В последующие дни Алёнка постоянно напоминала нам об Особняке. Особенно это не нравилось Муравскому. Он постоянно указывал на свою якобы больную ногу. Но однажды он забылся и на перемене устроил забег с Вадькой из соседнего класса. Обогнал его, издал ликующий крик и тут же осёкся, увидев нас с Димкой. А в стороне ещё стояла и Алёнка. Теперь уже Муравский отпереться не мог. Пришлось ему соглашаться на поход к Дому.
Мне было стыдно отказываться, если решила туда идти Алёнка. Раз девчонка не боится, то мне тем более стыдно. Это ж позор какой! Согласился.
Мы стали зазывать Генку с Никитой, но они находили какие-то отговорки. Димка обвинил их в трусости и запальчиво воскликнул, указывая на Алёнку:
– Даже она смелее вас, а вы просто трусы!
– Неужели? – На их защиту неожиданно встала Алёнка. – Ничего они не трусы, они пойдут с нами. Так ведь, мальчики?
Генка с Никитой усиленно закивали, пряча глаза.
Муравский уважительно сказал Алёнке:
– А ты шибко смелая, однако.
Она засмеялась и покачала головой:
– Неужели? Я такая же, как и вы. Просто я знаю то, чего не знаете вы.
– А чего мы не знаем? – послышался почти одновременный хор наших голосов.
– Я знаю, что нечисть боится света, а потому днём она прячется подальше. Это мне бабаня сказала. И ещё нечисть боится тех, кто крещён. Такие люди под защитой бога и ангелов. А ещё они молитвы и креста боятся. Мне бабаня говорила. Тем более, серебряного креста. На мне как раз такой и молитвы я знаю. Бабаня меня научила.
Бабаней Алёнка называет свою бабушку.
– Я тоже не нехристь какая, крещёный, – сказал Никита.
– И я!
– И я!..
Димка даже крестик показал. Только один Муравский оказался среди нас некрещённым.
– Ничего, ты выучи Иисусову молитву, она короткая, а потом читай, если что, – сказала Алёнка. – Я тебя научу.
Я обругал себя мысленно за то, что забыл сегодня надеть нательный крестик: снял его, когда умывался, да так и оставил на раковине. Нужно будет идти в Особняк с ним.
– И ещё, – с очень значительной миной на лице обратилась к нам Алёнка, – вряд ли там когда-то была и есть ныне нечисть. Бабаня мне сказала, что если кто там и был, то лишь те, кто пытались чем-то поживиться. Вот их вы и приняли за чертей, кикимор, домовых и анчуток. – Последнее слово она говорила, глядя на меня, это я врал им про анчутку. Неужели догадалась?
– И чем же кто-то может поживиться в пустом старом доме? – спросил Никита.
– Это могли быть просто мальчишки. Или – бомжи. А может, кладоискатели.
– Какие ещё кладоискатели? Однако, разве клады в таких домах ищут? Шибко глупо! – удивился Муравский.
Алёнка парировала:
– Бабаня сказала, что именно в старых домах есть вероятность найти клад. Раньше всякие времена были, вот и прятали от ворогов.
Конечно, слово «вороги» Алёнка услышала от своей бабушки или как она её называет – бабани.
Алёнка продолжала:
– Раньше Самара была купеческим городом, очень богатым городом, ибо в ней жило много купцов, промышленников, заводчиков, предпринимателей. Её называли «Вторым Чикаго». Они многим чем владели, им было чего прятать. Бабаня говорит, что некоторые только этим и занимаются, ищут клады. В первую очередь – в старых домах. А Особняк очень старый.
– Он даже древний, – заявил Димка, – самый древний в городе. Значит, Самара – очень кладовитый город!
– Ну, это вряд ли, – возразил ему я, – вон на улице Степана Разина имеются дома и старше.
– Неужели? Да, кстати, о Степане Разине, – молвила Алёнка, – бабаня говорила, что он зарыл по разным местам множество кладов. В том числе, и на Самарской Луке. Их ищут-ищут, но найти не могут.
– Ну, в этом доме его кладов быть не может, однако! – категорически заявил Муравский. – Тогда его ещё и не было.
– А ты откуда знаешь? – спросил Димка.
– Шибко сильно уверен в этом, однако…
– Хватит спорить, – остановила их Алёнка. – Давайте решать, когда мы идём в Особняк?..
Решили, что после уроков отнесём сумки домой, пообедаем и сразу собираемся на углу нашей Засечной улицы с Аршинным переулком.
Так мы и сделали.
Все пришли с крестами, кроме Муравского, понятно. Никита похвастался, что у него тоже серебряный крестик, тут же продемонстрировал его.
Снаружи Дом выглядел совсем не страшно. Да и за входной дверью ничего такого тоже не оказалось. Мы увидели давно нам всяческий привычный мусор, затхлый воздух.
С опаской вошли в ближайшую комнату, но в ней ничего особенного не увидели. Только заметили, что в некоторых местах ободраны обои, а под подоконниками вывернуто несколько кирпичей.
Алёнка торжествующе показала на них:
– Я же вам сказала, это клады искали!
– Наверное, по той же причине и обои отодрали, – сказал я.
– Верно, – согласился Муравский, – Ленка шибко сильно была права, однако, когда говорила про кладоискателей.
В других комнатах наблюдалась та же картина. Не было оставлено в покое ни одно окно, под каждым теперь зияли пустоты, а на полу валялись вынутые кирпичи.
– Искали очень старательно, – заметил Димка, – после них ничего не найдём, уже поздно. Нужно было раньше сюда приходить.
– Интересно, нашли они где-то тут клад? – задал я вопрос друзьям.
Они пожали плечами. Было ясно, что этого мы не узнаем.
Мы уже собрались уходить, делать нам в Особняке было нечего, но тут Никита показал на самую маленькую комнатку, в которую мы не заходили, а только проходя мимо заглянули:
– Мы в ней не были.
– Хлопцы, я бачил, там ничего нет, – сказал Никита.
– Неужели? А вот мне кажется, что Никита прав, нужно и в неё зайти, раз мы сюда пришли, – решила Алёнка. – Не только ты, мы все заглядывали в неё. Но – не зашли.
Пришлось идти.
Осмотрели пустоты под окном, внизу валялась пара тёмно-коричневых кирпича, один треснувший почти пополам. Куски сорванных обоев.
Один был метра полтора в длину да ещё с метровым суживающийся к концу «хвостом».
– Ого-го! – воскликнул Димка. – Такого большого они нигде не срывали.
Он поднял его, взмахнул над головой и отбросил в сторону.
Глазастая Алёнка сразу разглядела:
– Смотрите, что под ним было!
Мы чуть рты не раззявили, когда увидели квадрат деревянного пола, который явно поднимали, а затем вставили обратно на место.
– Это тайник! – прошептал Муравский. – Потому они его и накрыли, однако, обоями. Шибко хорошо спрятали, однако!
– Точно! – поддержал его Никита. – Цэ обои сорваны зовсим не здесь, а принесены из другой комнаты. На этих стенах обои зовсим другие, да и срывались потроху, и не так много.
Мы осмотрели тайник на полу. Нашли место, где сбоку вставляли какой-то плоский предмет, которым подняли доски. На них остались следы.
– Нужно посмотреть, что тут спрятано! – загорелся Димка. – Может быть, клад!
– Его уже забрали, – засомневался я.
Никита возразил:
– Хлопцы, тогда бы они не стали класть доски на прежнее место и забрасывать обоями.
Это прозвучало убедительно.
– Но чем мы поднимем доски? Тут нужна топор, стамеска или ещё что-то в этом роде.
Муравский сказал Никите:
– Сегодня уже шибко сильно поздно, скоро вечер, однако. Нужно завтра прийти с инструментами и шибко хорошо всё посмотреть.
Все с ним охотно согласились. И я тоже, хотя подумал, что можно было бы успеть всё сделать и сегодня. Но понятно, почему боится вечера Муравский, он же один из нас некрещённый. А начнёт смеркаться, так с темнотой может объявиться страшная нечисть…
Ночью я проснулся в каком-то совершенно необычном состоянии. Из окна светила полная луна, она хорошо освещала комнату.
Во мне бурлили неведомые силы, хотелось сделать что-то небывалое.
Я быстро оделся. Осторожно, на цыпочках, чтобы никого не разбудить, направился к двери. Рядом с ней в уголке увидел гвоздодёр. Наверное, приходил дядя Костя, сослуживец папы, и оставил его.
«Ого! Он-то мне и нужен! – обрадовался я. – Будет чем вскрыть пол с тайником в Особняке!»
Вышел из квартиры, спустился по лестнице вниз и направился в Аршинный переулок с гвоздодёром в руках.
Россыпи ярких жемчужных созвездий на совершенно чёрном небосводе не могли соперничать с затмевающим их светом полной луны. От меня отходила тёмная тень, которая находилась впереди меня и, как мне казалось, одобряла мои действия, потому я не чувствовал себя одиноким.
Дом с совершенно тёмными окнами выглядел неприятно грозным, по телу пробежала дрожь, но внутреннее чувство не дало мне остановиться, подбодрило: иди, ничего не бойся. Тень махнула рукой, показав вперёд.
Бросил взгляд на огромный дуб во дворе, тот виделся мне богатырём, расставившим в стороны руки-ветви для моей защиты: только скажи, сразу приду на помощь.
Робость прошла, я потянул скрипучую дверь и смело шагнул в подъезд.
Тут меня ждало открытие: он оказался чистым и неплохо освещённым. Непонятно откуда лившийся свет позволял всё видеть не хуже, чем на улице при полной луне.
В первой же комнате я увидел огромный сундук из дерева, потускневшего от времени. Он был высотой мне почти до пояса, не меньше в ширину, длиной метра полтора.
– Ого-го! – покачал я головой. – Откуда он тут взялся? Что в нём?
Немедленно гвоздодёром сорвал замок вместе с петлёй.
Поднял тяжёлую крышку, отбросил назад и ахнул, увидев, что он доверху наполнен монетами. Самыми разными – от маленькой копейки до десяти рублей.
Тут же принялся набивать карманы именно последними, пренебрегая более мелкими. Мысленно я прикидывал, сколько всего смогу накупить потом на них. Было очень радостно.
Когда места в карманах уже не было, я направился в соседнюю комнату. Почти на каждом шагу из карманов сыпались на пол звонкие монеты. Останавливался, старательно поднимал.
В следующей комнате тоже находился сундук. Он выглядел немного красивее, светлее. Размеры его были чуть меньше первого, но по высоте почти такой же.
Было немного жаль ломать гвоздодёром петли с замком, но пришлось. Уж слишком сильно тянуло посмотреть содержимое.
В нём оказались тугие пачки денег в банковской упаковке.
Обрадованный этим, я тут же освободил карманы, выбрасывая монеты прямо на пол, а взамен их принялся рассовывать по ним пачки пятитысячных рублей. Немало уместилось их и за пазуху. Вспомнил о родителях, вот они обрадуются, когда увидят, сколько денег я им принёс!..
Но домой я не пошёл, а по коридору прошёл в соседнюю квартиру. Здесь по углам стояли два мешка. Гвоздодёр мне уже не понадобился, положил его на пол и быстро распутал на них крепкие бечёвки, аккуратно завязанные бантиками.
В первом мешке увидел увесистые слитки серебристого металла. Сразу понял: «Это серебро!»
Во втором мешке находились точно такие же слитки, но только жёлтого цвета. «Золото!»
В минуту освободился от денежных пачек. В карманы брюк уместилось лишь по одному тяжелому слитку. Этого было мало. Я снял с себя рубашку, принялся укладывать в неё золото. Положил пару десятков, попробовал приподнять, но едва сумел оторвать от пола. С трудом взвалил себе на спину, сделал шаг, но тут же ткань рубашки затрещала, и золотые слитки посыпались на пол. Я совершил поистине козлиный прыжок в сторону, чтобы они не попали мне на ноги, иначе могли бы поломать кости.
Сбоку раздались смешки. Я посмотрел на дверной проём, а в нём стояли тёмные фигуры. Увидел страшные лица, с торчащими изо рта клыками. Они ухмылялись, видя мою неудачу.
В комнату стала протискивать уродливая старуха, одетая в драную дерюгу. Вместо волос у неё было истинное безобразие, словно воронье гнездо: во все стороны торчали грязные лохмы. Она хрипло заухала, явно беря меня на испуг:
– Чувствую русский дух! Вкусненькое мясо! Сегодня я им поужинаю!
– Подавишься, старая карга! – закричал я, хватая золотые слитки с пола.
Первым же броском метко попал в её косматую голову. Старуха ахнула, схватила за голову и жалобно заскулила. Но в комнату начали протискиваться другие чудища.
Я попятился, бросая в них золото.
Сам не заметил, как оказался в коридоре, а затем и в самой маленькой комнате, где мы днём обнаружили тайник.
У меня оставался последний золотой слиток. Собрался, что было сил метнул его в козлоногого чудища. Отступил назад, при последнем шаге моя нога угодила в пустоту, и я стал заваливаться навзничь. Повернув голову, заметил, что пол на месте тайника разобран, и я падаю в подвал, который почти доверху засыпан какими-то стекляшками.
При ударе о них боли не почувствовал, погрузился весь с головой. Испугался, что задохнусь в камнях, но потом обнаружил, что могу дышать.
Было тихо. Значит, следом за мной нечисть сюда не сунулась.
С усилием стал продвигаться в сторону, преодолевая массу стекляшек. Через пару минут оказался у стены. Шаря по ней, обнаружил, что мне повезло, тут имелась какая-то дверца. На петлях нащупал висячий замок. Подёргал его, дужка освободилась. Принялся оттягивать дверцу, прикладывая все силы, не сразу, но мне это удалось. В щель стекляшки начали сыпаться наружу и передо мной стало освобождаться пространство. Смог дышать совсем легко. И дверка пошла легче…
И вот уже я сумел протиснуться в щель.
Огляделся, я находился снаружи у дома Особняка. Из дверцы наружу продолжал литься поток стекляшек, они засыпали меня почти до колен. Под лунным светом они красиво искрились всеми цветами радуги.
Вдруг я понял, что это вовсе не стекляшки, а драгоценные камни – алмазы, рубины, сапфиры, бирюза, александриты, смарагды, яшма, сердолик, нефрит, опалы, янтарь, чаровит, жемчуг и прочие.
«Да это же лучше всех денег и золота!» – обрадовался я.
Принялся рассовывать по карманам пригоршнями драгоценные камни.
Делал это торопясь, спеша, но услышал укоризненный шелест листвы грустных ив: «эх, жадина ты, жадина…» И берёзы проявили с ними солидарность, качая ветками. Даже многовековой дуб глядел сурово, словно собирался учинить мне разнос.
Я поумерил свой пыл, принялся выбирать самые большие и красивые камни.
Тут со скрежетом через щель вывалился огромных размеров тёмно-вишнёвый рубин, размером с мою голову.
«Всё, больше мне ничего не надо!» – с этой мыслью я поднял огромный переливающийся всеми оттенками красного и рубинового цветов огромный кристалл, как вдруг меня схватила огромная когтистая лапа из прохода в стене и потянула внутрь подвала.
От страха я закричал, отчаянно упираясь, но чудище неумолимо подтягивало меня к себе. Я уже не думал о драгоценностях, а бился за свою жизнь, крича и сопротивляясь изо всех сил…
Меня потрясли за плечо и кто-то голосом Сеньки спросил:
– Ты что плачешь? Сон страшный приснился?
Я заморгал глазами, внезапно осознав, что нахожусь в постели, а все сокровища Особняка – это лишь сон. Облегчённо вздохнул. Сеньке же сказал:
– Да, снилась всякая чепуха.
– А мне вчера Кощей снился! Тоже страшно было!..
– Иди, спи, – оборвал я брата. – Завтра расскажешь про своего Кощея. Уже очень поздно.
– Он вовсе не мой, он из леса прискакал на чёрном коне, – ответил Сенька, но послушно вернулся к своей кровати. – ЫЯ его почти не испугался, только чуть-чуть…
Я был доволен, что он меня спас от страшной волосатой лапы, но вместе с тем испытывал досаду, что не смог захватить тот огромный рубин и принести его домой.
Удивлялся, как это я сразу не понял, что вижу сон, ведь здание было совсем не такое, как в реальности: заметно выше, имело кривые стены, странной формы крышу и окна. Моя тень мне знаки подавала. Но так во сне бывает, всё реальным кажется. Пока не проснёшься, этого не осознаёшь.