Обеспечение детей, а особенно малышей, всем необходимым для урока, вообще было отдельной историей. Открыв при школе центр раннего развития, директор привлекла толпы родителей, жаждущих, чтобы их детей учили и выявляли в них скрытые таланты. В общем, делали все то, чем прикрываются современные родители, чтобы только увильнуть от часовой лепки куличиков в песочнице и беготне по лужам.
Прибыв на первое занятие, мамы и папы с удивлением узнавали, что, помимо самого курса обучения, должны выложить еще около полутора тысяч за красочный комплект пособий. В ответ на замечание о том, зачем трехлетке, который еще ни слова не знает по-английски, учебник и диск, следовала рекомендация, казавшаяся на первый взгляд совершенно дикой:
– Включайте диск дома в фоновом режиме, чтобы ребенок привыкал к звучанию языка.
Почему для этого нельзя было использовать любую радиостанцию, весь эфир которой сегодня гарантированно забит иностранными певцами, так и осталось тайной.
Все детишки носили с собой фломастеры. Они не умели читать и писать еще даже на родном языке, поэтому на занятиях в основном занимались тем, что пели, плясали под английский песенки и калякали в учебниках.
Одна моя знакомая привела ребенка на пробное занятие. Девочку посадили в группу, попутно озвучив маме неотложную необходимость в покупке учебного комплекта. Поскольку лишней наличности у нее с собой не имелось, она договорилась, что оплатит учебники в следующий раз, когда, собственно, и рассчитается за весь месяц.
– Нет проблем, – сказали ей в ответ.
Начался урок, и дети дружно зашуршали картинками в учебниках. Девочка одна осталась сидеть за голой партой.
– Не могли бы вы пока выдать моей дочке учебник на сегодняшнее занятие? Мы же в следующий раз все равно его оплатим?
– У нас так не принято. Но как только вы купите пособия в следующий раз, так сразу и сможете ими пользоваться!
Возмущению мамы не было предела. Что ж теперь, получается, ее ребенок весь урок будет сидеть как болванчик, в то время как остальные уже развернули бурную деятельность?
– Ну, дайте хоть листочек! Урок-то живыми деньгами оплачен!
С боем выбив из администратора лист формата А4, мамочка принесла его в класс и, как военный трофей, гордо положила перед дочуркой. Но едва та успела обрадоваться, как тут капкан, расставленный бизнесом по-русски, намертво захлопнулся вокруг семейного кошелька.
Дети повторили за учителем названия цветом, и, пыхтя от усердия, начали что-то старательно закрашивать в учебнике. Мама вернулась к администратору с просьбой выдать ей хоть пару цветных карандашей или фломастеров. Стоит ли говорить о том, что бесплатных карандашей ей не дали:
– Не положено! У нас каждый ходит со своими, мы даже на урок не выдаем!
В итоге все тридцать минут своего первого знакомства с английским языком ребенок просидел, глядя на чистый лист бумаги, пока все вокруг него творили красочные чудеса.
Ладно, хоть стул не отобрали.
В числе наиболее забавных моментов всегда были встречи с родителями учеников. Обычно они проходили в формате "ешь, молись, беги".
Бег галопом, как на конных скачках, был для учителей делом обычным. Поскольку рабочий день преподавателя должен был охватывать как можно больше групп, которые приносили в кассу школы как можно больше денег, на каждую перемену отводилось какие-то жалкие пять минут. Еще мы могли похвастаться большим десятиминутным обеденным перерывом. Выпроводив после урока свою группу, выскочив из кабинета, заперев дверь на один оборот и сдав ключ администратору, я быстренько скидывала уже прослушанные диски в коробку, на лету выудив из нее CD для новой группы. Ловко лавируя сквозь толпы детей в узком коридорчике, я, словно Титаник, на всех парах мчалась к заветной цели – двери учительской. За ней меня ждала заслуженная награда за полдня трудовой деятельности: йогурт, булочка и кофе (ничто другое просто невозможно было умять за остававшиеся мне к тому моменту семь минут). И тут, как айсберг из тумана, из тьмы коридора на моем пути появлялись они.
Родители новых учеников, совсем недавно записавшихся в мою группу, которые жаждали знать, как осваивается их чадо на новом месте.
Родители завсегдатаев, посещающих наш центр уже третий год, которым раз в семестр непременно вдруг приходила в голову идея, повинуясь сиюминутному порыву, заскочить по пути в нашу школу, дабы расспросить учителя о прогрессе их ребенка.
Родители шалопаев и гиперактивных детей, которые постоянно желали знать, не сотворил ли их отпрыск что-то невообразимое на уроке.
Родители детей, не проявлявших должного энтузиазма при посещении школы, которые мучились извечными сомнениями, есть ли у их ребят хоть какие-то успехи в изучении языков, и постоянными страхом того, что у детей, может, и вовсе нет способностей к английскому.
На такие случаи у меня был выработан четко работающий алгоритм, проверенный временем.
Первые секунд тридцать я внимательно слушала сбивчивую речь родителя, который объяснял, что именно хочет узнать о своем ребенке. При этом я изо всех сил пыталась проассоциировать услышанное имя и фамилию с конкретным детским лицом, чтобы хотя бы знать, о ком идет речь.
Следующая минута уходила на то, чтобы заверить взволнованного родителя, что какие-никакие успехи у его ребёнка есть, прогресс не стоит на месте:
– Да, у Саши (Пети, Васи), определенно есть способности к языкам, а главное, ему нравится на занятиях.
Еще пару минут необходимо было уделить ложке дегтя. И как заправский селекционер, я подбирала ее индивидуально под каждого ученика, чтобы родители, наконец, реализовали свой воспитательный потенциал:
– Но он такой шустрый у вас, такой активный…
– …не всегда приходит с выполненным домашним заданием.
– …регулярно забывает приносить рабочую тетрадь, ходит только с учебником.
– …делает все письменные упражнения на отлично, но не учит слова.
Завершающей же минуты мне хватало на то, чтобы, лучезарно улыбаясь во все свои тридцать два зуба, повторить пункт 2 об успехах и способностях, сформулировав его другими словами, дабы закончить на позитивной ноте, при этом добавив, что я вижу у ребенка интерес, так что «мы непременно будем работать и дальше».
Только тогда я могла, сердечно распрощавшись, наконец, умчаться в закат, к такой манящей меня сдобе с повидлом. Каюсь, в такие моменты я мысленно проклинала всех вокруг: чертовых детей, что сами не могут в подробностях рассказать родителям о том, как проходят уроки; чертовых родителей, которые в своей наивности полагают, что у меня есть неограниченный запас свободного времени и огромное желание неспешно рассуждать с ними об успехах их детей; чёртового администратора, которая составила мне расписание без окон, четыре группы подряд с двух до девяти; и чертову вселенную, которая по закону подлости украла у меня так необходимые мне четыре минуты, и теперь оставшегося времени хватало уже только либо на йогурт, либо на чашечку ароматного кофе.
После успешно проведенных занятий, всех преподавателей школы ждала вторая часть Марлезонского балета – обзвоны. Освободившись от уроков, каждый учитель был обязан сесть за стол в свободном кабинете и, вооружившись телефоном и ручкой, по очереди обзвонить родителей всех школьников, которые в тот день отсутствовали на занятиях. Следовали вежливо осведомиться о причине такого поведения и занести полученные сведения в специальную таблицу прогульщиков. И вот тут я взбунтовалась. Банальная арифметика, с которой я была в ладах еще со школьной скамьи, подсказывала мне, что в день я провожу примерно по пять занятий. Если учесть, что каждая группа в среднем насчитывала пятнадцать человек, из которых двое или трое стабильно отсутствовали, складывалась совсем не радужная картина. Выходило, что ежедневно, вместо того, чтобы сразу по окончании учебной смены мчаться домой на кухню, а затем к дивану усмирять свои базовые потребность есть, пить, спать и ничего не делать после работы, я должна была, взяв в руки телефон, совершить порядка пятнадцати звонков для выяснения всех обстоятельств пропажи ребенка. Закладываем в среднем по пять минут на звонок при удачном стечении обстоятельств (будь то моментальный дозвон или слабая словоохотливость родителей, которым некогда засыпать меня множеством вопросов о том, как вообще успехи у их чада). К своему ужасу, я получила итоговый результат в один час пятнадцать минут сверхурочно затраченного времени, неоплачиваемого и абсолютно бесполезно проведенного с точки зрения моих житейских потребностей.
Мне никак не удавалось понять, почему это не может делать администратор или специально делегированный для этой цели человек, скажем, методист по посещаемости. В итоге я просто уходила домой, проставив в таблице минусы напротив фамилий тех, кто не пришел. Так продолжалось пару месяцев, пока меня не вызвали в кабинет директора для серьёзного разговора, где ткнули лицом в бумагу под названием «Рабочие обязанности преподавателя лингвистической школы». Что ж, в мире, где учитель превратился в этакого робота-многостаночника по оказанию образовательных, административных и рекламных услуг без права на свободное время и личную жизнь, меня неудержимо тянет расхохотаться каждый раз, когда я слышу, что учитель – это тот, кто учит детей.