Алексей Будищев
Белая акация
– Когда муж с Петром Николаичем будут играть в калибрак… Понимаете?
Я сидел обессиленный, точно на меня взвалили неподъемное бремя.
– Гюго? Гейне? – все переспрашивал Ардальон Сергеич.
В пять часов я был, конечно, на условленном месте, возле опаленной молнией березы, за густыми зарослями мимоз, жасмина и сирени. Прислонясь к старому стволу березы, я стоял, как приговоренный к смерти, бледный, с тусклыми глазами и ждал ее, беспокойно оглядываясь на каждый шорох, на каждый шелест листка; но она не приходила. И вдруг я услышал ее голос. Я поднял голову и увидел ее. Она глядела на меня из окна мезонина и махала шелковым лиловым платком: очевидно, подавала мне какие-то сигналы. Я догадался и пошел к дому. Когда я поднимался на балкон, она шепнула мне сверху:
– Как я могла уйти, если противный Мишка не отходил от меня ни на шаг. Ах, как я несчастна, мой милый дружок!
– Это вовсе не дама пик, а валет треф, – пронесся резкий возглас Ардальона Сергеича.
– Я очень несчастна, – почти простонала сверху Зоя Васильевна, – и это Ардальон Сергеич подсылает Мишку следить за мной…
Послышались чьи-то шаги и, переменяя тон, Зоя Васильевна проговорила:
– А как вам нравится ближайший друг Ардальона Сергеича Петр Николаич? Не правда ли, по наружности он похож на полесовщика из отставных гвардейских солдат?
Тихо вошел Миша и, прислонясь к косяку, остановился на балконе в задумчивой позе.
– Что это за дом? – подумал я и понуро прошел в свою комнату. На моем столе лежала четвертушка бумаги и на ней было изображено крупным твердым почерком:
– Там же, сегодня, 7 часов.
– Она! – так и обожгла меня мысль, – там же, значит у опаленной березы. Так?
Ровно в семь часов я пошел туда за кусты мимоз и жасмина, к опаленному стволу березы, но там возле самого ствола сидел на траве Миша, свернув по-турецки ноги.
– Опять? – чуть не заплакал я, – что же это такое? И за что мне такие муки?
Я зашагал по траве около. Но через полчаса я не выдержал пытки и спросил Мишу:
– Собственно для чего ты здесь торчишь, Мишенька?
Тот поднял на меня удивленные глаза.
– Как для чего? учу уроки на свежем воздухе!
И он показал мне русскую хрестоматию в зеленом переплете.
Я махнул рукой и пошел в дом. Что же мне оставалось делать? А там я упал на кровать и закусил зубами угол подушки.
В одиннадцатом часу, когда Сквалыжников уехал, я, однако, встретился случайно с Зоей Васильевной один на один в полутемном коридоре. Ее глаза ласково засветились, а я прислонился спиною к стене, бледнее, близкий к обмороку.
– Мой милый дружок, – сказала мне Зоя Васильевна, – я окружена соглядатаями и врагами, и они пьют мою кровь, как жадные вампиры, и во всяком случае, как подлые клопы! о, если бы вы знали, как я страдаю…
Она вдруг положила мне на плечи свои прекрасные бледные руки. Близко, близко я увидел ее глаза, казавшиеся во тьме зеленоватыми. Мягким, вкрадчивым, полным смертельной тоски, поцелуем она припала к моим губам. Я простонал, как пораженный в самое сердце. Но тут близко скрипнула дверь, и она отскочила от меня и исчезла. Вошел Ардальон Сергеич и сердито сказал мне:
– А вы все еще не спите? Молодым людям нужно раньше ложиться спать, чтобы запастись силами к старости…
Его рыжая борода веером лежала на впалой груди, изможденное желтое лицо сердито морщилось. Он опять внимательно поглядел на меня, немощно покашлял и зашмыгал туфлями, удаляясь куда-то по коридору.
Я ушел к себе. Я уснул не скоро и видел во сне что-то тяжкое, давившее кошмаром. И от этого проснулся с болью в сердце и с колотьями в мозгу. И тотчас же я ощутил, что вся моя комната полна того мучительно сладкого, сумасшедшего, приторного запаха, вливавшегося в открытое окно. Я подошел к окну, выглянула, на двор и догадался. Зацвели белыми цветами те незнакомые мне деревья, те высокие деревья. Белые акации. Я понял, что я отравлен и что теперь я погиб. Мне стало дурно. Я упал у окна.
