– Ш-шлюха!
А у другой:
– Завтра же военно-полевому предам! Слышал?
В 10 часов утра он отправился к исправнику. Исправник пил утренний чай и беседовал с квартальным, давая ему кое-какие инструкции. Квартальный, почтительно придерживая шашку, стоял весь вытянувшись, а исправник, маленький, сморщенный и плешивенький, старался сделать свое лицо похожим на генерала Линевича. Подняв ради этого кверху верхнюю усатую губу, он старательно опускал нос книзу, так что выходило, что усы у него наклеены, и держатся на губе благодаря лишь вмешательству носа.
Оставшись наедине с Столоверовым, исправник с любезной почтительностью спросил:
– Чем могу служить, Ферапонт Ильич?
Столоверов вздохнул и, погладив себе живот, выговорил:
– Политического преступника я этой ночью арестовал у себя в доме. На рассвете. Политического! Экспро!
Лицо у исправника вытянулось.
– То есть?
– To есть экспро! Того самого, о которых кажный день в ведомостях пишут!
– Экспроприатора? – воскликнул испуганно исправник.
– Его самого! Экспропри!
– Лицо вам неизвестное?
– Какое неизвестное! Очень известное! Алешка Копчиков!
Исправник позеленел.
– Почтовый чиновник? Что же он у вас, Ферапонт Ильич, экспроприировал? Существенное что-нибудь?
– Даже весьма! Хотелось бы его повесить. Через военно-полевой. Как политического безумца и экспропри!
– Но что именно, однако?
– Не торопись. Не к именинной закуске идешь. Сейчас изложу все безумство анархии!
Когда Столоверов изложил все, лицо исправника дрогнуло и собралось в складки. Усы отклеились от носа.
– Причем же тут политика! – проговорил он. – Ферапонт Ильич, вдумайтесь основательней!