Само имя Дон (Dón), вероятно, является одним из вариантов формы Donwy51, встречающейся в таких валлийских гидронимах, как Dyfrdonwy (от dyfr – «вода») и Trydonwy. Кроме того, именем Dyfrdonwy называется один из трех мифических «источников океана»52. Два других «источника» представляют собой соответственно разнообразные морские течения, дождь и другие атмосферные осадки. Что же до источника, именуемого Диврдонуи, то в одном из поздних текстов говорится, что он «течет (?) по венам гор подобно кремнистому празднику, устроенному королем королей». Имя Donwy, по нашему мнению, можно фонетически соотнести с ирл. Danann, а также с Dánu, именем упоминаемой в «Ригведе» индийской богини. Это слово в Ведах означает «поток» или «вода, падающая с неба»52, и ту же основу следует усматривать в таких названиях русских рек, как Дон, Днепр и Днестр. В этой связи можно упомянуть также Дунай и целый ряд рек в Англии, носящих название, созвучное слову «Дон»54. Ведическая богиня Дану – мать Вритры, главного противника Индры, царя богов, и одновременно супруга парного божества Митры-Варуны55. Амбивалентность ее роли имеет параллели в ирландской традиции: Дану – мать всех богов Ирландии, и она же дает свое имя главному чародею Туата. Но с другой стороны, под «тремя богами Дану» подразумеваются обычно три ее сына – Бриан, Иухар и Иухарба, которые в ирландском предании фигурируют лишь как жестокие убийцы Киана, отца Луга56. Однако в саге о «Второй битве при Маг Туиред» этот же эпитет, «три бога Дану», употреблен поотношению к другим персонажам – трем мастерам Гоибниу, Лухте и Кредне, в саге же «Сватовство к Этайн» – по отношению к трем главным вождям Туата – Лугу, Дагде и Огме57. Дагда и Огма – и реже Луг – изображаются иногда как сыновья Этниу58, а в «Сватовстве к Этайн» говорится, что имя Этайн, или Этниу (которое выступает также как название реки), является другим именем Боан, возлюбленной Дагды, а также эпонимом Бойне, знаменитой реки, которая в метрических диншенхас называется «кровлей океана», подобно Северну в Англии, Тибру в Риме, Иордану и Евфрату на Востоке и Тигру в земле «Вечного Рая»59.
И повести о Племенах богини Дану, и рассказы о роде Дон, равно как и другие «мифологические» повествования, изобилуют магией и превращениями, а победу обычно завоевывают превосходством в знании и чародействе. Таким образом, можно сказать, что отличительные черты повестей подобного типа – уважение перед мудростью и вера в волшебство. Однако, обратившись к сагам Уладского цикла, мы увидим, что, хотя и там присутствует вера в сверхъестественное, общий дух повествования совсем иной. Главные персонажи цикла – не чародеи и маги, а воины, и слава их зиждется на доблести и несокрушимой твердости. В ходе повествования постоянно отмечается не столько мудрость, сколько сила воли и бесстрашие персонажа. Так мы попадаем в мир героики.
Вызовы на поединок, насмешки, похвальба подвигами, уже совершенными или грядущими, – вот основная тематика повестей этого цикла, где честь и боевая слава героя суть важнейшие сюжетообразующие мотивы. Завязку ряда саг этого цикла составляет постоянное соперничество двух северных областей – Улада (Ульстера) и Коннахта, ибо, как известно, «война между ними началась за три сотни лет до Рождества Христова»60. В то время, когда королем Улада был Конхобар, Коннахтом правила королева Медб. Ее муж, король Айлиль, – персонаж далеко не столь яркий; вдобавок перед тем, как стать его женой, Медб была замужем за Конхобаром и правила в Уладе61. В «Повести о свинье [короля] Мак Дато» рассказывается, что у Мак Дато, короля Лейнстера, был чудесный пес, охранявший границы его земель62. И вот пес этот понадобился одновременно Айлилю и королеве Медб, с одной стороны, и королю Конхобару – с другой. Жена Мак Дато посоветовала мужу обещать пса обеим сторонам и подстроила так, что обе враждующие партии явились за псом в один и тот же день. На большом пиру, который задал для них Мак Дато, главным блюдом была огромная свинья, вскормленная за семь лет молоком пятидесяти коров Брикрен, который в сагах этого цикла обычно играет роль «коварного советчика» и сеет распри среди уладских воинов, предлагает поделить свинью «согласно воинской доблести каждого». После короткой перебранки, происходящей между уладами и двумя воинами из Мунстера, коннахтский герой Кет выходит из рядов ирландских воинов и с ножом в руке усаживается подле свиньи, собираясь делить ее. «Найдите теперь, – говорит он, – среди мужей Ирландии такого, что может потягаться со мной. Если не найдете, тогда я разделю эту свинью». Кет, сын Магу, был хорошо известен среди уладов, поскольку часто приходил в их земли и убивал кого-нибудь из их воинов, «ибо не считался мужем и воином тот из коннахтов, кто не убил ни одного из уладских героев»63. Один за другим встают уладские воины и бросают Кету вызов, но каждому Кет напоминает о каком-нибудь прошлом поражении, и они с позором отходят. Кет уже готовится делить свинью, как вдруг в зале появляется Конал Кернах (Конал Славнейший) и оспаривает у него эту привилегию. «Клянусь клятвой, которой клянется мой народ, – сказал Конал, – что с тех пор, как я взял копье в руки, не прошло и дня, чтобы не убил я коннахта и не совершил поджога, и я ни разу не засыпал, не положив головы коннахта под колено». – «Это правда, – сказал Кет, – ты лучший воин, чем я. Но если бы здесь был мой брат Анлуан, он превзошел бы тебя своими победами. Жаль, что его нет». – «Нет, он здесь», – сказал Конал, вытащив из-за пояса голову Анлуана, и он с такой силой метнул ее в грудь Кета, что у того кровь выступила на губах. Тогда Конал уселся возле свиньи, а Кет отошел от нее. «Пусть они теперь поспорят», – сказал Конал.
В саге «Пир у Брикрена»64 все три воина-соперника, каждый из которых претендует на «долю героя» – огромный котел, наполненный едой и питьем, – являются уладами: Лойгайре Буадах (Лойгайре Победитель), Конал Кернах и Кухулин, чье совершенство и мощь воспеваются автором повести. В этой же саге мы вновь встречаемся с Брикреном, который не упускает случая поссорить воинов, спровоцировав между их женами спор о том, кому из них надлежит занять на пиру самое почетное место. Чтобы решить спор, все три воина отправляются сначала к Айлилю, королю Коннахта, а затем – к Курои Мак Даре, королю Мунстера. Когда воины прибывают в Круахан, где издавна помещается двор королей Коннахта, Айлиль велит тайно выпустить ночью из подвала трех волшебных котов, чтобы те напали на уладских героев. Однако Кухулин отбивает атаку. Затем они направляются к Курои, но не застают его, он, как всегда, в пути, «ибо не могла земля Ирландии вынести его тяжести, славы и доблести, а также страшилась она гнева и ярости его». Следуя инструкциям мужа, жена Курои, Блатнат, говорит героям, что им предстоит по очереди охранять крепость Курои, пока сам он не вернется домой. В первую ночь охранять крепость берется Лойгайре, старший из героев. Но едва сгустилась тьма, как из западного моря появился огромный ужасный призрак и прогнал воина от стен крепости. На следующую ночь такая же судьба постигла и Конала. На третью ночь в дозор выходит Кухулин. А было предсказано, что в эту ночь чудовище из ближнего озера и его приспешники-демоны пожрут все живое в крепости – людей и животных. Однако Кухулину удается поразить атакующих, численность которых составляла девять раз по три, а когда является само водяное чудовище, он разрубает его на куски и вырывает сердце из его груди. После этого с запада, с моря, появляется огромный призрак. Но и тут Кухулин выходит победителем: он совершает свой знаменитый «прыжок лосося», затем применяет прием вращения меча над головой врага и другой прием – прием вращения внутри собственной кожи, и в результате призраку остается только просить пощады. В обмен на жизнь он обещает исполнить три желания Кухулина, которые тот сумеет произнести, не переводя дыхания. Кухулин просит, чтобы первенство его среди уладских воинов больше никогда не оспаривалось, чтобы «доля героя» всегда доставалась ему и чтобы жена его почиталась первой среди уладских женщин. Призрак спешит исчезнуть, и вскоре возвращается Курои и выносит приговор в пользу Кухулина.
Однако, когда все возвращаются в Эмайн Маху, соперники Кухулина по-прежнему отказываются признать его первенство. Так продолжается до тех пор, пока как-то вечером на пиру после состязаний и игр не появляется огромный, жуткий на вид бахлах («мужлан, деревенщина, пастух»). Войдя в пиршественный зал короля Конхобара, известный под названием Красная Ветвь, бахлах становится у очага и начинает гневно вращать глазами. При этом он держит на плече огромную деревянную колоду и топор. Наконец он начинает говорить и спрашивает, не найдется ли среди присутствующих такого, кто бы исполнил то, чего никто еще исполнить не соглашался: взять топор и отрубить ему голову, будучи готовым на следующий день лишиться собственной головы (изначальная форма вызова предполагает, что бахлах первым отрубит голову смелому воину, однако в данном случае этот порядок нарушен). Мунремур, Лойгайре и Конал принимают вызов, однако увидев, как их соперник спокойно покидает зал, унося свою отрубленную голову и топор вместе с нею, отказываются продолжать состязание. Честь всех уладских воинов под угрозой. И тогда Кухулин одним ударом разрубает голову великана надвое, а на следующий вечер бесстрашно кладет на колоду свою голову и ждет рокового удара. Великан подходит и заносит над ним топор, да так высоко, что задевает лезвием деревянные стропила, – хруст старой кожаной куртки бахлаха и грохот удара так сильны, что кажется, будто «трещат стволы деревьев в лесу во время бури». Однако топор касается шеи Кухулина обухом, и Кухулин не только остается жив, но и вправе считаться отныне самым доблестным среди воинов Эмайн Махи. Трижды, таким образом, выходит Кухулин победителем – в Круахане, в крепости Курои и в Эмайн. После этого бахлах исчезает. А был это не кто иной, как сам Курои.
В другой повести65 Кухулин появляется возле палат Конхобара после победы над одноглазым великаном Голлом, появляющимся обыкновенно из-за моря, и другим великаном, по имени Гарб, убившим многих уладских воинов. Конхобар и его воины сидят за пиршественным столом и не ждут Кухулина. Подойдя к двери, тот велит доложить о себе как о простом уладском воине и просит разрешения войти и присоединиться к пирующим. Но, как в свое время Лугу, ему в этом отказывают, Кухулин приходит в ярость и начинает угрожать, что, если его не впустят, он разрушит дом и убьет всех присутствующих, в том числе самого короля. За всем этим следует узнавание и примирение, после чего Кухулин с достоинством занимает полагающееся ему «место героя», подобно тому как Луг садится на «место мудреца».
Центральная повесть всего Уладского цикла – это, безусловно, Tain Вo Cuailnge, «Похищение быка из Куальнге»66, эпическое повествование о том, как объединенные силы четырех областей Ирландии с королевой Медб во главе предприняли военный поход против Улада, чтобы силой отнять огромного быка, принадлежащего одному из уладских землевладельцев. Королева Медб, честолюбивая и жестокая, решила во что бы то ни стало завладеть Донном Куальнге (Бурым из Куальнге), чтобы ее богатства ни на йоту не были меньше богатств ее мужа Айлиля, который владел чудесным быком Финнбеннахом (Белорогим).
В «Лейнстерской книге» помещено десять повестей (под общим названием «предсаги»), предваряющих своими сюжетами «Похищение»67. В отдельных случаях между ними и знаменитой эпопеей существует лишь весьма отдаленная и довольно искусственная связь, но, например, в тексте «Как было найдено “Похищение быка из Куальнге”» рассказывается о том, как Фергус Мак Ройх, один из главных персонажей «Похищения», восстал из могилы, чтобы рассказать, как надо исполнять эпопею и в какой последовательности расположены ее эпизоды. В саге «Приключение Неры» «Похищение» предсказано героями, в других же текстах лишь намечаются отдельные сюжетные линии, которые затем найдут в «Похищении» свое развитие. Так, например, в «Похищении» мы видим, что Фергус Мак Ройх, бывший король уладов, и Кормак, сын короля Конхобара, оказываются в стране королевы Медб, причем им сопутствуют тридцать сотен других уладских воинов. Ситуация эта объяснена в одной из предсаг, где рассказывается, что Фергус и другие воины вынуждены были просить в Коннахте убежища, и вот почему: они выступили поручителями за сыновей Уснеха, что должно было гарантировать тем безопасность в случае их возвращения в Эмайн Маху. Конхобар же велел убить сыновей Уснеха, как только они подойдут к стенам, тем самым бросив тень позора на Фергуса и других поручителей. В отместку Фергус и его люди сожгли Эмайн, убили многих уладов и затем ушли в изгнание. Другая предсага повествует о странной болезни, поразившей уладских воинов и в течение трех месяцев не позволявшей им оборонять Улад от врагов. Маха, женщина из сида, которая чудесным образом появилась в доме одного уладского крестьянина и принесла ему большое богатство, была принуждена, несмотря на то что была в тягости, состязаться в беге с белыми конями короля. Из этого состязания она вышла победительницей, но в конце гонки упала на землю и тут же родила близнецов, давших имя королевскому дворцу – Эмайн Маха (Близнецы Махи). После этого женщина прокляла всех уладов на девять поколений вперед: во время тяжелых боевых испытаний будут они отныне терять силу, подобно тому как лишается силы женщина, только что родившая ребенка, и продлятся эти «роды» четыре дня и пять ночей или пять дней и четыре ночи, откуда и название этой болезни – ноинден (noinden – «девятина»). Параллели этому странному проклятию широко распространены в обрядах многих других народов68. Лишь Кухулин и его отец неподвластны недугу. Объясняя этот феномен, другие тексты сообщают, что по рождению Кухулин не был уладом, а был лишь принят ими на воспитание69. Это напоминает туманное усыновление Бреса и Луга – того самого Луга, которого подобно Кухулину умышленно, но тщетно отстраняли от участия в его великой битве и который появляется в конце «Похищения», чтобы залечить многочисленные раны Кухулина и на три дня занять его место на поле брани. Согласно одной из версий, Кухулин – новое воплощение самого Луга.
В другой предсаге рассказывается, как появились быки Белорогий и Бурый, чье единоборство завершает серию эпизодов «Похищения»70. Прежде они имели много разных обликов, и когда были свинопасами – один служил Охаллу, королю сида в Коннахте, а другой Бодбу, королю сида в Мунстере, – они были сначала друзьями, но затем стали соперниками. Утратив человеческий образ, они превратились в воронов и предсказали, что из-за их вражды будет великое сражение между людьми. Затем они приняли облик водяных драконов и кинулись пожирать друг друга, и так велика была их ярость и ненависть, что в схватке «из их пастей вылетали огненные стрелы и взлетали к самому небу». Потом они приняли облик героев и начали сражаться друг с другом, затем обернулись демонами, а после этого – водяными червями. Одного из них случайно вытащила из реки королева Медб, и он посоветовал ей выйти замуж за Айлиля, другой, которого в Куальнге достал из реки Фиахна Мак Дари, предсказал, что между ним и его противником из Коннахта произойдет великая битва. Затем оба они были проглочены коровами и возродились вновь уже в обличье огромных быков, прекраснее которых в Ирландии не бывало. Назвали их – Финн и Дуб, Белый и Черный. Бык из Куальнге мог укрыть от зноя и стужи сотню уладских воинов, и сразу еще пятьдесят мальчиков могли играть на его широкой спине. В один день мог он зачать пятьдесят телят, причем все они рождались уже назавтра. Во время «похищения» его наставляет Морриган, а во время поединка с Белорогим он пробегает всю страну из конца в конец за один день, унося на своих рогах тушу поверженного врага. В припадке ярости он разрывает ее затем в клочья и разбрасывает их по всему острову, после чего кидается на женщин и детей в родном Куальнге, и они гибнут под его копытами. Кончается этот приступ безумия и ярости тем, что бык поворачивается задом к большому холму и в эту минуту сердце разрывается у него в груди и выпадает на землю в виде огромного сгустка темной крови.
Схватке быков предшествует целая серия поединков, которые неизменно доказывают мужество и воинскую доблесть юного Кухулина – в одиночку, не зная сна и отдыха, он сдерживает натиск целой армии врагов. Другие уладские воины не в состоянии помочь ему, ибо обессилены своим недугом, но вот проходит назначенный срок, все они встают и изгоняют из своей страны Медб и ее войско. Несмотря на доблесть силу и совершенство боевых приемов, Кухулин обычно представлен в сагах как человек небольшого роста71, темноволосый, безбородый, выделяющийся среди других воинов своим юным невоинственным видом и мальчишеской веселостью. Но он же неузнаваемо преображался, когда им овладевал боевой пыл. Весь он впадал в дрожь с головы до ног, как тростник в бурю. Тело его начинало с бешеной скоростью вращаться прямо внутри кожи, так что пятки его, икры и зад оказывались спереди. Один его глаз втягивался глубоко внутрь его головы, а другой, огромный и красный, вываливался на щеку, рот его распахивался так широко, что видно было горло, через которое легко могла пройти человеческая голова. Волосы его стояли на голове дыбом, подобно кустам боярышника, причем на конце каждого волоса висела капелька крови. Надо лбом героя сверкал луч света, толстый, как точильный камень воина, а из темени его вырывался столп темной крови, подобный мачте большого корабля. Не было большего чуда, чем это «чудесное искажение». Когда же Кухулин выходит на поле, чтобы его красоту увидели уладские женщины, поэты и иные люди искусства, красота его, как отмечала М.-Л. Сьёсгедт72, носит весьма причудливый характер: волосы его становятся каштановыми у корней, кроваво-красными – в середине и золотыми на концах, на каждой из его щек – четыре родинки: желтая, зеленая, синяя и пурпурная, в каждом глазу у него по семь зрачков, а на каждой ноге и руке по семь пальцев «с длинными золотыми ногтями».
В своей ярости Кухулин «не отличает врагов от друзей и даже может поразить их, если они предстанут перед ним»73. И все же следует отметить, что он отвергает помощь разрушительницы Морриган и тем навлекает на себя ее месть в разгар битвы. Не страсть ли к абсолютному разрушению есть тот враг, которого воин должен постоянно избегать, и не Дагда ли, божественный Всеотец Дагда, владыка всего живого и мертвого, управляет и силами уничтожения. Одним концом своего жезла Дагда может убить девять человек, но другим концом он возвращает им жизнь74.
Мы уже отмечали, что отличительными чертами саг этого цикла являются жестокость, натиск, боевой пыл и мощь сопротивления врагу. Значительное место в них отведено также описанию конфликта лояльностей, который, не будь воинской дисциплины, парализовал бы волю войска Медб, ведь ее любовник Фергус, бывший король уладов, которому приходится сразиться не только со своим приемным сыном Конхобаром, обманом лишившим его королевства, но и с любимым воспитанником – Кухулином. Сам же Кухулин вынужден убить в поединке своего друга и бывшего спутника Фер Диада, и утонченная «куртуазность», с какой оба воина ведут этот поединок, лишь подчеркивает глубину их личной трагедии. Эта тема вообще характерна для древних поэм и саг германских народов75. Вновь и вновь герои встают перед неизбежным трагическим выбором между двух зол, каждое из которых прикидывается долгом. В отличие от мифологических персонажей, которые демонстрируют свое превосходство, обманывая судьбу, эпический герой должен постоянно самоутверждаться, делая выбор и твердо следуя избранному пути, хотя он и знает, куда этот путь его приведет. Пафос героической саги – в апофеозе воли. Лучше всего этот тезис иллюстрирует короткая повесть о Конле, единственном сыне Кухулина76.
Покинув мать, мальчик прибывает к уладам, которые сразу, едва его лодка пристала к берегу, воспринимают его как чужака, собирающегося посягнуть на их владения. В саге изображена замечательная романтическая сцена: мальчик ловит птиц, но не убивает их, а отпускает на волю, они взлетают вверх, но по его зову возвращаются и садятся ему на плечи. Однако в других эпизодах саги этот же мальчик с поразительным мужеством и искусством отражает нападение уладских воинов. Естественно, что Кухулин, который всегда встает на защиту родных земель, выходит навстречу отважному юноше и требует, чтобы тот назвал свое имя. Конла, однако, не имеет права сделать это: на нем лежит гейс (зарок, заклятие) – никому не называть своего имени и никогда не отказываться от поединка. Постепенно Кухулин догадывается об истине, но поединок вот-вот должен начаться, и ему остается только сказать: «Даже если это мой сын, я обязан убить его ради чести всех уладов». Победив незнакомого юношу, он берет на руки его бездыханное тело, кладет перед Конхобаром и уладскими воинами и восклицает: «Вот вам, улады, мой сын».
Повести о фиане, или, как их иногда называют, Цикл Оссиана, на первый взгляд напоминают саги Уладского цикла, поскольку в первую очередь тоже рассказывают о сражениях и воинских подвигах, однако сам стиль повествования, характеры центральных персонажей, их окружение, система этических ценностей и происхождение принципиально отличны.
Ирландцы называли третью ветвь своих эпических сказаний – fianaigheacht, т. е. «учение о фиане». Само слово fian (множественное собирательное – fiana) употреблялось применительно к группе воинов-профессионалов или, иными словами, «к отряду странствующих воинов, основными занятиями которых были охота и война»77. Р. Турнейзен78 полагал, что это слово связано с понятием Feni, которым обозначали весь ирландский народ, а иногда – простых людей как противоположность правящим классам. В связи с играми на досках (фидхелл и проч.) словом fian называют всю совокупность фигур одного из игроков, но когда в игре, где, по-видимому, был один-единственный король, объявляют: «их fian поставил мат нашему королю (branan)», фиан явно обозначает фигуры более низкого достоинства79. Это слово порой встречается в сочетании со словом foirenn, и интересно отметить при этом, что валлийское слово gwerin, соотносимое с foirenn, обозначает некий набор предметов, комплект, а также – простой народ, противопоставленный аристократии. Другое валлийское понятие, употребляемое по отношению к простому народу, gwreng, образовано из корней gŵr («муж») и ieuang («молодой») и обозначало в средневаллийском юношей, которые готовятся впервые взять в руки оружие. В ирландском языке слово óc («юноша, молодой человек») также могло означать «воин», например, óc féne («один из участников битвы», «воин фианы») и óc-aire («низшая ступень свободного землевладельца, достигшего совершеннолетия»)80. Эта закрепленная в языке связь между юным возрастом и принадлежностью к определенной воинской группировке или к определенному социальному классу встречается и в других обществах. Так, например, латинским juvenes обозначались мужчины, достигшие возраста, который позволяет участвовать в военных действиях и вступать в брак, а среди многочисленных значений английского слова yeoman (букв. «молодой человек») можно найти – «слуга», «оруженосец при рыцаре», «свободный землевладелец рангом ниже благородного», «свободный землевладелец, потенциальный пехотинец», а также (во множественном числе) «шахматные пешки»81. Ирландское fian глоссируется иногда как ceithearn («группа пехотинцев»), и действительно, отличительной чертой воинов фианы является то, что они сражаются пешими, в отличие от уладских воинов. Другой отличительной чертой является товарищество, удовольствие, которое они находят в «избранном обществе прекрасных молодых воинов»82. В обществе фениев нет места вражде и соперничеству, столь характерным для саг Уладского цикла. Сам Финн изображается как предводитель войска короля Кормака Мак Арта и стоит также во главе его челяди, наемников и охотников. Таким образом, эта фигура мало похожа на одинокого воина типа Кухулина, который никем не командует и в одиночку сражается с врагами, добиваясь в первую очередь славы лично для себя.
Во многом отличаются фении от уладских воинов и своим поведением и обычаями. О «людях Финна» говорилось следующее83:
«Воинство их состояло из семижды по двадцать мужей да еще десяти военачальников, причем при каждом из последних было еще трижды по девять рядовых воинов. Все они были связаны между собой словом и клятвой [вспомним на этом фоне Кухулина. – Авт.] исполнять определенные условия: ни один из них не имел права принимать материальную компенсацию за нанесенный ему ущерб, в какой бы форме она ни предлагалась; если же кому-либо из фениев предлагали подарок или дорогое угощение, он не имел права отказаться; ни один из фениев не должен был обращаться в бегство, если число его противников не превышало девяти. Ни один человек не мог быть принят в воинство фениев, допущен до великого собрания в Уснехе, схода в Тайльтиу и праздника в Таре до тех пор, пока все его родичи, как со стороны отца, так и со стороны матери, не поручатся, что никто из них не станет мстить за него, если он будет убит, ибо таков был у фениев обычай, что никто не имел права мстить за них, кроме самих фениев. Но если кто-либо из фениев нанес кому-либо ущерб, в ответе за это было все воинство. Ни одного человека не принимали в воинство фениев, пока не сложит он двенадцати стихов. Равным образом ни один не мог быть принят в воинство фениев до тех пор, пока со щитом и короткой, в локоть, ореховой палкой не сойдет он в яму, вырытую в земле и глубиной достигающую ему до пояса. А девять воинов, взявши по девять копий каждый, должны метать их в него с расстояния в десять борозд. И если он не мог отразить ударов и был ранен, его не принимали в воинство фениев. Ни один человек не мог быть принят в воинство фениев до тех пор, пока не заплетал он своих волос в тугие косы и не начинал бег по лесам Ирландии, другие воины начинали преследовать его, лишь только скрывался он за небольшой рощей. Они стремились нагнать его и ранить, и если им удавалось это сделать, такого человека не принимали в воинство фениев. Не принимали в воинство и того, у кого оружие дрогнуло в руке. Не принимали и того, кто хоть раз задел головой ветку, когда бежал через лес. Не принимали и того, у кого под ногой хоть раз хрустнул сухой сук. И тот, кто не мог прыгать выше своих бровей и пригибаться к земле ниже своих колен, не принимался в воинство фениев. Не принимали и того, кто одними лишь ногтями, не сбавляя скорости своего бега, не мог извлечь колючку из своей ноги. Но тот, кто мог совершить все это, тот становился фением».
В ирландских Законах фиана не только упоминается как почитаемое сообщество, но и признается особым институтом, необходимым для обеспечения благополучия всего народа84. По свидетельству Дж. Китинга85, писавшего в XVII в., в период от Самайна до Бельтана фении квартировали в домах ирландцев, тогда как в летнее время они жили в лесу, занимались охотой и сами обеспечивали себя всем необходимым. И летом, и зимой основной их задачей оставалась охрана границ. Известно также, что ни одна девушка не могла выйти замуж до тех пор, пока не была предложена воинам фианы86. Последнее невольно заставляет вспомнить об аналогичной «плате», которая позднее практиковалась в крестьянских общинах, нанимавших для собственной безопасности группы неженатых молодых людей, обеспечивающих покой и сохранность стад и урожая87. В английской традиции ближайшая параллель – цикл сказаний о Робин Гуде.
В одной повести рассказывается о том88, что у верховного короля Ирландии Ферадаха Фехтнаха было два сына, Туатал и Фиаха. После смерти Ферадаха сыновья поделили всю Ирландию между собой – все богатства страны, сокровища, крепости, замки и скот взял себе один брат, другому же достались ее утесы и холмы, устья ее рек, выгоны и пастбища, плоды ее морей, ее лососи, ее охотничьи угодья. Когда потом рассказ об этом разделе услышали знатные люди христианской Ирландии, все они шумно запротестовали, потому что им такой раздел показался несправедливым. Тогда Ойсин, сын Финна, спросил их, какую бы половину предпочли они сами. «Ну конечно, ее добро, ее палаты, ее дома, ее замки и крепости», – ответили они. «Что же, – сказал тогда Кайльте, один из предводителей фианы, – та половина, которую вы выбрали, безусловно, худшая». И как повествуется далее уже в стихах, старший брат, Туатал, становится верховным королем Ирландии, тогда как младший, Фиаха, навеки связывает свою судьбу с фианой. Он выбирает себе «реки, пустоши, луга, леса, обрывы и устья рек», но все это не мешает ему наследовать королевство после смерти брата. Видимо, статус фения был весьма удобен для тех, кто в силу обстоятельств рождения не имел права наследовать земельную недвижимость, скот и трон, иными словами – для младших братьев.
Описанный выше раздел страны между двумя братьями разительно напоминает раздел Ирландии между сыновьями Миля и Племенами богини Дану, согласно которому последние получили в свое владение подземную, или скрытую, часть страны. В цикле повестей о фиане говорится, в частности, и о том, что св. Патрик сослал Племена богини Дану «на вершины холмов и скал»89. В этом пункте и сами фении оказываются как бы примыкающими к Туата, сидам и фоморам, поскольку их жилища обычно располагаются в районах, внешних по отношению к обжитому пространству. Поэтому сам институт фианы также изображается как относящийся к минувшим дням, к дохристианскому прошлому Ирландии, а само название их воинства ассоциируется с названием воинства фоморов (sithchuire)90. О фениях говорится, что матерями их были женщины из Племен богини Дану91, и противники их подобным же образом оказываются обитателями сидов. В одной повести, датируемой VIII в.92, Финн выслеживает вора, регулярно кравшего у фениев пищу. Он преследует его и видит, как тот скрывается в сиде. Финн пытается удержать его, наносит смертельный удар, но двери захлопываются, прищемив Финну большой палец. Вытащив палец из щели, он сует его в рот, чтобы облегчить боль, и в эту минуту понимает, что имя вора – Кулдуб («черноволосый»). Чудесное озарение, которое нисходит на Финна в результате жевания или сосания пальца, описано и в других повестях этого цикла. В некоторых других ранних текстах, как показано Т. О’Рахилли и Дж. Мерфи93, имя или жизненные обстоятельства противника Финна позволяют предположить в нем сверхъестественного «сжигателя». Достаточно упомянуть Фотада, который имел также имена «Единый бог», «Сильный бог», «Чудесный бог», «Красный» (Дерг) и прыгал через горящий очаг, и Айлена Мак Мидну, который, изрыгая изо рта огонь, на каждый Самайн поджигал Тару. Айлен, подобно Кулдубу, был убит в тот момент, когда входил в сид. Известно также, что Финн изгнал из сида Алму, своего деда по матери, Тадга, сына Нуаду, на котором лежала часть вины за убийство отца Финна Голлом, сыном Морны (Goll – «одноглазый»); этот Голл тоже был одним из предводителей фианы и имел прозвище Аэд (aed – «огонь»). В повестях, записанных уже в наше время, Балор, дед Луга по матери, тоже замешан в убийстве его отца и тоже угрожает сжечь всю Ирландию своим дурным глазом. Таким образом, во всех трех циклах мы сталкиваемся с темой битвы героя с противником, чей «разрушающий» глаз намекает на его родство с фоморами, представляющими силы хаоса. В сагах Уладского цикла эта тема появляется в рассказе об убийстве Голла и Гарба.