Давай за жизнь, брат, до конца,
Давай за тех, кто с нами был тогда…
В память о моём друге Викторе Бутко
© Алексей Макаров, 2022
ISBN 978-5-4496-3148-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Однажды я получил интересное письмо на свой компьютер. Когда я его открыл, то был поражён. Это было письмо с рассказом от моей давней знакомой Ольги Бутко. В нём Ольга описывала свою поездку к мужу. С её мужем мне пришлось работать на теплоходе «Витя Чаленко», и я очень хорошо знал его и его беспокойную жену. Это была не женщина, это был непрекращающийся ураган страстей, желаний, эмоций. Это был вулкан. Она была всегда готова во всём участвовать, всем помочь и быть везде, во всех местах, куда бы ни попал её взгляд, где бы её ни озарила очередная мысль или идея.
Она прекрасно пела, сочиняла музыку, стихи, исполняла на гитаре свои песни. Но чтобы Ольга ещё и писала?! Об этом я не знал.
Рассказ меня увлёк. Я прочёл его залпом, переживая с Ольгой её приключения в поездке к мужу. Я как будто сам сидел рядом с ней за рулём, глядя на красоты Приморья, Сахалина, на морские закаты и рассветы. По-настоящему захотелось быть там и стать участником её путешествия.
Пока я читал этот рассказ, я его переделывал, корректировал, исправлял неудачные выражения. Закончив прочтение и переделку рассказа, я отправил его обратно Ольге.
Та была в неописуемом восторге от получившегося рассказа. В это время она была занята каким-то срочным, жизненно необходимым очередным проектом, поэтому в пылу страстей она предложила мне издать этот рассказ. Я тогда отмахнулся, что, мол, никогда ничего не писал, и вообще, получится у меня это или нет, я не знал.
Но потом, со временем, меня стали одолевать мысли. Ведь я делаю то же самое. Хочу написать о том, что пережил, видел, где и с кем встречался, о близких мне людях и друзьях.
Специфика моей работы ограничивала общение с людьми при нахождении в продолжительных рейсах. В долгих переходах через моря и океаны приходилось как-то убивать свободное от работы время. Кто-то сидел и забивал козла вечерами, а кто и читал книги. Но свободное время всё равно оставалось. И что с ним было делать? Поэтому как-то однажды я сел, задумался о прожитых годах и начал писать.
Я писал всё от руки. Не всегда всё шло гладко. Но письмо от Ольги меня как-то стимулировало. Ведь так интересно прочитать то, что пережил другой человек.
И как-то после возвращения из очередного рейса я перенёс свои записи на компьютер. Вроде бы всё стало получаться.
Бывало, годами я не притрагивался ни к тетради, ни к компьютеру. А бывало, писалось словно само собой. Всё зависело от настроения, от близких и дорогих моему сердцу людей и ещё от врагов и сволочей, которые тоже встречались на моём пути.
Когда я писал, то не думал, что это будет кому-то интересно, потому что даже мои дети без интереса относились к моему желанию что-то написать, а тем более к тому, чтобы прочесть написанное мной.
Порой это было простое безразличие ко мне и моим переживаниям. А иногда это делалось как одолжение, когда они соглашались прочитать очередной мой рассказ.
Иногда от этого бывало даже обидно. Но я же ни на что не претендую. Я только хочу, чтобы моя жизнь, мои переживания остались на бумаге и чтобы кто-то прочёл их и понял меня.
И если кто-то из моих внуков или правнуков прочтёт это, то я ему буду за это благодарен.
Алексей Макаров
Будильник радостно возвестил, что начался новый день.
От этого звона Борзов проснулся, скинул с себя одеяло и встал с кровати.
По привычке он посмотрел в иллюминатор. Яркое утреннее солнце заглядывало в спальню.
Судно было построено в Англии двадцать семь лет назад, поэтому иллюминаторы в каюте старшего механика были круглые, с бронзовой окантовкой, такого диаметра, что в них смогла бы пролезть только голова. Это на современных судах они были квадратные, позволяющие любоваться океаном в полной его красе.
Голубое небо было без единой тучки. Бирюзово-синий океан равномерно катил валы зыби, и «Леди Белла» отвечала ему лёгким покачиванием.
Слегка дрожа корпусом, она шла на северо-восток. Таким образом, по дуге большого круга был проложен её курс до Перу.
Борзов прислушался к работе цилиндров главного двигателя. Они были где-то там, внизу, но отвечали равномерными басовито-мягкими ударами. Хорошо! Не зря поработали на стоянке. Теперь на месяц точно гарантирована надёжная работа «Зульцера». А когда судно придёт в порт, двигатель будет вскрыт и осмотрен.
Осталось всего-то двадцать дней идти до Кальяо.
А там, в порту, Борзов знал, где есть телефон. Он сразу же позвонит своей любимой жёнушке. Ведь целый месяц он не будет слышать её голоса.
На старушке «Леди Белле» не было телефона. Хозяин сэкономил. Установил только телекс. Жаль, что не было возможности позвонить, чтобы услышать её. А так бы хотелось перекинуться парой слов.
Пройдя в туалет, Борзов открыл кран холодный воды, который только фыркал жёлтой водой, пока не сошёл весь воздух из системы, потому что вода подавалась только по два часа утром и вечером из-за жёсткой экономии.
Подождав, пока вода приобретёт нормальный цвет, Борзов вымылся под душем, побрился и набрал ведро, чтобы ополоснуться днём.
Надев свежий летний костюм, он спустился в кают-компанию.
Кэптин Брэдли уже курил свою ароматную сигарету.
– Доброе утро, мастер, – приветствовал Борзов капитана.
– О! Чиф. Рад тебя видеть, – услышал Борзов стандартный ответ. – Как ты себя чувствуешь? Как прошла ночь?
Борзову только и оставалось ответить:
– Прекрасно. Смотри, какая сегодня отличная погода. – Он показал на иллюминаторы кают-компании.
– Да, – ответил капитан. – Я уже был на мостике. Мы выбрали хороший путь. Погода благоприятствует нам.
Капитан пришёл на судно только месяц назад, но своей обходительностью и вежливостью он сразу покорил Борзова. Это был настоящий бритиш. Он всегда был вежлив, обходителен, подчёркнуто уважителен к собеседнику. Ему было немного за семьдесят, но выглядел он бодро и был всегда в движении.
Его интересной особенностью было то, что с утра он выкуривал несколько сигарет, много говорил, а потом замолкал на несколько часов.
Чуть позже Борзов понял причину его молчания. У капитана во рту всегда был глоток пива. Если он его проглатывал, то спускался с мостика к себе в каюту, набирал в рот новый глоток и так ходил ещё полчаса, наблюдая за действиями помощников.
Он полностью отличался от предыдущего, филиппинского, капитана, который в рейсе просыпался в десять утра и звал к себе на доклад старпома и старшего механика. А потом до обеда бегал по мостику, создавая видимость работы. Он чувствовал себя царьком на судне.
В отличие от него кэптин Брэдли был всегда вежлив, настойчив в своих указаниях и уважителен к подчинённым. Обстановка на судне изменилась. Нервозность прекратилась.
Первое время Борзову было очень трудно с филиппинским «царьком».
Борзов прекрасно читал и переводил с английского, но разговорный язык ему не давался. Когда надо было что-то сказать, он начинал терзаться муками в произношении и выражении мыслей и чувств.
В один из таких утренних докладов «царьку» тот беспричинно начал кричать на Борзова.
Из-за ограниченного количества слов Борзов не мог ответить «царьку» на его претензии. Но тут что-то переключилось в нём. Он, в бешенстве от своего бессилия, ухватился за спинку бамбукового стула, стоявшего перед капитанским столом, и переломил её пополам. Держа в руках обломки, он подошёл к этому недоноску, ростом чуть больше ста шестидесяти сантиметров, потряс ими перед жёлтой мордой «царька» и с хрипом выдавил из себя:
– Больше никогда на меня не кричи.
От неожиданности «царёк» только лупал глазами, а Борзов, бросив обломки стула к его ногам, вышел из каюты.
После этого инцидента «царёк» больше никогда не орал на Борзова. А если была необходимость передать приказ, то он передавал его через начальника рации, преданного своего слугу. И больше никогда не повышал голос на Борзова вплоть до своего списания.
Это случилось четыре месяца назад, а сейчас всё было по-другому.
Стюард принёс Борзову омлет и чай. Намазав плавленый сыр на кусочек хлеба, он с удовольствием откусил небольшой кусочек, смакуя его.
Капитан, откинувшись в кресле, сквозь завитки дыма ароматной сигареты смотрел на Борзова.
– Как прошла ночь, чиф? – как бы невзначай вновь спросил он.
– Я думаю, что нормально, – Борзов оторвался от омлета. – Есть одна небольшая проблема, но второй механик с ней до обеда справится.
– Что за проблема? – вновь поинтересовался капитан.
Борзов помолчал, пережёвывая омлет:
– На расходной цистерне тяжёлого топлива стоит термостат. По всей видимости, он неисправен и не позволяет топливу в расходной цистерне нагреться выше шестидесяти градусов, хотя установлен на восемьдесят пять. Из-за этого топливо не может перед двигателем прогреться до ста двадцати градусов, а греется только до ста десяти.
– А-а… – протянул капитан. – Понятно. Сгорание стало хуже.
– Конечно, – подтвердил мысль капитана Борзов. – Даже дым из трубы стал идти более чёрный, и расход топлива немного увеличился.
– Понятно, понятно, – продолжал капитан выпускать кольца дыма к подволоку. – А это не сложно – поменять термостат?
– Сложности особой в этом нет, – спокойно отреагировал Борзов на вопрос капитана. – Сейчас подберём термостат, и второй механик с электромехаником его заменят. Там надо только открутить пластиковую гайку и вынуть чувствительный элемент. А потом вставить новый. Это займёт не больше часа.
– Хорошо, – одобрил капитан предложение Борзова. – Меняйте.
Они одновременно встали из-за стола и вышли из кают-компании.
Капитан сразу поднялся на мостик, а Борзов остановился у открытой двери кладовой, в проёме которой стоял электрик Бармеджо. Тот вежливо поздоровался со стармехом:
– Доброе утро, чиф.
Борзов так же вежливо отозвался:
– Доброе утро, Бармеджо.
Хотя Бармеджо был лишь начинающим электриком, Борзов обращался к нему так же вежливо, как и к остальным филиппинцам.
Вадик, второй механик, сидел где-то в глубине кладовки.
Борзов показал Бармеджо жестом, что хочет войти в кладовку, и тот освободил ему проём двери. Войдя в кладовую, Борзов посмотрел на занятого Вадика.
Тот старательно перебирал коробки с термостатами в огромном ящике.
Увидев стармеха, Вадик, как всегда, с миллион первым вопросом вместо приветствия обратился к Борзову.
– Владимирыч, какой из этих термостатов ему дать?
– РТ-107. У нас же он полетел? – удивился непониманию Вадика Борзов.
Отстранив Вадика от ящика, он выбрал нужный термостат и передал ему коробку.
Вадик повертел её в руках и убедившись, что находящийся там термостат соответствует маркировке, предал его Бармеджо.
Получив термостат, тот сразу же исчез.
– Как прошла вахта? – поинтересовался Борзов. – Температура в расходной держится? Не падает?
– Так же держится, – пожав плечами, ответил Вадик. – Куда ей деваться. Перед двигателем по-прежнему сто десять.
– Хорошо. Когда поменяете термостат, подрегулируй температуру в расходной цистерне.
От этого предложения у Вадика перекосило физиономию.
– Что они, сами не справятся, что ли? – недовольно пробурчал он в ответ, имея в виду филиппинского электромеханика с Бармеджо.
– Справятся, не справятся – это другой вопрос. Но ты должен быть там, – Борзов ткнул пальцем в сторону машинного отделения, – и всё проконтролировать. Понятно? – Это Борзов спросил у Вадика уже повышенным тоном.
– Да, всё ясно, – по-прежнему недовольно бубнил Вадик. – Сейчас позавтракаю и пойду к этим недоделкам.
Вадика тоже можно было понять. Он отстоял вахту с четырёх до восьми утра. Конечно, ему хотелось и спать, и есть, но эту работу с термостатом надо было делать в первую очередь.
– Давай, давай!
Борзов хлопнул Вадика по плечу, а сам, напевая себе под нос «На границе тучи ходят хмуро…», поднялся в каюту и переоделся в комбинезон.
Машина встретила его жарким дыханием, воздухом горячего железа и нагретого масла.
На крышках всё было в норме, турбина свистела, как и положено ей на этих оборотах. Четвёртый механик Бакаланко уже принял вахту и, улыбаясь, приветствовал Борзова взмахом руки и лёгким поклоном.
Борзов прошёл к пульту управления, вынул черновой журнал и проверил его. Механики за ночь в журнале ничего лишнего не написали.
Валентино, электромеханик, что-то уже колдовал у распредщита. Борзов вспомнил, что вчера он дал ему задание почистить контактор насоса пресной воды.
Внизу Фортич с Бангсалом начали красить борт. С виду сосредоточенные, в наушниках, они не спеша делали свою работу. Впереди ещё двадцать дней перехода. Эту работу, по их понятиям, надо было сделать качественно, то есть как можно дольше, оттягивая её завершение.
Они, весело скалясь, макали катки в бадью. Бангсал уже успел мазнуть Фортича по спине катком. Он вечно что-нибудь чудит. Но Фортич не обижался. Он всегда говорил, что без шутки за год контракта у любого крыша съедет. И он в этом был где-то прав.
Убедившись, что в машине всё нормально и все заняты своими делами, Борзов стал подниматься по трапу, на выход из машинного отделения.
У выхода из машины в тамбур, где были расположены рефкамеры, повар Ромио выносил из них продукты. Вернее, работали два стюарда, а он, как начальник, руководил ими.
– Как дела, Ромио? – приветствовал Борзов кока. – В камерах температура нормальная?
– Доброе утро, чиф, – вежливо ответил кок. – Всё нормально. Видишь, как это мясо заморожено? Думаю, до Кальяо оно не растает, – усмехнулся он.
Вообще-то, филиппинцы со стармехом такой фамильярности себе не позволяли, но кок был важной персоной, и ему это было негласно позволено. Он таким образом демонстрировал перед подчинёнными свою значимость.
Борзов перекинулся с ним ещё парой слов и прошёл в рулевую, а из неё, повернув налево, в углекислотную станцию. В ней стояли рефкомпрессоры.
Всё сегодня было замечательно.
Проверив работу рефкомпрессоров и рулевой машины, Борзов вновь спустился в машинное отделение.
Спустившись к неисправному датчику, он осмотрел его. Пластиковая гайка чувствительного элемента была покрыта толстым слоем краски.
«Долго же ты, родной, тут стоишь», – невольно подумалось ему.
Борзов осмотрелся.
Метром ниже площадки, с которой можно было наблюдать за температурой в расходной цистерне и оперировать быстрозапорными клапанами, располагался первый цилиндр главного двигателя. Выше этой площадки был выхлопной коллектор главного двигателя. От его торца шёл жар. И немудрено, термометр на торце коллектора показывал больше трёхсот градусов. До коллектора было не более двух метров. Несмотря на такую высокую температуру, торец коллектора был не заизолирован. Борзов, вообще-то, не придавал этому большого значения.
Двадцать семь лет судно работало так. Ничего же не произошло ни с топливными цистернами, ни с коллектором. Зато было удобно его открывать при осмотрах. Никто не обсыпался асбестом, и грязи от этой изоляции не было.
Борзов ещё раз осмотрел датчик, убедился, что работы по его замене не вызовут трудностей, и вновь поднялся к пульту управления. Внимательно осмотрев приборы и убедившись, что все показания в норме, взглянул на часы.
Ого! Было почти десять часов. Наступало время кофе-тайма.
Краем глаза он увидел поднимавшихся по трапу Фортича с Бангсалом. Мимо пробежал Вадик и по трапу противоположного борта спустился вниз, чтобы проконтролировать работу Бармеджо, который в это время подошёл к датчику.
Борзов постоял на платформе крышек, обошёл их, проверяя температуру выхлопных газов по цилиндрам, и вышел из машинного отделения. Поднявшись на палубу камбуза, он по коридору левого борта прошёл к трапу, ведущему к его каюте.
Проходя вдоль переборки машинного отделения, он слегка ударил по незаизолированной переборке кулаком.
Когда его жена была на судне во время стоянки в Тяньцзине, она удивилась слышимости из машинного отделения.
Вадик кувалдой отдавал гайки на одной из крышек главного двигателя. И каждый удар кувалды был отчётливо слышен в каюте, как будто он работал в паре шагов.
– Ой! Что это такое? Что там ломают? – удивлённо воскликнула Инночка.
Борзов успокоил жену:
– Это Вадик отдаёт крышку. Сегодня будем дёргать поршень. Изоляции на переборках нет, поэтому и слышимость такая, – а потом невесело пошутил: – Случись пожар в машине, тут через десять минут всё судно сгорит.
Инночка испуганно посмотрела на него:
– Ты не пугай меня. Пусть у вас рейс будет спокойный. Без всяких пожаров.
– Не беспокойся. Всё будет в порядке. – Борзов нежно привлёк к себе жену и поцеловал.
Это воспоминание невольно возникло в сознании Борзова.
Кофе-тайм. Святое дело. В каюте Борзов ополоснулся из ведра заранее припасённой водой, переодевшись в свежую футболку и шорты. На босую ногу надел тапочки. Это у филиппинцев в норме. Никаких носков. И со стаканом ароматного чая, принесённого стюардом, устроился в кресле.
Начальник рации уже положил ему на стол несколько телексов из офиса.
Что-то Пол сегодня прислал? Вечно ему что-то надо. Сидит себе в Гонконге и от безделья только бумажки шлёт. Ну, ничего, отпишемся, не впервой.
Неожиданно наступила тишина. Перестала ощущаться вибрация корпуса судна, прекратился звук равномерного «уханья» поршней главного двигателя. До каюты доносились только их последние «вздохи». Исчезло тарахтение работающих дизель-генераторов. Замолчал только что включённый магнитофон.
Вот это новость!
Что там Бакаланко натворил?
Борзов подскочил с кресла и кинулся к двери каюты. Не успел он её открыть, как чуть не сбил с ног Вадика, пытающегося открыть дверь каюты.
– Владимирыч! Горим! – запыхавшись, чуть ли не выкрикнул он.
Глаза его были широко открыты, и в них чувствовался ужас от того, что он только что увидел.
Борзов оттолкнул Вадика и кинулся к трапу, ведущему на нижние палубы. Палубой ниже располагалась станция быстрозапорных клапанов топливных танков.
Две недели назад, в Корее, Борзов сам лично предъявлял их инспектору порт-контроля. Они были подрегулированы и отлажены.
Подбежав к щиту станции, Борзов увидел третьего механика, закрывающего их.
Сняв с предохранителей несколько ручек клапанов, он начал дёргать за них. Где-то внизу, на цистернах, они должны были закрыться. В этом Борзов не сомневался. Топливо из них уже никуда не выльется.
Убедившись, что все клапаны закрыты, он отбежал от щита станции и повернул налево, в коридор, в конце которого был трап, ведущий к входу в машинное отделение.
Дым уже плотной завесой приклеился к подволоку. На незаизолированной стальной переборке в машину пучилась краска.
«Ну ничего себе, – проскочила моментальная мысль у Борзова. – Какая же там температура?!»
Отскочивший от лопнувшего пузыря кусок краски неожиданно обжёг щеку и левую руку. Не ощущая боли, Борзов стряхнул его и помчался дальше, вниз, к входу в машинное отделение.
Подбежав к двери, он увидел, что самодельная деревянная дверь начала открываться, и в щель на четвереньках вылез Бакаланко. Его начало выворачивать, и он надрывно кашлял.
Борзов заглянул в приоткрывшуюся дверь в надежде спуститься вниз и что-то предпринять для тушения пожара.
Но не тут-то было. Внизу от дыма была сплошная чернота. Дым едкими клубами заполнил маленький тамбур перед помещением рулевой машины и рефкамерами. Такого чернющего дыма Борзов ещё никогда в жизни не видел.
Всё! К углекислотной станции путь отрезан! Оставался единственный вариант – отрыть углекислотные клапаны в машину из щита, который располагался в коридоре главной палубы с противоположного борта.
В коридорах стояла темнота. Ни одна лампочка не горела. Вспомогательные дизели встали. Света нигде не было.
– Вадик! – проорал Борзов. – Бегом на правый борт, к пульту СО₂! Открывай газ в машину! Я на кап. Там его закрою! – И бросился к двери из надстройки на палубу.
Вадик всё время бежал следом за Борзовым.
Услышав приказ, он только утвердительно кивнул головой и скрылся за углом.
Борзов помчался наверх по наружным трапам к капу машинного отделения.
Там уже находился фиттер Серёга. Он пытался подойти к капу и отдать трос быстрого закрытия.
Но не тут-то было! Вырывающиеся из капа клубы чёрного дыма с пламенем сносились небольшим ветерком в его сторону и не давали подойти к утке, на которую был накинут трос, удерживающий кап в вертикальном положении.
Гидравлика, которая должна была это делать, давным-давно вышла из строя, вместо неё было сделано приспособление, которое обеспечивало быстрое закрытие капа. Инспектор в Корее проверил его и остался доволен таким закрытием.
Но сейчас люк не мог быть закрыт. Осознав безвыходность ситуации, Борзов прокричал Серёге:
– Всё! Бесполезно! Сгорели! Погнали плоты сбрасывать!
Ещё одна мысль клокотала в мозгу Борзова: «Как бы не было взрыва топлива. Ведь переборки дизельных танков в машине не заизолированы! А в них семьдесят тонн топлива. Только в расходной цистерне пять тонн газойля».
Каюта Борзова находилась палубой ниже, по левому борту, он непроизвольно бросился к двери, ведущей к каюте, но тут вспомнил, что на ней замок испортился уже неделю назад и она была закрыта на защёлку изнутри. У боцмана всё не доходили руки, чтобы отремонтировать замок, поэтому с палубы дверь не открывалась, а открывалась только изнутри.
Пронеслась мысль, что надо хотя бы взять жилет да документы из каюты. Но сейчас для этого надо было спуститься вниз на одну палубу, пробежать по коридору и подняться по трапу. Поэтому Борзов кинулся к трапу, ведущему к двери правого борта палубой ниже, и нырнул в неё.
Дым в коридоре опустился уже до пояса, и из-за него вокруг была абсолютная темнота. Борзов глубоко вдохнул и, как можно ниже нагнувшись, побежал по коридору.
Пробежать надо было прямо восемь метров, потом повернуть налево за угол и по трапу в десять ступенек подняться наверх. Там, в метре от трапа, была дверь его каюты. В ней, может быть, ещё нет дыма.
Борзов почти добежал до трапа, но дым нещадно разъедал глаза, и из-за него вокруг ничего не было видно. Темнота.
«А если и там, наверху, дым? – проносится мысль. – Добежать назад дыхания не хватит».
– Да чёрт с ним, с жилетом, – махнул рукой на свою затею Борзов.
Он развернулся и, выбежав на палубу, глубоко, полной грудью вдохнул свежий воздух.
«Да! Назад бы воздуха не хватило», – опять пронеслась мысль.
Если бы он продолжил бежать за документами, которые находились в спальне в шкафу, дыхания бы точно не хватило на обратную дорогу.
Ветер сносил дым с пламенем на правый борт. К шлюпке и плотам правого борта уже было не подойти. Они горели. Но ниже, на главной палубе, был ещё один плот.
Серёга выбежал из двери своей каюты с жилетом, ящиком лапши и одеялом. Его каюта как раз находилась у входной двери.
– Только и успел взять, – возбуждённо, блестя глазами, прокричал он.
– На главную палубу! Там плот! Давай его скидывать! – крикнул ему в ответ Борзов, и они кинулись к плоту на главной палубе.
Навстречу им из коридора выбежал Вадик.
– Какая-то падла открыла дверь из машины, и весь коридор в огне и дыму! – в бешенстве орал он. – Я не смог добраться до ящика дистанционки!
– Давай плот скидывать! – не обращая на его крики внимания, прокричал Борзов в ответ Вадику. – Сейчас может топливо взорваться. Большая температура в машине! Смотри! Уже из иллюминаторов бьёт пламя! – И Борзов выкинул руку в сторону иллюминаторов правого борта.
А там уже было видно, как пламя красно-чёрными языками вырывалось из пустых глазниц иллюминаторов кают.
Рядом оказался моторист Вадика. Он, плача навзрыд, умоляюще протягивал руки к Борзову:
– СО₂. СО₂. Чиф, включи, пожалуйста, СО₂.
– Да пошёл ты… со своим СО₂! Где твоё место? – зло прокричал на него Борзов.
– У шлюпки, – прервав поток рыданий, скулил филиппинец.
– Так иди и помогай её спускать! – Это уже Борзов крикнул ему, видя, как остальные филиппинцы, с капитаном во главе, все в жилетах и с личными вещами, начинали спускать шлюпку.
А они втроём кинулись к плоту.
Инспектор в Гонконге заставил капитана перевязать узел вытяжного троса на прессостате вместе с его слабым звеном. И сейчас плот было невозможно сдвинуть с места.
К тому же в нарушение всех правил он был привязан к леерам капроновым кончиком.
Борзов попытался их развязать, но это у него не получилось. За прошедшие после проверки два месяца узлы капроновой верёвки окаменели, и узел не поддавался. Ну не грызть же его зубами! Борзов лихорадочно окинул взглядом палубу, пытаясь найти что-нибудь железное.
Вон! Кусок шпильки от крышки главного двигателя! Он его давно хотел выкинуть за борт! Но всё руки не доходили. Теперь спасение здесь, в этом куске железа! Борзов схватил шпильку и принялся бить ей по треклятому кончику.
Он быстро перебил кончик, крепящий плот к леерам, они втроём освободили плот от паутины верёвок и, поднатужившись, выкинули его за борт. Плот смачно плюхнулся на зеркальную гладь воды. Вытяжной линь держал его за судно, и плот начинал раскрываться.
Слава богу! Один есть! Борзов захотел погладить крест на шее. Но его не было. Тут он вспомнил, что снял его, когда мылся! Вот невезуха! Золотой крест с золотой цепью остались в каюте.
«Надо же! Да чёрт с ним! Главное – выжить», – мелькнула мысль, и он крикнул Вадику и Серёге:
– Погнали на бак! Там есть ещё один плот!
Пробегая вдоль надстройки, Борзов наступил на пожарный шланг, который валялся на палубе. Обнажённую ногу обожгло кипятком из шланга. От неожиданности он чуть не взвыл, но, не обращая внимания на боль, побежал вслед за Вадиком и Серёгой на бак.
Плот находился на фундаменте при входе в подшкиперскую.
Дверь в неё была открыта. Борзов заглянул туда, но там стояла кромешная темень, и только слышался рокот дизеля аварийного пожарного насоса.
«Дизель работает, но почему нет воды в магистрали?» – удивился Борзов.
Он огляделся. Аварийного фонаря на переборке подшкиперской не было, но перед её дверью стояли баллоны с кислородом и ацетиленом. Как ни долбал Борзов Серёгу, но тот, предвидя завтрашнюю работу, никогда не отсоединял от них шланги. Вот и сейчас эти шланги были прикручены к баллонам.
Увидев такую картину, Борзов радостно крикнул:
– Серёга! Зажигай горелку!
Серёга, ничего не поняв, быстро размотал шланг, открыл баллон и зажёг горелку.
Борзов, не дожидаясь, пока Серёга отрегулирует пламя, выхватил у него горелку и бросился внутрь подшкиперской, подсвечивая себе путь.
Так и оказалось, как он думал. Дизель работал, и муфта насоса была соединена с ним.
Дизель запускался отлично. Месяц назад Борзов сам поменял на нём форсунки с топливным насосом.
Но на приёмной магистрали насоса было два клапана. Один из форпика, а другой из-за борта. Клапан из форпика был покрашен зелёным цветом, а который из-за борта – красным. Открытым оказался зелёный клапан.
Вода из форпика была откатана после окончания погрузки, и он был пустой.
Кто-то при запуске дизеля перепутал клапаны. Ведь в темноте цвета клапана не разглядишь.
Насос, который находился ниже, на уровне ватерлинии, перегрелся без воды, заклинил, и его привод, ведущий наверх, к дизелю, срезало. Поэтому в пожарной магистрали воды не было. Насос только выкачал небольшой остаток воды из форпика, который и поступил в пожарную магистраль. Вот этими остатками воды Борзову и обожгло ногу.
Пока Борзов осматривал дизель, Серёга с Вадиком освободили плот от креплений, а потом они втроём выкинули его за борт. Проследив за плотом, Борзов с удовлетворением увидел, что и он начал раскрываться.
Они быстро прошли к трюму номер два, где столпились филиппинцы, которые спустили через фальшборт штормтрап и ждали, когда к нему подойдёт шлюпка. Все они были возбуждены и о чём-то горячо спорили.
Экипаж шлюпки собрал три выкинутых плота и подволок их к штормтрапу.
Капитан дал приказ:
– Экипажу покинуть борт судна!
И экипаж по штормтрапу начал спускаться в подошедшую шлюпку, а часть его стала перебираться в плоты.
У большинства филиппинцев с собой были даже личные вещи. Они не боролись за живучесть судна с пожаром. Они спасали свои шкуры.
Капитан, дождавшись, когда последний филиппинец спустится на шлюпку, встал на штормтрап, оглядел опустевшую палубу и спустился в неё.
Борзов с разочарованием рассматривал одежду, в которой ему придётся неизвестно сколько куковать на плотах.
На нём были только старая футболка с шортами, резиновые тапки на босу ногу, часы и обручальное кольцо. Это было всё, с чем он покинул борт судна. Остальные вещи остались в каюте и сгорели.
Вадик был одет так же, а вот Серёга оказался немного прозорливее.
Его каюта находилась первой от входа с палубы. В рейсе, конечно, в ней было не очень-то комфортно жить. Потому что каждый входящий и выходящий на палубу хлопал дверью. Иногда среди ночи Серёга от ударов «броняшки» просыпался и матерился на «разных недоделков». А вот сейчас ему повезло с расположением каюты. Он прихватил с собой одеяло, куртку, ящик сублимированной лапши и даже пластиковую электронную карточку, на которой у него в каком-то американском банке лежали деньги.
Со всем этим богатством они втроём перебрались на крайний плот.