Алексей Самсонов
Убийство Сталина. Начало «Холодной войны»
Подозрительная полоса совпадений
Незадолго до смерти Сталина произошёл ряд подозрительный совпадений и смертей.
За несколько лет до смерти Сталина был, с «помощью» врачей, убит Жданов. Это случилось 31 августа 1948 года. Но Жданов умер не один. Через неделю после его смерти повесилась его экономка, был арестован и убит его врач, который делал вскрытие вместе с профессором Виноградовым, а в 1951 г. застрелился комендант его дачи на Каменном острове под Ленинградом, причём в его голове было обнаружено две пули.
2 июля 1949 года в санатории «Барвиха» при странных обстоятельствах умирает Георгий Димитров. Охранник Сталина А. Рыбин пишет: «Уполномоченный Юдаков мне сказал: “Я просмотрел архивное лечебное дело на Димитрова. Его лечили Б. Коган и другие, которые затем признались, что его умертвили”» [187; с. 17]. И далее: «Лечение Димитрова очень нас насторожило, особенно тех, кто обслуживал медперсонал Кремлёвской больницы. В этой связи вспоминает медбрат И. Красоткин: “Я был тесно связан с врачами Кремлёвской поликлиники. Димитрова наблюдал доктор Б. Коган. Димитров имел нестабильную стенокардию и принимал внутривенное вливание стефантина и порошок дигиталис. Опасность последнего состоит в том, что он не выводится из желудка, скапливается, и в конце концов происходил взрыв в желудке и порошок выходил пеной изо рта больного, после чего наступала смерть”. Сталин был озабочен гибелью Димитрова» [188; с. 31, 32]. Что, врачи не знали побочное действие порошка? Ему диагностировали «сердечную недостаточность».
Тело Димитрова доставляется в Софию уже вскрытое и забальзамированное. Болгарские врачи не имели доступа к телу более пяти лет. Петер Гылыбов, у которого хранился мозг Димитрова, был сотрудником болгарской мавзолейной группы с 1949-го по 1990-й годы, до момента захоронения Димитрова. При перезахоронении Гылыбову удалось взять образцы волос Димитрова и вместе со своими коллегами провести экспертизу имевшихся останков. Экспертиза показала, что в образцах волос повышено содержание ртути. (Как тут не вспомнить слова Димитрова, что «Масонские ложи в настоящее время – это чужая шпионская и предательская агентура. Она представляет опасность для свободы и независимости нашей страны».)
Позднее, 14 марта 1953 года, умер президент Чехословакии Клемент Готвальд, который приезжал на похороны Сталина. 12 марта он вернулся из Москвы с похорон в плохом самочувствии, жалуясь на простуду, и через 2 дня умер от разрыва аорты. Сообщили, что он умер от воспаления лёгких…
На похоронах Готвальд увидел на губах Сталина следы крови и пены, и вытер их своим платком, который положил в карман. Приехав в Прагу, он, якобы, отдал платок на анализ. Где сегодня этот платок? (Его преемником в должности президента стал Антонин Запотоцкий, в 1948–1953 гг. занимавший должность премьер-министра.)
А. Рыбин пишет, что во время похорон Сталина Готвальд немного простудился и Берия дал ему от простуды одну или две таблетки [189; с. 3].
Готвальд был похоронен в мавзолее, но в 1962 году мавзолей был закрыт, а тело Готвальда кремировано. Ранее, в ночь с 31 октября на 1 ноября 1961 года тело Сталина было кремировано. Ясно, что это были действия, координированные из одного центра. О перезахоронении Сталина я ещё скажу.
Это две очень подозрительные смерти. Ведь и Димитров, и Готвальд боролись с сионизмом и масонством в своих странах…
Активизировал свою деятельность и Хрущёв, который в декабре 1949 года был вновь назначен («избран») Первым секретарём МК и МГК. И сразу же он собирает свою команду. Ясно, что и Сталин, и Каганович, и все члены Политбюро видели эту концентрацию людей, лично преданных Хрущёву, в Москве, но почему-то никак не реагировали. Почему? Видимо, за Хрущёвым стояли люди, о которых нам не известно. Может, этот секрет – в его биографии – см. далее. Итак.
Первым был генерал-лейтенант В.С. Рясной. С должности наркома госбезопасности УССР Постановлением СНК СССР от 15 января 1946 года № 96 он был утвержден первым заместителем наркома НКВД СССР. В дальнейшем он с 15 февраля 1951 года – начальник 2-го Главного управления МГБ СССР (контрразведка). С 28 мая 1953 года по 30 марта 1956 года – начальник УМВД по Москве и области.
Также с Украины были переведены некоторые руководители органов и партработники и расставлены на ответственные должности в центральном аппарате госбезопасности. Это В. И. Алидин (1-й секретарь Херсонского ОК КП(б)У); В. А. Голик (1-й секретарь Винницкого ОК); В. А. Дроздов (заместитель министра внутренних дел УССР – начальник Бюро № 2 с 9 сентября 1950 г.); А. А. Епишев (1-й секретарь Одесского ОК) – замминистра по кадрам с 26 августа 1951 года до марта 1953 года; Н.Г Ермолов (1-й секретарь Ворошиловградского ОК); Н.Р. Миронов (1-й секретарь Кировоградского ОК – заместитель начальника военной контрразведки, полковник); С.Р. Савченко – нарком госбезопасности Украинской ССР с 7 мая 1943 года, 1-й заместитель Председателя Комитета Информации с 24 августа 1949 года, начальник Его Главного Управления МГБ СССР (разведка за границей) и заместитель министра с 2 ноября 1951 года; И. А. Серов (нарком внутренних дел Украинской ССР в 1939–1941 гг., 1-й заместитель министра внутренних дел СССР в 1947–1954 гг.).
Но переведены-то они были не на новые места, кто-то же до них эти должности занимал, и их надо было ещё освободить. Для этого были проведены аресты среди работников. Так, по обвинению в сионистском заговоре были арестованы генерал-лейтенант Л. Ф. Райхман (впоследствии освобождён и с 14 марта 1953 г. – начальник Контрольной инспекции по проверке исполнения приказов Министра МВД СССР, снят после убийства Берии); генерал-майор Н.П. Эйтингон; генерал-майор Е.П. Питовранов (освобождён в начале ноября 1952 г.); полковник А.Я. Свердлов (сын Свердлова).
Отстранён от должности 12 июля 1951 года и арестован министр госбезопасности СССР генерал-полковник В. С. Абакумов. 13-го по его делу были арестованы начальник следственной части по особо важным делам МГБ А. Г. Леонов и его заместители М.Т. Лихачёв и Л.Л. Шварцман, 26-го – полковник В.И. Комаров. 4 ноября арестован замминистра ГБ СССР по милиции генерал-лейтенант Н. А. Королёв, находился под следствием до декабря 1953 года, уволен и лишён звания. 2 ноября 1951 года арестован заместитель министра госбезопасности СССР генерал-лейтенант Н.Н. Селивановский, находился под следствием до 1953 года, тогда же уволен в запас с мотивировкой «по фактам дискредитации».
1 сентября 1952 года с должности начальника Лечсанупра Кремля снят П.И. Егоров, и на его должность с поста начальника медсанотдела Административно-хозяйственного Управления МГБ назначен генерал-майор Н.И. Крупин.
Чтобы понять, какие дополнительные возможности открывались у Хрущёва в связи с его должностью, давайте обратим внимание только на одного: начальника Бюро № 2 генерал-майора В. Дроздова (1945 г.). В 1941-м, когда проводилась консервация агентуры на случай сдачи Москвы, он должен был заниматься подрывной деятельностью во время оккупации, для конспирации он был назначен заместителем начальника аптечной сети города. Другая группа готовилась уничтожить Гитлера – в случае его приезда, и он должен был ей помочь. Позднее он занимал следующие должности: наркома внутренних дел Чечено-Ингушской АССР, после ликвидации республики – по Грозненской области, а с августа 1945 года – начальник отдела военнопленных и интернированных Оперативного управления, затем 1-го отдела 2-го управления Главного Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД – МВД СССР. С февраля 1947 года – начальник управления «2-Н» и замминистра ГБ УССР. С сентября 1950 года утвержден начальником Бюро № 2 МГБ СССР по выполнению специальных заданий внутри Советского Союза. С 1952 г. – начальник отдела ВГУ МГБ СССР. В марте 1953 года снят приказом Берии и в октябре 1953 года уволен в запас МВД. В 1962 году был лишён ордена Суворова 2-й степени, которым был награждён в 1944 году за высылку чеченцев.
Бюро № 2 – важнейшая ниточка к смерти Сталина. Достаточно было Хрущёву обратиться либо к П.А. Судоплатову (начальнику Бюро № 1 – террор и диверсии за границей), либо к Дроздову с просьбой предоставить ему какой-то яд [394; с. 53].
Всё это так. Но тут же возникает вопрос: почему эти увольнения и аресты одобрили Сталин и другие члены Политбюро?
Многолетним постоянным секретарём Сталина был А. Поскрёбышев. Но в ноябре 1952 года он был уволен «за утечку информации». Вот как это произошло.
В 1951 году вместо арестованного Абакумова новым главой МГБ был назначен Игнатьев. А курировал «органы» Хрущёв. Игнатьев назначал охранников и обслуживающий персонал для квартиры и дачи Сталина.
Но, пока около Сталина были Поскрёбышев и Власик, Сталин был вне опасности.
Однажды из стола Поскрёбышева пропадают секретные документы. Никто не мог взять их, кроме Сталина. Сталин не брал, значит… Сталин поддался на провокацию и снял Поскрёбышева. Он сказал: «Я уличил Поскрёбышева в утере секретного материала. Никто другой не мог это сделать. Утечка секретных документов шла через Поскрёбышева. Поскрёбышев выдал секреты». Конечно, эти секретные бумаги организаторам кражи были не нужны, главное было – устранить Поскрёбышева. И он был уволен в феврале 1952 года. Ясно, что его увольнение проводилось с ведома и при содействии начальника отдела ЦК по подбору и распределению кадров Н. Шаталина. А Шаталин был ещё с довоенных времён соратником Маленкова, который одобрял действия Шаталина по устранению Поскрёбышева [273; с. 425]. Н. Шаталин, будущий Секретарь ЦК (родной дядя советника Горбачёва академика Станислава Шаталина, автора программы «500 дней»), был масоном [90; с. 262].
Место Поскрёбышева занял его помощник Владимир Чернуха. Но он был секретарём недолго, так как, если можно так выразиться, «страдал бюрократизмом» и второго Поскрёбышева из него не вышло.
Следующим личным секретарём стал Первый секретарь Ленинградского горкома КПСС Владимир Малин. Важно отметить: Малина знали Пономаренко, Маленков, Берия и Игнатьев, а Пономаренко, согласно «Списку Джема», был масоном [90; с. 262].
Следующей жертвой стал начальник охраны Сталина генерал Николай Власик. Он охранял Сталина более 30-ти лет и говорил: «Не будет меня – не будет и Сталина». Увольнению Власика предшествовало следующее событие. В апреле 1951 года у Сталина был министр финансов Арсений Зверев (масон) и доложил, что Главное управление охраны тратит неоправданно большие деньги. Сталин сказал, что разберётся. Можно подумать, что Зверев – этакий рачительный хозяин, радетель государственных интересов, считающий каждую копейку, и даже рискнул пойти к Сталину и сказать: ты, мол, на свою охрану тратишь слишком много государственных денег!
[Зверев стал наркомом финансов с 19 января 1938 г. (министр – с 19 марта 1946 г.). Он сменил на этом посту Власа Чубаря, который был арестован 28 ноября 1938 г. и расстрелян 26 февраля 1939 года. В 1932 г. он стал заведующим Бауманским районным финотделом Москвы, с 1936 г. – председатель Молотовского райсовета Москвы, с 1937-го – первый секретарь Молотовского райкома ВКП(б).
Напомню, Хрущёв с января 1932-го – второй, а с января 1934-го по февраль 1938 года – Первый секретарь МГК ВКП(б), ас 7 марта 1935-го по февраль 193 8 года-Первый секретарь МКВКП(б). Так что Зверев был «человеком Хрущёва». В сентябре 1937 года он был назначен заместителем наркома финансов СССР.)]
Так что «рачительный хозяин» пришёл к Сталину явно по совету Хрущёва. И Хрущёв, посылая Зверева, знал, что Сталин прислушается к его словам, а не скажет: не лезь не в своё дело… Значит, к визиту министра Сталин был уже подготовлен. Кем? Хрущёвым, который, вероятно, говорил о «больших расходах на охрану»…
Поэтому и был Зверев министром до 15 марта 1960 года.
В результате таких действий Хрущёва – Зверева 22 апреля 1951 года была создана комиссия по проверке финансовой деятельности Главного управления охраны. В состав комиссии вошли: Маленков (председатель), Берия, Зверев, Булганин, Поскрёбышев. Но главную роль играл Зверев. Комиссия работала всего две недели (!) и за это время выявила массу недостатков. Уже 8 мая по результатам работы комиссии руководство ГУ охраны было снято. Власика обвинили в том, что он брал себе продукты и списывал их как расходы госдач (что, Власик брал сотни килограммов колбасы?). Также его обвинили в том, что он строит слишком большое помещение для охраны Сталина (сегодня там больница). Власика назначили начальником лагеря в г. Асбесте, а 16 декабря 1952 года его арестовали. Был так же арестован его первый заместитель полковник В. Лынько. Но на этом аресты не закончились. (Власик в дневнике писал: «Я был сильно обижен Сталиным».)
Начальник Его управления Главного управления охраны (с декабря 1946 г.) генерал-майор С.Ф. Кузьмичёв был арестован в январе 1953 года (в марте он будет освобождён, а в июне арестован снова, и вновь освобождён в феврале 1954 г.) [394; с. 53]. Ясно, что Кузьмичёва сначала отстранили от Сталина, затем, после убийства, его освободят, а уже Берия его опять арестует. Шла какая-то игра.
28 февраля 1953 года начальником Управления охраны Кремля назначили непосредственно министра МГБ Семёна Игнатьева, а его заместителем – Николая Новика (он был и. о. начальника охраны с июля 1952-го по март 1953 года). Без ведома Игнатьева получить допуск к Сталину никто не мог.
12 февраля 1952 года заместителем министра госбезопасности, начальником ВГУ МГБ и членом Коллегии назначили Рясного Василия Степановича. С мая 1952 года – фактический начальник личной охраны Сталина.
Хрущёв, Игнатьев и Рясной учились вместе в Промакадемии в Москве.
Рясной с июля 1943 года – нарком внутренних дел УССР. Принимал активное участие в ликвидации бандеровского движения на Украине. С 15 января 1946 года – 1-й заместитель наркома (с 22 марта 1946 г. – министра) внутренних дел СССР, с 24 февраля 1947 года – заместитель министра внутренних дел СССР Игнатьева. Одновременно с июня 1947 года – член Бюро по выездам за границу и въездам в СССР Комитета информации (КИ) при СМ СССР. Одновременно с 19 мая 1952 года – врид заместителя начальника Управления охраны МГБ СССР.
Став главой МГБ, Игнатьев непосредственно подчинялся своим кураторам: со стороны ЦК – Хрущёву, со стороны Совмина – Молотову…
Следующая «случайность»: 15 февраля 1953 года внезапно умирает генерал И. Косынкин – комендант Кремля, которому было 50 лет. Он был назначен на пост коменданта из личной охраны Сталина, т. е. лично Сталиным. Поэтому он чувствовал себя независимым от «соратников» [273; с. 431].
Далее. Сталин отдалил старых «соратников» – Молотова, Кагановича и Ворошилова. На вечерние обеды на дачу в Кунцево Сталин стал приглашать только Хрущёва, Берию, Маленкова, Булганина и Игнатьева.
Далее. В феврале 1953 года был арестован замминистра МИД И. Майский. Напомню, он был послом в «столице масонов» Лондоне в самый судьбоносный период – в 1932-1943-м годах. И вдруг его арестовывают за три недели до смерти Сталина!
В своих воспоминаниях Майский сообщает какие-то садомазохистские подробности: Берия, де, его лично допрашивал, истязая плетью и собачьей цепью. Но на самом деле, Майского поселили на конспиративной квартире, дали прислугу, обеспечили спецсвязью. То есть изолирован он не был. Тогда зачем его арестовали? Ясно, что без приказа Игнатьева его не могли арестовать. Возможно, Маленков и Хрущёв использовали Майского как канал передачи информации «братьям» на Запад втайне от Сталина.
«Соратники» устраняли людей, верных Сталину. Сталин постепенно терял контроль над ситуацией. В конце 1952 года доступ к Сталину полностью был перекрыт Маленковым, Хрущёвым, Игнатьевым и Зверевым (контроль финансирования).
Убийство Сталина
Охранник Сталина А. Рыбин приводит воспоминания другого охранника, П. Лозгачёва: «28 февраля 1953 г. Сталин на даче в Кунцево принял Берия, Маленкова, Хрущёва, Булганина. Подавали им к столу только один виноградный сок, закупоренный в бутылках. Осуществляли подачу сока я и Матрёна Бутузова (экономка). В 4 часа утра 1 марта полковник И. Хрусталёв проводил гостей до машин. После этого Сталин сказал Хрусталёву: “Я ложусь отдыхать и вы можете вздремнуть”. Настроение у Сталина было, как всегда, хорошее. Он лёг на диван» [189; с. 11].
Эту басню повторяют все охранники, которые дали воспоминания. И сегодня она стала «официальной» историей. Итак, Хрусталёв вошёл в комнату охраны и сказал: «Ну, ребята, я такого приказа ещё не слышал!» И, выполняя приказ Сталина, все охранники послушно легли спать. По приказу!
Как видим, этот «приказ» Сталин отдал не всем (или нескольким) охранникам, а только одному Хрусталёву. Где доказательства, что Сталин вообще отдавал такой приказ? Может, Хрусталёв так сказал охранникам, выполняя другой приказ? Чей?
Но, допустим, Сталин отдал такой «приказ». Но ведь слова «идите спать» приказом не были, а только, так сказать, добрым словом. Ясно, что Сталин их сказал не приказным тоном. И все охранники послушно легли спать. Легли на кровати и захрапели. Они что – идиоты? Но из их воспоминаний можно сделать вывод, что это так: идиоты. Все легли спать. А сам Хрусталёв? Не думаю.
А дальше – самое интересное. «Вспоминают» охранники Старостин, Лозгачёв и Туков. Но и это – ложь.
Н. Зенькович приводит воспоминания Лозгачёва: «В 10 часов утра в его (Сталина. – А. С.) комнатах – нет движения. Но вот пробило 11 – нет движения и в 12 – нет. Это уже было странно: обычно вставал он в 11–12, иногда даже в 10 часов он уже не спит. Но уже час дня – и нет движения. И два – нет движения. Ну, начинаем волноваться. В три, в четыре часа – нет движения. Мы сидим и Старостин говорит: “Что-то недоброе, что делать будем?” Действительно, что делать – идти к кому? Но он (Сталин. – А.С.) строго-настрого приказал: если нет движения – в его комнаты не входить. Иначе строго накажет.
В восемь часов – никого нет. Мы не знаем, что делать – в девять нету движения, в десять – нету. Я говорю Старостину: “Иди ты – ты начальник охраны”. Он: “Я боюсь”. Я: “Ты боишься, а я – герой, что ли, идти к нему?” В это время почту привозят. А почту передаём ему обычно мы. Точнее я, почта – моя обязанность. “Ну, что ж, – говорю, – я пойду”».
Лозгачёв вошёл и увидел на полу в малой столовой Сталина, позвал на помощь, Сталина положили на диван. И далее: «Старостин пошёл звонить в МГБ Игнатьеву, но тот испугался и переадресовал его к Берии и Маленкову. Старостин дозвонился Маленкову. Спустя примерно полчаса Маленков перезвонил нам и сказал: “Берию я не нашёл”. Прошло ещё полчаса, звонит Берия: “О болезни т. Сталина никому не говорите”» [190; с. 101–103].
А вот что пишет А. Рыбин: «Старший телохранитель Сталина подполковник М. Старостин: “Полагали, что Сталин, по обычному распорядку воскресного дня, нас после 18-ти часов (1 марта. – А.С.) пригласит к себе и попросит покушать. Но ничего этого не произошло. В 22 часа я стал посылать Лозгачёва к Сталину, так как нам было странно поведение Сталина. Лозгачёв начал посылать меня к Сталину и сказал: “Ты самый старший здесь, тебе первому заходить к Сталину”. Неожиданно из ЦК пришла почта. Прихватив почту как гаранта своей безопасности, ибо без неё Сталин мог сказать: “Я вас не вызывал”, Лозгачёв направился к Сталину. Он обошёл все кабинеты, но Сталина нигде не было. Вдруг он заметил полосу света в малой столовой, открыл дверь и увидел, что на ковре лежит Сталин. На столе стояла бутылка “Боржоми”, лежала газета “Правда”. Оказались на полу и часы Первого часового завода с механизмом Павла Буре. На помощь прибежали Старостин, Туков, Бутузова. Положили Сталина на диван» [189; с. 12]. И далее: «Старостин: «Что делать? Воскресенье – у всех выходной день. Я позвонил Председателю КГБ Игнатьеву и доложил о состоянии Сталина. Игнатьев адресовал меня к Берии. Звоню Берии – никто не отвечает. Звоню Маленкову и информирую о состоянии Сталина. Маленков что-то прошептал в трубку и положил её на рычаг. Тут ясно стало, что Маленков находится “в кармане” у Берии. Минут через 30 позвонил Маленков и сказал: “Ищите Берию сами, я его не нашёл”. Вдруг звонит Берия: “О болезни т. Сталина никому не говорите и не звоните”» [189; с. 12].
Продолжает П. Лозгачёв: «Сижу рядом со Сталиным и считаю минуты своего дежурства. Полагал, что прибудут по указанию Берии Маленков и врачи. Но их не было. Часы пробили 23 часа 1 марта, но глухая тишина. Смотрю на часы – час ночи, два, три. Предательство Берии и Маленкова стало очевидным. Я весь испереживался от беспомощности по отношению к больному. Слышу, в 3 часа ночи 2 марта зашуршала машина. Я оживился, думал, что это врачи. Но я жестоко ошибался. Появились Берия и Маленков. Они прошли к Сталину. Берия: “Лозгачёв, что ты панику наводишь?! Видишь, товарищ Сталин крепко спит. Его не тревожь и нас не беспокой”. И они уехали» [189; с. 13].
Лозгачёв: «Снова я остался один около Сталина. Пробило на часах 4-5-Б-7-8, а предатели не появлялись у Сталина. В 8.30 утра приехал Хрущёв и сказал: “Скоро к товарищу Сталину приедут врачи”. Это была ужасная ночь в моей жизни, поэтому я её запомнил до малейших тонкостей. Действительно, около 9 часов утра 2 марта прибыли врачи, среди которых был терапевт Лукомский» [189; с. 13]. Между прочим, Хрущёв вспоминает: «тут ему сразу разрезали (Врачи. – А.С.) костюм и перенесли на кушетку». Но ведь Берия сказал, что Сталин спит. Выходит, Сталин спал в костюме! Видимо, у него была такая привычка…
Аналогичны «воспоминания» и охранника Тукова.
Ю. Мухин приводит только воспоминания Лозгачёва из [190] и делает правильный вывод о том, что охрана лжёт [184; с. 387]. Лозгачёв говорит, что никто не входил к Сталину в течение 12-ти часов (с 10.00 до 22.00), что они, мол, боялись. Чего? Сталин их убьёт на месте или даст указание Берии их посадить? В худшем случае того же Лозгачёва перевели бы охранять другого члена Президиума. Но, думаю, и этого бы не случилось: Лозгачёв мог бы оправдаться: мол, мы очень беспокоимся за Вашу жизнь…
Более того, и. о. начальника охраны Н. Новик приводит такой факт: «Сталин любил принимать баню. Он это делал в течение максимум одного часа. Но однажды он задержался. 15 минут – не выходит из бани, 20 – нет, 30 – нет. Дежурный доложил Новику, Новик – министру Игнатьеву, он – Маленкову, Маленков приказал ломать дверь. И охранники побежали ломать ломом дверь. Прошло всего 45 минут! И тут выходит Сталин с заспанными глазами. Стало ясно, что он заснул в бане». Вот как охранялся Сталин! Нет полчаса – уже всех на ноги подняли. А тут – 12 часов! Сталин не появляется – и всем всё равно?! Более того, на даче в Кунцево была установлена специальная система, которая фиксировала на специальном мониторе место пребывания Сталина в данную минуту – загоралась лампочка на табло. Нет сведений, что эта система в марте была сломана. Вопрос: почему Лозгачёв, Туков и Старостин врут? Ответ: видимо, их заставили взять ответственность на себя. И взяв эту ответственность за неоказание помощи Сталину, охранники предстали, как люди, халатно относящиеся к своим обязанностям, которым всё равно, что происходит со Сталиным.
Но это как раз не так. Охранники первыми стали звонить и звать на помощь. По легенде, Берия приехал и, видя, что Сталин «спит» в неестественном положении и в костюме, сказал, что всё нормально. И только в 9 часов 2 марта приехали врачи. Но вот когда охранники стали звонить в Москву? По логике, максимум через полчаса после того, как со Сталиным стало плохо.
Когда приехали врачи, вспоминает доктор академик Александр Мясников: «Поздно вечером 2 марта 1953 года к нам на квартиру заехал сотрудник спецотдела Кремлёвской больницы. “Я за вами – к больному хозяину”. Я быстро простился с женой (неясно, куда попадешь оттуда). Мы заехали на улицу Калинина, там ждали нас ещё профессор Н.В. Коновалов (невропатолог) и Е.М. Тареев, и помчались на дачу Сталина в Кунцево (напротив нового университета).
Мы в молчании доехали до ворот: колючие проволоки по обе стороны рва и забора, собаки и полковники, полковники и собаки. Наконец мы в доме (обширном павильоне с просторными комнатами, обставленными широкими тахтами; стены отделаны полированной фанерой). В одной из комнат были уже министр здравоохранения (новый, А.Ф. Третьяков; Е.И. Смирнов был ещё в декабре снят в связи с ревизией министерства правительственной комиссией и перешел вновь в военное ведомство на прежнее амплуа начальника Военносанитарного управления), профессор П.Е. Лукомский (главный терапевт Минздрава), Роман Ткачёв, Филимонов, Иванов-Незнамов.
Министр рассказал, что в ночь на 2 марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Оказалось, что ещё вчера до поздней ночи Сталин, как обычно, работал у себя в кабинете. Дежурный офицер (из охраны) ещё в 3 часа ночи видел его за столом (смотрел в замочную скважину). Всё время и дальше горел свет, но так было заведено. Сталин спал в другой комнате, в кабинете был диван, на котором он часто отдыхал. Утром в седьмом часу охранник вновь посмотрел в скважину и увидел Сталина распростертым на полу между столом и диваном. Был он без сознания. Больного положили на диван, на котором он и пролежал в дальнейшем все время. Из Москвы из Кремлёвской больницы был вызван врач (Иванов-Незнамов), вскоре приехал Лукомский – и они с утра находились здесь.
Консилиум был прерван появлением Берии и Маленкова (в дальнейшем они всегда приходили и уходили не иначе как вдвоём). Берия обратился к нам со словами о постигшем партию и народ несчастье и выразил уверенность, что мы сделаем всё, что в силах медицины. “Имейте в виду, – сказал он, – что партия и правительство вам абсолютно доверяют, и всё, что вы найдёте нужным предпринимать, с нашей стороны не встретит ничего, кроме полного согласия и помощи”.
Сталин лежал грузный; он оказался коротким и толстоватым, обычное грузинское лицо было перекошено, правые конечности лежали как плети. Он тяжело дышал, периодически то тише, то сильнее (дыхание Чейн-Стокса). Кровяное давление – 210 ⁄ ПО. Мерцательная аритмия. Лейкоцитоз до 17 тыс. Была высокая температура, 38 с десятыми, в моче – немного белка и красных кровяных телец. При выслушивании и выстукивании сердца особых отклонений не отмечалось, в боковых и передних отделах лёгких ничего патологического не определялось. Диагноз нам представлялся, слава богу, ясным: кровоизлияние в левом полушарии мозга на почве гипертонии и атеросклероза. Лечение было назначено обильное: введение препаратов камфары, кофеина, строфантина, глюкозы, вдыхание кислорода, пиявки – и профилактически пенициллин (из опасения присоединения инфекции). Порядок лечебных назначений был регламентирован, но в дальнейшем он всё больше стал нарушаться за счет укорочения сроков между впрыскиваниями сердечных средств. В дальнейшем, когда пульс стал падать и расстройства дыхания стали угрожающими, кололи через час, а то и чаще.
Весь состав консилиума решил остаться на всё время, я позвонил домой. Мы ночевали в соседнем доме. Каждый из нас нес свои часы дежурства у постели больного. Постоянно находился при больном и кто-нибудь из Политбюро ЦК, чаще всего Ворошилов, Каганович, Булганин, Микоян.
Третьего утром консилиум должен был дать ответ на вопрос Маленкова о прогнозе. Ответ наш мог быть только отрицательным: смерть неизбежна. Маленков дал нам понять, что он ожидал (Выделено мной. – А.С.) такого заключения, но тут же заявил, что он надеется, что медицинские мероприятия смогут если не сохранить жизнь, то продлить её на достаточный срок. Мы поняли, что речь идёт о необходимом фоне для подготовки организации новой власти, а вместе с тем и общественного мнения. Тут же мы составили первый бюллетень о состоянии здоровья И.В. Сталина (на 2 часа 4 марта). В нём имелась заключительная фраза: “Проводится ряд терапевтических мероприятий, направленных на восстановление жизненно важных функций организма”. Тем самым в осторожной форме выражалась надежда на “восстановление”, то есть расчёт на некоторое успокоение страны. Тем временем всем членам ЦК и другим руководителям партийных и советских органов был послан вызов срочно прибыть в Москву для обсуждения положения в связи с предстоявшей смертью главы государства»[49].
Как видим, охранники постоянно смотрели за Сталиным, но после трёх часов пошли спать и посмотрели только в 6.30-6.40. И тут же был вызван врач, а уж потом приехали Берия и Маленков. Следовательно, плохо стало со Сталиным в промежуток с 3.00 до 6.30. И не было никаких 12-ти часов.
Маленков «дал понять», что знает, что со Сталиным. Но, как видим, врачи были не в курсе, что вождь был отравлен. И стали его лечить, думая, что вылечат…
А вот что было дальше. «Светлана Иосифовна приглашала нас к обеду и ужину и старалась своей простотой и сдержанной любезностью не вносить ни излишней натянутости, ни мрачного молчания. Обедал с нами также Ворошилов, показавшийся мне симпатичным старым папашей, озабоченным болезнью близкого человека.
Сталин дышал тяжело, иногда стонал. Только на один короткий миг, казалось, он осмысленным взглядом обвел окружавших его. Тогда Ворошилов склонился над ним и сказал: “Товарищ Сталин, мы все здесь, твои верные друзья и соратники. Как ты себя чувствуешь, дорогой?” Но взгляд уже ничего не выражал. Ночью много раз казалось, что он умирает». Какой-то абсурд! Сталин лежит на диване, стонет, а рядом – обеденный стол…
И здесь необходимо вновь вернуться к «воспоминаниям» охранников. Когда они появились впервые? В годы «перестройки». И появились они как-то неожиданно, как-то все охранники сразу «всё вспомнили». Но ни при Хрущёве, ни при Брежневе на эти воспоминания не ссылались. Может, они были записаны и потом долго хранились в спецхране? Нет, ибо их впервые записал охранник Рыбин, который сам не присутствовал в момент смерти Сталина.
А впервые ссылки на «личные воспоминания» Старостина были напечатаны в книге генерала Волкогонова «Сталин. Триумф и трагедия». Волкогонов в годы «застоя» и «перестройки» служил в Главном политическом управлении СА и ВМФ МО СССР. Большая часть его книги – набор выдумок и лжи. Она уже сто раз была опровергнута. Но выдуманные «воспоминания» переходят из книги в книгу, из фильма в фильм. Но всё-таки первым нужную версию «вспомнил» Хрущёв. Охранники и «волкогоновы» лишь её корректируют. А его «воспоминаниям», также как и «воспоминаниям» Горбачёва, верить нельзя. Но, кроме набора сказок, их «воспоминания» объединяет одно: в них только один положительный герой – сам Хрущёв и Горбачёв соответственно.
