Алия Есенгельдовна Агисова
Игра с нулевой суммой
– Па-па, – кричал он по слогам. Влад автоматически присел, чтобы сравняться ростом с крошечным человеком. Маленькие ручки опустились ему плечи и обвили его шею, когда сын обнял его. Влад взял ребенка на руки и встал вместе с ним, так и не раздевшись и не сняв ботинок.
Из кухни-гостиной показалась женщины, одетая в розовую блузку и серую, почти до колен юбку. Ее русые волосы были подстрижены под каре, а кожа на ее тонких скулах была натянутой и казалось все время, что она вот-вот порвется. Над тонкими губами, уже ближе к маленькому изящному носу, виднелась коричнева точка – родинка, в которую когда-то так отчаянно влюбился Влад.
Женщина скрестила руки на груди и смотрела на него, не моргая. Он чувствовал этот тяжелый, явно недовольный, даже не глядя на нее. Взгляд этот его жег маленьким лучом газовой горелки, олицетворявшим возмущение жены, которое ею и не скрывалось.
– Как дела, Эндрю? – спросил он у ребенка.
– Ничего не скажешь? – врезалась в разговор женщина, уже не выдержав.
– Наташ, – он посмотрел на неё, – я тебе ночью все написал. Зачем ты названивала, я не понимаю.
– Я звонила Коле, – она опустила глаза, а потом снова посмотрела на Влада, – ты не ночевал у него.
– Эндрю, ты поел? – он обратился к сыну, словно не слыша реплики жены.
– Он поел, – злобно ответила Наташа за сына.
– Да, – мальчик большими карими глазами смотрел на отца, медленно и осторожно трогая своим маленьким указательным пальчиком его щетину.
– Давай папа разденется и поиграет потом с тобой? – предложил Влад сыну, а потом взглянул уже на жену, – блефуешь, значит?
Он опустил ребенка на пол, снял пальто и повесил его на крючок, а потом стянул с себя ботинки без помощи рук.
– В смысле? – недоумённо спросила Наташа.
– Не звонила ты ему, – он прошел мимо нее, расстегивая ворот рубашки, а Наташа, чуть подвинувшись, освободила ему путь, чтобы он прошел, – у тебя даже номера его нет, – Влад знал, что, если бы она звонила Коле, давнему его другу, тот бы ему обязательно сообщил, а раз этого не случилось, значит, жена его блефовала и пыталась его обхитрить. «Но если бы это было возможно, Наташ, – думал он, еще и параллельно в своих мыслях разговаривая с женой, – меня и обхитрить?».
– Духи стали чуть лучше, Влад, – иронично сказала Наташа,
Влад обернулся и посмотрел на нее с удивлением, которое мастерски изображал.
– Не понял, – искренне ответил он и достал из холодильника бутылку минеральной воды.
– Чувствуется, что хорошие духи, – продолжала Наташа, – с тобой сегодня женщина была подороже, чем раньше. Хороший вкус, – она кивала головой, дьявольски улыбаясь.
На его лице появилась недовольная гримаса. Влад молча отпил воды, а потом проследовал в ванную комнату, чтобы помыть руки.
– И ты хочешь, чтобы я тебе поверила? – она пошла вслед за ним и встала в дверном косяке.
– Давай не при ребенке? – намыливая руки ответил он.
«Лицо, если против него выдвинуты претензии правового характера, имеет выбор между тем, чтобы не признать вину, либо признать вину частично, либо согласиться с предъявленными обвинениями полностью», – вдруг в голове Наташи всплыла фраза из какого-то университетского учебника, – «значит, он выбрал первый путь».
Наташа была адвокатом. Закончив юридический факультет, она получила довольно разносторонний опыт, попав сначала в районную прокуратуру, а затем несколько лет проработала в Следственном комитете. После рождения их второго сына – Андрюши – она решила сменить направление и получила статус адвоката.
Влад дошел на кухню, а за ним проследовали Наташа и Андрюша. Мальчик уселся на пол, взял в руки планшет и разглядывал существ, прыгающих по экрану, он бестолково тыкал в экран пальчиками, пытаясь попасть в блуждающие мишени. Влад дошел до шкафа и достал из него чашку, а потом указательным пальцем дотронулся до кнопки кофе-машины, которая в следующую секунду задребезжала. Из маленького металлического носика потекла коричневая жидкость. Он оперся ладонями на столешницу, повернувшись спиной к кофе-машине, а лицом к супруге.
– Интересно, с каких пор тебя начало волновать психическое здоровье детей? – издевательски спросила она.
Андрюша, бросив планшет, снова пришел к отцу. Он тянул свои ручки вверх, обнимая колени Влада, что-то лепеча на своем выдуманном, никому не понятном языке.
– Ты видишь, как он по тебе скучает? Вчера весь вечер спрашивал про тебя, – Наташа смотрела на мужа, пытаясь призвать его к совести. Ей казалось, что внутри нее бурлит река. Не горная холодная речка, а кипящая вода, которая вот-вот превратится в гейзер – вырвется фонтанирующим потоком на волю.
– На жалость давишь, да? Думаешь, подействует? – его голос повысился, но потом он вдруг осекся и спросил, – а Митя еще спит?
– Да, – ответила Наташа и, поняв, что мужа ничего не добьется, развернулась и проследовала в спальню. Влад заметил на лице жены промелькнувшую тень разочарования, но все равно промолчал и уставился в работающий телевизор, который висел на стене. Через минуту он снова опустился к ребенку на пол, сев на корточки.
– Эндрю, давай иди убери свои игрушки, – он рукой указал куда-то в сторону, – а папа пока сходит в душ искупается, – он поцеловал в лоб ребенка, а тот улыбнулся и побежал в коридор.
Мужчина отхлебнул кофе, а потом провел по волосам – против шерсти, немного взъерошив их. Телевизор на стене говорил голосами неискренне довольных ведущих для столь раннего утра, которые живо и быстро что-то обсуждали между собой. Влад взял рядом лежащий от него пульт, нажал на кнопку и изображение на экране сменилось. Небольшая громкость была словно заставкой на фоне неудавшегося завтрака. Темноволосая женщина в строгом синем костюме рассказывала новости последних суток . Внизу экрана плыла строка из текста: происшествия, события, котировки. Аварии, курс доллара, выборы президента другой страны. Курс евро, добыча нефти, спасение редких животных. Реформа. Политика. Митинги. Забастовки. Влад не слушал: он пил кофе и о чем-то напряженно думал. Скользил взглядом по кухне. В мойке лежали грязные чашки, ложки и вилки, на столе – тарелка с недоеденной манной кашей, а под столом валялись игрушки. Влад подошел к окну и посмотрел на тихое течение реки, которая была видна из квартиры. Крестовский остров еще спал. Спал и, кажется, видел сны.
В детстве Влад все лето проводил на Крестовском острове – у бабушки, матери отца. Он приезжал с юго-запада, спального района, наполненного заводами, на остров, в котором была совсем другая жизнь – яркая, спортивная, утопающая в зелени местных парков и по-настоящему летняя. В те времена, когда он был мальчиком, на берегу острова стоял огромный стадион, который в дни матчи собирал болельщиков со всего города. Громадный, исполинских размеров стадион, до отказа наполненный поклонниками футбола, сотрясал всю округу словно раскатами грома криками и возгласами. Стадион в нулевых снесли и на его месте несколько лет назад построили новый.
На этом острове, казалось, что вся молодежь Ленинграда играла в волейбол, занималась легкой атлетикой, каталась на коньках и садилась в узкие лодки, беря в руки вёсла. Остров был сосредоточием активной и спортивной жизни, ее сердцем, которое пульсировало без остановки. В середине 90-х, с приходом нового строя, многое из того, что долгое время существовало в советское время, было разрушено. Старые дома сносились и остров планомерно готовили к новому витку жизни – впоследствии его застроили новым элитным жильем, стоившим миллионы рублей.
Бабушка Влада в конце 90-х скончалась, и Влад потерял связь с островом, который так любил. Однако, шесть лет назад Влад вернулся обратно. В юности, когда ему было чуть больше двадцати, так долго возмущавшийся беспощадной жестокостью власти, которая разрушила спокойную жизнь простых людей и расселила их в другие районы города, он сам впоследствии, став уже уверенным игроком капиталистического рынка, и как будто позабыв идеалы молодости, купил здесь квартиру в одном из жилых кварталов. Район населяли предприниматели и бизнесмены и Владу казалось, что он с переездом сюда словно встраивается в новое общество, но вместе с тем, он уже понял это позже, им тогда двигало желание вернуть себе свое – свою частичку детства, которую отобрали капиталисты и чиновники, и в нее уже невозможно было вернуться.
Но у него получилось, думал он.
9.
– Ты сам по себе, без меня ничего не стоишь! Не можешь! – на эмоциях как-то крикнул Владу распаленный отец в разгаре их ссоры, случившейся в кабинете, – ты сам не сможешь построить ни один бизнес. Даже самый простой, – лицо отца покрылось алыми пятнами и Владу казалось, что он видит, как от гнева пульсирует венка на виске отца, а глаза наливались кровью, полной злости.
Владу тогда было двадцать пять, и он пару лет, как закончил экономический факультет, после чего стал работать под руководством отца в его небольшой компании, продающей комплектующие для яхт и катеров. В тот непростой год случился очередной кризис и в один из осенних дождливых дней между отцом и сыном состоялся разговор на тему дальнейшего ведения бизнеса.
– Неужели ты, правда, так думаешь? – тихо спросил сын отца, откинувшись к спинке кресла. Владу глубоко внутри себя хотелось, чтобы он ответил ему «Да», чтобы он честно, открыто в нем усомнился и выхода, кроме как пойти против, вырваться из родительского крыла у него не осталось бы.
Отец сощурил глаза и долго смотрел на него из-под своих уже давно поседевших бровей.
– А разве есть сомнения? – лицо отца побагровело, – ты – щенок и считаешь себя умнее всех! Да как ты посмел за моей спиной без меня и от моего имени вести переговоры? Сначала создай сам что-нибудь, а потом критикуй. Ты же ни черта не смыслишь в продажах!
Сын улыбался какой-то дьявольской улыбкой, положив одну ногу на другую, а руки сцепив за головой.
– Давай поспорим? – снова спокойным голосом заговорил Влад, – спорим, у меня получится создать бизнес? И не самый простой.
– У тебя ничего не получится, – не глядя на него ответил отец. – Тебе далеко до меня!
– До твоего Божественного лика? Я зато в девяностые никого не обворовывал, – изрыгал из себя яд сын.
Лицо отца покраснело, налилось в две секунды еще большей красной краской, а мелкие мышцы на нем начинало сводить, и оно в итоге искривилось в какую-то невиданную ранее Владом пугающую гримасу.
Влад в упор смотрел на отца, но тот не поворачивал на него головы. Тишина сковала кабинет, и одна пролетавшая мимо чайка с душераздирающим криком нарушила их минутное молчание. Наконец-таки отец посмотрел на него и лицо Влада, когда он поймал его взгляд, вмиг посерьезнело. Он резко встал и пошел к двери.
– Вот увидишь, – сказал он ему на прощание, – я построю бизнес.
За ним с грохотом закрылась дверь. Отец опустился в свое массивное зеленое кожаное кресло и начал тереть область груди в районе сердца.
Влад в тот же день покинул родительский дом, забрав с собой небольшую спортивную сумку, куда поместилось всего несколько рубашек и пара брюк. Он ушел ночевать к другу – начинать новую жизнь – самостоятельную, отдельную, где сомнения в будущем оставались лишь его собственные – гоняемые по ночам в голове в выборе направления, в котором ему предстояло строить карьеру.
В один из серых осенних ноябрьских вечеров его друг Саша, которого Влад знал по боксерской секции, пришел в свою двухкомнатную хрущевку на юге Питера – там, где те самые хрущевки соседствовали с брежневками и образовывали похожие друг на друга словно близнецы улицы – с двумя девушками: одногруппницей, с которой он учился на архитектурно-строительном, и ее школьной подругой. Лежа на диване в одних трениках, Влад увидел в дверях скромно одетую девушку – русоволосую, с короткой стрижкой. Девушку звали Наташа. Подойдя чуть ближе и взяв с ее рук старенький плащ, он увидел на ее лице, прямо над губой с правой стороны, небольшую родинку, а когда она улыбнулась, вдруг смутившись его голого торса, на котором рельефом проявились четко очерченные квадраты, Влад заметил небольшую щербинку меж ее верхних белых-белых зубов.
– Наденька рубашку, – сказал ему Саша, – ты смущаешь дам.
– А, по-моему, дамам нравится, – смотря на покрасневшее лицо Наташи, улыбаясь ответил Влад.
Через два года они поженились – Наташа забеременела. Когда она узнала о своем положении, то долго собиралась с силами, чтобы сообщить об этом Владу. С самого начала их интрижки, вылившейся в отношения и совместный быт, она не была уверена в его чувствах к себе. От той Наташи, которая была лучшей на курсе, и за которой все годы учебы бегали парни, не осталось ни следа. Она растворилась в своей влюбленности к нему, сама этого не осознавая.
Однажды они гуляли по Васильевскому острову и Наташа неожиданно для себя самой поперек беседы, уже минут пять не слушая то, что говорил ей Влад, сообщила ему о беременности. Она тогда застыла в мертвенном ожидании, подумав о том, что женщины иногда до последнего не знают, что движет мужчиной и сообщение о беременности – это всегда проверка; и реакция мужчины здесь и сейчас, в этот решающий миг – лакмусовая бумажка отношений. Карты вскрывают и на маленьком вытянутом отрезке проявляются не только две полоски, но и истинные мотивы поведения. Была ли это все игра или между нами действительно все серьезно? Любит ли этот мужчина меня или только секс между нами? А секс и дети – вещи, связанные напрямую, но иногда для кого-то несовместимые. Влад от услышанной новости пришел в восторг и тут же сказал Наташе, что родится мальчик. И оказался прав.
Свадьбу они играть не стали, а тихо расписались в ЗАГСе и через пару дней отправились путешествовать по Европе. За три месяца до рождения их первого сына – Мити родители Влада разбились в автомобильной катастрофе на трассе, следуя из Москвы в Петербург. На похоронах Влад не проронил ни одной слезы, только потом на месяц он забросил свой набиравший обороты бизнес по торговле запчастями и аксессуарами к мобильной технике. Находившаяся на восьмом месяце беременности Наташа все ждала, что, вот, наверное, сейчас Влад запьет – сорвется, сломается, ведь после ссоры, случившейся почти три года, Влад с отцом так и не наладил общение. Наташа все эти годы вспоминала те страшные дни и так и не смогла себе объяснить, что с ее мужем тогда происходило.
10.
Оставив чашку недопитой Влад двинулся в ванную. Он снял рубашку и приложил ее к своему носу. Да, она пахла духами. Дорогим парфюмом той блондинки из бара. Запах въелся в плотную льняную ткань напрочь. Наконец-то отпрянув от собственной рубашки, он бросил ее вместе с брюками в стиральную машину. Белый порошок посыпался в отведенное ему отделение, а кнопка была придавлена, и машина запустилась. Затем Влад принял душ.
Выйдя из ванной, он, накинув на себя халат, отправился в одну из комнат – детскую спальню. Просторная и широкая – комната для мальчиков была больше спальни Наташи и Влада, и вмещала в себя две кровати, вытянутый стол, припаянный к стене и окну вместо подоконника и превосходивший его по размерам; были здесь и шкафы во всю стену и небольшое грушевидное кресло. Справа от входа, к стене была прикреплена небольшая шведская стенка, а рядом стоял детский вигвам, сконструированный из длинных выточенных шестов с бело-голубой тканью, покрывавшей каркас. Сама стена была отделана фотообоями с самолетами и воздушными шарами на них. На одной из кроватей, стоявших ближе к окну, завернувшись в оранжевое одеяло, спал мальчик. Светлые ресницы немного подрагивали, а под веками медленно двигались в разные стороны глазные яблоки.
– Митя, – Влад шепотом позвал мальчика, – просыпайся, сынок, – усевшись рядом на полу, возле головы мальчика, он погладил его по волосам. Он вспомнил, как уже почти восемь лет назад в одно серое сентябрьское утро забирал его, этот маленький комочек в пеленках – из роддома. Теперь комочек подрос и не хотел вставать.
Мальчик что-то прокряхтел и перевернулся на другой бок.
– Митя, – отец не унимался, – вставай, – теперь он тронул его за бок, а потом сел на край кровати рядом с ним, чтобы снова увидеть лицо сына.
Неожиданно мальчик повернул к нему голову, не раскрывая век и всё также что-то бормоча.
– Постричься надо будет сходить, сына, – говорил Влад ему, снова гладя его по волосам. Влад, сам того не понимая, видел в сыне самого себя: в манерах, в профиле лица, даже в детской неуклюжей походке – он узнавал себя и любил от этого сына еще больше. Все внешне также было похоже на него – светлые волосы, голубые глаза, тонкий нос. Все, кроме одного – характера. Митя любил подолгу спать, был немного замкнутым и немногословным, любил листать книжки, игнорируя телефоны и планшеты. Читать научился в четыре года.
– Ты только пришел? – промычал мальчик, открыв наконец глаза.
– Да, – Влад смотрел на него, – только что.
– А что ты делал и где был? – робко спрашивал Митя.
– Работал, сынок, работал, – нежно говорил отец.
– Отвези его в школу, – послышался за спиной голос Наташи. Голос этот был жестким и суровым. Влад через плечо обернулся. На пороге комнаты у второй детской кровати стояла его жена, держа в руках вытянутый черный предмет с электрическим проводом.
– Я не могу, у меня совещание, – ответил он и отвернулся к сыну.
– У тебя всегда совещания, собрания, планерки и…бабы, – Влад не видел, что на последнем слове у его жены на глазах выступила влага, – а на своих детей у тебя никогда нет времени. Никогда!
– Ну не ругайтесь, я встаю, – открывая глаза, прошептал сын, который за это время чуть опят не провалился в сон.
Наташа тут же вышла, направившись в спальню.
– Давай, – он легонько хлопнул его по мягкому месту, – вставай, умывайся, чисти зубы, мама уже завтрак приготовила.
Влад поднялся с кровати и пошел к двери и услышал, как под его ногами скрипнула дощечка паркета, который укладывали здесь уже много лет назад.
«Надо сделать ремонт» – пронеслось в его голове, и он пошел вслед за женой в спальню.
Наташа стояла перед шкафом, в дверь которого было вмонтировано большое, во всю ширину и высоту, зеркало. Она брала прядь своих светлых коротких волос и, схватывая эту прядь двумя раскаленными пластинами черного предмета, с которым приходила в детскую комнату, тянула этот прибор по волосам сверху вниз, отчего те самые волосы становились абсолютно прямыми.
– Ну не злись, – он поцеловал Наташу в шею, когда она закончила с волосами и начала красить ресницы. Щеточка черной туши, которую она держала левой рукой, от неожиданного движения соскользнула и на щеке остался черный жирный штрих.
– Влад, осторожнее, – она нервничала, – от тебя несет перегаром, меня сейчас стошнит, – и продолжала злиться. Она чувствовала, как от мужа исходила смесь запахов: вчерашнего алкоголя, который еще не до конца растворился в его организме, и чего-то морозного – легкого флёра ментола, оставшегося на его коже от геля для душа.
Он поцеловал ее в шею с другого бока и обхватил руками талию. Женщина смочила палец слюной и пыталась убрать черную грязь с лица. Подушечка пальца скользнула по верхней части щеки.
– Ты все равно не носишь кольца, – бросила она ему, глядя на его руки через зеркало.
– Я же тебе говорил, – он чуть отстранился от нее и тоже посмотрел на жену через зеркало, – мне, когда жмут руку, то сжимают пальцы так, что кольцо врезается в кости, – объяснял ей Влад, – вам, женщинам, это не понять. Жмет оно мне, понимаешь?
– Душу оно тебе жмет, Влад – язвительно сказала Наташа, закручивая одну часть тюбика в другую, – сегодня вечером ребята придут.
– Кто? – спросил он, опять обняв жену сзади.
– Кто-кто, как обычно, – её раздражение становилось все меньше, но еще не ушло до конца, – Лена с Артемом и Гена с Машей, – Влад, ты блузку мне помнешь, – Наташа вырывалась из его объятий,
– Хорошо, хорошо, не трогаю, – он уже успел убрать руки от жены, – придут, так придут, – потом начал разглядывать свое отражение в зеркале, приглаживая волосы, – а во сколько?
– В восемь, – она пригладила волосы, поправляя то, что чуть взъерошилось.
– Окей, – сказал он, стоя под дверным косяком, а потом добавил, – я отвезу Митю, – добавил он и вышел из спальни.
11.
Дама смотрела на Игоря Владимировича в ожидании.
– Есть ли у вас еще какие-нибудь вопросы? – он поднял глаза с темного офисного стола на брюнетку, сидящую напротив него. Игорь Владимирович то и дело щелкал шариковой ручкой синего цвета с чуть потертой желтой надписью К***** на ней. Женщина обратила внимание на это и Игорь Владимирович, заметив движение ее глаз, отбросил ручку в сторону, и та отлетела ближе к клавиатуре.
Все собеседование Игорь Владимирович пытался понять, кого эта женщина в сером клетчатом пиджаке ему напоминает. Дама с длинными черными волосами смотрела на него внимательно и долго, словно это не он ее спросил о чем-то, а она ждала ответа от него. Ее кошачьи зеленые глаза были притягательными: большие, с четко очерченными контурами, под навесом пышных ресниц; и уверенный долгий взгляд, который почему-то сбивал его с толку. Ее зрачки не бегали по предметам стола, не шарили по сероватым стенам, не цеплялись за мелкие оборки и детали в костюме Игоря Владимировича; она смотрела четко и целенаправленно – точно зная, что и для чего она говорит. Возможно, это ему сходу и понравилось в ней, но все же это было второстепенным и блекло на фоне какого-то странного чувства, которое словно ил поднялось со дна его обычно невозмутимой души, которую уже давно ничего не удивляло.
– Нет, у меня нет вопросов, – ответила она и широко, по-доброму, почему-то улыбнулась.
«Забавно все же, – подумал Игорь Владимирович, – как иногда смысл слов и выражение лица, а особенно что-то такое потаенное в глазах, не совпадают. Но она красива. Привлекательна». За те тридцать минут, что женщина находилась в его кабинете, он успел быстрыми и неназойливыми взглядами изучить ее всю: смугловатая кожа, пухлые губы, чуть подпорченные ботоксом, которые показались ему слегка не естественными – он не понимал, что конкретно с ними не так, но видел, что это есть; черные-пречерные волосы натурального цвета, как заключил Игорь Владимирович; тонкие пальцы, словно принадлежавшие пианистке и эти аккуратные ноготки в нежно-розовом цвете. Он оценил ее стройную речь и то, как она держится и как совсем не волнуется и умеет себя преподнести. В ней не было вульгарности, несмотря на небольшой тюнинг внешности и аккуратную шлифовку, которую сможет заметить только внимательный и настороженный глаз; и это ему явно симпатизировало. Даже не столько как к женщине, а как к человеку, умело наносящему штрихи на себя. У нее отсутствовало кольцо не безымянном пальце правой руки, но Игорь Владимирович почему-то сразу подумал, что она наверняка замужем и, скорее всего, у нее есть дети. Возможно, он в этот момент судил по себе, так как сам обручального кольца последние пару лет не носил. И чем больше он смотрел на нее, тем больше он понимал, что прав. Он множество раз отмечал внутри себя, что в женщине, когда она становится матерью, возникает некая неосязаемая, но ощутимая черта – в поведении и манерах, черта, которой не было в молоденьких девушках, хотя, он это тоже подмечал, бывали исключения и в них эта черта также встречалась.
Он смотрел на женщину и что-то его отталкивало от нее, и эта примесь разнородных ощущений, которыми она его опутала, начинала мужчину томить своей слишком сложной антропологической загадкой. Игорю Владимировичу вдруг сильно и жгуче захотелось, чтобы женщина побыстрее покинула его кабинет – в ту же секунду испарилась и ему бы стало легче. Он не мог никак объяснить себе возникнувшего желания, но ему уже подумалось, что, чтобы понять, в чем дело, необходимо было срочно распрощаться с кандидаткой и остаться в одиночестве.
– Хорошо, – он опустил глаза, столкнувшись снова взглядом с буквами на резюме, лежащим прямо перед ним на столе, – тогда на этом пока все, – он посмотрел ей прямо в ее зеленые глаза.
– Когда мне ждать обратной связи? – она не торопилась уходить. Ни одна мышца на ее теле не задвигалась, ничто в ней, и она сама не собиралось к выходу. Игорь Владимирович помолчал, выдержав паузу, хотя внутри него уже что-то начинало вскипать, но показать он этого не мог, потом взглянул на календарь справа на стене, на котором в верхней части, прямо над стройными рядами чисел, был изображен величественный собор с золоченой крышей, задержался на слове февраль, а потом сухо сказал:
– В среду будет ответ. От Екатерины.
– Хорошо, спасибо, – она снова улыбнулась ему и Игорь Владимирович почувствовал неприятный укол где-то в области груди. Он стиснул зубы и больше ничего ей не говорил.
Наконец – к его радости – она поднялась со стула, взяв одновременно с соседнего свою черную сумку, и направилась к двери. Игорь Владимирович нажал на кнопку и дверь щелкнула. Он снова, так же, как и в начале, увидел ее во весь рост – в черной юбке и клетчатом сером пиджаке, в телесных колготках и черных блестящих сапожках.
«Как можно?» – подумал он в тот момент, когда его глаза повторно резанул контраст цвета колготок, облегавших худые голени, и цвета сапожек. Игорь Владимирович был эстетом и педантом и считал, что внешний вид многое говорит о человеке. И данный аргумент только добавлял силы к его уже сложившемуся не самому приятному мнению о кандидатке. Помимо внешнего вида, многое рассказать о человеке, считал Игорь Владимирович, могло еще рассказать его чувство юмора. Он часто вспоминал, как отец говорил ему: «Просто понаблюдай, над чем человек смеётся и легко ли его рассмешить и тебе многое станет ясно и о нем и его отношении к тебе».
– До свидания, – обернувшись, женщина бросила ему на прощание.
– До свидания, – уже отвернувшись от нее к монитору компьютера, ответил он.
Дверь захлопнулась. Игорь Владимирович выдохнул. Кабинет окутала тишина, которую слегка нарушала секундная стрелка настенных часов, находящихся слева от входа и справа от его стола. Взгляд мужчины с двери, которая только что захлопнулась, переместился на стационарный телефон, стоящий неподвижной глыбой у края стола. На нем красным цветом мигала кнопка. Игорь Владимирович заметил это, но глубина мыслей не отпускала его и он, скорее всего, даже не понял, что кто-то звонил ему, пока шло собеседование, и что он, еще с утра, забыл снять беззвучный режим с аппарата. В такой задумчивости он просидел несколько минут, а потом встал и подошел к окну.
Облака в небесной синеве разбредались рваными клочьями ваты. Они плыли куда-то на восток, по пути своего следования, все время трансформируясь в неведомые фигуры. По дороге, которая тянулась под окнами, катились в стройном потоке автомобили и большегрузные машины. Еще не успело стемнеть и были видны краски объектов за окном: многоэтажного дома, людей в куртках и пальто, шедших по тротуару – все это еще не поглотила одноцветная по своей природе тьма. Игорь Владимирович, наблюдая за машинами, чувствовал, как скрипят в его голове маленькие детали, как они пытаются сложиться в единый механизм, но не могут. Его внутренняя поисковая система сейчас производила огромную обработку файлов, но все было безуспешно. Он словно пытался вытащить что-то из какой-то особой коробочки, но содержимое не поддавалось – слишком тяжелым оно было. Его сосредоточенность прервал стук в дверь и через пульт, который был у него в руках, он открыл ее.
– Здравствуйте, Игорь Владимирович, – входя сказала Катя.
Он обернулся, а она прошла дальше по кабинету, стуча каблуками своих черных кожаных туфель, и села на тот же самый стул, на котором еще не так давно сидела черноволосая дама. Стук маленьких набоек остановился.
«Каблуки, – думал Игорь Владимирович, – приблуды дьявола. Приправа к женской хрупкости, призванная усилить вкус эфемерной неустойчивости женщины».
У девушки был тонкий, чуть вздернутый вверх нос, зеленовато-оливкового цвета глаза и густые, но аккуратные брови, а волосы – тонкие и не очень длинные, доходящие до плеч – струились темными, цвета кофе, природными завитками и окружали с двух сторон ее тонкие скулы. Под правым глазом – небольшой, почти черной точкой застыла в природной вечности родинка.
– Я видела, что вы закончили, – неуверенно, но мягко, не смея взглянуть ему в глаза, сказала Катя, – что скажете?
Кате становилось не по себе уже от одного сурового взгляда его лица. Его сдвинутые друг к другу, над большими голубыми глазами, брови, сомкнутая челюсть и всегда, практически всегда напряженный лоб приводили ее в какое-то физическое и мыслительное онемение, из-за которого она забывала все слова и, находясь в одном кабинете с Игорем Владимировичем, долго думала и необычайно медленно формулировала фразы.
С того самого момента, как Лариса Евгеньевна передала Кате вакансию руководителя отдела информационной безопасности по новой, недавно введенной в штатное расписание должности, Катя начала ощущать жгучую тревогу. Тревога эта была связана непосредственно Игорем Владимировичем, потому как контактировать с ним, как и многим другим сотрудникам в компании, было сложно и требовало от человека немалых усилий, а также подстройки под его непростые и высокие запросы.
Отдела еще не существовало, так как всё застопорилось именно на данной вакансии, которую уже полгода не могли закрыть Катины коллеги. Перед тем, как приступить к поиску кандидатов, несколько дней назад она зашла к Игорю Владимировичу, чтобы обсудить нюансы и подробности профиля кандидата и в тот же день, почти дрожа, но сумев все-таки совладать с собой, она почувствовала, что в ближайшее время ей придется нелегко.
– Нет, – сухо ответил Игорь Владимирович, и отвел глаза. Катя от удивления даже наклонила голову в бок. Она в этот момент ожидала совершенно другого ответа.
– Как нет? – с трудом выговорила Катя, – она же идеальная. Она крутая…она… – Катя терялась в эпитетах. Она открыла рот в желании выдать новое прилагательное, да так и застыла в растерянности и поиске еще более подходящего слова.
Игорь Владимирович ощутил легкий аромат чего-то сладкого. Запах медленно распространялся в воздухе и быстро дошел до его ноздрей. Девушка, сидящая сейчас в его кабинете, принесла с собой это конфетно-цветочное облако, и он истово пытался разложить этот запах на ингредиенты. Он сел обратно за стол и наконец-то их взгляды с девушкой встретились.
– Вот так, – он снова заглянул ей в глаза – удивленные, с огромными зрачками, которые перекрыли всю радужную оболочку, – бизнесу не надо идеально, ему надо хорошо, оптимально. Тут высокие идеалы никому не нужны, – сказал он первое, что пришло ему на ум.