Он и есть жадность, тянущая за собой мертвеца.
– Может, пойдем домой? Мне не хочется оставаться.
– Папа будет ругаться…
– Мама, наверное, обыскалась меня. Слушай, скажешь ему, что мама просила прийти меня пораньше?
– Папа будет ругаться.
– Да, что ты заладила!? – Очкарик дернул девочку за руку, но она не обратила внимания, продолжая идти.
Очкарик опустил голову и тоже пошел. Страх шел за ним.
Труба была достаточно большой, чтобы четверо могли поместиться там. Палочник с трудом втащил тело, отпустил и рухнул на песок, не в силах отдышаться. Руки и ноги гудели. Вибрировали. Он положил их на прохладный песок и откинул голову, прильнув к стене. Следом вошла девочка, почесала зайцу за ухом и принялась его баюкать. Очкарик еще немного потоптался снаружи, но вскоре вошел.
– Зачем ты ее сюда притащил?
Палочник гневно посмотрел на него. Ему не нужно было отвечать, чтобы заткнуть Очкарика.
– Поглядим. – Пропел Палочник, переворачивая тело на спину.
С трудом, стараясь держаться только за плечи, чтобы не измазаться в склизкой массе, выделявшейся из раны в боку.
Любовно.
Нежно.
Аккуратно стряхивая песок с грудей и набухших сосков.
Живота.
С коротких темных волосков на лобке.
С лица, покореженного ножом.
С ровных белых зубов, которые больше не скрывали пухлые губки.
С голубых глаз, что смотрели прямо перед собой.
Кто-то знатно развлекся, отрезая ей веки.
Запечатывая ужас в эти глаза.
Цементируя его засохшими слезами и запекшейся кровью.
Увидев эти глаза без век, Палочник отшатнулся, и чуть было не заплакал, прикрывая рот рукой.
Очкарик блеванул себе под ноги и старался откашляться от этого жгучего вкуса желудочной кислоты. Он не мог смотреть на это тело. Не мог даже заставить себя повернуться в его сторону, чтобы взглянуть на маску, что когда-то была лицом.