Включается «мигалка» и желтый с синей полосой «Жигуленок», разбрасывая колесами снег, мчится в сторону районной больницы.
___________
В мастерской колонии на стене рядом с пожарным щитом плакат – «Сегодня 15 января 2022года. До завершения работ остается 40 дней!». По центру мастерской на сдвинутых слесарных верстаках православный крест. Здесь, в тесной мастерской, он кажется особенно большим. Двое заключенных протирают крест ветошью, очищая от ржавчины, а третий – светловолосый молодой человек аккуратно наносит на него полоски сусального золота.
Входит начальник колонии Владимир Юрьевич Шейнин. Тучный, как всегда обильно потный, лысеющий мужчина, лет пятидесяти. Берет за локоть и отводит в сторону светловолосого заключенного.
– Как дела? В сроки укладываемся?
– Да. Успеваем.
– Ну, молодца! – не отпускает локоть Шейнин, – ты ведь понимаешь, Владимирский, что мы с тобой святое дело делаем. Пятнадцать лет церковь без креста простояла. А это же…, это же…, считай, символ России нашей! И вот отыскался, наконец, спонсор. Депутат местный. Это же здорово? Согласен?
– Да.
– А ты понимаешь, чего мне стоило получить этот заказ? Мы еще и устанавливать будем. Это же не только деньги нам в колонию, но и честь какая! Понимаешь?
– Понимаю.
– Понимаешь, а вместе с тем отказываешься подписать акт – переходит на шепот Шейнин.
– Там расход завышен в несколько раз. Я понимаю, золотили бы, скажем, унитаз, а то крест! Как-то не по-божески! – голос заключенного звучит громко и твёрдо.
– Не надо орать, не глухой, – интонация полковника Шейнина принимает грозные оттенки, – то есть, ты подписывать акт отказываешься?
– Считайте, что так! – Владимирский абсолютно невозмутим.
– Тебе же еще пять лет трубить до звонка. А помнишь, я тебе говорил о возможном досрочном освобождении? – Шейнин сильнее сдавливает локоть Владимирского.
– Помню.
– И, что? Все равно не подпишешь?
– Не подпишу!
– Ну, смотри! Пожалеешь! Продолжай работу, – Шейнин отпускает локоть собеседника и покидает мастерскую.
__________
Тюремные кирпичные стены, сторожевые вышки, колючая проволока. Оглушительный шум мотора вертолета. Снизу сверкает золотой православный крест. Медленно опускаются два металлических каната с карабинами. Подбегают заключенные и быстро, как по команде, закрепляют карабины в отверстиях креста. Молодой парнишка – вертолетчик тянет на себя рычаг управления, и машина с крестом взмывает в небо. Машут шапками-ушанками заключенные, как-то по-доброму улыбаются обычно мрачные охранники. И никто даже не успевает заметить мужчин, выходящих из дверей административного корпуса колонии. Двое знакомых нам, но заметно постаревших милиционеров, крепко ухватив за локти тащат в тюремный двор упирающегося тучного полковника внутренних войск. Дойдя до центра двора, Шейнин падает на колени и скованной наручником правой рукой неистово крестится, устремив испуганный и, вместе с тем, какой-то просветленный взгляд в сторону парящего над его бывшим местом службы золотого православного креста.
__________
Сделав круг над заснеженным городом, вертолет с раскачивающимся на тросах крестом, приближается к заполненной людьми площади с церковью. На самой вершине купола, обвязанные страховочными поясами трое мужчин в серых шапках-ушанках и тюремных ватниках. Невдалеке, перед входом на лестницу как часовые у мавзолея застыли двое охранников с автоматами. Чуть ниже на площадке беседуют двое мужчин. Один из них Отец Александр – настоятель храма. Второй, с хищным, заросшим черной щетиной лицом – местный депутат Феликс Ильич Железнов. Сквозь гул винтов вертолета слышны обрывки фраз.
… хотя бы только прикоснуться… – с легкой бандитской хрипотцой голос депутата.
– Вы заслужили право… – голос Отца Александра, – только, ради…, будьте осторожнее! Рацию возьмите, мало ли… И еще раз, спасибо… это огромный вклад.
– Да, одна позолота более ста тысяч зелени… – голос депутата, – но на святое дело…, а тут ещё… заваруха эта…, СВО, Донбасс… Не случайно, наверное.
– Я не политик. Не знаю… Но ведь, действительно, день в день… Прямо благословение… Значит всё правильно!
– Что правильно?
– Что начали спецоперацию…
– А правильно ли? Люди погибнут, много людей…! И зря!
– Почему зря? – голос священника.
– Потому, что всё равно войну проиграют. И не станет России!
– Россия была и будет всегда! Не могу предсказать итогов спецоперации, но уверен, что теперь…, нет снова, с Россией будут считаться! Любя ее, или ненавидя, уважая, или примитивно боясь…, это даже не столь важно. Важно, что с Россией будут считаться! Так что, нет! Не зря!
– …Помните, пятнадцать лет назад, в детском доме… крест упал… и все погибли… все!.. кроме меня… А что если сегодня, именно, сегодня, опять упадет крест и погибнут десятки, или даже сотни людей на этой площади? Может быть, это вас переубедит? Вы напрасно меня…
Грохот мотора и гул винтов заглушают слова. Вертолет зависает прямо над куполом церкви. Крест сильно качается. Слышны тревожные переговоры по рации: «Левее, ещё левее… давай…». Но крест проплывает где-то в полуметре от отверстия в куполе, чудом не зацепив одного из заключенных светловолосого мужчину лет тридцати. Воспользовавшись суматохой, мужчина быстро расстегивает страховочный пояс и прыгает вниз, прямо к ногам священника. С искаженным от страшного волнения лицом, он встает на колени, расстегивает ватник, достает крестик.