Ника очнулась в темноте. Попыталась снова уснуть, чтобы вернуться на одуванчиковый луг. Не вышло. Попробовала пошевелиться. Тело еле двигалось, будто плавало в желе из боли.
За спиной что-то скребло по камню. Тоннель слишком узкий, и если Нику здесь настигнут, выбраться не получится. А может, и не сто́ит? Нет, если она всё ещё жива, значит, наверное, сто́ит.
Ника поползла дальше. Скоро каменный потолок пропал, но в луче фонаря, который Ника так и сжимала в руке, опять промелькнули волосатые лапы. Услышав тихий свист прямо над собой, Ника перекатилась на спину и махнула серпом. Серая голова отделилась от тела и вилком гнилой капусты с глухим стуком покатилась по полу. А тело попыталось схватить Нику за горло, но она успела увернуться.
Вскочила, сделала пару шагов и обнаружила прямо перед собой обрыв. В луче фонаря зияла пустота, стопы затормозили у края. Свет выхватывал высокие каменные своды, пещера была просторной настолько, что до противоположной стороны свет вообще не доставал. А внизу плескалась вода.
Ника обернулась. Бежать больше некуда. Из этого зала только два выхода, один перекрыт зеленоватыми мертвяками, другой – огромной крадущейся зверюгой. Двумя зверюгами. И третья на подходе.
Ника металась по обрыву, но все пути были отрезаны. Внизу в воде мелькнуло что-то светлое. Ника присмотрелась и поняла, что под водой находился человек. И не один. Множество людей в тёмной одежде будто левитировали, покачиваясь под поверхностью воды и глядя вверх.
Или вниз, или Нику разорвут. На части. Просто потому, что не та.
Ника резко вдохнула и, не дав себе времени хоть что-то обдумать, прыгнула с обрыва, сжавшись в воздухе в комок. Громкий всплеск, погружение. Ника попыталась всплыть на поверхность, но её крепко обхватили за лодыжку и потянули вниз. Сколько она ни барахталась, высвободиться не получилось – её тянуло всё глубже, кругом гулко журчала вода, давя на барабанные перепонки, в голове шумело, глаза не открывались. Главное – не дышать, чтобы не захлебнуться.
Нику куда-то тянуло, переворачивало, перекручивало, кидало из стороны в сторону. Тело устало бороться и расслабилось. Ещё миг – и в лёгкие пойдёт вода, а там – конец.
Ногу отпустило. Кто-то взял Нику за пояс и снова куда-то потянул. Шум стал стихать, и Нику вытолкнуло на поверхность. Глаза ослепило, воздух рывком пошёл в лёгкие. Но тело ещё не поняло, что кислород снова поступал, Ника вообще не чувствовала ни рук, ни ног, даже барахтаться не могла. И снова ушла под воду.
И её снова вытянули. Повернули спиной вниз и потащили. Ника всё не могла пошевелиться, только глотала воздух и смотрела на розовеющее небо. По спине заскребло дно.
Ника только и смогла, что повернуть голову на шаги, шлёпающие по воде. Человек в мокром чёрном одеянии прошёл мимо и стал погружаться в алую воду. Над поверхностью виднелось несколько голов, все с бородами. В памяти проплыли каике-то образы из рассказов о расстрелах.
Тот, что помог Нике, пошёл в воду по шею, потом совсем исчез. И остальные погрузились следом за ним.
Ника так и лежала на чём-то твёрдом и холодном, слушая плеск вокруг и наблюдая, как небо из тёмно-синего становилось фиолетовым, потом лиловым и, наконец, красным. Чувствительность не возвращалась, думать не хотелось.
Но потом всё-таки появился тоненький голосок, гнусавый и нудный. Он зудел, что сейчас конец октября, а она лежит в воде. Так и переохладиться недолго.
Хоть бы кто-нибудь перевернуться помог. Но помощь не пришла, и Ника заставила себя перекатиться на бок. Дождалась, пока кружащийся мир остановился, села. Снова подождала, пока всё встанет на место. Встала на четвереньки и поползла.
Знакомая ива плавно покачивала длинными кудрявыми ветвями, достающими до воды. Ника добралась до чистого озерца и заползла в него по шею. Из-за потери чувствительности вода не обжигала холодом. Ника промыла раны на руках и лице и даже понаблюдала, как алая вода, которой пропиталась одежда, плавными потоками расходилась в чистой родниковой.
Пора вылезать. А куда дальше? Но здесь, наверное, недалеко уже и до посёлка. Только вот она вся мокрая, а так и замёрзнуть недолго. Костёр бы развести…
Услышав приближающийся звук мотора, Ника стала спешно осматриваться. Ива, точно. Барахтаясь и перебирая ногами по каменистому дну, Ника добралась до ивы, пролезла между ветвями и, чтобы не сидеть в ледяной воде, забралась на камень.
Урчание мотора стало громче, и сквозь колыхающиеся ветви Ника рассмотрела, как к кромке источника подкатил отечественный внедорожник цвета хаки. Из него выбрались священник из Красных Серпов с небольшим чемоданчиком и участковый в камуфляже.
– Ну, ты давай тут, – сказал участковый, потягиваясь, – а я пока покемарю. А потом – к затону. Удочки в багажнике.
– Угу, – промычал священник, распаковывая чемоданчик. Он установил у воды складной столик и теперь расставлял на нём какую-то церковную утварь, которую Ника из-за ветвей ивы не могла рассмотреть.
Участковый, подойдя к воде, широко зевнул и почесался пониже спины, чем заслужил хмурый взгляд отца Александра.
– Ладно, ладно, – примирительно сказал полицейский. – Давай служи эту свою…
– Панихиду, – подсказал батюшка, возясь с позвякивающей чашечкой.
– Ну да. – И участковый снова потянулся.
Из чашечки пошёл дым, батюшка бросил её вниз, и она повисла на длинной звякающей цепочке. Пока священник перелистывал страницы толстой старой книжки, а его приятель вразвалочку прогуливался у болота, Ника пыталась покрепче обхватить себя руками. Чувствительность вернулась, и от холода застучали зубы. Вылезать Ника не собиралась. Мало ли, вдруг эти двое заодно с Бэллой. Ещё схватят её и утащат обратно к урочищу. Недаром они так странно на неё смотрели ещё до похода.
Дрожь становилась всё крупнее. Священник широко перекрестился и пошёл вдоль кромки воды, покачивая курящимся кадилом. До Ники долетели прозрачные струйки сладкого дыма, и она, не успев спохватиться, громко чихнула.
Священник замер на месте, его кадило продолжало раскачиваться, испуская витиеватые клубы дыма. Отец Александр некоторое время всматривался в ветви ивы, но Нику, кажется, не заметил. А вот она, не совладав с судорогами, свалилась с гладкого камня.
– Фёдор! – услышала Ника сквозь всплеск. – Там кто-то есть!
Пока Ника барахталась в ледяной воде, участковый с карабином наперевес подскочил к священнику и оттеснил его за спину.
– Выходи! – скомандовал полицейский, целясь из карабина в ветви ивы.
Хуже уже не будет. Ника раздвинула ветви ивы и выбралась из своего убежища. Участковый медленно опустил карабин, из-за его спины выглянул отец Александр.
– Так это же… Вероника! – Священник подошёл к озерцу и подал Нике руку. Ухватившись за его тёплую ладонь, Ника вылезла из воды. – Это что… ты как… где остальные?
По расширенным глазам побледневшего священника Ника догадалась, что после приключений выглядела так себе. Но ответить на вопрос она не могла – челюсть свело от холода. Участковый быстро снял свою камуфляжную куртку и накинул Нике на плечи. Увы, это не помогло – её продолжала бить крупная дрожь.
– Это твои приятели тебя так отделали? – мрачно спросил участковый.
Ника, мыча, помотала головой.
– А кто? – увидев, как Ника только дёргала головой и ничего не могла сказать, полицейский вдруг звонко хлопнул себя по лбу. – Вот зараза! Они что, там?
Поняв, что он имел в виду урочище, Ника коротко кивнула.
– Они хоть живы?
Но Ника только смогла кое-как пожать плечами.
– Поехали! – скомандовал полицейский и двинулся к машине.
– Погоди! – крикнул священник. – Не можем же мы везти её туда!
– А, ну да. Тогда вы двое идите в деревню, вызовите… Хотя нет, она вымокла, ещё замёрзнет. – Участковый поскрёб лысину. – Ладно, поехали. Потом свою панихиду отслужишь.
– Куда едем? – спросил священник, наскоро собирая свою утварь.
– В посёлок. По дороге вызову людей. Давай-давай, быстрее.
Нику запихнули на заднее сиденье, и внедорожник покатил прочь от красного болота. Болтаясь и подпрыгивая вместе с машиной, священник откопал в куче вещей термос, отвернул крышку, кое-как налил что-то дымящееся и дал Нике.
– Давай, выпей, согреешься.
– Ей бы спирта, – с переднего сиденья произнёс участковый.
– И чай сойдёт. Пей, пей.
Зубы стучали о край крышки, рука сильно дрожала. Священник придержал чашку за донышко, и в горло Ники полился душистый горячий чай. Тепло прошло по горлу, даже до желудка. Ника закашлялась.
– Говорили же вам, не надо туда идти, – бормотал священник, наливая ещё чашку.
– Молодёжь, – отозвался участковый. – Им хоть кол на голове теши, всё равно по-своему сделают.
Машина подпрыгивала и раскачивалась из стороны в сторону. Кажется, горячий чай начал подниматься по горлу обратно вверх и грозил выплеснуться. Только этого не хватало.
Но скоро за окнами промелькнула брошенная деревня с аккуратными домиками, а значит, Красные Серпы совсем недалеко.
– Ч-ч-т-о-о эт-то? – Ника подбородком указала на крайний домик деревни.
– Раменка, – пожал плечами священник. – Давно заброшена.
Дальше он стал сосредоточенно закручивать крышку термоса, а в зеркале заднего вида мелькнули прищуренные глаза участкового.
– Куда? – спросил полицейский, когда машина въехала в Красные Серпы. – В отель?
– Нет! – Ника не ожидала, что голос уже вернулся, и выйдет так звонко.
– Давай ко мне, – сказал священник, вытягивая шею, чтобы видеть дорогу.
Машина остановилась у крайнего к церкви дома, синего с резными наличниками. Ника осталась сидеть в машине, потому что шевелиться всё ещё было трудно, а её попутчики выскочили и разбежались в разные стороны.
Новиков (надо же, как это фамилия участкового всплыла в памяти), нервно расхаживая у машины, что-то кричал в телефонную трубку.
– Всех, кого можно! Быстрее! Нужно прямо сейчас! Да, брать! И фонари!
Священник тем временем добежал до церквушки, открыл дверь и хорошо поставленным голосом гулко позвал:
– Аглая!
Но бабуля, что работала в отеле, появилась из-за угла церкви.
– А? Что? Уже вернулись? Я думала, позже будете, но баньку-то уже затопила, – приговаривала бабушка, семеня за священником.
– Баню, быстро! – скомандовал священник и снова подал Нике руки, чтобы помочь выбраться из машины.
– Охты, Матерь Божья! – закрестилась старушка, увидев Нику. – Это кто ж тебя так разукрасил?
– Баню, баню, – подгонял бабулю отец Александр, ведя Нику во двор.
– Сейчас, сейчас, – заторопилась бабушка. – Сию секунду, отец.
Священник отворил перед Никой низкую деревянную дверь и помог зайти в маленькое дощатое помещеньице с лавкой, мутным оконцем, вениками под низким потолком, пластмассовыми тазами и ковшами.
Ника плюхнулась на лавку и сидела там в полузабытьи, наблюдая, как вокруг суетилась старушка Аглая, а за окном мелькали то священник, то участковый.
Потом появилась большая вишнёвая «Газель», из неё высыпали люди в ярких оранжевых жилетах. Все загалдели, собираясь вокруг участкового. Ника толком не могла их рассмотреть, но вроде там был лохматый молодой парень в очках, ещё один – тоже молодой, но прилизанно-аккуратный, молодая рыжая женщина с седыми прядями, блондинистый парень примерно возраста Ники, девочка с длинной косой такого же возраста, рыженький кудрявый пухлячок (ему в пещерах будет трудно), тощая девушка с короткой стрижкой и ярким макияжем, ещё одна бледная девчонка с тонкими косичками-баранками.
– Ну-ка, пойдём-ка. – Бабушка Аглая ловко поставила Нику на ноги, сняла с неё мокрую холодную одежду и втолкнула в горячую мыльню, заполненную ароматным влажным паром.
Вокруг клубились душистые облака, а туман в голове наконец стал рассеиваться. Как раз вовремя, потому что бабушка Аглая окатила Нику сначала тёплой водой, потом горячей, потом кипятком. Потом ловко взбила мыльную пену и прошлась по волосам, лицу, руками и ногам Ники, отчего все ссадины больно защипало.
Ника окончательно пришла в себя, но вырваться не смогла – старушка одним ловким приёмом уложила её на лавку и стала хлестать веником. Ника попыталась возразить, сказав, что это лишнее, и вообще ей некомфортно находиться в бане с малознакомым человеком. Но её протест утонул в шуме веника, обжигающе хлещущего по спине.
– Ничего, всё пройдёт, – приговаривала бабуля. – Пар до костей проберёт, поправишься!
Нику уже пробрало до костей, причём буквально. Внутри будто огонь по жилам тёк.
Бабуля снова пару раз окатила Нику из таза, потом поставила на ноги и вылила на неё ещё несколько тазов. Потом вытолкала в предбанник, быстро прошлась по коже сначала тонким полотенцем, потом махровым. И ещё на голову накрутила целую чалму.
Достала откуда-то банку, отвернула крышку. Зачерпнула ком чего-то склизкого и шлёпнула Нике на щёку.
– Это мазь, целебная. Сразу всё заживёт, – приговаривала бабуля, легко уворачиваясь от рук Ники, пытающейся отказаться от целебной процедуры.
Потом бабуля через голову натянула на Нику цветастое платье, а сверху накинула тёплый халат.
– Теперь чай, – объявила бабушка, отворяя низенькую дверь.
Ника почти выскочила на улицу и первым делом глубоко вдохнула. Прохладный осенний воздух приятно охладил лёгкие и прочистил мысли. Но бабуля уже подталкивала её в спину, направляя к заднему крыльцу синего дома.
– А где? – Ника попыталась заглянуть за угол, чтобы попросить поисковиков привезти её рюкзак. Но дорога перед домом пустовала.
– Да уж отбыли. – Бабушка втолкнула Нику в дом и провела в небольшую кухоньку с белой печкой. – Садись, сейчас чаю налью.
Аглая налила Нике чаю из пузатенького заварника и небольшого электрического самовара. Как только Ника с трудом, маленькими глоточками, осилила первую обжигающую чашку, бабуля тут же налила вторую.
– Ну, чего не пьёшь? – требовательно спросила бабушка, глядя, как Ника дула на чай, от которого шёл густой пар. Она сильно обожгла язык и не хотела повредить ещё и пищевод.
– У меня где-то в костюме телефон… – Ника только теперь вспомнила, что зарядку оставила в рюкзаке.
– Сейчас принесу, – с готовностью сказала бабушка.
– Не надо, я зарядку всё равно потеряла.
– Тебе домой, что ли, позвонить?
– Ну да, – вздохнула Ника, наблюдая, как от её выдоха разошлись клубы пара.
– На, возьми мой. – И бабушка протянула Нике смартфон с большим экраном. Как-то этот гаджет не вязался с образом старушки, которая дрожь земли объясняла тем, что это Боженька чихнул. – Батюшка подарил, – пояснила бабуля. – Ему дети каждый новый год телефоны дарят, а старые он нам, старухам, раздёт. Вот, научил в тырнет выходить, а там можно разных других батюшек смотреть, а они ох умные, всё чешут языками, чешут по два часа кряду, и всё так подробно объясняют. Прямо всё знают – чего у них ни спросят… Ну, ты звонить-то будешь?
– А, да. – Ника, оказывается, таращилась на бабулю, открыв рот. – А у отца Александра есть дети?
– Есть. Только уехали отсюда уже давно. Может, оно и к лучшему. И никакой нечисти не надо, чтобы деревня-то вымерла.
– Что? – Ника подняла голову от смартфона, где по памяти набирала номер мамы.
– Ничего, – коротко ответила бабуля. – Говорю, пойду твою одёжу простирну.
Бабушка вышла из кухни, а Ника, глубоко вдохнув для храбрости, поднесла смартфон к уху и слушала протяжные гудки.
– Алло? – с подозрением произнёс мамин голос.
– Мам, это я…
– Ну, наконец-то! – вместо приветствия воскликнула мама. – Додумалась матери позвонить! Ты что, не понимаешь, что я тут места себе не нахожу! Уже собралась ехать в этот ваш, как его…
– Мам, да всё нормально. – Ника пыталась придать голосу бодрости. – Мы уже вернулись. Вернее…
– Что – вернее? – быстро спросила мама.
– В общем, ты можешь за мной приехать?
– А что такое? Ты где?!
– Да в Красных Серпах. Просто… просто… – И тут Ника пожалела, что не успела придумать хорошего оправдания для просьбы. – Я тут без денег…
– Потеряла, – мама не спрашивала, а констатировала факт.
– Ну да.
– А приятели твои?!
А вот на этот вопрос Ника вообще не знала, как ответить. По правде говоря, она даже не была уверена, что они живы.
– Я не знаю, где они, – уклончиво сказала Ника.
– Поругались, что ли?
– Вроде того.
– Они что, тебя бросили?! – с возмущением воскликнула мама.
– Скорее наоборот.
– Как это? – Мама, видимо, уже собралась произнести гневную тираду, но от неожиданности притормозила.
– Я ушла, а они там остались, в лесу. Их сейчас поисковики ищут.
– Вы заблудились? – продолжала допрашивать мама. – И, кстати, чей это номер?
– Мне местная бабушка дала позвонить. Я потеряла зарядку от своего телефона.
– Деньги потеряла, зарядку. Что ещё?
– Да почти всё, – вздохнула Ника. – Даже не знаю, где мой рюкзак.
– Это как? Такой-то огромный рюкзак?
– Мам, телефон чужой, я не могу долго разговаривать. Ты за мной приедешь?
– Ну конечно! Сейчас быстро соберёмся и приедем!
– Ну, пока.
Мама попрощалась и отключилась. Разнос Нике, разумеется, ещё предстоит. За то, что потеряла вещи. За то, что вся в ссадинах. Но не пугать же маму подробностями путешествия к урочищу.
Странно, но всё произошедшее не то чтобы стёрлось из памяти, а как будто спряталось за толстое мутное стекло. Наверное, нервная система так защищается.
– Поговорила? – спросила бабушка Аглая, входя в кухню.
– Да, спасибо. За мной мама приедет. Можно я её тут подожду? – Ника протянула бабуле телефон и широко зевнула.
– Конечно, можно. – Бабушка спрятала телефон в карман цветастого платья. – Вот что. Одёжа-то твоя совсем дырявая.
– Да ладно, – махнула рукой Ника. Вокруг всё поплыло, постоянно хотелось зевать.
– Знаешь, что, давай-ка на печку.
Бабуля снова подтолкнула Нику под лопатки и помогла забраться на тёплую печку, где было расстелено что-то мягкое. Бабушка положила Нике под голову подушку, которая тоже нашлась на печке и подала ей одеяло.
Тепло согревало и обволакивало, погружая в глубокий сон.
Когда Ника услышала рядом голоса, то даже не сразу поняла, где находилась. Вставать не хотелось, но кто-то топал совсем рядом, что-то стукало, громыхало и звенело. Ника разлепила веки и потянулась. И вспомнила, что лежит на печке в доме священника глухого посёлка.
Ника осторожно выглянула из-за занавесочки, которой, оказывается, прикрыла спальное место бабушка Аглая. Высокий мужчина в спортивном костюме стоял к ней спиной и разливал из трёхлитровой банки молоко по железным мискам. Он повернулся, и Ника узнала отца Александра.
– А, проснулась, – улыбнулся священник, заметив Нику. – За тобой скоро приедут, твоя мама звонила, дорогу спрашивала.
– Да, точно. Спасибо. А моя одежда? – Оказывается, Ника так и спала в халате, который дала ей бабушка Аглая.
– То, что от неё осталось, – пробормотал священник. – Мы твой рюкзак принесли. У тебя сменка-то есть?
– Есть, – радостно произнесла Ника. Отлично, не придётся ни в чужом халате красоваться, ни в своей рванине.
– Ну, вон твой баул. Переодевайся.
– А как вы поняли, что это мой рюкзак? – спросила Ника, выбираясь из-под тёплого лоскутного одеяла.
– Так на нём же написано. Бирка есть.
– А, точно. – Ника почувствовала, что краснеет. Она же сама на всякий случай прикрепила к рюкзаку бирку со своим именем и номером телефона.
Священник поставил миски одну на другую и вышел. Ника слезла с печки, вытащила из рюкзака смену белья и спортивный костюм. Приятно всё-таки надеть своё. Главное, не смотреть на руки и ноги, сплошь покрытые разномастными синяками, ссадинами и царапинами. И в зеркало тоже лучше не смотреть. Только подумав так, Ника тут же увидела своё исполосованное лицо в небольшом квадратном зеркале над умывальником.
Ну, хотя бы ничего не сломано, да и раны особенно не болят… А ведь бабушка их чем-то целебным обработала. Ай да старушка, ай да молодец. Завязав на память узелок, чтобы поблагодарить бабулю, Ника вышла из дома. Обошла садик и огород.
Священник внутри ограды церкви расставлял миски, к которым сбегались чёрные коты и кошки.
– Откуда здесь столько кошек? – спросила Ника, подходя ближе.
– Язычество. – Отец Александр выпрямился. Кошки, коты и котята сбегались к мискам, потягивались и лакали молоко. – Знаешь, есть такое поверье, что если прийти в полночь к церкви и засунуть в дверь чёрную кошку в мешке, то нечисть подарит неразменную монету. Так вот, местные повадились приносить сюда котят. Церковь-то ночью закрыта, так они ко мне в дверь да в окна эти мешки кидают.
– И что? – спросила Ника, фыркнув от смеха, когда представила, как в окно священника залетает мяукающий мешок.
– Ну, я кошек-то забираю, куда их девать.
– А монеты?
– А вот. – И священник вынул из кармана спортивных штанов целую пригоршню монет. Ника присмотрелась и узнала несколько кольцевиков, пару копеек разных веков и ещё целую горсть древних денег.
– И вам не жалко? – оторопела Ника. – Просто так раздавать?
– А чего жалеть-то? Хочешь, тебе подарю. А, ты не в курсе. – Отец Александр, кажется, только теперь заметил потрясённое моргание Ники. – Они же не настоящие.
– Как это? – только и смогла произнести Ника.
– Это реквизит. Бэлла… – Тут священник осёкся, сглотнул. Потом, вдохнув, взял себя в руки. – Когда Бэлла начинала свой бизнес здесь, она целую гору таких монет заказала. Чтобы туристов завлекать. Раскидала их по всей округе. Даже конкурсы проводила – кто больше найдёт. Ну, и чтобы видимость создать, что клад где-то рядом.
– Так это подделки, – выдохнула Ника, вспомнив, как они с ребятами чуть не перегрызли друг друга из-за этих монет. И тут Нику прошиб жар. Она снова вдохнула поглубже для храбрости и заговорила как можно быстрее, чтобы не передумать. – Я должна вам признаться. Я у вас из церкви монету украла, когда в тот раз тряхнуло, и икона упала, а монета прикатилась, я её подняла, а теперь не помню, где она. Мне очень стыдно.
– Это с иконы «Скорбящих радость»? – после паузы спросил батюшка.
– Нет, помню! – победно вскрикнула Ника и стала стаскивать кроссовку. Из-под стельки достала монету с иконы и найденный кольцевик. И протянула священнику.
– Вот видишь, – улыбнулся отец Александр и взял монету с иконы. – Если стыдно, то всё нормально. У нас их часто крадут, но знаешь, они всегда возвращаются. А кольцевик себе оставь. На память.
Ника крутила поддельную монету в руке, когда услышала знакомый звук мотора.
– Мам! – Ника побежала к вышедшей из машины маме и хотела её обнять, но мама, расширив глаза, отстранилась.
– Что с тобой? Кто это сделал?! Дружки твои?! Да я их всех посажу! Где они?! – Мама угрожающе закатила рукава, как она всегда почему-то делала, когда готовилась пойти в атаку.
– Они… – Ника вопросительно посмотрела на священника.
– А вы ещё кто? – требовательно спросила мама у отца Александра. Ясно, в спортивном костюме священника вполне можно принять за дачника или простого местного мужика.
– Я настоятель церкви Скорбящих Радость. Отец Александр.
Мама коротко кивнула. Отец Ники, стоявший чуть поодаль, засунув руки в карманы, тоже вяло кивнул.
– Так где твои приятели?
– Их здесь нет, – мягко произнёс священник. – Они в больнице. Так уж вышло.
– То есть? – Мама, казалось, была разочарована тем, что не сможет собственноручно задать трёпку дочкиным друзьям.
– Та светленькая девочка… у неё глубокий порез, большая кровопотеря. И скорее всего, руку спасти не удастся, там уже отмирание пошло. – Ника вспомнила пропитанную кровью повязку на плече Стаси и поморщилась. – Другая девочка, увы, осталась без глаза. Мальчик почти цел, хотя у него сломано несколько ребёр и обе руки, но это не критично. Он парень крепкий, на нём всё быстро заживёт.
– А Бэлла? – тихо спросила Ника.
– А вот с ней совсем всё плохо. Руки-ноги целы, а вот голова… Похоже, она окончательно умом тронулась. Всё кричала, что-то про награды, дочерей Еремея, что кто-то – не та. – Отец Александр глянул на Нику, она коротко мотнула головой. Лучше потом всё маме рассказать.
– Кто такая Бэлла? – требовательно спросила мама.
– Хозяйка отеля и организатор тура. Она шла за нами и… – Ника глотнула воздуха. – В общем, всё из-за неё.
– Ну я ей устрою, – угрожающе закивала мама. – Пусть только выйдет из больницы.
– Бог её уже наказал – отнял разум, – мягко произнёс отец Александр. – И вряд ли она когда-нибудь оправится.
– Это не значит, что я всё спущу на тормозах. Ладно, поехали! – скомандовала мама.
Отец давно демонстративно покашливал и с готовностью открыл дверь для жены и дочери. Священник принёс рюкзак Ники и то, что осталось от её походного костюма, и помахал на прощание рукой.