Алексей Уразов
Время перемен
§ 3. Суэцкий кризис 1956 г. и фактор биполярной логики в реакции США и Великобритании на первый локальный конфликт в регионе
Как уже было сказано, заключение Багдадского пакта подвело черту под процессом перегруппировки сил в регионе. Вторая половина 1955 г. показала, что весь Ближневосточный регион пришел в движение. Причиной тому были дипломатические англо-американские маневры, усиление внутрирегиональных трений и появление на карте региона принципиально нового игрока – СССР.
Уход из жизни И. Сталина в марте 1953 г. оказал влияние на властную вертикаль СССР. Приход к власти группы Маленкова – Кагановича, а затем Хрущева привел к постепенному обновлению внешнеполитического курса СССР в отношении послевоенных стран «третьего мира».
Н. С. Хрущев и его окружение внимательнее присматривались к значительному антизападному потенциалу во многих арабских странах[161]. В Отчетном докладе ЦК КПСС XX съезду партии (февраль 1956 г.), сделанном Хрущевым, содержалось не только разоблачение культа личности И. Сталина. Авторы доклада впервые уделили большое внимание «третьему миру», отмечая, что страны Востока стали принимать активное участие в решении судеб мира. В докладе было подчеркнуто, что «в отличие от довоенного периода, подавляющая часть стран Азии теперь выступает на мировой арене в качестве суверенных государств, отстаивающих свое право на самостоятельную внешнюю политику». «Международные отношения, – говорилось в докладе, – вышли за рамки отношений государств, населенных преимущественно народами белой расы, и начинают приобретать характер подлинно всемирных отношений»[162].
Об этом же говорилось и в резолюции съезда, в которой было впервые указано, что «силы мира» значительно умножились «в связи с появлением на мировой арене группы миролюбивых государств Европы и Азии, провозгласивших принципом своей внешней политики неучастие в военных блоках». В результате этого создавалась обширная «зона мира», включающая как социалистические, так и несоциалистические «миролюбивые государства Европы и Азии» и «охватывающая больше половины населения земного шара»[163].
Позже, на XXI съезде КПСС (январь – февраль 1959 г.), был сделан новый шаг в оценке «третьего мира»: большинство колониальных и полуколониальных стран, которые еще не так давно представляли «собой резервы и тылы империализма», перестали быть таковыми. Эти страны «борются против империализма и колониализма, за свободу и национальную независимость»[164].
На волне XX и XXI съездов в советской академической среде возникла так называемая теория социалистической ориентации. Согласно этой теории главными критериями для стран, вставших на путь некапиталистического развития, стали большие масштабы национализации средств производства, а также создание партий или союзов под социалистическими вывесками.
Как подчеркивал Е. М. Примаков, главным стимулом для создания теории «социалистической ориентации» было стремление укрепить радикальные режимы на Ближнем Востоке и одновременно убрать из-под их прицела местные коммунистические партии. Такая теоретическая выкладка говорила о прагматичности подхода к осуществлению политики Москвы в регионе, рассматривавшей в качестве возможного проводника политики СССР обладавшие реальной властью националистические режимы[165].
В пользу тактического выбора этой линии говорили и сами лидеры арабского национализма. Так, Г. А. Насер считал «арабский национализм» несовместимым ни с классовыми подходами, ни с диктатурой пролетариата. Специфическое понимание социализма проистекало именно из того, что «арабский социализм» рассматривался как категория арабского национализма. Как писал основоположник баасизма Мишель Афляк, «социализм – это инструмент, приспособленный для наших национальных условий и потребностей. Он не может рассматриваться в качестве основной философии или свода нормативных актов. Это только ветвь древа, именуемого национализмом»[166].
Какова была расстановка сил в регионе к середине 1955 г.?
Окончательно оформившийся Багдадский пакт стал центром притяжения прозападных сил в регионе. Это побудило к активным действиям Египет, начавший проводить курс на построение альтернативной системы безопасности в регионе, противопоставляя себя в региональном масштабе Ираку.
Исходя из тезиса о «внутреннем» арабском фронте противостояния в регионе Насер приложил усилия к созданию союза государств, недовольных политикой создания Багдадского пакта. 2 марта 1955 г. делегации Египта и Сирии подписали договор о неприсоединении к Багдадскому пакту и об учреждении Арабского оборонного и экономического союза, который был дополнен 2 октября 1955 г. договором о военном сотрудничестве[167]. В общих чертах сирийско-египетский пакт и оборонная организация, которая была образована на его базе по структуре и целям, походили на организацию Багдадского пакта[168].
Уже 6 марта к действиям Египта и Сирии присоединилась Саудовская Аравия. Договоры ратифицированы 20 и 27 октября 1955 г. соответственно. 21 апреля был также подписан дополнительный договор о сотрудничестве между Египтом, Саудовской Аравией и Йеменом[169].
Важно понять логику Г.А. Насера в этом вопросе. В беседе с Генри Буроэйдом, послом США в Египте, Насер говорил, что, по его мнению, Арабский Восток должен быть един для борьбы с общим врагом – Израилем. Однако создание организации Багдадского пакта «внесло сумятицу» в ряды арабов Ближнего Востока, затронув глубинные течения внутриарабского противостояния. По мнению Насера, Багдадский пакт ослабил арабов Ближнего Востока, поэтому тройственное соглашение Египта – Сирии – Саудовской Аравии – это не мера по противопоставлению Ираку, а мера по устрашению Израиля. Другой аргумент Насера заключался в том, что Багдадский пакт (Северный Ярус Обороны) концентрировал оборонные усилия на севере, однако юг Ближнего Востока, по мнению Насера, мог также стать зоной советского вторжения[170].
После переворота 1954 г., в ходе которого был свергнут бригадный генерал Адиб Шишакли, в Сирии установилась обстановка политической нестабильности. Борьба развернулась между партией Баас, коммунистами, настроенными против Хашимитов и Нури, с одной стороны, и правой группировкой Национальной и Народной партий, настроенных лояльно по отношению к Ираку, – с другой. Именно Сирия, по мнению экспертов Госдепартамента и членов сенатской комиссии по международным делам, была самой нестабильной страной Ближнего Востока[171]. В обстановке, когда в стране не было консенсуса по поводу дальнейшего политического курса, Сирия попала в орбиту панарабистской политики Египта.
Притязания Насера усилились после заключения контракта с Чехословакией о поставках вооружений в Египет и впоследствии в Сирию и Саудовскую Аравию. В принципе эту ситуацию было легко спрогнозировать. В докладах исполнительный секретарь Совета по национальной обороне Эвелин Глисон не раз говорил, что США рискуют завести переговоры о поставках оружия в Саудовскую Аравию и Египет в тупик. В этой ситуации, продолжал секретарь, арабские лидеры обратятся к СССР, предлагающему вооружение по более низкой цене и не регламентирующему условия поставок[172].
Конкретным событием, убедившим руководство Египта в необходимости наращивания своего военного потенциала, стали военные столкновения с войсками Израиля на территории подконтрольного Египту Сектора Газа в сентябре 1955 г. В ходе боев египетские войска потерпели ряд поражений от хорошо укомплектованных французской и американской техникой войск Израиля[173].
В итоге в сентябре 1955 г. между правительствами Чехословакии и Египта подписан торговый договор о поставках хлопка из Египта. «Троянский конь» (именно так называли контракт в западной прессе того времени[174]) фактически выступал прикрытием действительных целей контракта.
Контракт о поставках оружия из стран социалистического лагеря нарушил монопольное право стран Запада на поставки вооружения в регион. Будучи следствием недальновидности Вашингтона в отношениях с некоторыми государствами региона и результатом конкретных шагов Насера, контракт еще более дестабилизировал ситуацию в регионе, открыв путь к его стремительной милитаризации.
Для США это стало серьезным ударом по их интересам в регионе. Фактически договор был первой реальной попыткой проникновения СССР в регион Ближнего Востока, и этим в Вашингтоне были весьма озабочены[175]. Примечательно, что «проникновение» произошло именно на юге Ближнего Востока, а не на севере, где США и Великобритания так тщательно прорабатывали план обороны. Более того, СССР продемонстрировал гибкий и прагматичный курс в отношении страны, официально являвшейся одним из столпов Движения неприсоединения[176]. Начало поставок оружия из Чехословакии объективно создало материальный базис для радикализации линии Насера в диалоге со странами Запада. Именно этого, судя по протокам заседаний ЦК КПСС в тот период, добивалось руководство СССР[177]. Правдивость этого вывода доказал и ход событий Суэцкого кризиса 1956 г.
В этих условиях курс Вашингтона по отношению к Каиру начинает постепенно ужесточаться. В октябре 1955 г. Дж. Ф. Даллес готовит доклад для закрытого слушания в Госдепартаменте, в котором излагает свое видение дальнейшей политики США на Ближнем Востоке. В докладе говорилось, что текущая ситуация в регионе требует создания сфер влияния Великобритании и США, дабы более эффективно пресекать попытки советского проникновения. В качестве мер по «усмирению» Египта госсекретарь предложил организовать экономическую блокаду Египта, перекрыв экспортно-импортные каналы с Англией и Суданом[178].
Одновременно с этим в Вашингтоне разрабатывался план конфронтации с Египтом, причем рассматривался сирийско-египетский пакт как направленный откровенно против Багдадского. Предвосхищая дальнейшее расширение сферы влияния Насера, в Госдепартаменте постановили, что усилия США должны быть направлены на удержание Иордании и Ливана в сфере влияния Запада[179].
Между тем внутренняя обстановка нестабильности в Иордании способствовала ее отпадению от западного лагеря. Царствовавший в тот период времени в Иордании король Хусейн высказал желание пересмотреть действовавший в тот период времени англо-иорданский договор 1948 г., срок действия которого истекал лишь в 1963 г.
Весна – лето 1955 г. прошли под знаком борьбы сирийско-египетского и западного блоков за влияние над Иорданией. Англия и Ирак, опираясь на династические связи династии Хашимитов и наличие английского элемента влияния в Иордании (Арабского легиона), считали возможное присоединение Иордании к Багдадскому пакту ценным приобретением.
У верхушки Иордании не было целостного мнения о месте своей страны в регионе. С одной стороны, король Хусейн не симпатизировал прокоммунистическим мотивам в политике Насера, а с другой – большой анклав из палестинских беженцев на территории Иордании не давал ему возможности для сближения со странами Багдадского пакта. Премьер-министр Тауфик аль-Худа стоял в оппозиции к присоединению Иордании к пакту, считая, что Ирак более опасен для независимости Иордании, чем Египет и Саудовская Аравия. Большую динамику процессу размежевания в регионе придало заключение в сентябре 1955 г. торгового контракта между Египтом и Чехословакией.
В этой ситуации Великобритания решает взять инициативу в свои руки. В Амман отправился начальник имперского генерального штаба генерал Джеральд Темплер, обладавший консультативными полномочиями.
13 декабря Темплеру было вручено контрпредложение иорданской правительственной комиссии. В тексте документа значилось, что Иордания вступит в пакт, но не возложит на себя никаких обязательств за пределами своих границ; субсидии Арабскому легиону должны выплачиваться в иорданскую казну вместо контролируемого Англией счета Арабского легиона в лондонском банке[180].
Саид аль-Муфти вышел из состава правительства, и на должность министра внутренних дел назначен Хаза аль-Манджали, которому была доверена реализация вступления Иордании в пакт на условиях, предложенных Темплером.
16 декабря в стране происходили массовые выступления против присоединения Иордании к пакту. Король Хусейн понимал, что вступление в пакт в тот момент было фактически невозможно. Король распустил парламент и объявил о проведении внеочередных выборов. 20 декабря Маджали ушел с поста министра. Король Хусейн назначил новое правительство во главе с Ибрагимом Хашимом.
Такая динамика событий наглядно показала драматическое положение режима Хусейна. Безусловно, генерал Глабб и Самир аль-Рифаи сыграли определяющую роль в дни правительственного кризиса. 5 января 1956 г. выборы были повторно отменены, а парламент вновь распущен. По стране прошли забастовки, которые на деле превращались в разгром английского и американского имущества на территории Аммана. Вооруженные соединения во главе с Глаббом расчистили улицы, применив силу. Но 8 января Рифаи сменил на посту премьер-министра Хашима и незамедлительно объявил, что Иордания не будет вступать в «новый пакт». 24 октября 1956 г. военное давление Израиля на Западном Берегу р. Иордан вынуждает Хусейна заключить военный пакт с Египтом и Сирией.
Вхождение Иордании в проегипетский лагерь окончательно зафиксировало существование двух противостоящих группировок государств на территории Ближнего Востока. Полагаю, что корректно рассматривать события Ближневосточного кризиса 1956–1958 гг. в региональном ракурсе через призму существования внутрирегиональных трений. Именно их наложение на генеральный конфликт биполярного мира превращало его в конфликт с широким участием сторон.
Гарантируя большую безопасность страны посредством закупки вооружений у стран Восточного блока в конце 1955 г., Насер решил обеспечить экономический подъем страны. Ключом к этому было давно запланированное строительство Асуанской гидроэлектростанции на Ниле. Стоимость проекта оценивалась в 1,3 млрд долл., и без внешней финансовой поддержки Египет был неспособен решить эту задачу.
На предварительном этапе Вашингтон выразил желание участвовать в финансировании строительства Асуанской плотины, выделяя наряду с Великобританией (14 млн долл.) и МБР (200 млн долл.) сумму в 56 млн долл. Однако затем последовал резкий отказ. Это решение американцы объяснили тем, что египетская экономика слишком слаба, чтобы осуществить такой проект. Реальные причины отказа в финансировании можно усматривать в том, что конгрессмены от южных штатов были резко против финансирования проекта, так как это невольно подорвало бы их позиции на мировом рынке хлопка[181]; другим фактором стало дипломатическое признание коммунистического Китая, о котором официальный Каир заявил 16 мая 1956 г.; третья причина – уверенность Вашингтона в том, что в случае одностороннего отказа Вашингтона СССР все равно не станет выступать в качестве кредитора проекта, что в итоге вынудит Насера вернуться к начальным условиям, однако тогда Вашингтон уже сможет навязать Каиру гораздо более жесткие условия, пользуясь его безвыходностью.
26 июля 1956 г. египетское правительство издало декрет о национализации Суэцкого канала. До национализации Суэцкий канал эксплуатировался Всеобщей компанией Суэцкого морского канала, 41 % акций которой принадлежал Великобритании, а 52 % – Франции. Формально Египет получал прибыль в размере 15 % от общего числа доходов. Согласно декрету от 26 июля были заморожены банковские счета, наложен арест на транспортные суда, работники компании автоматически переходили в подчинение египетскому правительству и продолжали исполнение своих обязанностей. В документе регламентировался также процесс выплаты компенсаций сторонам. Заметим, что в документе не говорилось ничего о том, что египетская сторона закрывает Порт Саид для свободного прохождения судов стран мира[182].
Реакция западных стран не заставила себя ждать. Ситуация с национализацией Суэцкого канала была в центре внимания в первую очередь британского правительства. Выступая 26 июля 1956 г. в палате общин, премьер-министр Англии Э. Иден высказал глубокую озабоченность в связи с национализацией канала и заявил, что английское правительство ведет переговоры с правительствами США и Франции о дальнейших действиях сторон в связи с национализацией[183].
В тот же день правительства Великобритании и Франции объявили акт национализации незаконным. Правительство США присоединилось к ним на следующий день.
Столь быструю и резкую реакцию западных стран легко объяснить. Насеру не могли простить «коварство», с которым он объявил о национализации канала именно в тот момент, когда последние отряды английских войск покинули базы в зоне Суэцкого канала согласно англо-египетскому договору октября 1954 г., что нарушило положения договора 1888 г. о свободе пользования каналом[184].
Но гораздо важнее экономический аспект проблемы. Суэцкий канал являлся важнейшей транзитной артерией между Европой и Азией. Англия была главным клиентом Всеобщей компании Суэцкого канала, и в 1955 г. на ее долю пришелся 21 % танкерных тоннажных сборов, 45 % сборов за нетанкерный тоннаж и 28 % чистой вместимости тоннажа зарегистрированных перевозок[185]. В абсолютных цифрах на долю Великобритании приходилось от 9 до 10 млн ф. ст. от общих сборов пошлины (в тот год они равнялись 32,5 млн ф. ст.)[186].
На время национализации через канал проходило до 1/6 всех торговых судов мира ежедневно. Путь через Суэц позволял кораблям стран Западной Европы, идущим в Индийский океан и страны Юго-Восточной Азии, сокращать его на 4900 миль, нежели в случае огибания всего Африканского континента, что экономило время и уменьшало издержки. До 65 % (т. е. 67 млн т) нефтяных поставок из района Персидского залива, Красного моря и Адена проходило именно через Суэц. На 1955 г. 85 % энергопотребления Великобритании было обеспечено нефтью Кувейта, шедшей транзитом через Суэцкий канал[187]. Положение усугублялось и тем, что труба экспортной ближневосточной нефти из Ирака, идущая на Запад и пропускавшая 860 тыс. баррелей нефти ежедневно, проходила по территории Сирии. После свержения режима А. Шишакли в 1954 г. новое пронасеровское руководство не раз заявляло о возможности перекрытия экспортной трубы в случае оказания военного давления на Египет и его союзников.
Альтернативным источником экспорта энергоресурсов с Ближнего Востока стал трубопровод, шедший в Средиземноморье из Саудовской Аравии. При всей лояльности Западу режима Саудитов размеры ежегодных нефтяных поставок в 325 тыс. баррелей не могли компенсировать объемы энергопотоков, шедших на Запад из Ирака[188].
Экспортерами нефти были и другие страны Персидского залива. Иран и Кувейт ежедневно отправляли на Запад от 1 млн 300 тыс. до 2 млн баррелей нефти, которые шли танкерным транзитом по Суэцкому каналу.
Цифры говорят о том, что проблема энергозависимости стояла остро именно потому, что транспортировочные магистрали становились самой уязвимой стороной Запада в противостоянии с насеризмом[189].
Запад видел выход из сложившейся ситуации в созыве международной конференции и установлению на ней международного контроля над каналом, о чем было заявлено 13 сентября 1956 г.[190] Эта мера была результатом коллегиального решения Великобритании, Франции и США.
Стороны сознательно выбрали такую формулу разрешения кризиса, а не посредничество Совета Безопасности ООН, в составе которого был СССР, обладавший правом вето. В связи с этим А. Иден писал в мемуарах: «Русские, которые являются и поставщиками оружия, и защитниками Насера, имеют право вето, и я не сомневаюсь, им воспользуются. Они сведут к нулю любые наши начинания в Совете Безопасности»[191].
Уже в ходе обсуждения проблем национализации Суэцкого канала, которая проходила на заседании палаты общин еще 2 августа 1956 г., премьер-министр А. Иден заявил, что он «осведомляет палату в том, что намерен рассматривать меры военного характера как средство укрепления позиций Великобритании в зоне Восточного Средиземноморья».[192] Сразу скажем, что изначальная убежденность главы Великобритании в правомерности военного решения Суэцкой проблемы породит массу проблем в англо-американских отношениях в ходе решающей фазы Суэцкого кризиса[193].
Группу первых скрипок, выражающую откровенно милитаристские взгляды в отношении путей решения суэцкой проблемы составляли члены неформальной «суэцкой группы» в палате общин – Джулиан Эмери, Биггс Дэвидсон, лорд Кинчинбрук. Эта группа консерваторов выражала мнения сторонников британского антиамериканизма, а также крупных нефтяников, чьи интересы на Ближнем Востоке американцы теснили год от года[194].
В Вашингтоне понимали, к чему может привести такая позиция Лондона. В связи с этим послу США в Москве Чарлзу Болену поручили посетить председателя Совета министров Н. Булганина и передать ему конфиденциальное послание президента Д. Эйзенхауэра. Из текста отчета о визите, состоявшемся 7 августа, можно понять, что президент США «желал выяснить отношение Советского правительства к предложению урегулирования спорного международного вопроса о соблюдении международных договоров». Эйзенхауэр заявлял, что США вступили на путь мирного разрешения конфликта и хотели бы, чтобы СССР тоже приложил усилия в этом направлении и использовал свое влияние. Как подчеркнул Булганин, позиции советской и американской сторон в этом вопросе совпадали[195]. Ч. Болен вспоминал в мемуарах, что еще 3 августа в разговоре с госсекретарем США Дж. Ф. Даллесом последний настоял на том, что «необходимо донести до русских, что для США наиболее приемлемым вариантом разрешения суэцкой дилеммы было бы именно двустороннее сотрудничество с Москвой»[196].
Лондонская конференция по Суэцкому вопросу состоялась 16–23 августа 1956 г. В ней приняли участие 22 страны, включая ведущие страны капиталистического мира и СССР; Египет и Греция решили не посылать своих представителей для участия в конференции. Действия Египта, очевидно, были не только направлены на демонстрацию уверенности в выбранном курсе в отношениях со странами Запада, но были скоординированы с Москвой. На заседании ЦК КПСС 5 августа 1956 г. в отношении вопроса о целесообразности участия представителей от СССР в Лондонской конференции по Суэцкому вопросу было дано постановление: «Тактически не выгодно не участвовать»[197]. Касательно тона резолюции СССР по рассматриваемому вопросу председатель правительства Н. Булганин высказался о том, что «на совещании надо сыграть роль великой державы. Твердо позицию выдержать, но проводить ее надо гибко, объективно и не оказаться в плену политического задора Насера»[198].
В итоге страны-участницы конференции финальным коммюнике признавали национализацию канала[199]. Было решено принять «план Даллеса», предполагавший передачу функций управления каналом международному органу, получившему название Ассоциации пользователей Суэцким каналом[200]. (Создание наднационального органа управления каналом было оформлено в результате второй Лондонской конференции, состоявшейся 21 сентября 1956 г.[201], не внесшей принципиальных изменений в ход процесса урегулирования суэцкого вопроса.)
В начале сентября в Каире состоялись переговоры между правительством Египта и «комитетом пяти держав» в составе США, Австралии, Ирана, Швеции и Эфиопии, выразившие мнение 18 стран-участниц Лондонской конференции[202]. Роль одной из «первых скрипок» на конференции (наравне с США) сыграла делегация Австралии. Пробританский империалистический стиль внешней политики Канберры создал Роберту Гордону Мензису политический имидж одного из самых ярых борцов с идеями Движения освобождения[203].
Хотя Каир отверг принцип международного управления каналом, египетская сторона тем не менее выразила готовность без ущерба для суверенитета страны достичь соглашения об обеспечении свободного судоходства, разрешить вопрос о его усовершенствовании и сборах за проход судов[204]. Можно согласиться с бывшим заместителем министра иностранных дел Великобритании Энтони Наттингом в том, что «Египет был настроен на выработку соглашения, которое давало морским державам значительную часть того, что они требовали»[205].
Однако решения, принятые на встрече в Каире, не успокоили английскую прессу; скорее, наоборот, – на страницах The Economist начинают появляться аналогии, проводимые между событиями Суэцкого кризиса и событиями Мюнхенского кризиса 1938 г.; действия Насера все чаще начинают сравнивать с действиями Гитлера, а внешнюю политику Великобритании, не стесняясь, называют «политикой умиротворения»[206].
Похожие настроения царили и в правительственных кругах. Несмотря на то что предпосылки к мирному разрешению Суэцкого кризиса, несомненно, имелись, правительства Великобритании и Франции были изначально решительно настроены на военный метод «усмирения» Насера и ликвидацию его влияния над важнейшей транспортной артерией мира.
К этому их прежде всего подталкивала опасность кризиса национальных экономик. Э. Иден упоминал в мемуарах, что «стратегического запаса нефти у Англии хватило бы не более чем на шесть недель, ситуация в других европейских странах была еще хуже»[207]. Разрабатывая план нападения на Египет, Великобритания преследовала цель возвращения своего статуса в глазах арабского мира, желая одновременно пресечь распространение волнений на Ирак, Иорданию и страны Персидского залива. В глазах официального Парижа у суэцкой проблемы была еще одна грань. Ведя второй год войну в Алжире, Франция рассматривала Египет как «рупор панарабизма» и центр финансирования повстанческого движения в Алжире. В планировавшейся операции участие должен был принять также Израиль, выступавший в определенном роде для отвлечения внимания и визуального смещения акцентов военной операции.
Логику развития ситуации вокруг канала в Вашингтоне прекрасно понимали. Из опубликованных позднее документов видно, что Соединенные Штаты придерживались более гибкой линии, в том числе надеясь упрочить свое преобладание в арабском мире. Как следует из записи беседы госсекретаря Дж. Ф. Даллеса с президентом Эйзенхауэром 30 августа, уже после проведения Лондонской конференции он заявил, что «престиж Насера» возрос только «временно» и нет резона «применять силу». «Я не вижу никакого выхода из положения, который мог бы быть найден, – подчеркнул Даллес, – если англичане и французы оккупируют канал и часть Египта. Они вызовут лишь усиление враждебного отношения со стороны всего населения Ближнего Востока и большей части Африки. <…> В итоге их экономические позиции станут слабее, а Советский Союз извлечет из этого выгоду и приобретет там господствующее влияние»[208]. В условиях приближающихся выборов президент был склонен согласиться с Даллесом.
Английская и французская стороны высказали глухое недовольство «излишней мягкостью» Вашингтона. Министр иностранных дел Франции Пино «был озабочен отсутствием четкой линии поведения у Вашингтона в Суэцком вопросе», что, по мнению Пино, «вынуждало французскую сторону действовать более решительно»[209]. Похожие претензии высказал и премьер-министр Англии Иден: «Даллес придерживается тактики “визитной карточки” – ни больше, ни меньше <…> но этого мало <…> это оскорбляет и нас, и французскую сторону»[210].
Париж и Тель-Авив тесно сотрудничали друг с другом с 1954 г., когда было заключено англо-египетское соглашение о выводе британских войск из Египта. Израиль, объявивший, что вывод войск делает его территорию уязвимой для египетских атак, старался наладить эффективное сотрудничество с Францией. Последняя, потеряв свои позиции в Ливане и Сирии и испытывая серьезные затруднения в Северной Африке, была настроена далеко не дружественно по отношению к арабским режимам и особенно к Египту[211].
13 октября в Париже прошли секретные переговоры французских и израильских военных представителей. 24 октября на встрече в г. Севр был окончательно оформлен англо-франко-израильский блок и проработан план военной операции, получивший название «Мушкетер»[212].
Говоря о начале операции против Египта, Иден записал в своих мемуарах: «Ни у нас, ни у французской стороны не было ни малейшего сомнения в том, что военная акция, которую нас вынудили провести, будет исключительно краткосрочной, но именно это действие позволит нам достичь в будущем ситуации спокойствия и умиротворения»[213].
В ночь с 29 на 30 октября 1956 г. в соответствии с разработанным планом войска Израиля начали наступление на территорию Египта. Через несколько часов правительства Англии и Франции направили ультиматум правительствам Израиля и Египта, в котором требовали отвести их войска на 10 миль к востоку и западу от Суэцкого канала. Условия были приняты Израилем и отвергнуты Каиром. Израиль, приняв ультиматум, продолжил наступление на территорию Синайского полуострова; через два дня израильские войска оккупировали весь полуостров и Сектор Газа.
Поскольку Египет категорически отверг англо-французский ультиматум, войска этих стран 31 октября начали наносить авиационные удары по позициям египетской армии. После проведенной высадки десанта в городах завязались уличные бои. Войскам Англии и Франции удалось поставить под контроль Порт-Саид, ключевой пункт в зоне канала. Ситуация предвещала затяжные бои на протяжении ближайших месяцев.
30 октября ситуация в зоне канала была поставлена на обсуждение Совета Безопасности ООН. Англия и Франция, воспользовавшись правом вето, фактически заблокировали принятие любой резолюции, осуждающей их действия. Вместо нее 31 октября принята резолюция № 3721, предписывавшая собрать чрезвычайную специальную сессию Генеральной Ассамблеи для обсуждения сложившейся ситуации[214].
2 ноября на чрезвычайной специальной сессии Генеральная ассамблея ООН приняла резолюцию, предложенную США, предписывающую немедленное прекращение огня. Одновременно с этим нажим на Лондон и Париж оказала советская сторона. Иден в мемуарах писал, что в эти дни председатель Совета министров СССР Н. Булганин неоднократно уведомлял английскую сторону в том, что «СССР не станет самоустраняться в случае, если ситуация примет критическое положение»[215]. 5 ноября советская сторона направила в Лондон и Париж, Вашингтон и Тель-Авив официальные ноты, содержащие угрозу применения силы со стороны СССР, если агрессия не будет прекращена.
Положение в начале октября 1956 г. явило миру редкий случай, когда интерес двух сверхдержав быстро нейтрализовать конфликт фактически совпадал. Скорее, это была оборотная сторона «биполярной логики».