bannerbannerbanner
полная версияБольная

Анастасия Благодарова
Больная

День 2


– Подъём! Ну, давай, просыпайся.

Отныне это ежедневная замена «доброму утру». Нянечка трясла Веру за плечо. Разумеется, той невдомёк или просто по барабану, что на новом месте сны всегда неспокойные и приходят с большой задержкой. Вместо утренней молитвы, как в американских фильмах, соня бормотала:

– Семь часов, Господи, помилуй. Семь!

Детишки уже выстраивались у процедурного, но Вера будто не знала, что и её там сегодня тоже ждут. Медсестра не оценила её расторопность и медлительность в уборке постели. Взяв всё в свои руки: сперва подушку, расправив уголки по «советской технологии», а после запястье сони, мягко, но настойчиво повела. Пациентка рухнула на скамейку в коридоре, приложила затылок к холодной стене. Глубоко вдохнула. Хлорка, а хотелось бы свежих вафель.

Вера пришла последней. Рядом сидела девочка. Крошке, кажется, не было и пяти. Неужели таким маленьким можно лечиться одним? Тем более так далеко от города, в глухом лесу.

Ребёнок весело болтал ножками и с неприкрытым интересом разглядывал незнакомку: голые руки, колени и особенно лицо. Всматривалась, как вчерашний чудак, но на сей раз то негатива не вызывало. Обычное детское любопытство. Вера знала его природу. Скривила рот.

– Ты болеешь? – зазвенел голосочек.

Девочка мягко ткнула соседку пальчиком в плечо. Знать, в силу возраста, никогда не встречалась с конопатыми. Считаясь с её наивностью, Вера всё же испытала неприятное жжение в груди. Как кошки скребут.

Мама неустанно помогала в борьбе с комплексами. В шутку называла дочь бразильянкой. Но та видела сериалы, где все поголовно подтянутые красавцы и красавицы с чистой бронзовой кожей. Пошла же в бабушку! Тоже худощавая, в той степени, которая не зайдёт за комплимент. Только у бабушки глаза бледно-голубые, как Байкальский лёд, а волосы, если верить рассказам, были огненно-рыжими. У внучки же всё коричневое: пятнистая кареглазая шатенка. Желаемых перемен по мере взросления ждать не стоит: только потемнеет, а конопушки размножатся. Рассыпаться бы им по носу да по щекам, чтобы озорно и мило. Так нет, вот тебе и на лоб, вот тебе и на уши!

Сколько шуток в своё время наслушалась Вера! Этот ребёнок же не хотел её обидеть. Не хотел. Та ехидно ухмыльнулась. Кивнула. Девочка захлопала ресничками. Конопатая театрально развела руками, прошептала заговорщицки:

– Да. Не знала? Это очень заразно, – прижала ладонь ко рту. – Ой! Ты касалась! Теперь тоже заболеешь.

Малышка подумала, подумала и расплакалась. Убежала, побивая подошвами тапочек по пяткам. Вера не сдержалась, расхохоталась. Единственные зрители, двое мальчишек, стоявшие всё это время у закрытой двери, представления не оценили. Только глянули осуждающе.

Лечить Веру начали внезапно и основательно. Знакомая круговерть – пилюли, уколы, капельницы. Даже лечебная физкультура и физиолечение. Такое себе приключение на полдня. Путешествие от кабинета к кабинету, до самого обеда. А вот как раз таки этот самый обед огорчил. Больницу рекомендовали как уникальную, возможно даже элитную. Диковинных яств, конечно, не заказывали. Но, видимо, больным с нарушениями желудочно-кишечного тракта и в раю будут подавать отварную гречку и сухую куриную котлету на пару. Наученная, заблаговременно заныкала в вещевой сумке шоколадные батончики, пастилу, Чупа-чупсы и пачку сухариков. Но они там, в палате, а она здесь, в столовой, без особого энтузиазма ковыряется ложкой в каше.

Малышня распределилась по своим группкам. Шухер присоединилась к пятилеткам, ожидаемо, предпочитая есть в молчании. Вера сидела в гордом одиночестве в углу. С содроганием прикидывала перспективы на ближайшие две недели. Парой слов перекинуться не с кем – что уж говорить про затеи? Пресная жизнь. Пресная еда. А ведь сейчас лето. И на её место в самолёте до Испании мама положит свой клатч.

Соседний стул заскрежетал ножками по плиточному полу. Белокурая красотка в модной кофте цвета спелой сливы поставила свой поднос на стол.

– Чего грустишь? – Покосившись на чужую тарелку, заключила: – А, понятно.

Вера почувствовала, как уголки губ медленно поползли вверх. Ровесница. Неужели?

– Хочешь, возьми моё, – та принялась разламывать сардельку пополам.

– Ты меня спасла. Спасибо.

– Дай угадаю – живот?

Вера задумчиво поиграла бровями:

– Ну, типа того. А ты тут за что?

– Ноги.

Оканчивать на том разговор не хотелось. Даже если единственные вопросы, что приходили на ум, были глупыми.

– Да вроде ходишь.

– Так меня выписывают скоро.

Сразу словно набежали тучи.

– Блин, жаль, – осеклась. – Ну в смысле… ну ты поняла.

– Ты о том, что дружить не с кем? О, да! Сама две недели маялась. Вот хоть ты приехала.

Новенькая деловито протянула руку. Пожали.

– Вера.

– Для друзей – Лиз.

– И когда выписывают?

– Послезавтра. А до того заходи, в картишки перекинемся.

На «тихом часу», который случается ежедневно после обеда, как стало понятно по местным порядкам, без особой надобности палату покидать нельзя. Вера вроде намеревалась погостить у Лиз, но нянечка, как какого-то гуся на лужайке, погнала обратно. Для одного лишь закон был не писан. В конце коридора, точно потерянная овечка, стоял всё тот же попрошайка с перебинтованной головой. Блуждающий пустой взгляд остановился на знакомой, проводил до самой двери. Будто чудик намеренно хочет казаться таким жутким. Вера не из тех, кто молча проглатывает обиду за то, что её выставляют дурой. Однажды он доиграется.

В подобных местах время меряется приёмами пищи. За исключением лечения – это главные события дня. Но судьба в очередной раз оказалась неблагосклонна. Если остальным на полдник – йогурт с печенькой и яблочко, то тем, у кого больной желудок – две таблетки. Одна невыносимо горькая, вторая просто мерзкая.

Когда изжога поутихла, Вера была готова пообщаться с мамой. Рассказать о маленьких печалях и радостях своей жизни. Даже если та по обыкновению просто выслушает – уже поддержка. Рука нырнула в дорожную сумку за телефоном. В боковом кармашке его не оказалось. Пришлось пошебуршить тщательнее. По ходу выкладки предметов волнение нарастало. В пятый раз исследовав всё вдоль и поперёк, Вера села прямо на пол.

– Шухер, ты не трогала мои вещи?

– Нужны мне они триста раз, – ответила та беззлобно. Но, видимо, почувствовала, как наэлектризовался воздух, и добавила: – А что?

«А ничего! Всего лишь мобильный телефон! Эта пигалица, поди, их отродясь не видела, так что разжёвывать бессмысленно».

Да и прожигая взглядом потасканную обложку «Одного дня Ивана Денисовича», хозяйка Нокии поняла – соседка ни при чём. Свидетель из неё, как из слепо-глухо-немого.

Голова опустела. Вера, по собственным ощущениям, сейчас думала как будто бы спинным мозгом, и мысли эти были единственно верными. Жар лизнул кожу, вспыхнул на лбу и щеках. Заболел живот, желчь подкатила к горлу. Трудно контролировать себя, недомогая. Даже если это самоубеждение.

Единожды ошибившись дверью, широким шагом вошла в нужную палату. Гадкий мальчишка сидел на кровати в позе лотоса. Дёрнулся было назад, да отступать некуда – ударился спиной о ребро подоконника. Взглядом хищника незваная гостья выцепила рюкзак из тумбочки. На пол посыпалось содержимое: одежда, детали металлического конструктора, походная кружка и прочая ерунда. За спиной кудахтали сокамерники перепуганного паренька. Хулиганка не слышала ничего, кроме своего пульса.

Каряя радужка глаз словно окрасилась кровью, внушая несчастному праведный ужас. Девушка взяла того за грудки. Стянула с постели, как мешок картошки. Рявкнула:

– Где он? Говори!

Умалишённый играл вселенскую смятенность. Кролик в объятиях кобры. Из человека с таким выражением лица обычно и слова не вытянуть.

Какой-то парнишка возомнил себя героем, кликнул из своего угла:

– Не трогай Аяза!

– Не прикидывайся. Это ты его стащил, – тряхнула. – Дурака включил?

– Это как называется?!

Примчавшаяся на шум медсестра вырвала ворот мальчишеской кофты из тисков. Оттащила девчонку. Заглянула ей в глаза, и только тогда та её увидела.

– Ты что творишь?

Зачинщица ткнула пальцем в побледневшего от страха Аяза. Прилип к подголовнику кровати, как к спасательному кругу:

– Он украл мой телефон!

Дама в белом обернулась на секунду. Выражение её лица в этот момент осталось для пациентки неизвестным.

– Так, успокойся. Спокойно… Давай по порядку.

– Угрожал. Клянчил деньги. Выслеживал. Он больной! – Вера махнула кулаками в его сторону. Такой невинный был у него вид. Да и сам какой-то… тормоз.

– Ну! Аяз и мухи не обидит. А вот ты всё это зря устроила.

– Чего?! Вы слышите меня?

– Смотрю, уже похозяйничала, – медсестра обвела взглядом кучу тряпья, на которой стояла. – Так что, нашла?

В тугой тишине, где даже зрители, набежавшие из коридора, не дышали, было слышно, как скрипнули зубы.

– Нашла, спрашиваю?

Вера фыркнула. Дама смягчилась.

– Давай так – ещё раз поищешь у себя. Если что – пройдёмся. Дети, – обратилась она к ребятне. – Поможем девочке? Поищем телефон?

– Да! – поддержали игру остальные.

Переполошившую всё терапевтическое отделение повели к выходу из палаты. Удостоив Аяза на прощание угрожающим жестом, проведя большим пальцем поперёк шеи, она последовала за медсестрой. Он так и стоял, вцепившись в крашеные железяки.

Разумеется, поиски не увенчались успехом. Все помладше посматривали на обокраденную с опаской, медики – устало и несколько раздражённо. Шухер сделала вид, будто ничего не слышала. Одна Лиз молча положила руку на плечо, когда настала очередь осмотра её тумбочки. Вера сдалась уже когда Нокию не нашли у Аяза. Мобильный телефон – игрушка редкая и дорогая. Кто, если не этот..? Неприятно ошибаться. И теперь немного совестно. Изжога разыгралась как в наказание.

 

Юная художница понадеялась, что эмоции поутихнут, если излить их на лист бумаги. Сам результат устроил, но оттого только тоскливее стало. Не проронив за вечер более ни слова, залезла под одеяло с головой, чтобы уснуть до отбоя. И этот план пошёл прахом.

День 3



Вера спешила воспользоваться заманчивым приглашением, и время после лечения до обеда решила скоротать у Лиз. В чужой палате её ждал сюрприз – добрая треть отделения сидела тут кружком – на кроватях, на полу. Новенькая смело встретила десятки взглядов, нацеленных на неё.

– Здорова, мелюзга.

Ответы получила однотипные по содержанию, но отличные по существу. От дружелюбно-бодрых, до нерешительно-опасливых. Конечно, странно и нерадостно наблюдать здесь такую толпу. Складывалось впечатление, что никуда-то от них не деться. Но вроде сборище мирное. А главное – нет Аяза. Встречаться с ним хотелось меньше всего.

Нисколько не смущённая тем, что своим визитом прервала общение, Вера прыгнула на койку Лиз. Видимо, подружка не разрешила остальным занимать место рядом с собой. Не обращала внимания на многолюдность – тихонько занималась своим делом. Хобби её оказалось на редкость изящным – вышивка лентами. На канве в пяльцах распускались розы и маргаритки. Шёлковые лепестки переливались на солнце, как настоящие.

Получив порцию похвалы в свой адрес, рукодельница закончила работу. Вытянула из тумбочки замызганную колоду карт. Сошлись на «дураке».

Продумывая нехитрые ходы, игроки были вынуждены слушать разговоры многочисленных гостей соседки. Это было бы белым шумом на фоне, если бы не очерёдность высказываний и общая тема – страшилки. Конечно, с наступлением темноты малышей, как мышей, разгоняют. А по законам лагеря, детям хочется подобного. Хоть немножко пощекотать нервишки. В самом деле, чем не санаторий?

– Ерунда какая! – прокомментировала девочка историю о «зелёном пистолете», выдавая себя дрожью в голосе.

– Да! – поддержал её кто-то. – Я в библиотеке постоянно беру Успенского. Могу таких историй хоть двадцать рассказать!

– Вот и рассказал бы! – подначивал третий. – Чего сидишь, отмалчиваешься?

– Да от ваших баек в сон клонит!

Картёжницы переглянулись.

– А вот у меня для вас есть такая история..!

Во внезапно воцарившемся молчании прошуршали быстрые шаги. Доверившись своему чутью, Вера обернулась к двери. На лицо легла тень. Аяз смотрел на обидчицу напугано, как овечка на льва, но в то же время осознанно. Все присутствующие затаили дыхание.

– Это не я, – выдавил он.

Не спускал с неё тёмных глаз. Буравил, прожигал. На Веру уставились все, но видела она только этот чёрный омут зрачков, за которым не скрывалось ни ума, ни раскаяния. Прощать было не за что, жалеть бессмысленно. Она тоже отменным здоровьем похвастаться не может. Только в стыдную минуту её никто не пожалел. Не посмел. Не посчитал нужным.

– Я не брал телефон. Правда.

Девушка плотно сжала челюсти. При том, что была сейчас в центре внимания и полностью контролировала ситуацию, чувствовала себя загнанной в угол. Оставалось только держаться. Злая, выдала:

– Ну, не брал – так не брал, – и демонстративно отвернулась. Принялась изучать карты в руках.

Аяз остался стоять, потерянный. Кто-то попытался разрядить обстановку:

– Эй, давай к нам! Что ты бродишь там один?

Гость, не дослушав, привидением выплыл из палаты, по своим бессмысленным делам. Судя по тому, что никто более не высказался, дети тут собрались понимающие.

«А может они взрослее, чем кажутся?» – подумала Вера, закидывая соперницу козырями.

– Так вот, придирчивые, есть у меня для вас одна страшилка.

– Да давай уже, Жень!

– Глупые! Я же предупредить вас хочу! Ещё спать не сможете, меня обвинять будете. Потому что история про эту больницу.

Подружки навострили ушки. Слишком молодое заведение, чтоб обрастать легендами. Интересно же, чего местные наспех сочинили.

– Не томи!

– Пф… откуда ты-то знаешь?

Сказочник не смутился:

– Мне рассказали бывшие пациенты. А им другие. А тем ещё. Я бы не поверил, если бы сам не столкнулся… В общем, знаете о магазинчике на первом этаже?

– Где?

– Ну, в главном крыле, где регистратура. Там ещё направо лестница в хирургический. Так вот под ней.

Вере быть там прежде не приходилось. Из приёмного покоя сразу отправили в терапевтическое отделение. Но перспектива найти магазин вдохновляла. На больничных харчах со своими скудными запасами долго не протянуть… разве что ноги.

– В общем, – рассказчик замялся. – Заправляет ларьком дядя Миша. Так его называют. И нормальный вроде. Газировку, чипсы продаёт, не спрашивая. Вашим не настучит. За исключением выходных, он тут каждый день. Только стали наши замечать, что дети пропадают. Пока лечишься, чей-нибудь приятель да исчезнет. Можете сказать, что выписывают просто. Но так же это не делается, без предупреждения, верно? Чтобы договаривались на следующий день поиграть, а утром его след простыл, – Женя взмахнул руками: – И главное – ни вещей, ничего! Спрашиваешь медсестёр, они, мол, «выздоровел, домой уехал».

– А дядя Миша тут при чём?

– При том, что ребята следили за ним. Сбежали из отделения до отбоя. Он тогда коробки в машину свою грузил. А из коробки звуки доносятся. Будто хнычет кто-то и скребётся, – показал, как, царапая ногтями пол.

– Про пистолет лучше было, – резюмировал некто из толпы.

– Сам-то в это веришь?

– Да, – не постыдился сказочник. Не хватало только руки на конституции. – Говорите, что хотите, но со мной такая же история случилась. Сосед пропал. Спать ложимся, просыпаюсь – его нет. И рюкзака нет! Только нянечка постельное с матраца стягивает. Куда посреди ночи деться-то мог?!

И началось: «Да-да! Мне Алька рассказывала», «Врачи с этим заодно!», «Ничего глупее в жизни не слышал», «Да не, дядя Миша – нормальный дядька», «Зачем ему это?», «И сколько уже пропало? Почему никто не ищет? Здесь давно бы уже опера орудовали», «Надо с этим что-то делать!», «Дура, что-ли? Не знаю, как ты, а я туда больше ни ногой», «Вот и не проси у меня тогда шоколадок, трусишка». В хоре голосов потонул тихий щелчок – проигравшая в карты получила щелбан.

Ближе к вечеру Вера решилась позвонить. Психовать из-за пропажи – себе дороже. Та самая девушка, которая спасла несчастного дурачка от гнева обокраденной, и сегодня демонстрировала участие. Даже предложила вызвать милицию. Девочка отказалась, не задумываясь. Ничего, может, в самом деле, потеряла где-то? Последний раз дома видела. Да и кто может такое провернуть? Детский сад! Это у ребёнка конфетку отбирают, а не наоборот.

После Женькиной байки, потеря связи с «большой землёй» могла бы стать поводом для шуток или даже насторожить, если бы не предоставленный в вольное пользование стационарный телефон на сестринском посту. Персонал, по обыкновению, сидит за столом, тут же, так что особо на вольные темы при посторонних не пообщаешься. Однако и слова не скажут, подойди хоть пять раз на дню. Такое себе очередное оправдание «элитарности» больницы. Хотя эти «абоненты», наверное, и цифр-то всех на номеронабирателе не знают.

Во избежание расспросов, дочь соврала матери, якобы сломала мобильный. Зря боялась. Та проглотила ложь, не подавилась. Не пришлось даже выбирать между отошедшими контактами и падением в унитаз. Мама словно спешила куда-то. Уточнила о самочувствии, и, не дождавшись подробностей, распрощалась.

«Наверное, чемоданы собирает. К Хулео своему», – рассудила Вера, наматывая провод на палец. Вслушивалась в электронный хрип, прерываемый короткими гудками. – «А кто меня тогда отсюда заберёт?»

Ужину она предпочла вылазку. Давно пора исследовать местность. Закат окрашивал коридоры в цвета пожара. В одном из них пациентка столкнулась с каким-то врачом, на лестничной клетке – с санитаркой, лениво намывающей пол. В обоих случаях сделала вид, будто точно знает, куда направляется. Будто её ожидают. Незнакомцы вроде покосились на неё, да и только. Вера понадеялась, что такое в порядке вещей. Что ей не придётся чувствовать себя Рапунцель, запертой в башне, как было в тех же первой и третьей городской. А, может, отношение к ней тогда было предвзятое из-за возраста? И стоило чуть-чуть подрасти, чтобы всем резко стало всё равно? А что тогда дальше?

Когда юная исследовательница, путём проб и ошибок, отыскала стойку регистратуры, мир уже погрузился в густые сумерки. Больница озарилась холодным светом трубчатых ламп, тянущихся струнами по потолку. Главный холл пустовал. На закуток, где теснился магазинчик, ложилась зловещая тень. В темноте, как муравьи, копошились дети. Компания бурно обсуждала вкусы газировок, торговалась с невидимым обладателем прокуренного голоса.

Вера пряталась за углом, как какая-то преступница. Возможно, из-за того, как она это видела, внутри заворочалась непонятная тревога. Её передёрнуло, когда боковым зрением заметила движение. Аяз подкрался абсолютно бесшумно. Самый настоящий призрак. Всегда в одном и том же, с перебинтованной головой. Глазки чёрные, пустые, как проколотые дырки на фотографии. Хапнув адреналина, Вера приложила палец к губам в знаке «тихо». Различила в полумраке за его спиной ещё парочку ребят. То, что не выдали себя ни единым звуком, подкупило. Воображение подкинуло сценарий, где они вчетвером – шпионы на опасном задании. Хотя, по сути, так и было.

Хихикающая толпа пронеслась мимо в полном составе. Вера жестами приказала напарникам ждать здесь, а сама пошла к ларьку. Скудный ассортимент из чипсов, орешков, соков, сладостей и, неожиданно, корзины с фруктами, украшал обляпанную стеклянную витрину. А посередине – узенькое окошко.

«Ребёнка через такое не протащить».

Продавец уже собирался выключать лампочку. Едва не простонал:

– Вы дадите мне уехать домой, или нет?!

Вера помучила его взглядом с прищуром, а сама прислушалась – нет ли посторонних звуков. Отсюда ничего не видно. Почувствовала себя круглой дурой. Купилась на сказки..? С каких пор впечатлительная? В четырёх стенах от скуки совсем крыша поехала. Но в криминальных телепередачах именно такие, неприметные, на первый взгляд, безобидные работяги прячут в своих шкафах не один скелет. Вопрос в том, сколько из них – детских.

Покупательница высыпала горсть монет на прилавок, озвучила желаемое. Ей швырнули пачку сухариков, и свет в магазинчике в одночасье погас.

День 4



В конце концов, больница – не тюрьма. Никто не помешал Вере улизнуть, чтобы проводить Лиз. Солнечный зайчик лобового стекла джипа кольнул глаз, и всё ещё пациентку одолело желание напроситься подвезти до Москвы. От одной мысли, что без приятельницы придётся торчать здесь ещё полторы недели, свербело в желудке. Уже было открыв рот, Вера прикусила губу. Сколько раз намеревалась смыться из очередного медучреждения. Но так и не решалась. Самочувствие не позволяло. Только перед выпиской становилось легче настолько, чтобы выйти на время в большой мир.

Такой уклад жизни поспособствовал рождению философской доктрины Веры. Что дом человека – больница. В её стенах (чаще всего) он появляется на свет. Врачи отпускают – прожить эту жизнь. Попробовать любовь, разочарование, боль и счастье. Понабивав шишек, блудный сын порой возвращается подладиться и в итоге испускает дух обыкновенно здесь же. Или уже холодненьким закатывается «домой» ногами вперёд. Вере просто жребием выпало почаще захаживать. Но ей совестно жаловаться. Ведь есть вынужденные «домоседы». Пленники своих изувеченных тел.

У автомобиля подружки крепко обнялись, легонько похлопали друг друга по спинам.

– Ну, ты давай, не раскисай, – напутствовала Лиз, обезоруживая искренней улыбкой. – Знаешь: «Не можешь победить зло – возглавь!»

– Вот уж точно, – хмыкнула Вера. – Всегда мечтала рулить мелюзгой.

– Тогда выздоравливай скорее!

Они в последний раз посмотрели друг на друга. Незачем обмениваться телефонными номерами, почтовыми индексами и домашними адресами. Незачем обещать встречу. Это так делается. Здесь – верные товарищи. На выходе – чужие люди, чьи пути больше никогда не пересекутся. В том особая прелесть. Лёгкость с ноткой грусти. Мама говорила, во взрослой жизни такое сплошь и рядом.

Когда джип скрылся за сосновыми рядами, а жужжание двигателя поглотил гогот взбесившихся от духоты птиц, пациентка, как под конвоем, поплелась обратно. Жара сегодня невыносимая. Солнечные лучи и потяжелевший воздух давили на темечко прессом. Но Вера не спешила сбегать в тень, под крышу. Воспользовавшись моментом, отправилась бесцельно бродить.

 

К её удивлению, на полянке между корпусами, связанными друг с другом воздушными коридорами, резвились ребята. Не все малыши, затесались даже Верины ровесники. Не мешкая ни секунды, она пристала к самому старшему на вид. Оказалось, они из неврологического. Устроили прятки на свежем воздухе. Проглотив новость о вопиющей несправедливости, что этим можно слоняться на улице, а в терапевтическом вольные прогулки не приветствуются, напросилась в игру. По-детски, зато хоть какое-то разнообразие.

Незнакомый парнишка занял пост у самого толстого дерева. Отвернулся и стал выкрикивать по очереди все цифры, какие выучил. Компания, как кучка тараканов, разбежалась кто куда. Вера удрала к главному корпусу. Ещё в первый день заприметила чудесные кусты, низкой шеренгой растянувшиеся вдоль фасада. Здесь даже не слышно счёта. Ступив на отмостку, присела на корточки. Стала разглядывать локоть. Краснела ранка. Ветками оцарапалась. Колючие, как проволока.

Вера приложила затылок к нагретому камню, каким была обшита наружная стена до окон первого этажа. Духота вкупе с бездельем выпивала все соки. Ещё и щебет птиц, доносящийся из леса, такой… усыпляющий. Всё равно это лучшее, что смог предложить случай. Даже живот не болел.

На границе с полудрёмой Веру в реальный мир позвал чей-то бубнёж. Усилием воли она помотала головой, чтоб очухаться. Когда её найдут? Скучно. Безумно скучно..! Но это ведь некрасиво. Но ведь никто и не узнает… Взвесив все «за» и «против», игрок в прятки как самый настоящий ниндзя беззвучно подкрался к распахнутому окну. Затаился.

– Здесь больно?

Этот тембр можно узнать из тысячи других. Так он непостижимым образом въедается в подсознание. Филин – доктор первичного осмотра.

– Да, – едва слышно проскулил кто-то.

– А тут?.. Так, ну всё понятно! – подытожил врач.

– Что это? Что с моим мальчиком?

Вера прищуриваясь, напрягая воображение. Женщина. Писклявая. Обманчивое качество. Картинка не всплывает. А подсмотреть опасно. Риск не оправдан.

– Не беспокойтесь. Вылечим!

– И… сколько это будет стоить?

Мягкий шорох бумаг. Пауза затягивается.

– Разумеется, мы это обсудим, – вилял Филин, услаждая уши звуками голоса. – Молодой человек пока может подождать снаружи.

Чуть погодя, женщина произносит:

– Да, родной, побудь в коридоре. Я сейчас приду.

Шарканье шажков, щелчок дверного замка. Вера хмурится от чувства дежавю. Однотипная процедура, совпадения закономерны. Но отчего же пульс стал различим?

Фарфоровые чашечки стукаются о блюдечки.

– Чай свежезаваренный. Прошу, угощайтесь, – приглашает Филин. Так заманчиво, что даже Вере в такую жару очень захотелось горяченького. От ягодно-цветочного аромата в глазах помутилось, желудок голодно заурчал. Слишком тихо, чтобы кто-то услышал.

– Да. Да, конечно, – всё дакала чья-то мать. В интонации угадывалась блаженная улыбка. Доктор – настоящий магнит для дам. В сказках подобные персонажи хитрыми манипуляциями всячески мешали героям дойти до счастливого финала. – Спасибо. Знаете, в остальных больницах отношение совсем другое. Спрашиваешь, они отмахиваются. Мол, всё равно ни черта не понимаю. А ведь ему лучше не становится! Я не знаю, что и думать!

Филин предупредил «сцену», успокаивая:

– Нет, ну что вы? Всё с ним в порядке. Через две недели забудете, как страшный сон!

– Так каков диагноз, доктор? Я хочу знать. Хочу тыкнуть заключением в этих…

– Признаться… здесь одно на другое. И терминология крайне сложна. Что воздух сотрясать, правда?

Тишина. Только чаем кто-то прихлебнул. Вера оглянулась, будто ждала поддержки от окружения. Почему врач отморозился? Куда подевалась настойчивость женщины? В подтверждение сомнений, та заговорила легко и непринуждённо:

– Удивительно. Такой чай только моя мама делала.

– Невозможно.

Мадам на это тихо посмеялась. Точно ветерок в листьях прошелестел. Вера почувствовала, как тяжелеет голова.

«Только теплового удара мне не хватало!»

Доктор назвал кругленькую сумму. Будь у Веры деньги, она бы отдала их все, лишь бы Филин сказал что-то ещё. Лишь бы не замолкал. Будто один его голос отныне удерживал её в реальности. Стал единственной реальностью.

«Что это?» – одними губами произнесла Вера.

Зашуршали банкноты. Из окна снова пахнуло сладковатым, пряным, волшебным. Жажда тянула язык.

– Успокойтесь. Он выздоровеет.

Выговаривал вкрадчиво, замедленно. Ровно-ровно, как широкая река течёт. Звучал прямо в мозгу, естественно и приятно.

– Мы – профессионалы. Мы делаем то, с чем не справились остальные. Мы – лучшие.

С запозданием дама подтвердила:

– Лучшие.

– Ваш ребёнок в безопасности. Здесь ему ничего не угрожает.

Молчание. Веру страшно клонило в сон. Царапание земли, чтобы крошечные камешки впивались под ногти, помогало приходить в себя.

– А дети, – он хмыкнул. – Дети – такие фантазёры! Сочиняют всякое. Без родительского контроля.

– Они… могут. – Судя по тону, мамаша сама балансировала на грани обморока.

– Всё, абсолютно всё, что мы делаем – правильно. Мы – профессионалы.

– Угу…

– Дети капризничают. Хотят домой. Манипулируют родителями. Врут, чтобы их забрали.

– М-м…

– Это ложь. Что бы он ни сказал – это ложь. Мы одни говорим правду. Мы помогаем.

– Да.

Вера могла поклясться, что услышала, как чья-то рука загладила лаковую столешницу.

– Сын обманывает тебя… Обманывает… Будь благоразумна – останься дома. Обманывает. Мы поможем ему. Только мы. Он будет здоров. Мы вылечим его.

– Слава Богу… Слава Богу, Доктор!

– А теперь… иди. – Не дождавшись реакции, брякнул фарфором. – Я сказал – пошла вон отсюда.

Женщина, задержавшись, неуверенно протопала к выходу. Хлопнула дверь. Как из другой вселенной в эту прорезалось противное радостное:

– Я тебя нашёл!

Вера молниеносно обернулась к водящему, выглядывающему из-за угла корпуса. Всё ещё пребывая в плену прострации, точно из патоки вырвалась и побежала к нему. Вытолкала.

– Эй! Ты чего?

Вера подавилась вдохом, выпалила сиплым шёпотом:

– Ни… ничего.

Скорее увела парнишку. Не стала проверять. Не попалась на глаза Филину, что высунулся из открытого окна.

Рейтинг@Mail.ru