что прибыли Морозко и Яга в нужное место. А вскоре почуял старик смрад, который исходил от воды. И чуть погодя показалась и сама река – широка, неспокойна. Течет и прыгает по камням, что на дне лежат, брызги разбрасывает. И еще издали показалась гора, которая вершиной своей касалась облаков. Подивился Морозко такому чуду. Приостановил Бурана, чтобы оглядеться немного.
– Гиблое место. И вокруг ни души… – проговорил старик, да и вновь за Ягой последовал.
А гора, что в небеса уходила, по мере приближения росла, становясь непреодолимой каменной стеной, у подножия которой плескалась река. И холод здесь стоял неумолимый, что даже Морозко застучал зубами, словно и не зимний житель вовсе.
Вскоре Яга с Морозко приблизились к насыпи из камней, что тянулась через реку Смородину. Насыпь была высокой, но узкой и ненадежной. Казалось, ее вот-вот смоют бурные воды. Некоторые камни даже шевелились, толкаемые течением реки.
– Калинов мост, – пояснила Баба-яга. – Здесь Бурана придется оставить. Не пройдет твой конь, Морозко. По мосту никто тяжелее души пройти не может. А тебя я в ступе перевезу. Для этого она мне и дана была. Хе-хе-хе! – вновь захихикала старуха скрипучим смехом.
Слез Морозко с Бурана, погладил по снежной гриве и нашептал тому, чтобы дожидался их с Ягой. Затем к Яге направился и в ступу влез. Тесновато стало. Да и страшно старику на таком транспорте передвигаться. Вцепился Морозко в Ягу и глаза зажмурил. Почувствовал только, как земля из-под ног уходит. А чуть погодя – толчок.
– Приземлились, – прокряхтела тут же Яга. – Вылезай уже! Чуть не раздавил меня несчастную.
Морозко лишь хмыкнул, глядя на ведьму. Затем стал оглядываться по сторонам.
Другая сторона реки Смородины была и вовсе безжизненной. Черные камни и пески припорошены снегом. Ни намека на кусточек или деревце.
– Видишь, Морозко, эти черные камни и землю, которая словно текла и застыла? Огненная река порою с горы разливается, выжигает все на своем пути. Даже камни растапливает, словно масло на сковороде. А потом потухает и затвердевает. По эту сторону реки весь берег полыхает в огне. И бывает так жарко, что сгореть можно от одного воздуха, – пояснила серьезно Баба-яга. – Но когда огненная река спит, то лютый холод с горы опускается. Ты уверен, что желаешь идти в подземное царство к Кощею? Весь жар от огненной реки сосредоточен в недрах горы. Выдержишь ли? Не пыхнешь паром? Хе-хе-хе!
Морозко призадумался. Верно, он слыхивал ранее ехидные насмешки от зимних сородичей, что Кощей в подземном царстве тренирует выдержку для встречи с Ярилой, надеясь схлестнуться с ним в бою. А кто и вовсе поговаривал, что за века жизни в мерзлоте бывший владыка зимы захотел кости свои отогреть. Кощей, конечно, посильнее старика будет, да ведь тоже сделан из того же теста, что и он – Морозко, а значит, и Морозко не пропадет и не растает.
– Веди, Яга! – ответил уверенно старик, – Где наша не пропадала.
– Ну гляди, не пожалей, – и Баба-яга, растянув губы в улыбке, пошла прямо к основанию горы.
Обойдя гору в правую сторону вдоль реки, старуха указала на чернеющий огромный разрыв в каменном изваянии горы, который уходил далеко вглубь. Морозко всмотрелся в зияющую темноту пещеры, но так и не увидел в ней ничего.
– Что за непроглядь такая? Отродясь такого мрака не видывал.
– Это, Морозко, вход в подземное царство. Мертвым свет не нужен. Хе-хе-хе! Но погоди, не подходи близко. Врата охраняет…
Но не успела Баба-яга договорить, как из расщелины пыхнул обжигающий пар и заслышался громкий топот. Морозко отскочил подальше от входа, но старуха так и осталась на своем месте. Стоит, улыбается от уха до уха, обнажив гнилые и прореженные зубы.
А из черного разрыва вылезла огромная змеиная голова, покрытая чешуйчатыми пластинами. Из ноздрей пар пышет, как дым из дымовой трубы. Огляделась голова по сторонам и, завидев гостей, уставилась маленькими глазками на Морозко и Бабу-ягу. А зрачки, как у кошки, сузились в черные щелочки на золотистой радужке. Как только змеиная голова сфокусировала взгляд, тут же из пещеры вынырнула еще одна такая же голова, а за ней показалась и третья. За тремя головами из темноты вывалилось и огромное туловище, так же все покрытое чешуей. Солнечный свет блеском пробежался по чешуйкам, которые, как хамелеон, переливались цветами – зелеными, синими, голубыми, бирюзовыми.
Змееподобный зверь полностью вылез из пещеры. Четырьмя мощными лапами он ступал на землю, отчего она дрожала как хлипкий деревянный мостик под ногами богатыря, а с горы сыпались камни. Длинный хвост полз вслед за тяжелым туловищем существа, а по бокам в сложенном состоянии трепыхались перепончатые крылья. Пар все так же валил из ноздрей трехголового змея. И Морозко догадался, кто пред ним возвышается.
– Здравствуй, Горыныч! – очень громко поздоровалась Баба-яга. А Морозко шепнула:– Он, глуховат. Все три головы.
Но старик не особо удивился. Как можно услышать, когда в твоих головах нет ушей, а сам издаешь столько шума, что вряд ли что-то еще можно расслышать.
Змей Горыныч, пристально посмотрев на Ягу, вдруг перестал пыхтеть. Взгляд его изменился и стал приветливым.
А Яга подошла очень близко к существу и пощекотала шею той головы, что была в центре.
– Узнал, родехонький! – расплылась в улыбке старуха, когда и другие головы стали к ней ластиться – Что, соскучился, да? Вижу, что соскучился.
Ведьма попеременно гладила, щекотала и похлопывала головы зверя, а те наперебой подставлялись под ее ласки.
– Ну, полно тебе! Дело срочное нынче. Пропустишь нас к Кощею? – спросила Яга.
Горыныч склонил все три головы к Морозко и нюхать стал. Чует, снегом и морозом от старика несет, а живой плоти совсем не унюхал. Значит, свой.
– Хорош-ш-шо, – прошипела центральная голова. – Спуш-ш-шкайтеш-шь.
И тяжелой поступью Горыныч отошел в сторону, пропуская путников к пещере.
Баба-яга пошла первой, за ней двинулся Морозко. Непроглядная темнота поглотила их, как только ступили под каменные своды пещеры. В нос старику ударил затхлый запах многовековой сырости и чего-то еще, от чего Морозко поежился. Подземное царство, где обитают души и духи, не встречает приветливо гостей. Да и гости сюда приходят на вечную поживку.
– Слышишь, Морозко! – вдруг резко остановилась Баба-яга и зашептала старику, когда тот втемяшился в нее, ничего не видя в темноте: – Ты это… Не говори Кощею, что это я сердце Мары повредила. Не то не выйти мне больше отсюда, а тебе вместе со мной. Сам не выберешься с подземного царства, уж поверь.
Старик и сам понимал, что грозит ведьме за ее деяние и что и он вместе с нею сгинет тут навеки. Хотя велико было желание поквитаться со старухой.
– Хорошо, – прошептал Морозко в ответ. – Но знай, чего удумаешь еще, сдам тебя Кощею с потрохами.
Баба-яга кивнула. После чего достала из-за пазухи волшебный светец, что дает свет без огня, и произнесла:
– Светец, светец посвети! Путь во мраке освети!
И вот в пещере стало светло. Двинулись дальше. Стены грота горы Алатырь были покрыты инеем. Но чем глубже продвигались путники, тем становилось жарче и душнее. Вместо инея теперь стены покрывала влага. Она капельками собиралась на каменной твердыне, а затем стекала на пол, образуя лужицы. Морозко чувствовал, как жара становится сильнее. И от этого ему было некомфортно сначала, а затем и вовсе подурнело. Пот струился по лицу старика, воздуха не хватало, но он стойко шел дальше за Бабой-ягой, пыхтя и тяжело дыша.
По пути Морозко стал замечать, что на стенах пещеры попадались блестящие разноцветные камни. Они словно росли из каменных стен. И чем дальше шли Баба-яга и Морозко, тем чаще и гуще были эти наросты.
– Неужто драгоценные каменья? – удивился старик, присматриваясь к блестящим камням.
– Да, тут у Кощея целые горы самоцветов. Хошь – изумруды, хошь – рубины, а хошь – янтарь. Хе-хе-хе! Да только никому не дозволено их касаться. Кощей рьяно их стережет вместе с Горынычем. Пересчитывают все каменья каждый день. Жадюги!
– А что будет, если сорвать один камень? Неужто догадаются так сразу?
– Ох, не ведомо мне как, но вмиг Кощей явится защищать свое имущество. И тогда несдобровать расхитителю.
И тут Морозко смекнул:
– Так чего ж мы тащимся к нему в такое пекло? Пусть сам к нам явится.
Баба-яга только глаза вытаращить успела от догадки, что Морозко собрался сделать. А старик уже ухватился за один из драгоценных камней и, приложив усилия, отколол его от каменного насеста.
Поначалу тишина наступила такая, что только слышны были вдохи и выдохи путников,да капельки воды, что со звоном бились о пол пещеры, падая с потолка. Это Морозко и Баба-яга так притихли, вслушиваясь в ожидании того, что будет дальше. Но ничего так и не произошло.
– Видно, плохо Кощей стережет свое имущество, – проговорил с досадой старик. – Все ж придется идти за ним в самое пекло.
Баба Яга тоже хмыкнула:
– Только слуху напустил, что вмиг несдобровать тому, кто тронет самоцветы. Эх, пустозвон!
– Это ты меня пустозвоном назвала? А? Ведьма старая! – вдруг послышался мужской голос из темноты пещеры.
А затем на свет вышел высокий мужчина в черной мантии. Худой настолько, что сквозь одежды вырисовывались кости. Лицо, шея и кисти рук обтянуты серо-белой кожей, которую, казалось, можно было проткнуть пальцем без особых усилий. Волосы смоляные спадали на плечи и занавесями прикрывали лицо с обеих сторон. Под глазами – темные круги как углем намазанные, отчего глаза мужчины в свете, что давал светец, выглядели черными и тусклыми, без малейших бликов.
– Ох, Кощеюшка! – спохватилась Баба-яга и залепетала елейным голосочком. – Здравствуй, родименький! Да что ты! Не про тебя конечно! Про Горыныча. Обещал служить тебе верно и преданно, сторожить врата в подземный мир и охранять твои самоцветы, а сам даже не услышал, как мы камушек-то твой сорвали! Вот и говорю – пустозвон!
Кощей с подозрением во взгляде подошел ближе к незваным гостям. Осмотрел с удивлением их. И уставился на Морозко:
– Морозко? Чего это тебя занесло в мои владения? Неужто собрался покинуть белый свет?
Кощей приблизил лицо к старику и пристально посмотрел в его глаза:
