Алёна Русакова
Не для тебя моя роза цвела
Хорошее пианино. Продавали по дешёвке в городе, она выкупила, теперь играет на нем вальсы. Потому что считает, что человеку нужно всесторонне развиваться и неважно откуда этот человек, из города ли, деревни.
Пианино стояло вначале дома. Но вскоре мать устала выслушивать репертуары Шопена. Пообещала «выкинуть пианину». Потому оно теперь здесь, стоит себе в углу библиотеки, на-радость Веруньке. Пальчики на нем разминает она, дабы не появился артрит.
– Кхм, – прервал звучание музыки вошедший мужчина.
Вера обернулась.
– Подскажите пожалуйста, девушка.
«Девушка».
Вера взмахнула ресницами. Мозг ее чуть не взорвался от одного только слова.
– Я, наверное, не туда попал, – улыбнулся мужчина.
Вера прищурилась. Просканировала одномоментно. Метр восемьдесят, ухоженный, ботинки, часы, брелок от машины в руках крутится, итого не нищий как минимум. Значит, не на бутыль просить явился.
– Вам… Книгу какую-то подсказать? – грациозно выплыла она из-за своего инстрУмента. Шея как лебедь, походка кошки.
– Н-нет-нет. То есть… Да. А вообще, мне нужен был… Туалет. О, извините пожалуйста.
Верочка подплыла ближе. Кольцо на пальце отсутствует.
– Ах да…
Вздёрнула бровками. Хотелось презрительно, ведь услышать такое «фи». Да еще в самый пик транса, в который ввел сам величайший Моцарт.
Но… Таки мужчина же. Кто знает, может не «просто так»?
– Я вам покажу, – выдала улыбку женщина, приходя к своим выводам.
Добавила с нежнейшей улыбкой, на которую только способна была:
– М-м-м.., а бумага нужна?
***
Скворцов закончил с сараем и вернулся домой.
Молодцы пацаны Зинкины, как со школы пришли, наперегонки прибежали просить молоток и гвозди. Договорились на том, что перетаскают весь шифер из его двора в Зинкин. Всё-равно он Зине нужней, а у него так лежал.
Зинка. Кто ж знал, что из смешной соседской девчонки такая видная женщина вырастет? Красивая, смелая, все смеётся.
Маринка вспомнилась, с которой угораздило съехаться. Скворцов поморщился. Тот год, что она жила у него, оставил самые тягостные воспоминания и даже отбил всякое желание с кем-либо сходиться. Капризы, истерики, сумочки… Испорченное и себе самой, и ему настроение с утра. Из-за какого-то прыщика, выскочившего на лбу.
Записки с прощанием, потом возвращение. Снова хлопание чемоданом и угрозы уйти. Постоянно «болит голова». И то ли беременна, то ли нет, в таком состоянии прожили еще полгода…
Рванул за ней в город. Простила, когда квартиру в ипотеку взял. Уехал «калымить» на Север: деньги просила. Приехал – нет ее. Кое-как разыскал. Слёзы, просьбы забыть. Оказалось, другой мужчина. Конечно, ж целый месяц на Севере пропадал, тут не каждая выдержит.
Квартиру сдал. Платить за ипотеку, по глупости взятую, все-равно пришлось. Вернулся в деревню, понял, тут его дом родной. Ну его, этот ваш город.
Маринка возвращалась с чемоданом снова. Жила у подружки, преследовала по пятам. Не сложилось. Добилась только стойкого отвращения.
Страх перед женским полом. До тех пор, пока Зинка не приехала. Соседская Зинка. Разрушила стереотипы, покорила его. Прямо Зинка-бульдозер, сердце всмятку, проехалась, зацепила.
– Кольцо куплю. Нет, цветы, – догадался он. – Да нет, нет же. Всё не то.
Глава 8
Демид выдохнул: развод позади. Теперь можно гордо показывать Верочке паспорт – для новых отношений свободен.
Над дележкой квартиры с бывшей пассией думал недолго: сошлись на том, что Зина выкупит его долю. Потом, когда на работу устроится.
– Всё равно с Веркой в деревне жить останемся. Уговорю ее кредит брать, чтобы дом новый строить.
Работа у нее хорошая, стабильно платят.
На пианине играет, могла бы уроки давать.
Или пусть машинку поставит там у себя на работе, швейную. Мать моя говорила, что Верка шить мастерица, ну вот и брала бы себе подработку у местного населения, чем так сидеть, книжки листать.
– Гы-гык, – хохотнул он, удивляясь собственной сообразительности.
– А детей заводить с Веркой не будем. – Добавил он, размечтавшись.
– Верка старая уже, чтоб рожать. А и мне двух сынов хватило, сам хожу весь общипанный. Не-е-ет, с Верой моей мы будем жить для себя!
***
Скворцов закончил чинить сарай быстро, уложился в два дня. Хотел «сдать работу» лично Зинаиде, чтобы в лишний раз полюбоваться на женщину, однако нигде ее не нашел.
Побрел к себе домой. И встал, как вкопанный у ворот: Зинаида, стоя вниз головой, уже домывала тряпкой крыльцо. Его крыльцо.
– Вот, решила тоже помочь тебе. Хотя бы так, чем могу, – блеснули жемчугом зубы Зины, в улыбке. – Извини, дом твой открыт был.
Скворцов покраснел.
– Ну вот, Зинаида, берлогу мою холостяцкую увидела.
– Берлога как берлога, обычная. Я поставила у тебя в кухне на плиту чайник. Наверно вскипел.
Но чаю попить не удалось. Примчалась Ирма Семеновна.
– Зинка! – забежала нагло женщина прямо домой к Скворцову.
– О, ну вот она! – махнула рукой. -Полюбуйтесь, так и знала, что тут. Чего смотришь? Уже с вещами поди к нему въехала?
– Ирма Семеновна…
– А понятно, чего тебя сын мой бросил! И этот тоже! Расселся тут!
– Ну расселся, у себя дома сижу. Ирма Семеновна, не оскорбляйте Зинаиду!
Но влетевшую без приглашения женщину было уже не унять. Ногами затопала, головой замотала, расплакалась. Зинаида схватила ее в охапку и утащила за дверь.
***
– Не отдам! Не пущу к нему! – срывалась на крик Ирма. – Наша ты! А чего он? Подумаешь улыбается! А мутузить начнет? Дитёв из-за стола гнать? С Демкой понятно было все! Тебя же не обижал!
– Да не склеить разбитую чашку с Дёмой вашим, мама! И хватит о нем!
Зина закусила губы и принялась ходить из угла в угол.
– Обещай мне! В глаза смотри! Памятью своей покойной матери поклянись, что с им не будешь путаться! – требовала Ирма.
– М-мм, поделку надо, – вставила слово в непрекращающийся монолог свекрови Зина.
– Совсем стыд потеряли! Не успели развестись, как к нему бегаешь! Пока дети в школе да? Какую поделку?..
– Поделку в школу, – зажурчал голос Зины. – Обоим. Кирюшке я сделаю. А вот Семочке не успею.
Ирма Семеновна постояла, поплакала, высморкалась в кончик своего платка и наконец "переключилась".
– Сёмке я помогу!
Глава 9
Веру он у библиотеки караулил, поглядывая на часы. Как с автобуса слез, сразу сюда прибежал. В руках два пакетика, в одном он цветы спрятал. Чтобы прохожие не увидели. Цветы – подешевле брал, у бабулек.
Однако, пока тут стоял, заметил, что с ним поступили несправедливо: в палисаднике в клумбе росли точно такие-же цветы, как и те, что купил.
– Ну и как их дарить? – раскрыл он рот в изумлении.
Так и стоял, топтался у палисадника, когда у библиотеки остановился незнакомый, дорогущий по виду автомобиль. Из него вывалился лысый дядька в костюме. Обошел машину и вытащил из салона корзину цветов. Цветы выглядели дорого. Лысый с корзиной прошагал к библиотеке и скрылся внутри здания.
…Демид ждал, он не гордый. И дождался.
«Поди проверка к Верке приехала, из райцентра? Чтоб Верке, да такой, да цветы?»
– И заберите свои цветы! – послышался возмущенный Веркин голос. Демид наблюдал с интересом.
Из здания выскочил лысый, следом – Верка, с корзиной. Бросила на крыльцо корзину.
– Вы – ненормальная! – обернулся к ней «лысый».
– А вы, вы! Вы не за ту меня приняли! – как гарпия, прокричала Вера.
Взревел джип и умчался по дороге, поднимая пыль. Вера с горящими от ярости глазами стояла и смотрела вслед.
– Подлец такой!
Демид пошуршал пакетиком, чтобы привлечь к себе ее внимание.
– Вера-а-а-а? Тада-ам! Вот и я!
Вера очнулась и повернула голову.
– Ты-ы?
– Я, я, да ты не ори. И так разоралась тут, попривлекала внимание. Пошли в библиотеку, там поговорим.
Корзину цветов Демид зачем-то занес в здание. Розы же дорогие, он сегодня приценивался, а тут их вон сколько, живые деньги, не пропадать же добру.
– Ты зачем их сюда принес?
– Пусть стоят. Тебе не нужны, так и быть, я возьму. Верунь, а кто это был?
– Это? – ходуном ходила от возмущения худущая грудная клетка Веруни-библиотекарши. – Это погрязший в своем эгоизме буржуй! Нет, это калика перехожая! Нет, это Обломов в самом мерзостном своем воплощении! О, как я возмущена! Шельмец, идиот, болван!
– Чего ему надо было? Вер, я соскучился. Смотри чего покажу.
Демид торопился. С дороги поесть бы. Посему подошел к любимой и протянул ей свой паспорт.
– Смотри!
Вера стояла хмурая.
– Развелся я! – присел перед женщиной в полуприседе Дёма и как Петрушка, раскинул руки в стороны.
– Ну как?
