Алексей Владимирович Зелепукин
Огарочек
Глава двадцатая.
Белгорюч камень —Алатырь
Деревянный нос корабля, украшенный фигурой морского змея, нагло резал зеленоватую гладь моря. Скрипели веревочные полиспасты, держа в узде холстину паруса. Ульфрик, устроившись на баке, точил свой меч. Хаттаб что-то записывал в дневник. И лишь Давид вглядывался в дальнюю кромку горизонта. Викинги Хайрика возились на палубе, то и дело проверяя натяжение такелажа. Княжич спрыгнул с мачты.
– Если верить легендам, то до Буяна еще пара дней пути. А небо тут хмурое и холодное. Вовсе и не лето.
– Я думал, Буян – из легенд русичей.
– Остров, на котором растет Великий дуб, есть и в наших сказаниях, он по дороге в Гренландию. Наши мореплаватели ходили мимо, но высадиться на него не посмел никто.
– Почему?
– Рюген – земля богов. Смертным там не место.
– Рюген? А это точно тот же остров, что мы ищем?
– Перун и Тор тоже разные имена, но и тот, и тот бог грома и молний. Мы же не спорить собрались, какое из имен правильное. Я знаю, куда лежит ваш путь. И пойду с вами до конца. Так велят мне мои боги.
– Это путешествие в один конец. Чернокнижник силен. Каирн душ полон. Мзда йотунам собрана, – бросил Ульфрик, заглушая плеск волн.
– Тем более будет глупо доверять дело вам одним.
– На кону жизни ваших людей.
– Викинг просто обязан спешить навстречу своей смерти. Пока кто-то другой не присвоил ее. А что может быть почетнее, чем погибнуть, освобождая проход в Валгаллу? О нас сложат легенды и песни, восхвалят наши подвиги и мужество.
– Вы не услышите ни сказаний, ни песен.
– Главное, чтобы потомки услышали. Их память – главное богатство воина.
– Я не думаю, что они об этом подвиге даже узнают, – проворчал Хаттаб ибн Рахим.
– Если мы сделаем должное надлежащим образом, узнают. Один позаботится об этом.
– Штоооорм! – прокричал один из викингов, указывая на темную полосу на горизонте.
Норманны засуетились.
На вопрос «Чем помочь?» был получен четкий ответ: «Не мешайте!». Наша четверка ушла на корму, пытаясь не путаться под ногами мореходов. Свинцовые тучи быстро приближались.
– Это не простой шторм, – выдавил из себя побледневший Ульфрик. – Темный учуял нас. И он хлебнул из каирна, это чувствуется по мощи приближающейся бури.
– Но ведь это был план?
– И план работает. Он всего лишь хлебнул мощи. Нам надо, чтобы он откусил кусок побольше. Но он начал питаться. А значит, боится. Хлебнув разок, он уже не сможет удержаться.
Варяги убрали паруса и закрепили груз на палубе. Хайрик махнул рукой четверке, приглашая их ближе к центру судна, где качка наименее интенсивна. Скандинавы привязывали себя к мачте. Давид попробовал подняться, удар молнии саданул рядом с кораблем, а оглушительный грохот сбил иудея с ног. Затем, налетела волна, обрушив на судно многие тонны воды, но корабль выдержал удар стихии. Новая волна уже заносила свою десницу над путешественниками, свист ветра, но вода не задела судна.
Хаттаб ибн Рахим, сутулый старец, вдруг выпрямился во весь рост. Его голос спорил с грохотом громовых ударов. Он дернул волос, и радужная сфера укрыла ушкуй. Молнии сверкали, отскакивая от барьера. Волны бились об него одна за одной. Но старец держал щит. Он стоял один против воли бушующей природы и смертоносных чар темного мага.
– Хаттаб, он обнаружил нас. Сейчас глаз бури накроет судно. – прокричал сквозь какофонию шторма Ульфрик.
Но старик лишь улыбнулся в ответ, вырвав еще один волос.
– Я Хаттаб ибн Рахим, ученый из Гулябада. И это все, на что способен черный некромант? Я даже удивлен, как это тебе удалось превратить меня в крэтса. Это правда ты? Или твой никчемный ученик?
Ярость волн закрывала небо, яркое от множества разящих молний. Но старик держал заклятие, старея на глазах.
– Хаттаб, он глотнул из каирна! —прокричал Ульфрик, морщась от боли.
Но предупреждение запоздало. Уставшие губы прошептали: «Главное, чтоб не зря…»
Иссиня-белая дуга молнии грозового разряда ударила в ученого, срезав на своем пути мачту, а громаднейшая волна, идущая следом, перевернула корабль. Пучина океана поглотила экипаж. Вода болтала и крутила русича, а когда он сумел выбраться на поверхность, буря исчезла. А на обломки разбитого ушкуя вскарабкался только Хайрик. Он и помог Давиду и Ульфрику выбраться из воды на доски. Олекша выплюнув остатки морской воды, поплыл к остову погибшего корабля.
– Как Темный смог украсть молот Тора? Или Тор на его стороне? – криком ярости варяг пытался скрыть боль отчаяния и потери. Вся его команда погибла в этом шторме. – Зачем этот старик решил спорить с бурей? Вся моя дружина ушла с ним на дно!
– Буря так и так завершилась бы гибелью корабля. Это не Тор бил своим молотом. Это черное колдовство некроманта. И он не остановился бы, пока мы не утонули.
Давид по-отечески положил руку на плечо викинга.
– Щит Хаттаба заставил Темного черпать через верх энергии из запретной бутыли. И, возможно, только это и спасло нас. Старик вымотал некроманта. Темный слишком устал, чтобы поддерживать бурю. А так он забросал бы нас волнами, пока мы все не утопли бы.
– Он выиграл. Мы посреди океана и вплавь нам не добраться, – отчаянье звенело в голосе рыцаря. – Одна надежда, что магистры вычислили столь мощную вспышку. И пошлют сюда флот.
– А сколько отсюда до Ла-Рошели, Ульфрик? – спросил с надеждой Давид.
– Дней семь. Но без воды нам не выжить, – ответил за него варяг.
– Семь дней – не срок, а жизненный урок, – сказал Олекша, снимая с головы намокший платок.
Но расстелить его не успел. Викинг запел. Хмурый и печальный напев Гунвальд Свейн понесся над морской пучиной, отдавая дань памяти храбрым морякам. Голос варяга дрожал. Глаза наполнились слезами.
«Тот, кто сказал,
Что мужчины не плачут,
Просто жизни не ведал
Да дружбы не знает.
Подниму же я чашу,
Раз Сьюунд уж объявлен.
Разомлев от вина,
Вопрошаю я громко:
Кто за все мне ответит?
И какая же кара
Вдруг настигнет убийцу,
Что убил исподтишка,
Замахнувшись внезапно!»
То ли капли былой бури, то ли слезы текли по щекам викинга.
«Не на поле брани,
Не в обычной ссоре,
В тишине и неге,
Спящего у гостя.
Мы курган насыплем,
Внутрь тебе положим
Чашу и рубаху
И копье простое.
Будешь, славный воин,
Охранять чертоги.
Хель придет и спросит:
«Где мой новый стражник?»
Ненасытным телом
Сверху ляжет грубо.
Подчиняйся, воин,
Ублажай старуху.»
– Хель не старуха, – зычный, мощный голос, принадлежащий кому-то огромному, раздался со спины.
Воины обернулись. Над обломками корабля возвышалась гигантская голова морского змея.
– Не бойтесь, дети Хеймдалля. Я тут не по ваши души.
Хайрик побелел от ужаса.
– Я думал снова Тор буянит, но понял, что это не его молнии бурлили воды моего океана. И не по его воле вздымались волны. Мне стало интересно, чем вызвано столь мерзкое колдовство и душегубство. И откуда у мелкого слизня такая сила?
Ульфрик поднялся на обломках.
– Мы те, кто осмелились перечить темной воле некроманта, несущего дар йотунам.
Давид шагнул к лангольеру.
– А сила его черпается от душ, безвинно загубленных в угоду проклятым йотунам.
Викинг встал рядом с рыцарем.
– О Великий Ермурганд, ты спорил с богами, считая их дела бесчестными. Помоги нам остановить темного мага.
– Память обо мне не стерлась в сердцах нормандских. Это радует. Так что вам нужно?
– Камень Алатырь в Белгорюч-скале, что в корнях великого дуба на острове Буян, посреди моря океана, – выпалил вскочивший Олекша.
– Обычно я не помогаю заносчивым детям Хеймдалля. Вы слишком самонадеянны и чрезмерно горделивы. Но снежных великанов я не терплю вовсе.
Змей изогнул шею, позволяя людям взобраться на его огромную голову.
– Держитесь крепче. Я постараюсь не спешить.
Ермурганд вильнул хвостом, и волны со свистом разошлись в стороны, а обломки ушкуя скрылись за горизонтом.
* * *
Буян встретил прибрежным штормом и густым непроглядным туманом. Поражал черный цвет грунта и скал, как будто все было слеплено из пепла и головешек. Даже вода была черная и поднимала ядовитые испарения.
Выбравшись на берег, отряд попрощался со змеем. Кивнув в ответ, Ермурганд скрылся в пучине океана.
– Какое-то все нереальное. Может, мы утонули все, а это лишь ад? – бросил Давид, балансируя на тонком краю бездны.
Камень выскочил из-под ног иудея и с грохотом полетел вниз. Рыжебородый прижался грудью к скале, не в силах больше сделать ни единого шажка.
– Тем лучше. То, что мертво, умереть не может. Быстрее. Белгорючь-камень у корней Древа жизни, гигантского дуба.
Олекша протянул Давиду посох. Схватившись за него, бывший купец сумел пересилить страх и преодолеть пропасть. Что-то звонко хрустнуло в гробовой тишине. Давид застонал.
– Ан нет, были бы мертвы, так не болело бы.
Ульфрик приземлился рядом.
– Я говорил: снимать повязку рано. Но ты же не слушаешь никого.
Давид улыбнулся сквозь слезы боли, брызнувшие из глаз.
– Иногда боль единственное, что заставляет нас понимать, что мы еще живы.
Дальше тропа уходила вниз. А камни вокруг обросли лишайником и мхом. Сырость и влажность покрыли гранит зеленоватой слизью, делая уступы очень скользкими. Но Хайрик чувствовал себя в своей тарелке.
– Тропа только кажется опасной. В этом весь смысл. Дойти до Иггдрасиля могут лишь люди с отважным духом что крепче стали булатной, удавившие страх в своем сердце. Самоотверженные и смелые. Страх, живущий в человеческом мозгу, убивает надежнее любой стражи. Назад дороги не будет, бросайте все лишнее.
Сбросив намокшую верхнюю одежду и взяв в руки топор, варяг запрыгал по камням с легкостью горного козла. Олекша поправил котомку и, повязав платок Велеса на голову, опираясь на посох, двинулся дальше. Оголтелые, сбросив все не нужное, с оружием в руках люди карабкались по черным уступам. Давид отставал. Травма, полученная в пещере дэвов, не прошла бесследно. Бесконечный подъем изматывал, не хватало воздуха, легкие жгло от ядовитых испарений, поднимающихся с отравленных болот. Но терпение и воля одолеют любую преграду. Храбрецы поднялись на гряду, естественной стеной ограждающую долину, в центре которой рос нереальных размеров дуб. Его ветки прятались в облаках, а тень кроны укрывала всю долину.
– А вот и сам Иггдрасиль и долина вечной тени. Тени бесплотны. А страх всемогущ.
– Ну, отступать уже поздно, – молвил русич и шагнул на тропу, тонкой змеей уползающую в туман.
Отряд двинулся следом. Но чем глубже спускались люди, тем темнее становилось кругом. Солнечный свет был бессилен перед листвой Древа жизни. А его корни, пробившие гранитный панцирь земли, превращались в капканы, отточенные многовековыми дождями. Уступы были острые, как бритвы брадобрея. И рассекали плоть до костей. Русич вытянул вперед посох и принялся им обстукивать пространство впереди себя. И тут ученик звездочета заметил, что при ударе оковки посоха начинают светиться. Олекша со всей силы треснул посохом о гранит скалы. Сталь, расплавленная в жаре Ярилы, вспыхнула ровным светом, освещая тропу. Варяг, шедший следом за русичем, удивленно ахнул.
– А ты не так прост, ученик звездочета из Агробы.
Ульфрик чуть не врезался в князя.
– Боги любят его, и у него полно секретов.
Свет был ровным и позволял разглядеть тропу. Каждый раз, когда русич ударял им о землю, он сиял все сильнее. Но радоваться было рано. Тяжелые крупные капли тропического ливня обрушились на путешественников. А сама тропа того гляди, вот-вот обернеться руслом селевого потока. Еще секунда, и бурный поток сбил с ног и подхватил отряд, увлекая за собой. Пару раз Олекша саданулся головой о скалы, но магия платка выдержала удар. Не имея возможности хоть как-то управлять движением, группа положилась на волю разбушевавшейся стихии. Отряд выбросило в небольшое озеро на дне долины. Дождь кончился так же внезапно, как и начался. Помогая друг другу, люди выбрались на берег. Темный грунт, лишенной всякой растительности. И впереди сиял яркий белый свет.
– Белгорючь-камень Алатырь, – прошептал Олекша.
Давид разминал толком незажившую руку. Хайрик стирал кровь, ручьем бегущую из разрезанного о камни бока. Ульфрик потирал ушибленное колено.
– И как только шеи не посворачивали, – прокряхтел лангольер, поднимаясь на ноги. И тут же замер. Из-за соседнего валуна на него уставились изумрудные глаза. Рядом вспыхнула еще пара глаз. Потом еще и еще. – Ноги! Бежим!
Люди рванули к сияющему камню. Стая неведомых обитателей долины настигала отряд. Хайрик и Ульфрик развернулись почти одновременно. Топор и меч нашли свои жертвы. Существа взвыли, а сталь обагрилась кровью.
– Беги! – во все горло кричал Ульфрик, размахивая мечом.
Топор скандинава разил без устали. Предсмертный вой вновь огласил долину, созывая к месту сечи новых исчадий. Прижавшись спина к спине, люди крушили стражей долины. Они то сходились, то, кружась в пируэтах, разбегались. Меч и топор выстилали грунт телами чудовищ. Но на смену павшим вставала стена новых голодных тварей, алчущих крови. Олекша с Давидом бежали со всех ног. У места битвы раздался победный вой, а изумруды глаз хищников обратились на беглецов. Русич коснулся посохом монолита. Белгорюч камень отъехал в сторону обнажая Алатырь, а сам Алатырь стал прозрачен, как зеркало у речного царя.
– Иди с Богом. Я задержу тварей. И камень на место задвину.
Рыжебородый пожилой мужчина перехватил саблю левой рукой. Олекша пожал руку торговцу.
– Я не воин. Много времени выиграть не получится. Иди!
Славянин шагнул в портал. А Давид толкнул сияющий камень, закрывая проход меж мирами.
– Ну вот и мой час пробил.
Бывший купец выпрямился во весь рост, разогнув спину и расправив плечи. Клинок зловеще сверкнул в сиянии Алатыря. Твари приближались темной лавиной. Рыжебородый закричал и со всей силы рубанул по шее метнувшееся на него чудовище.
Глава двадцать первая.
Бельгемир
Стены внутри камня были темными и гладкими, словно отполированными неведомым мастером. В сиянии посоха отражение Олекши стало размазываться, и вместо него возник совсем юный белобрысый ребенок, играющий погремушкой. Чьи-то сильные руки подняли малыша и стали подбрасывать к небу. Малыш задорно и звонко засмеялся.
– Папа…
Но загремел набат колокола. Лицо кузнеца стало сурово серьезным. Мужчина передал ребенка женщине. «Половцы!»– истошный крик раздался где-то у околицы. Женщина обняла малютку, словно пыталась укрыть от бед всего мира.
– Мама…
Олекша всматривался в отражение, пытаясь вспомнить давно забытые лица.
Отец схватил молот и побежал вниз по улице. Женщина положила ребенка в корзину.
– Играем в прятки, – голос матери был спокоен. – Я тебя сейчас спрячу. А папа будет искать. Но ты сиди тише воды, ниже травы, пока я снова к тебе не приду. Хорошо?
Трехлетняя кроха закивал головой и свернулся калачиком в корзине. Женщина заботливо опустила его в подпол. А затем взяла вилы и, подвязав косынку, вышла из хаты. Видение погасло, и Олекша продолжил путь. Через несколько шагов еще одна стена озарилась светом. Разгневанный половецкий хан топал ногами, выкрикивая проклятья. Перед ним, насупившись, стоял, сжав кулачки тот мальчонка из корзины. Пыльные и перепачканные копотью и гарью щеки хранили следы слез, но сейчас он стоял, без тени страха. Последний из рода. Бессильный, но не сдавшийся. Во взгляде светилась совсем недетская ненависть. Хан выхватил меч и замахнулся. Женщина в странном одеянии бросилась на землю перед ханом, закрывая собой мальчика.
– Ты обещал мне награду, о великий Термиз. Отдай мне мальчишку!
Женщина растопырила руки, широкие рукава её балахона заслоняли малыша, словно крылья матери-птицы, укрывающие птенца от куницы, и склонила голову. Хан медлил с ответом, но оружие спряталось в ножны.
– Сегодня многие семьи лишились кормильцев, и их дети остались сиротами. Выбери из них. Они достойнее твоих знаний.
– О великий, сила Орды в родственных связях. Все племя как одна семья. Дети половцев имеют родню, дальнюю или близкую, люди будут заботиться о них. Я не смогу воспитать любого из детей Орды так, как угодно, духам пустыни. Наставления родственников, их участие в судьбе ребенка всегда будут мешать слушать заветы духов степей. А этому боги сохранили жизнь в огне пожарища. Даже в волчьей норе последнему зверенышу сохраняют жизнь. Отдай его мне. Сегодня достаточно пролито крови, и половецкой, и славянской. Его смерть будет лишней, великий хан. Отдай звереныша мне.
Хан плюнул в сторону мальчишки.
– Забирай, но он всегда останется чужаком.
Свет померк, и Олекша с тяжелым сердцем двинулся дальше. Каменный коридор петлял, высвечивая этапы жизни ученика звездочета, заставляя заново пережить тяжелые моменты жизни. Волчья яма в степях, куда угодил шестилетним мальчонкой, бегство из половецких степей на юг, мертвое тело Алмауз, возле которого Олекша просидел почти трое суток.
Дышать становилось все тяжелее. Апатия и уныние наполняли душу своим ядом. Безысходность и бессилие вытягивали жизнь, словно вурдалаки. Он снова тот самый маленький испуганный мальчишка посреди огромной безлюдной пустыни. Запах от разбухшего на жаре тела ведьмы ударил в ноздри. Где-то взвыла стая степных волков, вышедшая на ночную охоту. Смерть все ближе подбиралась к русичу. Но вот в вечернем небе вспыхнула звезда. Ярким змеем она устремилась к земле.
– Звездочка.
В глубине что-то екнуло, сбивая магические путы.
– Юлдуз!
Образ красавицы с глазами цвета ночи, возникший в памяти, развеял чары окончательно. Ученик звездочета поднялся на ноги и взялся за посох. Ему вдруг во что бы то ни стало захотелось вновь увидеть ее глаза. Тени песков растаяли в темном полированном граните. Ноги отказывались повиноваться. Олекша крепче сжал посох и пошел вперед. Он понял, что раз лабиринт прокручивает его жизнь, значит, он снова увидит пещеру дэвов и её. Он не мог сдаться. Собрав волю в кулак, юноша двинулся дальше.
Ученик звездочета не ошибся, и на стене возник вход под одинокой клыкообразной горой.
Олекша интуитивно коснулся камня, и камень отошел в сторону, открывая проход в широкую залу. Задняя стена грота была покрыта корнями древа, в самом углу просвечивался мост над огненной рекой. Сверкнула молния, раздалась ругань. Русич замер. Темный колдун вытащил из-за пазухи лампу и начал сосать из нее сверкающую голубоватым жидкость. Сделав несколько глотков, он рухнул на колени. Поглощение жидкости причиняло ему явную боль и страдания, но спазмы и конвульсии довольно быстро закончились. Фигура поднялась и с криком «Авата!» швырнула в сплетение корней мощную дугу наподобие небесной молнии. Освобожденная энергия впилась в корни, наполняя воздух пещеры странным запахом весенней грозы. Темный держал разряд долго, почти минуту. Порожденная им энергия билась о преграду, вспарывала скалу, оставляя глубокие борозды в вековом граните, но так и не сумев нанести корням хоть какой-то видимый урон. Обессиленный колдун рухнул на пол. И снова потянулся к лампе.
Выскочив из укрытия, русич в несколько прыжков настиг Темного. Олекша ударом посоха откинул лампу прочь от колдуна. Маг швырнул в ученика огненный шар. Посох поглотил заряд. Темный попробовал подняться, собираясь с силами. Но северянин не дал ему этой возможности. Окованный сталью посох с хрустом проломил череп Валатапши.
Колдун упал на пол и замер. Липкая кровь густым потоком устремилась к корням по желобам, оставленным в скале темным волшебством. Когда кровь достигла корней, они сдвинулись, формируя своеобразную щель почти идеальной круглой формы. Юноша отыскал лампу и сунул ее в котомку. Сил не осталось совсем, но надо было идти дальше. Русич шагнул к прорехе, закрытой корнями. Река, видневшаяся сквозь нее, была не широка, но перепрыгнуть ее шансов не было. Мост через нее был обычным —веревочным. А за ним виднелись очень странные не то юрты, не то шалаши. Олекша вспомнил улыбающееся лицо Жихарки.
«У тебя теперь часть самого Древа мира есть. Она тебе все что хочешь откроет». Юноша попытался использовать посох как рычаг. Бесполезно – дерево затрещало, а шевельнуть преграду не удалось. Сделав пару шагов назад, русич оглядел сплетение корней. Прямо в центре огненным глазом сияла прореха.
– Что хочешь откроет. Это ключ!
Олекша втиснул посох в отверстие и надавил, но едва он коснулся им корней, как скрежет и грохот наполнили пещеру. Корни раздвинулись, освобождая проход, а посох врос обратно в дуб, помахав на прощанье Олекше свежей порослью.
Русич пролез сквозь плетень и вступил на мост.
– Стой, кто идет? – раздался грубый голос с того берега, и несколько огромных фигур поднялось навстречу.
Человек остановился и подбоченился, сжал кулаки.
– Я Олекша, ученик звездочета из Агробы. Дело у меня к вождю вашему.
– Так он вроде не мертвый, чего делать-то будем? – замешкался один из гигантов.
– Да чего мыслями голову забивать? Чай не еда, вот Бельгемир – вождь, пусть он и думает, а у меня от этих думок голова болеть начинает.
– Правильно. Эй ты, пойдем, отведу тебя к вождю.
* * *
– Что же ты от нас хочешь? Что тебе надобно?
Бельгемир, конунг йотунов, склонился к человеку. Олекша засунул в рот лист разумей травы. Горечь свела скулы.
– Да все просто. Состязания.
Предводитель снежных великанов разогнулся от неожиданности.
– А чего ставить будешь? Что есть у тебя такого, за что мы готовы были бы состязаться?
Олекша достал из котомки старую медную лампу.
– Каирн, битком набитый невинными душами. Я одолел Темного. И без состязания каирна вам не видать.
– Ну на кой тебе состязания? Хочешь, мы тебе злата отсыплем? Али хочешь палочку волшебную? Все, что пожелаешь – сбудется!!! Давай?
– И дева меня полюбит истинной любовью?
– А ты не так прост, как кажешься…
Великан почесал затылок. Отказаться от состязания он не мог. Да и каирн манил своим могуществом.
– Что в обмен?
– Выиграю – освободите проход и вернетесь восвояси.
– А проиграешь?
– Отдам лампу.
– А почему бы мне не раздавить тебя, как червя, и не присвоить себе трофей?
Глазки предводителя сверлили Олекшу. Сок разумей-травы сводил скулы судорогой, вместе с горечью к русичу пришло и знание.
– Попробуй, коли сумеешь. Ты не жив, а я не умер. Тебе не завладеть каирном силком. А мне не выдворить вас с Калинова моста.
– Ты слишком много знаешь для человека. Да будет соревнование. Три испытания. Посмотрим, насколько ты силен. Яви нам свою мощь!
Ледяные великаны завизжали от предвкушения зрелища. Йотуны разошлись, образовав круг, в который вышла старая великанша. Её седая голова еле держалась на плечах, а морщинистая кожа обтягивала кости. Бабка хромала и едва могла передвигаться без трости.
Олекша убрал котомку за спину и приготовился. Атака старухи была молниеносной, а хватка могучей. Она невероятной тяжестью обрушилась на плечи юноши. Колени русича затряслись. Горечь во рту стала усилилась. Бабка давила изо всех сил. Олекша улыбнулся. Тесемка Жихарки вдруг засияла. Русич заглянул в глаза старухе и перестал сопротивляться. Хватка ослабла.
«Улыбки внуков,
скрасят старость.
И детский смех
вернет былую силу.
Детей забота
Вылечит недуги.
Любимой близость
В радость превратит
Любой момент,
Что небом нам дышать отпущен.
Не враг ты,
Если жизнью жизнь,
Сумел увековечить человек.»
Старуха опустила руки и отступила.
– Тут я бессильна. Он выиграл.
Олекша развернулся к предводителю.
– Один – ноль.
Ярость затмила взор Бельгемира.
– Второе испытание!!! Коли выпьешь хоть глоток и на ногах останешься, твоя взяла.
В зал внесли большую чашу с бурой жидкостью.
– То мертвая вода реки Ирвинг, тебе не выжить. Но если поражение признаешь, я отпущу тебя обратно в мир людей, и денег дам, и властью наделю. Отдай каирн и разойдемся с миром.
Йотун растекся в улыбке, предчувствуя свою победу. Но славянин взялся за чашу правой рукой. Золото кольца звонко стукнулось о металл чаши. Олекша одним махом осушил содержимое и бросил пустую посудину к ногам великана.
– Я на ногах. Ты проиграл.
Снежные великаны стояли, раскрыв рты.
– Осталось третье испытание. Йотуны – дети камня и векового льда. Задание простенькое: лбом расколоть глыбу, на которой сложен наш алтарь в центре стойбища. Сумеешь – мы уйдем с позором.
Предводитель встал со своего трона.
– Но помни: либо треснет череп, либо камень. Иного не дано. Так было, есть и будет. Отдай каирн и я верну тебя домой. Забудешь все, что тут произошло. И титул обретёшь, вельможей станешь знатным. Решайся. Камень не знает пощады!
Олекша, поправив на голове платок Велеса, со всего маха саданул лбом в камень. Основание алтаря треснуло с глухим звоном.
Юноша выпрямился, из-под платка сочилась струйка алой крови. Молчание тяжелой паузой нависло над станом ледяных великанов. Бельгермир взвыл раненым зверем.
– Подлые асы вновь провели нас, как на ледяной равнине. Только на этот раз еще и унизили. Я дал слово и сдержу его, мы уходим. Но Рагнарок неизбежен.
Предводитель взмахнул рукой, и йотуны стали сворачивать стойбище. Проход был свободен. А яркий свет в конце тоннеля манил к себе странным магнитом. Олекша открыл крышку лампы, и тысячи душ устремились к свету. От общего потока отделились три светлячка. Замедлив движение, они вдруг изменили курс и по очереди устремились к русичу.
Первый приобрел облик Хайрика
– За обильными столами на пиру в Вальхалле я буду хвастаться, что бился с тобой плечом к плечу.
Коренастый, широкоплечий варяжский князь улыбался.
– Я горд тем, что знаком с тобой, храбрый Хайрик.
– Ты подарил достойнейшую из достойнейших смертей. Меня встретят в Асгарде как самого Тора. Спасибо. Мне надо бежать. Валькирии уже заждались.
Викинг обнял Олекшу и растаял в потоке света.
Второй светлячок принял образ Давида.
– Боги наградили тебя не только силой и но храбростью. А ты подарил мне незабываемое чувство. Помог мне прожить жизнь не зря. Все было не зря. Если можно было бы все снова повторить, я пошел бы за тобой, не сомневаясь ни секунды.
– Ты многому научил меня.
– Тогда не забудь уроков, мой юный друг.
Призрак протянул ладонь. Олекша почувствовал, как предательская слеза поползла по правой щеке. Рукопожатие было крепким.
Последним предстал перед учеником звездочета сир Ульфрик, высокий, худощавый рыцарь.
– Я всегда верил в тебя.
– Я чуть не испортил все…
– Но не испортил. – Рыцарь положил руку на плечо русича. – Главное, что мы делаем и порой совсем неважно – как. Ты победил. Остальное не имеет значения. Но, главное, помни: всего две вещи имеют значение в том мире – любовь и смерть. Смерть достойна того, чтобы жить, а любовь – того, чтобы ждать. Храни свою любовь. В ней твоя сила.
Ткнув кулаком в плечо русича, призрак лангольера снова стал светлячком и устремился к ожидающим его соратникам. Олекше многое хотелось сказать друзьям напоследок, но слова застряли в горле. Огоньки слились с потоком и исчезли в туннеле. Дело сделано. Русич, сунув лампу под мышку, двинулся обратно, по шатким доскам Калинова моста. Волны Смородины улеглись, а течение стало ровным и спокойным. Мост тихо поскрипывал под ногами юноши. А кромешный мрак лабиринта становился все гуще. Русич ускорил шаг и с разбега влетел в объятия беспросветной тьмы. Вытянув вперед правую руку, Олекша двинулся вглубь лабиринта. Непроглядный мрак был осязаем. Тоска и печаль рвали душу на части. Десять шагов. Еще десять. Потом еще и еще. Тьма все сгущалась и сгущалась. Паника и ужас мешали дышать. Олекша сел на корточки и обхватил голову руками.
