Алвин Рис
Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе

Полная версия

Часть вторая
Мир значений

Фиг. 1. Карта Ирландии

III. Тьма и свет

И отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму – ночью.

Быт. 1:4–5

1

Чередование дня и ночи, света и тьмы имело очень большое значение для кельтов, как, впрочем, и для многих других народов. В нем проявлялась основополагающая двойственность, у которой было множество иных выражений. Даже сейчас люди, умершие ночью, кажутся ближе к Иному миру, чем те, кто умерли при свете дня. Рожденный ночью, как принято считать, может видеть духов и привидения, незримые для детей дня¹. Чудесное и волшебное активизируется после захода солнца, ночь принадлежит Иному миру, и потому смертным в это время подобает искать безопасности у своего очага. В Ирландии крестьяне до сих пор убеждены, что человеку лучше не оставаться вне дома в ночные часы. Запоздалые путники могут потревожить «малый народец», более того, они рискуют увидеть среди них призраки своих умерших близких. В деревнях считают, что даже находясь дома, лучше лечь спать пораньше, так как по ночам, с десяти до двенадцати, к домам тихо приближаются духи умерших. Они входят, лишь когда в давних жилищах царит тишина и покой, вот почему из уважения к ним надо ложиться спать рано, оставив на кухне прибранный очаг и аккуратно расставив скамьи. Выплескивать ночью грязную воду или выбрасывать золу категорически запрещено, иначе духи умерших будут потревожены; опасно также свистеть ночью на улице или громко звать детей по имени. Но как рассвет разгоняет тьму, так и пение петухов прогоняет духов и эльфов в их жилища: наша ночь – их день, а наш день – ночь². Погружаясь в атмосферу этих верований, начинаешь понимать, что именно ночь – самое благоприятное время для гаданий, ворожбы, бдений по покойнику и рассказывания разных фантастических историй.

Подобно тому как сутки делятся на две половины, так и год состоит из лета и зимы³. 1 мая знаменует начало лета, 1 ноября – начало зимы, и эти два праздника делят год на два сезона по шесть месяцев каждый. Лето – время, когда природа бодрствует и молодежь обыкновенно стремится покинуть зимние жилища и уйти на лето вместе со стадами в холмы, леса, долины и т. д. После 1 ноября (Самайн) все они возвращались домой и проводили долгие зимние вечера за домашними ремеслами, слушая у очага удивительные истории. Точно так же фении обычно проводили летнее время, от Бельтана (1 мая) до Самайна, в лесах, занимаясь войной и охотой, но в период от Самайна до Бельтана они квартировали у оседлого населения.

Фиг. 2. Структура календаря из Колиньи

Зима – темное время года, когда природа спит, лето уходит в нижний мир и земля холодна и неприветлива⁴. В Уэльсе январь называли «темным месяцем». Первый месяц зимы, ноябрь, в Шотландии, Корнуолле и в Бретани также называли «черным» или «темным» месяцем; а разгар зимы шотландцы традиционно называли an Dudlachd («мрак»)⁵. Зима – время «парада мертвецов», предводительствуемых своим мрачноликим «королем», символ власти которого – меч, коса или серп⁶.

Само время состоит из постоянного чередования противоположностей: света и тьмы, тепла и холода, жизни и смерти. Календарь из Колиньи (галльский календарь, выгравированный на бронзовых пластинах и найденный во время археологических раскопок во Франции в 1897 г.) свидетельствует о еще более последовательной дихотомии применительно ко всем месяцам года. Хотя многие названия месяцев записаны сокращенно, что не позволяет с уверенностью их реконструировать, принципиальная структура календаря достаточно ясна. Он рассчитан на пять лет, что кажется нам знаменательным в свете свидетельства Диодора, что континентальные кельты обыкновенно приносят свои жертвы раз в пять лет. Эти пять лет состоят из 60 месяцев, дополненных двумя «интеркалярными» месяцами – одним в начале цикла, а вторым в середине. Второй дополнительный месяц делит, таким образом, весь цикл на две равные половины, по два с половиной года каждая. В календаре весь цикл записан в 16 столбцов (фиг. 2). В каждый столбец последовательно вписаны галльские названия месяцев, и читать каждый столбец надо сверху вниз.

Первая половина года начинается с месяца, называемого Samon, а вторая половина – с месяца, называемого Giamon, а оба эти слова соотносимы с названиями соответственно лета и зимы в живых кельтских языках. Исходя из этого, первые интерпретаторы календаря Колиньи сделали вывод, что Samon был центральным месяцем лета, а Giamon – зимы⁷. Либо Samon и Giamon могли означать также первые месяцы лета и зимы соответственно, соотносясь, таким образом, с современным маем и ноябрем, двумя поворотными точками традиционного кельтского года. Однако есть основания и полностью пересмотреть это предположение⁸. Хотя в ирландском языке основа sam означает «лето», словом Samain (cp. Samon), как ни странно, называется канун ноября, начало зимней половины года – время традиционных рассказов и празднеств, а в христианские времена – период, на который падает большая часть церковных праздников. Календарь из Колиньи, как и церковный календарь, был своего рода «расписанием ритуалов», и сам факт, что большая их часть сосредоточена в первой половине года, заставляет предположить, что в традиционных календарных представлениях зима предшествовала лету и что, таким образом, как ни парадоксально, Samon действительно был первым месяцем зимы, а Giamon – первым месяцем лета. Такой порядок следования времен года согласуется с известным свидетельством Цезаря, гласящим, что у кельтов ночь предшествует дню. Галлы, как говорит он, называют себя сыновьями бога Ночи и «исчисляют и определяют время не по дням, а по ночам, день рождения, начало месяца и года они исчисляют так, что сперва идет ночь, за ней день»⁹. Порядок времен года не имеет для нас здесь важного значения, но для простоты мы предположим, что первая половина пятилетнего цикла начиналась с зимы, а вторая – с лета.

Месяцы года, в свою очередь, подразделялись на два разряда. Шесть – протяженностью тридцать дней – помечены знаком MAT, другие шесть – протяженностью 29 дней – помечены знаком ANM¹⁰. MAT (cp. ирл. maith и валл. mad), возможно, означало «хороший», тогда как ANM, вероятно, было сокращением от AN МАТ «нехороший». Нам представляется уместным провести здесь параллель с афинским календарем, где тридцатидневные месяцы назывались «полными», а двадцатидевятидневные – «пустыми». На юго-востоке Азии эти два типа месяцев назывались «полными» и «ущербными» и, соответственно, чередовались в правильной последовательности¹¹. Месяцы MAT и ANM в календаре из Колиньи тоже чередуются, за одним исключением. Если бы это чередование соблюдалось на протяжении всего пятилетнего цикла, то и Samon, и Giamon оказывались бы МАТ-месяцами по тридцать дней в каждом. Но, видимо, чтобы этого избежать, производилась своего рода перестановка, так что первая половина каждого года – ритуально более значимая – и первая половина цикла в целом начинались и кончались МАТ-месяцем, а вторые половины годов и циклов начинались и кончались соответственно ANM-месяцем. Таким образом, если исключить дополнительные месяцы, обе половины цикла состоят из тридцати месяцев, образуя, так сказать, по «месяцу месяцев», тоже разных – MAT и ANM.

Эта же модель видна и в структуре самих месяцев. Каждый состоит из двух частей, в первой из которых дни пронумерованы от первого до пятнадцатого, а во второй – до пятнадцатого или до четырнадцатого в зависимости от длины месяца. Как в индийском и некоторых других календарях, первая половина, без сомнения, была «светлой половиной» лунного месяца, другая же – «темной половиной», однако и здесь, как в случае времен года, трудно решить, какая половина считалась светлой, а какая – темной. В календаре из Колиньи между этими половинами вписано слово ATENVX, которое интерпретируют либо как «обновление», либо как «возвращающаяся ночь». Первая интерпретация может быть соотнесена с принципом, отмеченным еще Цезарем. С другой стороны, Плиний говорит, что друиды обыкновенно начинают отсчет своих месяцев с шестого лунного дня¹², и если они считали от новолуния, то месяц начинался со светлой половины. Интересно, что в Индии отсчет месяца на юге начинали со светлой половины, а на севере – с темной¹³. Таким образом, продолжая эту аналогию, можно предположить, что год и даже весь цикл начинался с зимы в одной половине страны и с лета – в другой. В принципе, правомерны оба подхода. Уподобленная первозданному хаосу, который предшествует сотворению космоса, и беременности, которая предшествует родам, тьма предстает началом начал, но как символ смерти и разрушения она же и завершает светлый день.

Данную дихотомию можно наглядно представить следующим образом:

                                ночь и день

темная половина месяца и светлая половина месяца

                      МАТ-месяц и ANM-месяц

                                 зима и лето

              Samon-полуцикл и Giamon-полуцикл

Каждый полуцикл при этом состоит из пяти времен года: в одном, соответственно, оказывается три зимы, а в другом – три лета:

А. зима: лето: зима: лето: зима

Б. лето: зима: лето: зима: лето

Символическое значение дня и ночи как микрокосмоса времени и поистине «всего мира» как нельзя более ясно выражено в одной из повестей «Лейнстерской книги»¹⁴. После того как Дагда поделил все сиды Ирландии между вождями Племен богини Дану, Мак Ок пришел к нему и стал просить у него земли для себя. «Для тебя у меня ничего не осталось, – сказал Дагда, – я уже закончил раздел». – «Тогда разреши мне, – попросил Мак Ок, – провести день и ночь в твоих собственных владениях». Дагда согласился.

На следующий день Дагда явился в свой сид и сказал: «Твое время истекло, уходи». – «Нет, я не уйду, – ответил ему Мак Ок. – Ведь день и ночь – это и есть весь мир. И отдал ты мне все, чем сам владел». После этого Дагде пришлось уйти, а Мак Ок по праву занял его сид. Этот же мотив встречается в саге «Сватовство к Этайн», но там его значение выражено менее загадочно. Там Мак Ок тоже хочет навсегда отнять у Элкмара бруг (крепость, укрепленный холм), который до этого попросил на день и на ночь, «ибо не бывает в мире иного, кроме дней и ночей». Точно так же молодой Конхобар обманом присваивает себе власть над уладами, сместив их короля Фергуса Мак Ройха, обещавшего ему королевскую власть на год (точнее – на зиму и лето)¹⁵. Поведение Конхобара в данном случае носит характер сугубо политический, но для нас важно, что его хитрость удается благодаря многозначности слов, потому что действительно «не бывает в мире ничего, кроме зимы и лета». Как мы увидим в дальнейшем, король Конхобар персонифицирует саму идею Года, поэтому есть основания видеть в Мак Оке персонификацию Дня. Вспомним, что свое имя, буквально означающее «молодой сын», он получил от матери в знак того, что был зачат и рожден ею в один день, волшебным образом продленный Дагдой¹⁶.

2

На границе двух различных периодов времени проявляется некая таинственная сила, обладающая склонностью делать и добро, и зло. Известно, что некоторые действия запрещалось совершать на восходе солнца и на закате, потому что это были традиционно опасные моменты поворота времени. Однако, с другой стороны, следует вспомнить, что утренняя роса и вообще – вода, добытая на рассвете, обладали особыми лечебными свойствами; точно так же лекарственные травы рекомендовалось собирать на закате, чтобы действие их было эффективнее¹⁷. Естественно, что эти магические силы наиболее активны в канун ноября и в канун мая – точки, делящие год пополам. Эти два кануна (а также канун дня середины лета) носили в Уэльсе название «ночи духов»¹⁸. Всюду, где жили кельты и где было распространено их культурное влияние, традиционно считалось, что в эти дни, точнее ночи, силы хаоса максимально активны, феи являются людям, колдуны занимаются волшебством. Будущее в эти моменты открывается во всевозможных предвестьях. Традиционная для этих дней обрядность во многом сродни традиционным празднованиям Нового года – например, гаданиям и освещению жилища огнем, взятым из ритуального костра. Однако атмосфера самих этих праздников существенно различалась, поскольку посвящались они временам года, резко контрастирующим друг с другом.

Современный Хэллоуин, канун зимы, был праздником торжественным и таинственным. В эту ночь открывались сиды и их обитатели выходили наружу, причем в куда более реальном смысле, чем в иные ночи. Живые могли видеть возвратившиеся души умерших. В Ирландии до самого недавнего времени в эту ночь люди старались не покидать домов без крайней необходимости, а если все же оказывались на улице, то старались держаться подальше от кладбищ. Если за спиной им слышались шаги, то ни в коем случае нельзя было оборачиваться, чтобы не увидеть мертвецов, идущих по следам¹⁹. В Уэльсе говорили, что в эту ночь призраки караулят у каждого перелаза. На крыльце ставили для мертвых специальную еду, называемую bwyd cennad y meirw (букв. «пища головы мертвеца»), двери оставляли незапертыми, и прежде чем лечь спать, домочадцы прибирали у очага, чтобы все было готово к визиту умерших родичей²⁰.

Совсем иначе отмечался этот праздник в Шотландии, хотя суть его оставалась той же. Это была ночь «зла и беды»²¹, и внушаемый ею ужас намеренно усиливался особыми ряжеными, персонифицировавшими духов умерших: неженатые молодые люди в одиночку или группами разгуливали по деревне, с закутанными или зачерненными лицами, в белых одеждах или задрапированные в солому. В эту ночь исчезала граница между живыми и мертвыми, а до некоторой степени и между полами, потому что юноши переодевались девушками, а иногда и девушки переодевались юношами. Всеобщий хаос еще усиливался злыми проказами. Ряженые врывались в деревенские усадьбы, уносили прочь плуги, повозки, а иногда и ворота, а затем бросали в канавы и пруды, лошадей уводили со двора и бросали на чужих полях. Покушались даже на мир и покой дома: двери сотрясались от ударов капустных кочанов, украденных на чужих огородах, дымоходы забивали торфом, сквозь замочные скважины пускали дым в комнаты²².

В эту же ночь традиционно практиковали разного рода гадания; именно в канун зимы можно было узнать, каким будет весь год, кто женится или выйдет замуж и за кого. В Уэльсе храбрец, рискнувший уединиться в церковном притворе, слышал в полночь голос, выкликающий имена тех, кто умрет в течение года, но это было опасно, потому что среди имен обреченных всегда можно было услышать и собственное имя. Девушки в эту ночь обыкновенно гадали о женихе, однако и тут смерть всегда пряталась за углом: вместо лица будущего мужа можно было увидеть гроб. Интересно, что в традиционной технике этих гаданий обычно фигурировали орехи и яблоки – плоды двух деревьев, ассоциируемых кельтами с Иным миром.

Осмысление Нового года как своего рода вневременья, момента, когда прежний порядок исчерпал себя, а новый еще не создан, характерно для многих регионов²³, однако в других странах это отношение, скорее воплощается в желании победить хаос, а не дать ему воцариться. В празднике же Хэллоуина намеренное стирание границ между живыми и мертвыми, между мужчинами и женщинами, между своим добром и чужим, а в гаданиях – между настоящим и будущим символизирует возврат хаоса. Знаменательно, что «день и ночь», которые Мак Ок в вышеупомянутой повести отождествляет с временем вообще, – это день и ночь Самайна. В дохристианской Ирландии этот день имеет отчасти природу вечности. Отвлекаясь от костров, приходится признать, что о позитивной стороне обрядности Самайна мы, к сожалению, почти ничего не знаем, – до наших дней это не дошло. Хэллоуин открывает зиму, и многое из сверхъестественного этой ночи, когда человек кажется бессильным в руках судьбы, продолжает доминировать до рассвета следующего времени года – лета.

Праздник же кануна лета имеет как положительный, так и отрицательный аспект. Да, в этот день феи тоже могут нанести человеку вред, а ведьмы безнаказанно могут украсть молодняк и будущий урожай, но все же, как бы ни была опасна ночь кануна лета, ее опасности совсем иные, в ней нет жуткой близости сил смерти, которая отличает ночь Хэллоуина. Иной мир не вторгается в этот мир; удача человека в будущем году, может быть, и висит на волоске, но все же он не сталкивается лицом к лицу с неотвратимой судьбой. Более того, можно принять действенные меры, чтобы отвести беду. Разрешено следить за тем, чтобы колдуны не украли молоко первой дойки и не зачерпнули воды из колодца на заре первого майского дня; есть и другие способы отвести угрозу колдовства – например, отказ делиться водой, пищей или огнем. Ветки рябины, укрепленные над входом в дом и хлев, отгонят колдунов и фей. И если в фольклорных источниках содержится относительно мало сведений о том, что происходило в первый день зимы, 1 ноября, то опасности кануна мая – всего лишь прелюдия к радостям первого дня лета, а это и любование восходом солнца с вершины холма, и купание в утренней росе, и питье воды из колодца перед рассветом, и собирание листьев и цветов, и украшение одежды зеленью, а не соломой. То был рассвет нового, упорядоченного дня; солнце в этот день вставало рано, и люди тоже, а их ритуальная рачительность и бережливость к имуществу составляли резкий контраст хаотическому, разрушительному разгулу ночи Хэллоуина.

3

Если базовой для кельтской концепции времени была двухчастная структура, то смысл других временны´х моделей, предполагающих четырехчленное деление (дня – на утро, день, вечер и ночь; месяца – на четверти; года – на весну, лето, осень и зиму)²⁴, выходил за пределы чисто временны´х представлений. И моментам, знаменующим соединение этих четвертей, присуща толика той значимости, какую придавали великим поворотным пунктам года. В полдень и в полночь, равно как на восходе и на закате, завеса между этим и незримым миром становилась предельно тонкой. В полдень можно было стать очевидцем «похорон эльфов», и в полдень же наступало благоприятное время для изгнания колдовского ребенка-подменыша. Полночь традиционно считалась «часом колдовства», когда феи и призраки становились видимы человеческому глазу, и идти в этот час на кладбище было дерзостью, за которую неминуемо ждет расплата.

Ночь св. Бригиты (канун 1 февраля) делила зимнюю половину года на зиму и весну; Лугназад (Lugnasad, 1 августа) делил летнюю половину года на лето и осень. День св. Бригиты (Imbolc) знаменовал начало весны; в Ирландии канун этого древнего праздника традиционно сопровождается различными обрядами и гаданиями. К тому времени, когда деревья в мае надевали свой зеленый наряд, весенние работы были уже завершены. Лето кончается в июле, и Лугназад, первый день осени, был традиционным праздником урожая, причем по значимости он соперничал с Самайном и Бельтаном. Ко дню Самайна весь урожай бывал собран. Плоды, оставленные на деревьях, после Самайна оказывались испорчены злым духом, которого звали «пука» (риса)²⁵. Таким образом, традиционное деление кельтского года в Ирландии определялось скорее циклом земледельческих работ, чем движением солнца, хотя, как показывают календарь из Колиньи и данные фольклора, солнцестояния и равноденствия тоже учитывались.

В Шотландии такие «четвертные» дни и теперь падают соответственно на ноябрь, февраль, май и август, однако различные изменения официального календаря в ходе веков привели к небольшим смещениям, так что начало зимы ныне падает на 11 ноября, весны – на 2 февраля, лета – на 15 мая, а осени – на 1 августа. Эти дни носят название «колдовские», и в их кануны феи устраивают пирушки и преследуют беспомощных людей. Говорят, что в начале каждого времени года феи переселяются в новые жилища. Например, в канун мая нельзя было ничего давать взаймы, ведь этим можно накликать беду. В качестве оберегов было принято использовать скрещенные ветки рябины. Кроме того, этот день был днем гаданий. «Четвертные» дни, как и полудни, были благоприятны для изгнания подменыша, но несчастливым считалось, если какое-нибудь мероприятие «перехлестывало» четверть года, например, если о бракосочетании объявляли в конце одной четверти, а праздновали его в начале другой²⁶.

Этим поворотным пунктам времени везде и всюду присущи парадоксальные черты. В каком-то смысле они как бы не существуют вообще, в другом же – тождественны целостности существования. Их значимость сравнима с «двенадцатью рождественскими днями», каждый из которых предсказывал погоду соответствующего месяца нового года. Эти двенадцать дней были отмечены переодеваниями, шутовством, разного рода вольностями, выборами «шутовских королей», колдовством и прочими атрибутами хаоса. В Шотландии в эти дни не имел силы ни один суд, а в Ирландии считалось, что умершие в эти дни попадают прямо на небо, минуя чистилище и Страшный суд²⁷. В Уэльсе эти дни назывались «днями знака» (coel-ddyddiau), а в Бретани – «избыточными днями» (gourdeziou)²⁸. Двенадцатидневный интервал между двумя праздниками, падающими на середину зимы в календаре из Колиньи, видимо, имел подобное же значение²⁹. Более того, тридцать дней дополнительного месяца, который предшествует каждому полуциклу этого календаря, носят названия тридцати месяцев полуцикла. Дополнительный месяц, таким образом, есть как бы микрокосм полуцикла, хотя, как недавно доказано, дни этого месяца символизируют скорее прошедшие месяцы, а не последующие³⁰.

В следующих главах мы рассмотрим некоторые черты мифологического структурирования пространства, теперь же стоит добавить, отчасти забегая вперед, что границы между территориями, как и границы между годами и временами года, – это линии, швы, где сверхъестественное проникает сквозь ткань организованного существования. Вода, которая течет через два-три прихода, обладает целебными свойствами, она используется в гаданиях на Хэллоуин, а также помогает в канун мая навести или снять сглаз со сливок и масла. Тот факт, что некрещеных детей хоронили обычно на границе прихода, опять-таки свидетельствует о том, что такие линии-швы, как и некрещеные дети, не вполне принадлежат этому миру³¹. Перелазы – излюбленное место призраков. Все территории, как и все времена года, должны были каждый год ритуально обновлять свои границы. Во многих областях Ирландии приход мая отмечался ритуальной починкой изгородей³², и, таким образом, церемония «установления границ» в царстве пространства соотносима с церемонией Нового года в царстве времени; обе они сосредоточивают внимание на границе раздела. Дата «установления границ» варьируется по регионам, но предпочтительным днем считался четверг Пасхальной недели (когда церковь вспоминает вознесение Христово), который обычно падает на конец зимы, т. е. время, когда мир создается заново³³. Этот таинственный характер границ, которые обычно проходят по ручьям и рекам, усиливает значимость поединков у брода, часто упоминаемых в ирландских сагах. Поединок в таком месте до известной степени обретает черты ритуального «гадания», так же как и состязания на границах времен года. Подобный же смысл имеет и мотив порога, недаром в сагах Лейнстерского цикла герой одолевает своего сверхъестественного противника именно на пороге дома.