Алексей Геннадьевич Некрасов- Вебер
Архивник
– Ты узнал меня, Алехо? – поинтересовался жандарм.
– Вы ошиблись, сеньор, меня зовут Фродо.
Видимо, заранее ожидая такой ответ, де Моро усмехнулся. Маленькие поросячьи глазки превратились в буравчики, и он перешел в атаку:
– Хватит валять дурака, Алехо! Ты и раньше строил из себя героя, но потом быстро ломался. Давай не терять время. Поговорим, как мужчины!
Краска ударила в лицо Фродо. На какой-то миг он почувствовал себя Алехо, морально раздавленным, полностью подчинившимся чужой воле.
– Я, это не он! – как заклинание мысленно повторил Фродо и, приподнявшись со стула, уже вслух произнес:
– Слушаю, тебя! Говори, как мужчина, если сумеешь!
– Ну, ну успокойся, герой! – сменил тактику де Моро – Тебе лишь нужно вернуть украденное. Какую-то часть, из милосердия, твои родственники даже готовы тебе оставить.
– Вам что от нас нужно? Мы бедные честные люди, – вмешалась в разговор Эльза.
– А вы порасспросите, того, кого называете мужем, сеньора. Ему есть, что рассказать, – усмехнулся жандарм. Отбросив рукоделие, Эльза решительно встала и показала на дверь:
– А ну, прочь! Сейчас позову полицию, пусть разберутся, что вы за полковник!
По-видимому, общение с местными карабинерами в планы гостя не входило. Тяжело вздохнув, как человек уставший объяснять прописные истины, он встал и направился к выходу. Уже в дверях, обернувшись, бросил:
– Видимо придется пригласить на разговор в другом месте!
-Гербовую печать не забудьте на приглашение поставить! – крикнула вслед Эльза. Но когда за незваным гостем закрылась дверь, бесстрашную женщину затрясло в нервных рыданиях. Обнимая супругу, Фродо пытался ее успокоить.
– На что он намекал? – неожиданно поинтересовалась Эльза.
– Пока не знаю, но выясню, – пообещал Фродо.
Вечером они не отпустили детей на прогулку. Входную дверь и окна закрыли на все запоры. Ночь, к счастью, прошла спокойно. А утром, к началу рабочего дня, Фрода уже был у дверей кабинета старшего архивариуса и поджидал начальство. Выслушав его доводы, архивариус поморщился, но видя, как решительно настроен подчиненный, в итоге сдался:
– Хорошо, иди к себе! С заказчиком попытаюсь дело уладить!
Когда Фродо упрямо напомнил об обещанном вознаграждении, архивариус скривился еще сильнее, но, достав кошелек, отсчитал тридцать флоринов, (видимо, полученный аванс с лихвой перекрывал эти расходы). Возвращаясь, Фродо вспомнил о намеках де Моро. Возможно, он действительно богатый человек, но сейчас рад и такой подачке. Тем более, что деньги могли очень скоро понадобиться.
Новых поручений пока не было, но Фродо уже знал, чем заняться. Подшивку журнала "Пегас" он разыскал среди таких же некогда популярных и не очень популярных изданий в тонкой обложке. Лет пятнадцать назад после дарование гражданских свобод и смягчения цензуры, они расплодились, будто грибы после теплого летнего дождика. На желтых страницах дешевой бумаги изливали душу, философствовали, до хрипоты и ненависти спорили. Теперь, когда короткая волна ренессанса уступила место прагматичному и деловому прогрессу, классики и дилетанты той поры канули в небытие вместе с эпохой. Культурная публика по утрам читала новости в газетах, вечером ходила в театр на водевили. Наверное, лишь сами авторы изредка перечитывали дорогие их сердцу строки. Те, кто раньше скрещивал дуэльные перья на журнальных страницах, продолжали споры за кружкой пива. А труды их мирно соседствовали и покрывались пылью на архивных полках.
В списке, который все еще лежал на рабочем столе Фродо, было помечено, что Алехо продолжал свои литературные опыты в "Пегасе". Стряхивая с обложек пыль, архивник пролистал оглавления и выбрал его самый последний рассказ, и с первых же строчек почувствовал, что возможно найдет здесь ключ к загадке судьбы Алехо.
Глава 14
Написанная от первого лица "Исповедь аристократа" явно была повествованием автобиографическим, с максимальной долей искренности и прямоты, что может допустить, рассказывая о себе, автор. В маленькой домашней библиотеке Фродо было несколько трудов известных мыслителей. Так что, основы диалектики он знал, и в очередной раз убеждался в правильности ее умозаключений. Испокон веков "царица философии" с каким-то бесовским куражом разрушала усилия людей, обращала достоинства в недостатки, стабильность в хаос, подарки судьбы в начала грядущих бедствий. Все это почти хрестоматийно проявилось на судьбе Алехо. Мальчик вырос, не зная нужды, и получил великолепное образование. С раннего детства его обучали благородным манерам и высоким наукам. Но то, что люди, сражаясь за место под солнцем, словно деревья в густом лесу душат и теснят друг друга, он понял, только успев наделать огромное количество порою непоправимых ошибок. Будучи от природы смелым, Алехо от борьбы не убегал, но представляя ее чем-то вроде рыцарского поединка, где победитель благородно протягивает поверженному противнику руку.
Кроме знания прозы жизни, выросшему в ухоженном парнике существу не хватило того, что с избытком получают куда менее обеспеченные люди. Пробегая в памяти детство, автор несколькими яркими штрихами вывел образ матери – светской львицы, оставившей ребенка на попечение деда. Крик не разделенной деткой любви дрожал между строк, и отзвуки его ложились на всю дальнейшую судьбу героя. Недополученную любовь он потом пытался найти у светских красавиц, подсознательно вытаскивая из детских воспоминаний подзабытый образ. Естественно, что разочарования были неизбежны.
Еще одна, но уже чисто платоническая привязанность, тоже принесла боль. Читая о резвом "златокудром ангеле" сестренке, Фродо заранее предвидел это. Сам же автор начал прозревать, только когда Нинель, по злому капризу судьбы, до беспамятства влюбилась в его бывшего одноклассника Крысенка Криса. Ругая себя за то, что сам же их познакомил, Алехо вынужден был смириться. И оказавшись в роли главы семьи после смерти деда, скрепя сердце, дал согласие на брак.
Образ деда автор вывел с искренним покаянием и болью. Этот властный и порой даже деспотичный старик, наверное, был единственным, кто искренне любил Алехо. Он фактически заменил ему отца, которого тот лишился в раннем детстве. Капитан императорского флота без вести пропал в тропических широтах, где намеревался утвердить власть короны среди дикарей-людоедов и прославить очередным подвигом род де Кальве. Сыну от него остался только портрет в галерее и несколько смутных детских воспоминаний. А дед, несмотря на занятость семейными делами и государственной службой, всегда был рядом. Иногда даже находил время и правильные слова для непутевого внука, которые тот обычно пропускал мимо ушей. И до последних своих дней он оставался стеной, за который всегда можно было укрыться.
Свое увлечение вольнодумством автор описал с ядовитым сарказмом, не жалея ни себя ни "товарищей по борьбе". Красочно изобразил страх и растерянность "карбонариев", попавших в лапы тайной полиции, а капитана де Моро ( названного в исповеди лейтенантом Морисо) вывел циником и негодяем. Спасать Алехо от этого страшного человека опять пришлось деду, что окончательно подорвало здоровье старика. Стена, в которой часто видел помеху свободе, в одночасье рухнула, оставив один на один с враждебным миром.
Взвалив на себя бремя главы семьи, Алехо честно пытался его нести, но незнание человеческой природы, вскоре привело к новым ошибкам. Дав согласие на брак сестры, он позволил зятю принять фамилию и титул де Кальве. А потом согласился на его участие в семейных делах. И очень скоро стал замечать, что Крысенок старается прибирать к рукам бразды правления. А потом, словно чертик из табакерки, опять объявился Морисо. Теперь допросы почему-то происходили только на конспиративных квартирах. Заявляя про какие-то вновь отрывшиеся обстоятельства, он снова угрожал тюрьмой и конфискацией имущества. Защищать Алехо уже было некому, и, пребывая в панике, он легко поддался на уговоры сестры и зятя.
Согласившись разыграть из себя душевнобольного, Алехо надеялся избежать преследований, а имущество семьи до лучших времен переходило к опекунам – сестре и зятю. Организованный Крисом медицинский консилиум во главе с неким магистром Гальвине, факт безумия единогласно подтвердил. Но бюрократическая машина работала, как всегда, неторопливо. И когда до официального признание его недееспособным оставалось несколько дней, Алехо вдруг осознал, на какую жалкую участь себя обрекает. Крысенок, убежденный в том, что уже своего добился, позволил несколько фраз, из которых стало понятно, что ждет его в недалеком будущем.
Финал Фродо читал, пребывая в каком-то раздвоенном состоянии. Казалось, он одновременно читатель, автор и зритель:
" … Ну вот и все! Через два дня, я уже официальный сумасшедший. А пройдет еще немного времени, и мнимое душевное расстройство в одном из закрытых лечебных заведений превратят в настоящее. В этом моему дорогому зятю наверняка поможет Гальвини. Не знаю, магистр ли он на самом деле, но даром проникать в головы людей этот проходимец обладает. А мне остается лишь вспоминать, как в юности фантазировал достойную потомка славного рода кончину. Мечтал, погибнуть, сражаясь с толпой кровожадных дикарей, как отец, как прадед пасть под имперским знаменем на поле брани, или на худой конец мирно уйти седым старцем ученым, успев дать имя де Кальве нескольким формулам и физическим законам. Доживать свой век в сумасшедшем доме в планы никогда не входило…
И все же у меня еще есть один день, а точнее вечер! Сестрица с муженьком отправились на ежегодный бал в императорском загородном дворце, а я ухожу в ночь с сумкой полной фамильных драгоценностей и документов. Слуги еще видят во мне хозяина. А ищейки подкупленного зятем Мориса, вряд ли будут вести в такой ненастный день слежку. Судьба, прижав к стене, все-таки предоставила для спасения крохотную шелку. Шанс мизерный и безрассудный, но это последнее, что мне осталось…
Никогда еще не проявлял такой расторопности в финансовых делах. За одни вечер успел заложить и продать все, начиная от фамильного имения до украшенного драгоценными камнями ордена деда. Слухи о моем безумии еще не успели просочиться, а безупречная репутация семьи Кальве и запредельно низкие цены сделали свое. Но последнюю сделку я завершал, уже почти теряя сознание. Даже не помню, когда в последний раз болел, но именно сейчас умудрился подцепить жестокую лихорадку. Чувствую, как поднимается жар и путаются мысли, но мне остался всего один шаг и я его сделаю …
По дороге к банку "Гуто и сыновья" кинул в потовый ящик конверт с рукописью для журнала. Если сочтут возможным напечатать, "исповедь" станет моим прощанием с этим миром. Ну а дальше, если телу суждено будет выжить в мир придет совершенно другой человек…
До украшенной тремя "Г" вывески еще около сотни шагов. Струи дождя хлещут в лицо, все сливается перед глазами. Но, придерживая сумку с деньгами, продолжаю идти, повторяя, как заклинание "Виктори". Это слово будет паролем, моего тайного вклада…"
Опомнившись, Фродо обнаружил, что на страницах журнала "исповедь" обрывается в том месте, где Алехо узнает о планах зятя. Еще раз, перечитав вторую часть, он так и не увидел никаких упоминаний о заложенной недвижимости, фамильных драгоценностях и банках. Похоже, что эту концовку, Фродо додумал сам.
"А, может быть, просто вспомнил?"
Глава 15
Чтобы не вызывать подозрений, домой Фродо вернулся в положенное время спокойным шагом. Но переступив порог, бегом бросился к стоявшему в спальне сундуку. Когда много лет назад какие-то люди принесли его в монастырскую больницу, из вещей при нем оказалась только кожаная сумка. Она была пуста, если не считать большого жестяного медальона с несколькими цифрами и тремя буквами "Г". Не зная назначение вещицы, Фродо хранил ее, как талисман, и препятствовал поползновениям супруги выкинуть ненужную железку. И сейчас он очень боялся, что Эльза, в очередной раз перебирая вещи, свое намерение осуществила. Но медальон лежал, где обычно, на самом дне сундука. Чувствуя, как от волнения бешено колотится сердце, он схватил вещицу. В это время сзади неслышно подошла супруга. Увидев разбросанную в беспорядке одежду, испуганно поинтересовалась, что происходит. Выслушав рассказ мужа, она некоторое время молчала, наконец, заговорила, тщательно подбирая слова:
– Когда-то все мои подруги мечтали выйти замуж за богача или аристократа. Я же с самого начала хотела найти скромного и надежного человека. Встретив тебя, ни разу о своем выборе не пожалела. Конечно, хотелось бы жить в большем достатке, но вполне обойдусь и тем, что есть сейчас. Так что, приму любое твое решение.
В знак благодарности Фродо сжал ее руку и начал говорить сам:
– Я не собираюсь становиться Алехо Каморо, и мне не нужны его деньги. Но и не хочу отдавать их этим людям. Пусть лучше достояние выморочного рода пойдет на благие дела. А нам оно только поможет начать новую жизнь в новом месте. Надеюсь, Всевышний это не осудит и тоже окажет помощь.
– Я все-таки сделала правильный выбор! – прошептала Эльза и сжала его руку.
Наблюдая за улицей, Фродо быстро вычислил следившего за домом типа. Похоже, что этот ничем неприметный человек был один. Заказ родственников Алехо полковник де Моро выполнял в частном порядке, поэтому вряд ли мог привлечь много помощников. И это давало шанс для побега. Занавесив окна, они стали собирать дорожные саквояжи. Детей уложили спать в одежде, рассказав, что рано утром отправляются в путешествие. Эльзе удалось подремать пару часов, Фродо же так и не сомкнул глаз. Когда над городскими крышами наметились робкие признаки рассвета, он разбудил жену и детей. В выходившее на задний двор окошко вылез первым. Куст обсыпал его свежей росой, а пружина старого матраса впилась в штанину. Отцепившись, Фродо сначала принял вещи, потом детей и, наконец, помог вылезти запутавшейся в юбках супруге. Пробираясь на ощупь между кустами и выброшенной рухлядью, они пересекли пустырь и оказались на соседней, еще погруженной в ночной мрак улице.
Идти в темноте, слушая звук своих шагов на пустынной мостовой было жутковато. Но этот предрассветный час для побега подходил как нельзя лучше. Ночные гуляки расползлись по своим берлогам, отправились на отдых, и те, кто караулил их в темных подворотнях. Патрульные карабинеры, устав под конец дежурства, пили кофе или дремали у себя в караулках. Так что, никого не встретив, семья беглецов благополучно достигла остатков внешней крепостной стены, и, обогнув ее, вскоре оказались за городской чертою. К тому времени рассветные лучи уже гладили верхушки придорожных кипарисов. Пройдя еще немного, они оказались на пригородной каретной станции и разбудили дремавшего на козлах фиакра возницу. Обрадовавшись столь раннему заказу, он быстро стряхнул остатки сна, и скоро они уже неслись по дороге мимо мелькающих верстовых столбов и деревьев. А во второй половине дня, после очередного подъема, впереди показалось море и растянувшиеся вдоль бухты черепичные крыши приграничной Никодии.
Свой последний день в архиве Фродо потратил не зря. Вернув в хранилище подшивку с рассказами Алехо, он взял "Экономического вестника", и собрал всю возможную информацию про "Гуто и сыновья". Банк был знаменит своими бессрочными анонимными вкладами, и тем, что человеку, пожелавшему оставить там деньги, не задавали лишних вопросов. Получить их назад можно было в любой день в любом филиале, а в Никодии работало целых два отделения "Гуто и сыновья".
Из фиакра они вышли на центрально площади и отправились искать банк пешком. Предосторожность была не излишней. По дороге, Фродо пытался просчитать, как поведут себя преследователи. Филер начнет беспокоиться, когда он в обычное время не выйдет на работу. Подождав еще пару часов, под каким-нибудь предлогом попытается войти в дом и убедится, что тот пуст. Потом сразу побежит докладывать де Моро, но тому понадобится время, чтобы собрать людей. Первым делом он пошлет их на каретные станции. Начнут с городских. До пригорода, откуда они отправились в Никодию, доберутся под вечер. Так, что здесь их с большой вероятностью можно ожидать завтра. И то, что следы беглецов оборвутся на площади, давало им некоторую фору.
Ближайший филиал "Гуто и сыновья" находился на набережной. Широкий бульвар с одной стороны открывался на море, по другую шли двухэтажные особняки торговых контор и банков. Найдя в самом конце набережной гостиницу, Фродо снял номер на сутки. Оставив семью отдыхать, оделся в праздничные брюки лучший сюртук и отправился за вкладом Алехо. Погода стояла замечательная: легкий ветерок с моря, солнечно, но не жарко. Навстречу то и дело попадалась гуляющая по набережной публика. Дамы с белыми зонтиками в открытых платьях. Мужчины в летних брюках и светлых рубашках. Все были веселы и беззаботны, как и полагается приехавшим отдыхать на море. Завидуя их беспечности, Фродо чувствовал, как между ним и людьми вырастает невидимая стена. На пороге банка липкой волной накатил страх, но он заставил себя двинуться дальше.
