Алексей Геннадьевич Некрасов- Вебер
Архивник
Глава 1
На улице с самого утра моросил дождь. Отправляясь на службу, Фродо взял зонт и с трудом натянул поверх ботинок ссохшиеся галоши. Однако, попытку супруги повязать ему шарф, решительно отверг. Все-таки, на дворе стояла весна, хотя погода сильно смахивала на осень.
Под вывеской "Главный имперский архив" он оказался ровно без пяти девять. По крыльцу, собирая зонты, поднимались те, кто уважительно именовали себя хранителями, а в обывательской среде носили обидное прозвище "червей бумажных". Скрипучая дверь запустила в пропахший пылью былых времен полумрак. Стряхнув прицепившиеся капли, Фродо оставил зонт вместе с галошами в гардеробной. По стертым ступеням поднялся в свою комнату, на второй этаж. Поздоровавшись с коллегами, натянул перчатки, суконные нарукавники и раскрыл взятую еще вчера из хранилища папку. Поступившие накануне запросы мало чем отличались от прочих. Обычные дела рядового служителя архива, требующие лишь аккуратности и хорошего почерка. Иногда общение с документами рождало ощущение сопричастности, но чаще это была просто работа, дающая средства к существованию. Небольшое, но аккуратно выплачиваемое жалование позволяло кормить семью, и обеспечить приличное образование детям. Потому к выполнению своих обязанностей Фродо подходил очень скрупулезно.
Аккуратно разложив перед собой оригинал министерского указа, он приступил к копированию, когда в комнату, запыхавшись, залетел рассыльный.
– Младшего хранителя Фродо, к старшему архивариусу!– выдохнул посланец и понесся дальше. Закрывая папку, Фродо вспомнил старую пословицу:
"Дождь в понедельник, до субботы слякоть".
Утренний вызов к начальству не обещал ничего хорошего. А узнав, что, отложив все дела, предстоит заняться частным заказом, Фродо внутренне напрягся. Подобная срочность говорила о высоком статусе, либо о толстом кошельке заказчика. И сидевший в кабинете щеголеватый брюнет явно относился к одной из этих категорий. Посетитель был из тех, кто смотрит свысока, и ему почему-то не отказывают в этом праве. Даже в голосе архивариуса Фродо уловил нотки подобострастия:
– Знакомьтесь, сеньор Кальве. Это хранитель, которому вы хотите поручить заказ. Работник аккуратный и исполнительный. Впрочем, как и остальные наши служащие… – произнес он и оставил Фродо наедине с посетителем.
" Почему я? И откуда он вообще обо мне знает?"
Вопросы пронеслись в голове, но задавать их Фродо не стал. Начальник, уходя, не предложил сесть, и он слушал гостя стоя:
– Мне порекомендовали твой подчерк и аккуратность, – произнес брюнет, даже не пытаясь употреблять вежливые обороты.
" Наверное, из толстых кошельков," – мысленно охарактеризовал щеголя Фродо. Аристократ вряд ли бы стал сразу "на ты", и приставку "сеньор" хотя бы для проформы добавил. А посетитель, тем временем, перешел к делу:
– Хочу заказать копии документов для жизнеописания моего родственника. Личность не исторического масштаба, но кое-какой след оставил. А в вашем ведомстве не одна бумажка не пропадает. Так что, приступай! На все, где он упомянут, копии и поразборчивей. Справишься, по окончанию сто флоринов от меня лично!
И манеры и надменное лицо посетителя уже вызвали острую неприязнь. Хотелось, ответить, как делал это сосед Кадуло, когда его после очередного пьяного скандала вели в полицейский участок. Но вслух Фродо произнес только:
– Если у вас все, сеньор. Я вернусь к работе.
Даже в этой фразе заказчику почудилась дерзость, и ядовитый взгляд ожог хранителя:
– Теперь твоя работа, делать, что я поручил!
Стараясь смотреть поверх головы посетителя, Фродо мысленно захлопнул вокруг себя защитную раковину:
– Этим я и хочу заняться, – произнес он как можно спокойнее.
– Ну вот и приступай! -смиловался сеньор Кальве и вручил листок с краткой информацией о родственнике. Уже в коридоре Фродо почувствовал, что щеки заливает краска. Защитная раковина неплохо помогала избегать неприятных инцидентов, но теперь донимал стыд.
" Обращается, как к слуге! А ты стоял и безропотно слушал…"
От неприятных мыслей отвлек попавшийся навстречу начальник. Пожелав хорошо справиться с работой, обещал по окончанию премию в пятьдесят флоринов.
" Интересно, сколько этот тип заплатил учреждению и самому патрону?" – подумал Фродо, но тут же отогнал эту недостойную мысль. С завистью он умел справляться куда лучше, чем с запоздалым гневом. Да и какое имело значение, сколько получат или не получат другие! Обещанные ему лично сто пятьдесят флоринов были вполне достаточной суммой. Можно купить новый сюртук, еще останется на подарок жене и обувку детям.
"Смиряй гордыню!" – строго приказал себе Фродо. Вернувшись в комнату, он аккуратно убрал на место министерский приказ и захлопнул папку. Прежде чем идти в хранилище, развернул полученный от заказчика листок и прочитал:
"Потомственный дворянин Алехо Каморо де Кальве".
Далее были указаны число, год и место рождения, школа, университет, журналы, в которых Алехо Каморо публиковал свои литературные вирши, несколько учреждений и коммерческих контор, где пытался выстроить карьеру. Дата смерти не значилась. Но у Фродо возникло убеждение, что предстоит собирать документы о человеке усопшем. Список он равнодушно пробежал взглядом, а вот имя почему-то вызвало волнение. Казалось, задело некую потаенную струну, и она завибрировало на неприятной режущей слух ноте. Над головой, пытаясь прорваться в память, закрутились смутные образы. Но Фродо волевым усилием справился с наваждением. Новый сюртук, шаль для супруги, летние ботинки сына и туфельки дочки были достаточным основанием гнать прочь все посторонние мысли. Еще показалось странным, что этот сеньор Кальве выбрал именно его. Но, перебрав в памяти последние частные заказы, Фродо решил, что рекомендации, скорее всего, дала вдова торговца шерстью. Пару месяцев назад он разыскал и скопировал поздравления городской администрации, где ее покойный муж упоминался в списке благотворителей. Крохотный почти незаметный след, но для безутешной вдовы и это имело значение.
" Интересно, а что оставил после себя ты, Алехо Каморо?" – думал, отправляясь в хранилище, Фродо.
Глава 2
К вечеру из-за туч ненадолго выглянуло солнце. Закатные лучи, отражаясь на стенах и лужах, скользили по мокрым крышам. Возвращаясь со службы, Фродо любовался вечерней игрой света, вдыхал посвежевший воздух и чувствовал, как отступает усталость. День выдался тяжелым. Сначала пришлось долго рыться на полках, где складировались документу частных школ. Поступающие из государственных учреждений бумаги тщательно сортировались, а здесь дела выпускников просто лежали друг на друге. Отыскав, наконец, нужную папку, Фродо просмотрел ее от начала до конца и никаких упоминаний об Алехо Каморо не обнаружил. Просмотрев еще раз, стал размышлять, что мог перепутать заказчик. Жаловаться начальству было бессмысленно. Скорее всего, направят за уточнением к этому щеголю. А там еще и на порог не пустят. В итоге виноватым окажется именно он. Такие господа, как сеньор Кальве, могли позволить себе ошибки. Исправляли их обычно другие.
В списке столичных гимназий, Фродо не нашел ни одного похожего названия. Вероятнее всего, заказчик ошибся годом выпуска. Пришлось вернуться к пылившимся в беспорядке папкам. На этот раз он унес с собой целую кипу. И вскоре неторопливое упорство увенчалось успехом. Щеголь действительно ошибся с датой. Алехо Каморо окончил гимназию на год позже. Когда Фродо это обнаружил, стрелки больших настенных часов показывали половину третьего. Вернув лишние документы в хранилище, он достал заботливо приготовленный супругой бутерброды. Поев, тщательно вытер пальцы салфеткой, снова взял папку, и мысленно скомандовав себе:
"Приступим!"
Даже сейчас, когда рабочий день остался позади, он вспоминал легкий похожий на мурашки от сквозняка трепет. Иногда такое случалось, когда копировал важные исторические документы. Незнакомые рядовые имена, как правило, оставались мертвыми завитками букв. Это только друзья и родные могли видеть за сухой канцелярской строчкой знакомое лицо и живой человеческий образ. Он же просто выполнял свою работу.
" Каждый человек вселенная!" – однажды прочитал Фродо. Внутри себя, он эту вселенную ощущал. Но миры других всегда были закрыты. Пересекались они только у очень близких людей, но лишь где-то на самой границе. Но сегодня вдруг пробудился интерес, будто биография никому не известного Алехо имела для него значение.
На фотоснимке выпускного класса два десятка молодых людей улыбались в зрачок объектива. Впрочем, улыбались не все. Юноша с худым болезненным лицом опустил взгляд на паркет. Над его сдвинутой на лоб конфедераткой кто-то из шутников показывал рожки.
"Может он и есть Алехо?" – подумал архивник, представив своего героя хроническим неудачником и мишенью насмешек. Свои школьные воспоминания по злой прихоти судьбы были для него закрыты. Но из рассказов сына Фродо знал, что в школьных коллективах есть несчастные затравленные существа, к которым одноклассники проявляют ничем не объяснимую жестокость. Убеждая парня, что так поступать нельзя, Фродо часто задумывался над этим уродливым явлением. Возможно, так проявлялись законы природы, где сородичи гнали, заклевывали больную особь.
"Так что же тогда есть человек? Чем отличается этот "образ и подобие" о прочих тварей!"
Ответ Фродо не знал. Не мог он ответить и на куда более простые вопросы:
"Сколько ему на самом деле лет? Кто родители? Как и где жил, до того, как очнулся из беспамятства в монастырском больничном приюте?"
Погружаясь в чужой биографию, он опять поневоле задумался о собственной судьбе. Но всякий раз, когда это происходило, в затылке начинала пульсировать боль. И, постаравшись выкинуть из головы лишнее, Фродо сосредоточился на заказе. Сначала он просто честно отрабатывал обещанное вознаграждение, но постепенно судьба и личность Алехо стали вызывать все больший интерес.
В младших классах объект его поисков был почти круглым отличником. Хромали только правописание и дисциплина. Скопировав несколько докладных классного надзирателя, Фродо опять достал выпускной снимок. Болезненный юноша вряд ли походил на роль Алехо. Скорее, им был один из трех молодых людей, что, обнявшись за плечи, показывали растопыренными пальцами "виктори". В глазах светилась самоуверенность и беспечная удаль.
"Боевые ребята!" – думал Фродо. Он уже знал, что товарищей его героя звали Марио и Себастьяно. Алехо, судя по докладным, в компании лидировал. На его роль, пожалуй, подходил парень в центре группы в лихо сдвинутой на затылок конфедератке. Всматриваясь в молодое дерзкое лицо, Фродо вдруг представил, что возможно этот юнец хотел изменить мир, и, уже зная итог, с грустью подумал:
" Сколько благих порывов перемолола судьба! Где эти мечты юности? Устилают путь другим искателям счастья. Уходят в перегной для новых ростков…"
Понимая, что погрузился в размышления для человека его звания и достатка неподходящие и даже вредные, Фродо постарался себя одернуть:
"Это, сеньор Кальве, может рассуждать на досуге. Да у него, наверное, вся жизнь сплошной досуг. А тебе, чтоб не скупиться на праздничный стол и подарки, надо успеть окончить заказ до дня св. Антонино."
Вернувшись к работе, он тут же обнаружил описку. Пришлось заново делать копии докладной. А часы уже показывали начало седьмого…
На подходе к дому, Фродо услышал, как его бесцеремонно окликнули. Кадуло сидел на своем крыльце и, подзывая, махал зажатой в руке бутылью. Судя по голосу и лицу, Бахус уже крепко держал его в поросших виноградной лозой лапах.
– Присядь, сосед, выпьем. Грустно мне сегодня, – выдавил слезу Кадуло. Эта переходящая в агрессию тоска в вечернее время была его обычным состоянием. И не подавшись на слезную просьбу, Фродо приглашение отверг.
– Да ты знаешь, с кем говоришь, червь бумажный?! – в пьяной обиде крикнул Кадуло.
– Да уж, слышал! – скривился архивник.
– Не черта ты не знаешь! – продолжал сосед.
" И кто ты на этот раз?" – думал, уходя прочь, Фродо. Обычно Кадуло озвучивал две версии биографии. Он, то представал героем прошлой войны боевым полковником кавалеристом, то сенатором и членом тайного совета. В этот раз, судя по выкрикам, оба сюжета перемешались. Слушать это приходилось не в первый раз, но сегодня очередное пьяное бахвальство вдруг подтолкнуло к размышлениям о нравах человеческого рода:
" Конечно Кадуло, человек опустившийся и никчемный. Все его подвиги пьяная выдумка. (Хотя шрам, якобы от сабельного удара, на лице откуда-то все-таки взялся!). Но ведь и другие любят выпячивать свои заслуги. И многим, в отличие от этого пьяницы, верят!"
Фродо вспомнил, как прошлым летом, водил детей смотреть заезжий зверинец. Погода была жаркой. Шумная разновозрастная детвора толпилась у клеток, где в тени дремали их обитатели. Выглядели львы, тигры, медведи довольно смирно. Казалось, неволя навсегда сломила их звериную мощь и ярость. Но Фродо поразила тогда небольшая проворная ящерица. У ее клетки народу собралось мало, и удалось подойти совсем близко. Заметив его, юркое существо перестало бегать. Несколько мгновений ящерица смотрела на посетителя и видимо приняла его любопытство за агрессию. В тот же миг шея ее стала раздуваться, и там, где только что была миниатюрная голова, возникло нечто похожее на большую оскаленную пасть. Когда обманщица имитировала выпад, Фродо невольно отпрянул. И теперь, слушая Кадуло, вспоминал защитную метаморфозу маленького создания.
Но на пороге своего дома он постарался отбросить все неприятные мысли и накопившуюся усталость. Домашний очаг был местом сакральным. Благополучие семьи основной заботой, а счастье, которое здесь обрел, главной удачей в жизни. Во всяком случае, той части жизни, которую помнил.
Глава 3
Ближе к выпускному классу ведомость Алехо Каморо уже выглядела удручающе. Видимо своим поведением он настроил против себя учителей. Преподавательские отчеты это подтверждали. Но если поначалу, вместе с вызывающими выходками отмечались и выдающиеся способности ученика, в старших классах все больше писалось о нарушениях дисциплины. Товарищи Алехо хорошей успеваемостью не могли похвастаться с самого начала. Однако, в последний год Себастьяно продемонстрировал некоторые успехи, Марио же так и остался оболтусом и лентяем. Но вне учебы троица лидировала. Судя по докладным классного надзирателя, был среди учеников и свой пария. Наверное, тот молодой человек, которого Фродо поначалу принял за Алехо. Как и большинство гимназистов, Крис Климо происходил из дворян. Однако, из рода обедневшего и захудалого. За учебу платило общество опеки. Сам этот факт уже ставил его в униженное положение. А слабые нервы и истеричные срывы, становились поводом для издевательств. История для подростковых сообществ обычная. Но с большим удивлением Фродо прочел в докладной, что в старших классах Крис обрел в лице Алехо Каморо заступника.
" Вот, ты, оказывается, каков! – думал, вглядываясь в фотоснимок, Фродо.– Действительно жаждал изменить мир? Хотел стать защитником обиженных и угнетенных?"
Скопировав выпускную ведомость, Фродо поменял школьную папку на более толстую, украшенную гербом императорского университета. Экзамены на факультет естественных наук молодой повеса сдал на удивление хорошо. Видимо, сумел, наконец, использовать доставшиеся от природы способности. На тот же факультет на грани проходного бала поступил Себастьяно. Марио в списке принятых студентов не числился. Крис, неплохо сдав экзамены, поступил на философский.
Дальше судьба молодых людей терялась. В стопках университетских документов, приказах о взысканиях, поощрениях и учебных планах их фамилии не упоминались. Только по экзаменационным ведомостям можно было отследить, как Себастьяно и Крис, улучшали оценки, а Алехо с каждым разом скатывался вниз. Продолжая набрасывать психологический портрет, Фродо пришел к выводу, что юноше не хватало упорства:
"Все норовил блеснуть "золотой мальчик", а чуть что не так, сразу в кусты!"
Тут же он вспомнил, как сам десять с лишним лет назад пытался улучшить подчерк и избавиться от грамматических ошибок. Встав на ноги после горячки, Фродо еще несколько месяцев жил при монастыре. Сначала помогал ухаживать за лежачими больными, потом, как человек владеющий грамотой, попал в канцелярию. Призванное служить Богу заведение одной ногой стояло на земле, и как всякое большое хозяйство обрастало бумагами. Договоры аренды, прошения на имя губернатора, переписка со Святым Престолом – все требовало чернил, бумаги и аккуратной руки. По сравнению с выносом горшков такая работа имела преимущества, но Фродо она на первых порах тяжело давалась. Он хорошо помнил, как в первый же день, старый монах Кубо вернул переписанный документ:
