Алиса Бастиан
Синтезис
Глава IV. Коридор
– Значит, всё верно, – с облегчением выдохнула Асла. – Можно идти.
– Странно, но нам до сих пор не пригодились свеча и спица, – сказал Фортр, поднимая спицу с пола.
– Может, в следующей комнате?
– Возможно.
Они осторожно выглянули за дверь – просматривался лишь коридор с обшарпанной штукатуркой на стенах. Других дверей видно не было. Асла вышла в коридор, Фортр последовал за ней. Было довольно светло, хотя источник света им обнаружить не удалось. Коридор оказался длинным. Эхо их шагов гулко отскакивало от бетонных стен. Шли не слишком быстро, чтобы не наткнуться на что-нибудь неприятное и не пропустить что-нибудь важное, но и не слишком медленно, чтобы не терять игровое время. Шли молча, погружённые в свои мысли. Асла думала о фотографии и о том, что с ней теперь будет. Хотела бы думать о чём-нибудь другом, но вариантов было немного. Второй сводил с ума не меньше.
Комната отдыха. Асла помнила, как принимала душ. Не в прошлой Игре – в какой-то до неё. И как там не оказалось полотенца. Как она крикнула, проклиная всё на свете, об этом своим Игрокам. Они не очень-то её любили, это она тоже помнила.
Кафель бассейна первого помещения Синтезиса был тем же, что и в душевых Комнаты отдыха. Кафель и вода, стекающая ручьями. Асла вспомнила это ощущение, когда стояла перед Фортром на холодном бетоне, прижимая к себе чёрное махровое полотенце. Вспомнила, как беспомощно переминалась с ноги на ногу, отчаянно не желая вытираться своей же одеждой. Как глупо надеялась, что кто-то из них всё же постучит и просунет ей полотенце, за которое она многое отдала бы – не только оттого, что была обезоружена своей наготой и уже начинала дрожать от холода. Теперь уже больше оттого, что её, Инсайта команды, должен был кто-то поддержать. Хоть кто-то.
Кто-нибудь.
Может, это они его и забрали, вспомнила Асла пронзившую её мысль, оказавшуюся верной. И то, как ей его принесли. Полотенце с тесьмой, слегка царапающей лицо.
Вспомнила, как Олерой закрыл за собой дверь на задвижку. Как вода в душе включилась снова.
И что было потом.
– Кстати, что там был за код на холодильнике? – небрежно поинтересовался Фортр, не меняя шага.
Асла с большим трудом оторвалась от одних воспоминаний, с ужасом возвращаясь к другим.
Ну вот и всё.
– Представляешь, оказалось, что нужно было ввести мой жилищный код, – ответила она нарочито беззаботно.
– Что?
– Код моей карточки-ключа.
– Карточки-ключа? – переспросил Фортр.
– От дома, – пояснила Асла.
От её прекрасного дома, которого она не заслуживала.
– Я понял, что от дома. Но при чём здесь это?
– Наверное…
– Как это связано с тем трупом? – резко оборвал её адвокат, остановившись.
На фотографии, которая упала Фортру прямо в руки, когда его сжало в тиски, виднелось искорёженное тело женщины, валяющееся в канаве. Он и не такое повидал, но связь с Аслой и Синтезисом могла оказаться достаточно пугающей.
Ещё неизвестно, что это им принесёт.
Асла тоже остановилась, повернулась к нему. Опустила глаза и замялась. Фортру это не понравилось. Очень не понравилось.
– Слушай, – он схватил её за плечи и прижал к стене. – Послушай меня. – Асла поморщилась, потому что пальцы адвоката вцепились в неё слишком сильно. – Немедленно всё рассказывай. Ты и так слишком многое скрывала.
– Я ничего не скрывала, – возразила Асла. – Я не помнила. Это не моя вина. Не мой выбор.
Фортр вытащил из кармана сложенную фотографию, которую незаметно забрал из комнаты, расправил её и поднёс к лицу Аслы.
– Это тоже не твоя вина? Не твой выбор?
Асла поперхнулась. Адвокат, сам не зная, ударил точно в цель.
– Рассказывай.
Фортр отступил на шаг назад, но Асла так и осталась стоять, прижавшись к стене. Стоять и молчать.
– Ладно, задавать вопросы – моя работа, – сказал Фортр. – Итак, как же код твоей карточки-ключа, код от твоего дома, связан с мёртвой женщиной на фото?
– Не моей, – едва слышно ответила Асла.
Брось, все всё знают, просто скажи ему, и тогда он отстанет.
– Не твоей?
– Это был код её карточки, – вздохнула Асла. – Её, не моей.
– Вы знакомы?
– Нет, – покачала она головой.
– Тогда откуда ты знаешь её код?
Асла снова посмотрела на фотографию. Потом на Фортра.
Почему было не стереть воспоминания и об этом тоже?
Она едва заметно улыбнулась.
Потому что она должна помнить об этом всю жизнь.
– Подумай, Фортр. Уверена, ты всё поймёшь.
Я убийца, милая.
Я тоже.
Адвокат вырвал у неё из рук фото, задумался, нахмурился, снова посмотрел на Аслу.
Расспрашивать не буду. Но, думаю, у тебя просто не было другого выхода.
Был, так что не надо меня оправдывать.
– Я была уверена, что об этом никто не знает, – сказала Асла, словно помогая Фортру.
Я и не оправдываю, милая.
Я ничем не лучше тебя.
Чужой труп. Чужой код. Асла. Внезапно Фортра осенило. У тебя хороший дом? – спросил психотерапевт Орнубия в конце Игры. Конечно, хороший. Как и подобает заместителю Главы. Но Асла…
– Только не говори, что совершила самое серьёзное преступление в Круге.
Хуже убийства в Круге считалось только убийство, совершённое с целью захвата законного жилища убитого (преступление класса «А»). А ещё к нему приравнивалось незаконное присвоение собственности (преступление А-1).
– Я больше не могла жить на улице! Ты не представляешь, каково это! – Асла в отчаянии отлепилась от стены.
– Поверить не могу, – усмехнулся Фортр. – Ты вовсе не такая невинная овечка, какой казалась. И что у нас тут, А или А-один?
– Конечно, не…
– Впрочем, я не хочу знать. Это и неважно. Важно то, что ты всё ещё жива. И насколько давно это было?
– Почти год назад…
– Ты совершила преступление, караемое смертью, но всё еще жива, – Фортр посмотрел на потолок, где, возможно, были камеры. – Может, поэтому ты здесь и застряла? Проходишь Игру за Игрой? Как раз последний год…
– Но это не смерть, – покачала головой Асла, в изнеможении сползая по стене на пол. Этот разговор выжал её досуха.
– Верно, – сказал адвокат. – Это хуже, чем смерть.
Пожалуй, он прав.
– Вставай и идём, – протянул ей руку Фортр.
– Ты… не осуждаешь меня? – Асла хотела спросить «не презираешь?», но не смогла.
– Господи. Ты серьёзно?
– Ты же сам сказал, я совершила самое серьёзное преступление в Круге.
– Детка, мне плевать. Наверное, ты меня с кем-то спутала. Ты кое-что забываешь.
– Что? – спросила Асла, вздрогнув при слове «детка». Так он к ней ещё не обращался. Никто не обращался.
– Я адвокат.
И на твоём месте поступил бы так же.
Глава V. Мигра
Конечно, преступления, связанные с жилищной собственностью, учитывая ситуацию с землёй и жильём в Круге, считались самыми серьёзными. Жильё обычно не страдало, хотя когда-то был случай: разъярённый гражданин Круга поджёг дом своего друга, в результате чего друг попрощался с жильём, а поджигатель – с жизнью. Впрочем, друг потом заселился в его дом, и сделано это было по закону. Жильё было на вес золота, поэтому ему не причиняли вреда. Чего не скажешь об их владельцах – ведь соблазн убить кого-то и занять его дом был чрезвычайно велик. Так можно было существовать довольно долго, если больше не нарушать закон. Проверки соответствия проживающего фактическому владельцу проводились крайне редко после того, как кто-то из администрации таким образом не смог скрыть свою любовницу. Вероятно, у многих других тоже были свои причины. Но если уж выяснялась правда… Обычный убийца получал меньшее наказание, чем тот, чьи действия были направлены на присвоение дома. Тот, кто убил, например, по пьяни в баре, через год или даже меньше мог выйти из тюрьмы и даже вновь вернуться в свой дом. Но тот, кто убил ради жилья и присвоил себе собственность мертвеца, сам становился ходячим мертвецом с мишенью на спине. Застывал в ожидании самого тяжёлого наказания – смерти. Рано или поздно терял бдительность и прокалывался на какой-нибудь ерунде. Хотя ходили слухи, что в Круге есть те, кто годами дерзко живёт в чужих присвоенных домах и не попадается. Таких называли корвусами.
Когда-то для тех, кто был не так осторожен, как корвусы, предназначалось Aquae et ignis interdictio, отлучение от воды и огня, один из старинных видов наказания за особо тяжкие преступления, означавший лишение гражданских прав и изгнание. В условиях Круга и Красных Болот это было равно смерти. Так что некоторые её и выбирали – камера ликвидации решала вопрос быстро и безболезненно.
Асла не считала, что сможет стать корвусом. Она была мигрой, бродяжкой, как и многие другие. Один раз её доброе сердце не выдержало, и она уступила свою возможность тому, кто уже не вывозил, как у них говорили. В другой раз её обманули, и пришлось начинать всё с начала. В третий раз просто не повезло. Постепенно Асла и сама стала той, кто не вывозил. Ни бездомную жизнь в Круге, ни жизнь вообще. Чудесное заселение в собственное жильё для многих из них стало идеей фикс. Для некоторых она трансформировалась в совершенно осознанный план убийства. Никто не преуспел; одно неудачное покушение (А-1, покушение приравнивалось к убийству, дерзость Совет Круга очень не любил) закончилось камерой ликвидации, остальные не были достаточно смелы или удачливы и потихоньку загибались на заброшенных трущобах. На убийство у Аслы не хватало духа, и за это она себя ненавидела. За свою беспомощность, глупость, доверчивость. Была бы поумнее – может, уже ютилась бы в какой-нибудь каморке. Но даже почти три года на улице не смогли выправить её изъян. Она всё ещё верила в людей.
Больше всего ей хотелось иметь свой угол, крышу над головой. В этом она не отличалась от остальных. По ночам, укрываясь развёрнутыми картонными коробками, украденными из подсобки одного из продуктовых магазинов, она закрывала глаза и представляла себе один из тех домов, что никогда не станет её. Никто не ограничивал её фантазию; весь домик был в её распоряжении. Одна. Одна, без соседей-бродяг, грызущихся с ней за лишнюю картонку, за лишнюю жестяную кружку дождевой воды, пытающихся воспользоваться ею, неизменно присутствующих рядом, повсюду, куда бы она ни пошла. Одна. В тишине и безопасности. Асла представляла, как первым делом закроется в душе на час. Или – ну конечно! – заляжет в ванну. Огромную белоснежную ванну, доверху наполненную пеной. Как кожа, пропитанная грязью и запахами улицы, усталостью и отчаянием, постепенно слезет с неё, обнажая новую. Как она выльет полфлакона шампуня с ароматом пачули на волосы, покрытые бесконечным несмываемым слоем пыли, никогда не распутывающиеся до конца, и наконец увидит их природное серебро, расчешет их до самых кончиков приятной на ощупь щёткой. Как наденет мягкую шёлковую пижаму и ляжет в настоящую кровать – может, даже с ортопедическим матрасом. И сможет спать столько, сколько захочет, в тепле и сухости. Примерно на этом моменте Асла засыпала, отключая своё тело и свои эмоции. Пробуждение всегда было неприятным. В зависимости от ситуации и погоды ныла поясница, спина или и то и другое. Первой же мыслью было я всё-таки проснулась, что ещё несколько месяцев назад для довольно жизнерадостной (даже в таких обстоятельствах) Аслы было несвойственно. Далее, конечно, наваливались раздумья о поиске еды, другого места для ночлега и возможности минимизировать конфликты. Бездомные в Круге ненавидели друг друга, потому что их количество постоянно увеличивалось, а это означало конкуренцию за места для ночлега и еду. Они почти никогда не объединялись в достойные группки – только в те подонские, что терроризиривали остальных.
Та ночь выдалась одной из самых холодных. Приближалась зима, которую многие из них не переживут, и Асла не была уверена, что она не окажется в их числе. Скрючившись под удачно раздобытым рваным пальто и продрогнув до костей в реальности, во сне Асла намыливала голову неизменным шампунем с пачули, запаха которого даже не представляла – лишь где-то слышала, – смывая его душем, подставляя лицо под горячие струи.
Всего миг – и ненависть обожгла её изнутри. Так сильно её ещё ничего не жгло. Не было ни пачули, ни душа. Были только струи – двое из подонков отыскали её и с воодушевлением мочились ей на лицо.
– С добрым утром, солнышко, – прогоготал один из них.
Под руку ей подвернулась банка, в которую она собирала дождевую воду, хорошая, стеклянная, и Асла изо всех сил замахнулась. Сложно сказать, кто победил – она, в ярости дубасившая их по рожам банкой, или они, ведь им осталось её пальто. Асла вспомнила о нём, только пробежав метров пятьдесят. Возвращаться она не решилась. В тот день ей действительно захотелось умереть. Она брела по краю Круга, где не было ничегошеньки полезного, потому что окраину бездомные подчищали в первую очередь, когда на плечи ей опустились первые снежинки. Асла выпила горячего чая из травяной бурды в пункте помощи (которых было всё меньше с каждым годом), но так и не согрелась. Она промёрзла изнутри, и даже её былая жизнерадостность не могла придать ей сил.
К вечеру она оказалась в районе, застроенном одинаковыми маленькими фиолетовыми домиками. Здесь жили её более удачливые однопоселенцы, никто из которых не пустил бы её переночевать. Она знала об этом, потому что не раз приходила сюда, стучала в дверь за дверью, встречая презрительный или испуганный взгляд и лёгкое, слегка досадливое покачивание головой. Асла прошла весь район, но так и не нашла ничего полезного. Она завернула за угол на границе вереницы ярких домиков – район заканчивался небольшим пустырём. Земля в этом месте была просевшей и непригодной для строительства, поэтому пустырь стал свалкой, вдоль которой шла канава. Домик на углу был самым маленьким, и, наверное, его жители страдали от ароматов свалки, но Асла отдала бы всё за возможность в нём жить. Свет в домике не горел, хотя было время ужина – людей на улице практически не было, все копошились на кухнях, дразня своими силуэтами за подсвеченными тёплым домашним светом занавесками. Асла снова вспомнила утренних скотов, разбудивших её столь отвратительным способом, представила, что встретит их снова, пнула от злости камень. Шнуровка на старом ботинке к этому моменту настолько ослабла, что ботинок слетел с ноги Аслы и полетел вслед за камнем. Чертыхнувшись, она поковыляла за ним, стараясь не сильно ступать босой ногой на холодную землю. Подняв ботинок, Асла стала на весу его надевать, не обращая внимания на запах свалки и стараясь унять неистовое биение сердце. Потому что рядом с ботинком она увидела кое-что ещё.
Женщина была вся изранена, но ещё жива. Это стало ясно по её стону, вырвавшемуся, когда та увидела Аслу. Может, её сбила машина, или даже мусоровоз, судя по травмам. Она валялась на краю канавы, истекая кровью, и её заляпанное грязью лицо было Асле знакомо. В этот домик она тоже когда-то стучалась.
Асла огляделась – вокруг ни души. Желающих гулять вокруг свалки не было – отходы на ней были непригодны даже для бездомных, а некоторые – откровенно опасны. Несмотря на ужасную картину, у Аслы заурчало в животе: за весь день ей не удалось найти ничего стоящего. Нужно было зайти в домик и вызвать помощь, возможно, женщину ещё можно было спасти.
Если я помогу ей, может, она отблагодарит меня едой и даст переночевать, подумала Асла, которой она была.
А если не помогу, она умрёт, и я смогу взять еду и переночевать без её разрешения, подумала Асла, которой она стала.
Эта женщина, живущая в угловом домике недалеко от свалки, – не в лучшем из домов, не в престижном месте, всего лишь на краю помойки, – бросила в неё огрызок яблока, когда Асла постучалась к ней за помощью. Тот огрызок Асла запомнила надолго. Высокомерие и презрение, сочившееся из каждой поры на бледном лице той женщины, испортило ей настроение на неделю вперёд. Сейчас то самое лицо не было бледным и высокомерным, оно было грязным и испуганным, но впервые в жизни в сердце Аслы не нашлось места для жалости. Она была уверена, что не будет такой, хотя все, кто жил на улице, такими становились. В тот вечер она поняла, что не стала исключением.
Почему? Чем она лучше меня? Я бы делала всё, старалась бы изо всех сил, если бы мне дали такую возможность. Но у меня её нет, в отличие от таких, как она. Я бы не купалась в собственном высокомерии, словно я королева мира, а не жительница окраины свалки. И я бы никогда не бросила в кого-то гнилой огрызок. Особенно в кого-то из моего поселения.
Женщина снова простонала, пытаясь пошевелить окровавленной рукой. Вокруг по-прежнему не было никого, кроме них двоих.
Но назад пути уже не будет. Ты прекрасно это знаешь. Та Асла, которой ты была, умрёт вместе с этой женщиной.
Женщиной в приличной на вид куртке и крепких, наверняка тёплых ботинках. Снег пошёл сильнее, прикрывая её искорёженное тело. Зима наступила раньше, чем обычно.
Та Асла, которой я была, умрёт в любом случае.
Асла уже знала, как она поступит, но ещё не могла это принять. Часть её всё ещё не могла смириться с неизбежным. И пока она думала, убеждая себя не шевелиться и не помогать женщине, женщина сама помогла Асле и перестала шевелиться. Не чувствуя биения сердца, Асла наклонилась и вытащила у неё из кармана ключ-карту от домика…
Рука её не дрожала, когда она прикладывала карту к считывателю рядом с входной дверью, но Асла была уверена, что ничего не выйдет, что ключ не сработает. Вместо этого дверь пискнула и открылась. Домик был тёмен и пуст, тих и словно бы мёртв. Сначала Асла побоялась зажигать свет, но потом подумала, что особой уже разницы нет, и щёлкнула выключателем. Внутри было довольно уютно, но напряжение, сковавшее Аслу, не отпускало. Конечно, это убийство. Намеренное неоказание помощи, оставление в опасности, использование чужой собственности. Но время назад уже не повернуть, и если она и поплатится за это, то хотя бы перед смертью будет выглядеть по-человечески.
В домике не было ванны и шампуня с ароматом пачули, только подтекающий душ и обмылок хозяйственного мыла, но и это показалось Асле раем. В шкафах нашлась одежда и еда. На самом почётном месте в центре кухонного столика даже стояла пачка какао. Наевшись и напившись, Асла улеглась на продавленную кушетку, пружины которой так и норовили впиться в спину, но ничто не могло испортить счастья от долгожданной кровати. Смотря в белый потолок, Асла просто ожидала своей участи.
Проснулась она через три часа. В тепле и сытости она просто отрубилась; за окном стояла ночь.
И никто так и не пришёл по её душу.
Если эту женщину до сих пор не хватились, может, никто и не заметит её пропажи, подумала вдруг Асла. Может, она никому не нужна. Как и я. Тогда какая вообще разница, кто тут живёт?
Взвешивая все «за» и «против», Асла наконец решила, что хуже уже в любом случае не будет. У домика имелся маленький задний дворик, на котором была грядка моркови, клумба с неопознаваемыми растениями и ящик с инструментами. Ночь была темна и тиха, несколько тусклых фонарей вдоль дороги мерцали едва уловимо, призрачно; снег прекратился, осознав, что превысил норму выпадения. Асла завернула за угол, беспрестанно оглядываясь, и направилась к свалке.
Не её руки снимали с женщины ботинки и куртку, сталкивали её в канаву, держали черенок лопаты, ощущали тяжесть снега, земли и мусора. Не её глаза щурились, высматривая в луче фонарика, не торчит ли где-нибудь краешек тела. Всё это происходило не с ней.
Уже не с ней.
Через две недели, придя в себя, обжившись, отдохнув и слегка расслабившись, она стала находить разные подработки. Первый раз ей было до смерти страшно выйти из дома, но ничего ужасного не произошло. Похоже, соседям не было никакого дела ни до пропавшей женщины, ни до того, кто живёт в домике на углу, но Асла всё равно старалась не попадаться им на глаза. К тому же теоретически она могла бы поселиться в этом доме в случае смерти владелицы, если, например, была бы её племянницей. Такую историю Асла держала на всякий случай. Везде требовались документы, но никто не спрашивал, живёт ли она в доме человека, которого оставила умирать и сбросила в канаву, закопав землёй и мусором. Страх постепенно отступал, жизнь налаживалась. Асла наконец могла стать нормальным человеком.
Но она уже не была собой.
Глава VI. Фортуна
В конце этого удручающего полуразрушенного коридора, словно для невероятного контраста, стояли напольные маятниковые часы. Абсолютно новые и абсолютно великолепные. Корпус, созданный из чистого серебра, весь был усыпан драгоценностями. Коньячные бриллианты и рубины, изумруды и сапфиры, алмазы и аметисты, цитрины и аквамарины, александриты и горный хрусталь, топазы и опалы… Драгоценные камни переливались в свете лампочек, вмонтированных в стены и потолок вокруг часов, создавая восхитительное многоцветье бликов и отражений. Пара таких камешков могла бы обеспечить едой половину бездомных Круга, подумала Асла, не знавшая всех их названий, однако представляющая их ценность. Но нет, лучше создать вычурное произведение ювелирного и часового искусства для удовольствия Совета и поставить его в затхлом коридоре в игре на смерть. Разве может быть иначе?
Недалеко от часов находилась дверь в следующее помещение, белая с каким-то перламутровым отливом, местами словно покрытая жемчужными пластинками раковин, и в ней была замочная скважина необычной формы. Они осмотрели дверь и вернулись к часам. Латунный циферблат, искусно украшенный по диаметру серебряным орнаментом в виде переплетающихся линий, звёзд и мелких буковок, скрывало закалённое стекло. Единственная стрелка, платиновая с маленькой звёздочкой-наконечником, находилась на начальной позиции, указывая на маленький круглый бриллиант на месте полудня/полуночи. Там, где на обычных часах находились бы цифры 1, 5, 9, на этих было XLIX. Вместо 3, 7 и 11 было начертано LI. Вместо цифр 2, 4, 8 и 10 были изображены золотые полумесяцы. Внизу циферблата, на месте цифры 6, было выгравировано изображение маленького ключика.
На самом верху корпуса имелась треугольная кнопка из цельного лунного камня. Длинный маятник заканчивался серебряной шестиугольной пирамидкой, направленной вершиной вниз. Ствол маятника был сделан из прозрачного материала, поэтому казалось, что пирамидка движется в воздухе сама по себе.
– Aqua – вода, Aer – воздух, а это что? – спросила Асла, указывая на тончайшую круговую гравировку по краю циферблата. Буквы складывались во фразу: Fortuna diligit paratus.
– «Удача любит подготовленных», – перевёл Фортр. – Что бы это ни значило в данном контексте.
– Ключ где-то в часах?
– Наверняка.
Асла провела рукой по драгоценному корпусу, хотела скривиться, сказать что-то по поводу их гедонистической гротескности, но не смогла. Они были слишком прекрасны. Асла никогда раньше не видела настоящих драгоценных камней, тем более – в таком количестве, и несмотря на враждебное к ним отношение, несмотря на Синтезис и наблюдающий за ней Совет, дыхание у неё перехватывало от их красоты. Может быть, это просто чувство прекрасного. А может быть, она ничем не отличается от Совета.
– Сорок девять, – указал Фортр на одну из отметок XLIX, – и пятьдесят один, – постучал он по LI.
– Уж это-то я знаю, – обиделась Асла.
– Ну мало ли, – пожал плечами адвокат.
Им обоим было не по себе от указанных цифр их поселений, чередующихся на циферблате, да ещё и в тройном количестве. Ничего хорошего это означать не могло. Осторожно ощупывая корпус, циферблат и стекло, Асла с Фортром пытались сделать что-то, кроме очевидного – нажать кнопку, которую никому из них нажимать не хотелось.
– Выбора у нас нет, – сказала наконец Асла то, что они и так поняли. – Кнопку придётся нажать.
Адвокат внезапно ударил кулаком по стеклу циферблата, потом ещё и ещё. Осмотрел результат своих действий и от злости ударил ещё раз.
– Ни трещинки, – прокомментировала Асла. – Мы просто должны сделать то, чего от нас ждут.
– И это почему-то бесит как никогда, – мрачно выговорил Фортр.
– Хочешь, нажму? Нам же нужен ключ. Нужно идти дальше. Орнубий с Олероем уже могли нас обогнать.
– Конечно. Но только не говори, что тебя это не бесит.
Асла промолчала. На самом деле ей уже было всё равно. Но какой смысл говорить об этом вслух? Порадовать Совет? Позлить адвоката? Она протянула руку и нажала треугольный лунный камень. Раздалась чудесная механическая мелодия, словно кто-то сыграл на клавесине, и стрелка начала довольно быстро вращаться по кругу.
– Прямо казино какое-то, – пробормотал адвокат, начиная понимать, что к чему.
Стрелка продолжала крутиться, пока он снова не нажал на кнопку. В ту же секунду стрелка начала замедлять ход, плавно двигаясь от цифры XLIX к полумесяцу, от полумесяца к цифре LI, минуя отметку с изображением ключа… проползая номер поселения Аслы вместо семи, полумесяц вместо восьми… и останавливаясь там, где предполагалась цифра девять.
Девять утра. Девять вечера. Поселение 49.
Фортр замер, ожидая подвоха, но ничего не произошло.
– Что это зна… – начала Асла, и тут адвокат вдруг захрипел и как-то неестественно скрючился.
Асла бросилась к нему, не зная, чем помочь, но он оттолкнул её и прислонился к стене. Голова кружилась, тошнота подкатывала к горлу, но постепенно Фортр пришёл в себя.
– Что случилось? Ты как? – спросила Асла, когда он отошёл от стены.
– А ты? – вместо ответа спросил Фортр. – Когда я оттолкнул тебя – ничего не почувствовала?
Только страх, подумала Асла, и помотала головой.
– Дай-ка руку, – протянул ей свою Фортр.
Рукопожатие было странным, но почему-то вполне удовлетворило адвоката.
– Мне эти чёртовы часы сразу не понравились, – сказал он. – Коридор унижений, мать его. Нам просто ещё раз напоминают, что мы подопытные крысы. Крысы, которых бьют током.
– Боже… – Асла посмотрела на Фортра, потом на циферблат. – Каждый раз, когда выпадает номер поселения…
– …кто-то из нас будет получать разряд.
Они молча смотрели на украшенные драгоценностями часы, больше не казавшиеся красивыми.
– Это просто рулетка. Везение или не везение. Нам даже не дают возможности что-то сделать самим. Сволочи.
– Нет, – Асла положила ладонь на циферблат. – Кое-что мы можем. Когда кнопка нажимается второй раз, движение замедляется. Мы пока не поняли, насколько, но можем это вычислить.
– И сколько ударов тока для этого потребуется? – усмехнулся Фортр.
– Мы точно сами выбираем тот момент, когда движение начинает замедляться, надо только понять, в какой момент нажать кнопку, чтобы стрелка остановилась на шести часах. Видимо, тогда мы и получим ключ.
– Мы ещё не знаем, что значит полумесяц, – напомнил адвокат.
– Надеюсь, что-нибудь получше, чем удар током.
– Надеюсь, – согласился Фортр и нажал на кнопку.
Раздалась мелодия, стрелка, находящаяся на отметке девять часов, завертелась по кругу. Они смотрели на циферблат, Асла беззвучно считала – раз, два, три, четыре, – и на каждый счёт стрелка описывала целую окружность. Считать следовало гораздо быстрее, но даже это вряд ли им помогло. Важнее было вычислить замедление. В какой-то момент они остановили вращение и оба стали высчитывать. Стресс и неравномерное замедление не особенно помогали. Стрелка вот-вот должна была остановиться. Когда она проползала над ключом, Асла снова нажала на кнопку – мало ли, – но это, к сожалению, ничего не дало. Скорость удалось вычислить лишь примерно, и в этот раз стрелка застыла на полумесяце вместо трёх часов.
– Сейчас и узнаем, что это, – нервно сказал Фортр, напрягшись в ожидании очередной неприятности.
Свет в коридоре погас, больше ничего не произошло.
– Кажется, на этот раз ничего ужасного, – произнесла Асла, и только потом поняла, что ошибается.
В темноте они не видели ни циферблат, ни стрелку.
– Да, просто прекрасно, – съязвил Фортр. – Полагаю, следующий раунд будет точно не в нашу пользу. Игра вслепую отлично вписывается в сценарий этого коридора. Спасибо хоть глаза не выкололи.
Асла вздрогнула, представив себе такое развитие ситуации.
– Раздевайся, – сказал в темноте Фортр, и она вздрогнула снова.
– Что?
Адвокат не ответил, но было слышно, что на пол упала его футболка, что он снимает кроссовки, расстёгивает молнию джинсов… Асла не видела ничего, кроме слегка подсвеченной треугольной кнопки на верхней части часов, даже не знала, где именно находился Фортр, но он был где-то совсем рядом и… без одежды? Она замялась, не вполне понимая, что происходит.
– Если хочешь лишний раз рисковать – пожалуйста.
– Но…
– Что-то в нашей одежде явно хорошо проводит электричество. Может, синтетические ткани или обувь. Может, что-то особенное, встроенное Наблюдательным Советом. Как ещё они могут бить нас током? На нас даже браслетов нет, иначе я бы в первую очередь подумал на них.
Ах, вот оно что…
– Точно, – сказала Асла, чувствуя себя невыносимой дурой. Она разделась до простого серого нижнего белья, бросив одежду на пол рядом с собой. Волоски на её руках и ногах тут же встали дыбом. Без тряпок в коридоре было прохладно.
– Я нажимаю, – сказал Фортр, и они снова услышали клавесин. – Второй раз давай ты.
– Наугад?
– Прислушайся к интуиции, – насмешливо прозвучало в темноте.
Асла вздохнула и положила палец на лунный камень. Досчитаю до пяти, решила она, и после пяти ударов сердца утопила кнопку. Темнота скрывала результат, но стрелка должна была замедлиться. На всякий случай Асла отошла чуть подальше.
– Выпал бы ключ, – озвучил Фортр её надежды. – Что-то мне здесь уже надоело.
Но надежды не оправдались. На этот раз током ударило Аслу. В глазах вспыхнуло, она потеряла дар речи, в горле застрял какой-то комок, который начал медленно спускаться ниже, к груди, колени подкашивались. Асла опустилась на пол, сворачиваясь в клубочек, и свет включился.
– Вот чёрт, – Фортр присел рядом, но трогать Аслу не решился.
– Интуиция подвела, – признала она, не поднимая головы.
– Не знаю, как они это делают, что за проводник используют, но, похоже, они всё предусмотрели. Жаль, что не сработало, – он протянул Асле руку, и ей пришлось встать.
– Как всегда.
Они стояли друг напротив друга в одном белье, и драгоценное сияние камней отбрасывало на их тела красивые блики.
– Ненавижу, – процедил Фортр.
– Кого? Совет?
– Нет. Играть по их навязанным правилам, – отрезал адвокат и начал одеваться.
Асла никогда не стыдилась своего тела, но сейчас ей было жутко неловко. Фортр стоял в одних трусах-боксерах и, похоже, ему и в голову не приходило смущаться. Да и её он особо не разглядывал – никакого интереса она не заметила. Сейчас их интересовал только проклятый циферблат. Асла подняла свои джинсы с футболкой и тоже стала поспешно одеваться, не смотря на адвоката. Фортр уже оделся, а она всё никак не могла попасть в штанину ногой. Она могла смотреть в мёртвое лицо женщины, которую закапывала в канаву. Стоять совершенно голой в душе с Олероем.
