Алёна Александровна Будкина
Жизнь перед смертью
Глава 13
– Твоя работа закончилась. Я займусь сведением и мастерингом. Это займёт не больше двух недель. Я с тобой свяжусь.
– Хорошо.
Мы с Ильёй жмём руки, и я направляюсь к выходу. Открываю дверь. Меня сразу же обдаёт горячим воздухом. От такой жары хочется побыстрее убежать и скрыться.
Идти пешком под пеклом нет желания. Вызову такси.
Дома встречает долгожданная прохлада. Я иду на кухню и выпиваю бутылку холодной воды. Закрываю шторы. В квартире стоит тишина. Лёши нет? Прохожу в гостиную. Там, на диване, сидит он, низко опустив голову. Я стою возле него минуту, но фигура передо мной остаётся неподвижной.
Я тихо подхожу к дивану и аккуратно сажусь в полуметре от него.
– Лёша?
В этой гробовой тишине получается говорить только шёпотом. Медленно поднимает голову. От влажных покрасневших глаз по коже пробегают мурашки.
– Что случилось?
– Моя сестра… – Делает долгую паузу. Сглатывает, – покончила с собой.
В горле моментально пересыхает.
– Как? – Что за вопрос? С ума сошла?
– Спрыгнула с крыши двадцатиэтажного дома. Она… оставила записку в телефоне: «Простите, я больше не могу страдать». – Зарывает лицо руками. – Ей всего пятнадцать… Было.
Нужных слов не находится. Я сажусь ближе и обнимаю его. Лёша кладёт голову мне на плечо. Слова сейчас не помогут.
Спустя час такого сидения я отлучаюсь в туалет. Снова тошнота, рвота, лёгкое головокружение. Лёша сам не свой. В его состоянии это нормально. Я могу только быть рядом. Весёлый настрой исчез.
Я возвращаюсь с холодной водой. Лёша сидит, откинувшись на спинку кресла, и смотрит куда-то вниз. Ставлю бутылку на пол и сажусь рядом.
– Как я мог не заметить, что ей было так плохо?
– Не бери всю вину на себя. Ты не можешь знать точно, что чувствует другой человек, если он сам ничего тебе не говорит.
В таком состоянии человека легко убедить почти в чём угодно.
– Как это могло случиться? – на его глазах наворачиваются слёзы. – Очевидно ведь, что страдания не вечные. Всё бы прошло. Почему она поступила так?
– То, что очевидно взрослым, не всегда понятно детям.
Стараюсь говорить спокойно, пока голос Лёши постоянно срывается. Я ведь тоже могла покончить с собой, когда узнала об опухоли. Если бы я это сделала, я бы не узнала, какого это – жить в удовольствие. Не встретила бы Лёшу.
Лёша… Я ведь тоже скоро умру. Сейчас наши отношения серьёзны, я знаю, что он меня любит. Знаю. И продолжаю скрывать.
Прошли сутки со дня смерти сестры. Он почти всё время говорит о ней: вспоминает совсем маленькой, как они играли, он водил её в детский сад; как она рассказывала только ему о своих проблемах, секретах и радостях; как он учил её готовить…
Поток слов не прекращался, мне оставалось только кивать и отзеркаливать его реакции, держать за руку и обнимать, когда слёзы не могли больше оставаться в уголках глаз.
Судороги и рвота преследовали меня всё чаще, но я не обращала на них внимания. Хорошо, Лёша был не способен что-либо заметить.
Так продолжалось два дня. Я почти не отходила от любимого, пока не наступил день похорон. Он попросил меня пойти с ним, я согласилась.
Солнце особенно яростно печёт. Мы в чёрном стоим перед гробом с девочкой. Следов макияжа нет, как и ссадин. Значит, она упала на спину.
За спиной перешёптываются бабки:
– Это же какой надо быть эгоисткой, чтобы такое сотворить?
– И не говори. Бедные родители.
Я опускаю голову. Заткнитесь. Конечно, покончить с собой не самое разумное решение, но это не отметает страдания, которые пережила девочка. Родители? Да, им тяжело. Но, может быть, кто-нибудь подумает о ребёнке, которому было так больно, что он не смог это выдержать? Идиоты.
Родственники подходят по одному и кидают горсти земли. Гроб закапывают. Ветра нет.
Говорят, что близким больного всегда тяжелее, чем самому больному. Очередная бредовая мысль. Близкие пострадают, поволнуются и вернутся к своей привычной жизни. А больному с этим жить. Мучиться от болезни долгие сутки, а в случаях, подобных моему, доживать остатки жизни, зная, что будущего у тебя нет.
После смерти родным будет больно. Но с каждым днём, месяцем, годом боль будет утихать. Через несколько лет они будут вспоминать его на семейных или дружеских застольях, а затем переходить к более насущным темам.
А для умершего уже ничего нет.
Существуют тяжёлые случаи, при которых человек страдает всю жизнь или вовсе не может пережить смерть близкого. Но это скорее исключение, чем правило.
Обхватываю взглядом окружающие могилы. Я скоро лягу рядом с ними.
Проходит неделя. Лёша постепенно приходит в себя.
Он идёт в душ. Я сижу на кровати, немного согнув колени, с полотенцем на плечах. Всё приходит в норму. Если может справиться со смертью сестры, то и с моей сможет.
Да. Определённо. Всё хорошо.
Лёша возвращается из душа в футболке и шортах. Садится напротив меня, немного правее.
– Спасибо, что была со мной всё это время.
– Не стоит. Я же твоя девушка.
Лёша поднимает руку и кладёт её на мою ногу. Я… не чувствую его прикосновения. Пытаюсь пошевелить пальцами. Получается. Что с чувствительностью?
– Аня… в последнее время тебя часто тошнит, иногда ты делаешь странные резкие движения. Это уже не похоже на отравление. Может, обратишься к врачу?
Каждый внутренний орган сжимается. Так он заметил?
– Н-нет. Всё нормально. Я всегда начинаю дёргаться от стресса.
– У тебя проблемы?
– Да так, семейные заботы. Не бери в голову.
– А тошнота и рвота? Ты не беременна?
– Нет. Точно нет.
Мозг начинает работать в ускоренном режиме.
– Тогда из-за чего это?
– У меня язва желудка.
– Ты не говорила про это.
– Не хотела тебя нагружать.
– Глупости. Я же готовил столько еды, которую тебе нельзя. Нужно было сразу сказать.
Меня снова тошнит. Только на этот раз от собственного вранья. Я вру любимому человеку. Становится мерзко от себя.
Докатилась.
Глава 14
На календаре восемнадцатое августа. На улице становится прохладнее. Надеваю кофту, прежде чем пойти в студию звукозаписи.
Я сама прохожу в кабинет с креслами. Илья сидит перед монитором, повернув голову ко мне.
– Садись. Вот что у меня получилось, – включает трек.
– Это… идеально. То, что я хотела. Спасибо!
Илья улыбается. Он явно доволен моей реакцией.
– С тобой было приятно работать. Приходи ещё, с новыми текстами.
– Обязательно.
Я выхожу из студии. Дверь за моей спиной закрывается. Обязательно… Поворачиваюсь в сторону дома и медленно иду, обдуваемая лёгким ветром. У меня есть собственная песня. Работать над ней было невероятным наслаждением. Я бы написала ещё десятки таких. Но не успею.
Мысли возвращают в реальность. Я умираю. Недолго мне осталось радоваться. Поднимаю голову вверх. Пройдёт несколько месяцев и моя жизнь закончится. Совсем. Не будет больше беспорядочного режима сна, музыки. Лёши.
Подступают слёзы. Почему я не жила так раньше?…
Так. Хватит. Мотаю головой, стряхивая слёзы и грустные мысли.
Песня. Что мне теперь с ней делать? Смотрю по сторонам. Город живёт своей привычной жизнью. Есть ещё одна детская мечта: выступать на сцене. Может, есть какие-нибудь любительские концерты?
Сажусь на скамейку. Погода чудесная: тёплые солнечные лучи и лёгкий, приятный ветер. Вместе с приглушёнными звуками улицы создаётся непередаваемая умиротворённая атмосфера.
Достаю телефон и забиваю в поисковик: «любительские музыкальные концерты». Из первого же сайта узнаю, что сейчас проходит неделя последних летних выступлений. «Подробнее по телефону…» Звоню.
– Я организатор фестиваля, здравствуйте.
– Здравствуйте. Я бы хотела узнать, можно ли выступить со своей песней?
– Да, конечно. Вы хотите выдвигаетесь как группа? Сколько композиций исполняете?
– Соло. Одна.
– Есть свободное место через четыре дня. Подходит?
– Да, вполне.
– Тогда мне нужны Ваши данные…
Поверить не могу. Всё так легко? Неужели все эти возможности всегда были у меня под рукой?…
Из кухни раздаётся шкворчание и запах жаренного мяса. Аппетит мгновенно пробуждается. Радостное волнение захлёстывает с головой. Усидеть на одном месте невозможно. Я подбегаю к Лёше и обнимаю его сзади. От неожиданности он немного наклоняется вперёд, не подавив резкий вдох.
– Напугала. – Возвращается к переворачиванию стейков.
– Моя песня готова! – с лица не сходит улыбка.
– Вау! Поздравляю. Включи.
– Нет, – отпускаю его.
– Почему? – поворачивается с лопаткой в руке. Милый фартук.
– Послушаешь на фестивале.
– Каком фестивале? – Мне нравится удивление в его голосе.
– Тот, на который я записалась час назад. Я выступаю через четыре дня.
– Ого! Это круто. Я обязательно приду. Только мне нужно будет уехать сегодня.
– Куда? – сажусь за стол, сложив на него руки.
Он стоит передо мной вполоборота.
– К маме в другой город. Она не может отойти от смерти сестры. Я должен её поддержать.
– На долго?
– На два-три дня.
Бурная радость немного утихает. Три дня без Лёши… Не самая приятная перспектива.
– Не расстраивайся. Я приеду, и мы вместе пойдём на твоё дебютное выступление. – И снова эта притягивающая улыбка. – Нужно отпраздновать рождение твоего творения. Я купил мороженное. Позже можем сходить за выпивкой и закусками.
От этого милого личика настроение не может не улучшиться.
– Мы с тобой ведь ещё ни разу не пили вместе.
– Сегодня мы это исправим. А сейчас, – выкладывает мясо на блюдце, – стейк по французски.
Просыпаюсь в непривычной тишине. Встаю и иду на кухню через гостиную. Здесь остались следы вчерашнего празднования в виде пустой бутылки вина и тарелок с остатками закусок на кофейном столике.
На кухне слышно чириканье птиц. Залпом выпиваю стакан воды. Без Лёши как-то пусто.
В холодильнике ничего. Я возвращаюсь в гостиную и сажусь на мягкий диван под лучами палящего солнца. Вставать и закрывать шторы лень. Начинаю поглощать оставшиеся чипсы, морепродукты, сыр и овощную нарезку.
До выступления три дня. Нужно подготовиться: отрепетировать, подобрать одежду, макияж. Ох. В последний раз я стояла на сцене на выпускном в школе. На меня будут смотреть люди. Много людей. И страшно, и хочется побыстрее там оказаться.
Начну с репетиций. Нет, сперва уборка.
Нахожу гитару в прихожей. Вытаскиваю её из чехла и устраиваюсь на полу под кондиционером у окна в гостиной. Легко провожу по струнам. В том, что Лёша уехал, есть плюс: я могу спокойно репетировать дома.
– Когда ты приедешь?
Я сижу на кровати, держа перед собой телефон с любимым на экране. Он стоит на балконе и сливается с вечерним небом. Два дня за гитарой пролетели незаметно. Завтра последний день для подготовки.
– Завтра вечером.
– Приготовлю свою фирменную овощную запеканку.
– Хорошо, – улыбается. – Чем займёшься в оставшееся время без меня?
– Выбором одежды и репетициями.
– Ты уже на автомате поёшь и играешь.
– Я боюсь ошибиться. Всё-таки это моё первое выступление, – и последнее. – Я хочу сделать всё идеально.
– Не волнуйся сильно. Ошибка – не проблема. Делай вид, что всё идёт по плану. Никто, кроме тебя, не знает, как должно быть.
– И правда. Это успокаивает. Как прошёл твой день?…
Я стою перед зеркалом среди куч вещей в очередном наряде. Опять не то. С раздражением снимаю одежду. В моём гардеробе нет ничего, что подойдёт к фестивалю. Остаётся только идти в магазин. Я быстро собираюсь и уже через час оказываюсь в магазине одежды.
Штаны или платье? Лучше штаны. Какого цвета? Не имею представления. Прохожу между рядов с одеждой. Может, лучше начать с верха? Иду к отделу с верхней одеждой. В глаза сразу бросается чёрная кожаная куртка с красными, жёлтыми, голубыми и зелёными вставками. Я беру её, кручу вешалку в руке и иду в примерочную. Это косуха. Осматриваю себя в зеркале со всех сторон. Не слишком ли ярко? Я похожа на попугая. Да и не носят уже такое. И жарко в ней будет. Но она такая красивая и на мне идеально сидит. Но я буду выглядеть нелепо…
Опять я думаю о каких-то глупостях. Это моё первое и последнее выступление. Сделаю всё так, как хочу я.
Я хожу по дому без остановки. Уже семь вечера. Лёша написал, что едет в такси. Хочу увидеть его, услышать голос. Трепетное волнение – одно из самых противоречивых чувств. И приятных.
Входная дверь открывается. Я бегу из гостиной в прихожую. На пороге стоит обычный Лёша со своими мягкими чёрными волосами, пухлыми губами, татуировкой и космической улыбкой.
Я на мгновение останавливаюсь в метре от него, затем прыгаю с объятьями, скрещивая ноги на его спине. Лёша держит меня за бёдра. Секунда – и мы оба втянуты в поцелуй.
Прижимаюсь лицом к его груди.
– Я скучала, – получается шёпотом.
– Я тоже.
Из глаз чуть ли не покатились слёзы, когда я услышала знакомы нежный голос. Да что со мной? Когда я стала такой чувствительной? Нормально испытывать такие сильные чувства?
С утра жутко болит голова. Таблетки не помогают. После тройной дозы становится немного легче.
Я выступаю в двенадцать, ещё есть много времени. Мы его тратим на разговоры ни о чём и распевку.
Пора собираться. Выхожу из спальни в той самой косухе и красных кожаных брюках. Лёша встречает меня в гостиной.
– Выглядишь, как звезда.
Приближается, чтобы поцеловать. Я прижимаю к его губам указательный палец.
– Помаду смажешь.
Целует палец.
– Идём. Не забудь гитару.
На площади оживлённо. Вокруг открытой сцены толпятся люди. На ней выступает группа. Как волнительно… Стараюсь глубоко дышать, но это не помогает.
Мы быстро находим организатора, и меня ставят в очередь. Передо мной один человек: девушка, скорее всего вокалистка, в нежно-зелёном платье. Позади выстраиваются люди.
Время пролетает незаметно, мне пора подниматься на сцену. Лёша ободряюще хлопает по спине. Я выхожу после объявления под громкие аплодисменты. Сажусь на круглый вращающийся стул без спинки перед микрофоном. Удобнее перехватываю гитару. Из колонок звучит музыка. Хлопки затихают.
Я касаюсь струн кончиками пальцев. Осторожно их перебираю. Лишь бы не порвались. Нужно было заменить струны перед выступлением.
Слова на раз, два…
… Моя жизнь была такой,
Какой все её хотели видеть,
Кроме меня…
Почти вся жизнь прошла по чьей-то указке: родителей, друзей, общества.
И что в итоге?
… Со всех сторон:
«Ты должна делать так
И никак иначе.
Ты должна. Ты обязана.
Должна…»
Все говорили мне, как я должна себя вести, что говорить и чувствовать. А я слушалась, ведь «взрослые лучше знают».
… Быть собой оказалось слишком сложно.
Повсюду оскорбления и осуждающие взгляды.
И я сдалась. Убила себя изнутри,
Чтобы никто больше не смог увидеть
Ту мечтательную девочку, полную надежд…
В нашем обществе порицается проявление индивидуальности, особенно если она позволяет добиться того, что не смогли другие. «Странных» старается оскорбить и унизить каждый неудачник. Людям, с диапазоном мышления как у зубной щётки, не нравится всё, что выходит за рамки их представлений. Раз они несчастны, то все должны несчастными.
… Я так долго была не собой,
Что совсем потеряла себя.
И сейчас, остановившись,
Я думаю об одном: «Кто же я?»…
Я стала как все. Старалась жить и думать как они. Поначалу я страдала, но потом смирилась. Старалась быть нормальной по меркам общества. Нормальной… Ненавижу это слово.