Алексей Будищев
На пути
– Так придешь? – приговорил он, поглядывая то на свои щегольские сапоги, то на Настасью Петровну.
Он, очевидно, рисовался.
– Только свистните, – отвечала та, кутаясь в темный платок и вздрагивая. Свой разговор они вели вполголоса.
– То-то-с, – продолжал, рисуясь и покачиваясь на каблуках, Тарасов.
– Главное дело, помни: придешь, буду жить с тобой, как с женою, и на тятеньку не посмотрю. А не придешь, на Красную горку повенчаюсь. Невеста готова: две тысячи деньгами и дом с мезонином. Мезонин доктор под квартеру снимает.
– Слушаю, Григорий Пахомыч, – прошептала Свиридова.
Тарасов недовольно махнул рукою, как бы останавливая ее.
– А ты не трещи, как сорока.
Он опять закачался на каблуках и стал рассматривать на своей руке золотой перстень.
– Мы теперь от тятеньки выдел полностью получили, – продолжал он – и теперь на жительство в город Энск едем. Завтра утром с 12-часовым. Помни это!
– Я, Григорий Пахомыч… – прошептала Свиридова и не кончила.
– Не трещи – перебил ее Тарасов.
И, подбоченившись фертом, он продолжал:
– Тятенька перед выделом нас обчекрыжить хотели, но только мы им в руки не дались. И сами скользки и увертливы. Через адвоката тятеньке напомнили, что капиталы не ихние, а нашей покойной маменьки, и этим тятеньке рот замазали. А нужно тебе сказать, что тятенька свои капиталы на маменькино имя перевел, когда маменька покойная еще живы были, а тятенька обанкрутиться задумали.
Тарасов тихо рассмеялся. Свиридова смотрела на него с умилением. Я знал, что она по своим воззрениям женщина честная, но, очевидно, всякая мерзость, выходившая из уст Тарасова, казалась ей верхом добродетели.
Между тем, Тарасов продолжал:
– Так помни! Завтра, как десять часов пробьет, ты вон из дверей и беги на мельницу к Перфилихе. Да с собой ничего не бери, я тебя и голую возьму. Поняла?
– Поняла, Григорий Пахомыч, – прошептала Настасья Петровна, вздрагивая.
– На мельницу прибежишь, там теперь никого нет, поверни к старому каузу и там Василия кликни. Василий тебя на вокзал доставит. Помни, поезд в 12 часов отходит. Опоздаешь, пеняй на себя. На Красную горку женюсь. Так вот тебе мой наказ. А затем до свиданья!
Тарасов молодцевато приподнял с курчавой головы шапку и двинулся прочь.
– Постойте, Григорий Пахомыч, миленький – прошептала Свиридова, трепеща всем телом.
Она бросилась к нему.
