Александр Зиборов
Ужасные тайны старого особняка
«Разные» телевизоры
Вчера Сёмка приезжал со своей Безымянки. Это очень далеко от нас, в Тьмутаракане или Тьфутаракане, – как шутит папа. Словом, очень далеко. На маршрутке надо ехать не меньше получаса.
Сёмка сказал, что соскучился по нас, по своему дому. Вот и приехал как бы в гости. Очень его огорчило, что дом словно бы состарился. Он так и сказал – «состарился». По мне очень точное слово, меткое. Умеет Сёмка сказать. Хоть нередко и мелет всякую ерунду.
Вспоминали мы разное из той жизни, что раньше была. Как водились, ссорились. И такое бывало.
А я припомнил один случай, который запомнился мне тогда…
В то воскресенье я пришёл к Особняку, надеясь встретить кого-нибудь из мальчишек. Увидел у подъезда Гришка с Сёмкой. Они только что на улицу вышли.
Сёмка спросил Гришку:
– Ты чего не выходил на улицу? Чем занимался?
– Я хоккей смотрел, – ответил Гришка, – там такая бодаловка шла! ЦСКА победил «Спартак»!
Сёмка удивлённо посмотрел:
– И я смотрел хоккей, но по нашему телевизору «Спартак» победил ЦСКА.
– Да нет же, победил ЦСКА!
– Нет, «Спартак»!..
– ЦСКА!..
И они принялись азартно спорить, чуть совсем не поссорились.
Потом ко мне обратились:
– А ты смотрел хоккей?
– Я уроки делал, хоккей смотрел папа.
– Ну, а кто победил? Кто?
– Кажется, ничья, – неуверенно сказал я. Мне было не до телевизора. Папа сказал, что пока все уроки не сделаю, на улицу не выйду. Вот я и старался, на экран телевизора лишь иногда мельком глядел. Не до него было.
Хотели мы потом у кого-то спросить о результате того матча, но начали во что-то играть, увлеклись и позабыли.
Вот и сейчас мы вспомнили о том, стали гадать: кто же победил?
– Ничья была, – сказал я.
– Ты точно не помнишь, сам тогда так сказал, – заметил Сёмка.
– Не помню. Странно, что все мы говорили о разном.
– Так у нас и телевизоры были разные! – воскликнул Сёмка. – Вот если бы мы глядели все вместе по одному, тогда бы и результат был бы один.
– Это верно, – согласился с ним я. Спорить с ним мне не хотелось.
Я принялся пересказывать Семке чудеса, которые ныне происходят в его бывшем доме. Он долго слушал, чуть ли не разинув рот. Потом спросил:
– А чего всего этого не было при мне? Ну, когда мы жили в этом доме?
Я не сразу нашёл чем ему ответить. Принялся объяснять:
– Ну, эта вся нечисть вас боялась. Она людям предпочитает не показываться. Или появляется только ночью, когда все спят, вот и творит свои нехорошие дела и делишки.
Вроде бы, убедил. Хотя сам, во всём что говорил, сильно сомневался.
+ + +
В тот день вечером мама попросила перед сном погулять с Сенькой. Конечно же, спорить я не стал, так как это бесполезно, только незаметно повздыхал. Сказал брату:
– Собирайся, Королевич Елисей!
– А у меня новые штаны! – показал Сенька.
Пришлось сделать вид, будто я рассматриваю его штанишки с фигуркой собачки над правой коленкой. Потом похвалил:
– Просто шик и блеск! – слышал от кого-то из взрослых эти слова, сейчас они сами всплыли из памяти.
Только мы вышли, как Сенька принялся прыгать, изображая обезьяну, которую видел в мультфильме, и, конечно же, угодил ногой в лужу. И словно специально – в самое глубокое место. Одна штанина оказалась мокрой, а вторая вся в грязи и потёках.
Пришлось возвращаться домой.
Увидев Королевича Елисея в таком виде, мама всплеснула руками:
– Да как же ты испачкал новые штаны!
– А я их снять не успел, – «объяснил» Сенька.
Мама застыла на мгновение, а затем принялась смеяться. Я тоже хохотал до коликов в животе. Братишка только переводил с нас свои непонимающие глава.
Сил и желания ругать его у мамы пропали. Я готовил слова «свинья грязь найдёт», готовясь произнести их в адрес Сеньки, но тут просто забыл про них.
– Эх ты, горе моё чумазое, – только и сказала мама, уводят грязнулю в ванную.
Я почесал голову, удивляясь, как легко моему братцу всё сходит в рук – достаточно лишь брякнуть что-нибудь такое, и всё, тебя никто уже не ругают, смеются. Довольные его словам.
Вот мне и так: только начнут ругать, нужно что-то такое сказать, чтобы все со смеху умерли, и от меня отстанут. Хотя вряд ли, скорее дурачком назовут…
Позже Сенька вернулся уже вымытым и в других штанишках, ворча: зачем ему купаться, если он уже в луже искупался, но его услышал только я, а потому никто не смеялся.
Спустя некоторое время пришёл домой папа. Ему тут же пересказали про Сеньку, который «не успел снять штаны перед тем, как ступить в лужу». Папа тоже весело посмеялся.
После ужина он уселся за свой стол, как обычно, занялся своей диссертацией.
Улучив момент, я завёл разговор о результате последнего хоккейного матча «Спартак» – ЦСКА. Однако он его не знал. Сказал, что в конце встречи счёт был равный, но он отвлёкся на диссертацию и забыл про хоккей. Заметил, вроде бы, всё же так и осталась ничья.
– Как же это так? – озадачился я, вспоминая о мнениях, которые отстаивали Сёмка с Гришкой.
Мой маленький братишка, Королевич Елисей, всё «объяснил»:
– Так телевизоры у всех разные.
Мы с папой улыбнулись его наивности. Тут же вспомнили, что Сеньке пора ложиться спать. Он сказал, что пойдёт, но прежде хочет послушать передачу «Спокойной ночи, малыши!», что ему было позволено.
– Но потом сразу в постель! – заметил папа, включая телевизор.
Пришлось и мне слушать сказку про сестрицу Алёнушку, хотя я её хорошо знал.
Едва она закончилась, как Сенька пошёл к телевизору с протянутой рукой и стал протягивать её телеведущий. Сказал, что хочет её поблагодарить за хорошую сказку.
Улыбнулся его наивности.
Вспомнил, как недавно он подошёл к маме и спросил:
– А почему передача о болезнях называется «Здоровье»?..
Мама просто руками развела, ответить не смогла.
Я сам после этого над этим задумался: а на самом деле, почему?..
«Научный слог»
Похитителем бриллиантов с определённого дня стал называть меня папа. Наверное, взял эту кличку с названия книги «Похитители бриллиантов», которую он тогда читал… Впрочем, не читал, а перечитывал. Так папа говорит довольно часто. Сколько уж раз слышал от него эти слова. Написал эту книгу Луи Буссенар. И вовсе не тот Луи, о котором пела Алла Пугачёва, а совсем другой: не король, который может далеко не всё, а писатель. Хотя тоже француз. Папа сказал, что книга интересная, он её перечитывает, чтобы отдохнуть и «немного проветрить мозги». Странно, зачем читать вновь уже когда-то прочитанную книгу? Он же в школе давно уже не учится, на дом такое задание ему не дали!
Правда, папа тоже вроде бы как учится. Пишет диссертацию. Потом будет её защищать. Наверное, кто-то будет стараться её отнять, а он не позволит сделать этого, защитит. Он – сильный! Я ему посоветовал мускулы развивать для защиты. Он сначала не понял, а потом рассмеялся. Объяснил, что до рукопашной дело не дойдёт, защита диссертации – вроде экзамена в школе.
Я уже написал, что до того – до «Похитителей бриллиантов» – папа перечитывал толстенные тома «Графа Монте-Кристо», их аж два. Каждый такой увесистый, что ежели кого с размаху им ударить, то можно мозги напрочь вышибить.
Как сейчас помню его за этой книгой. Он читал, лёжа на диване, одетый в просто царский махровый халат приятного синего цвета, так как только что вышел из ванной. Это подтверждал и приятный запах шампуни. Как же я хотел бы иметь подобный халат. Наверное, такие носили раньше цари. Представляю, как они грозно выглядели в нём, наводя страх на своих подданных. Как вырасту, так обязательно куплю себе точно такой же и буду всех пугать своим видом, уважение внушать.
Я находился недалеко от отца, сидя за столом. Нужно было написать заметку в школьную стенгазету. Писал и так и этак, но когда перечитывал, то рвал листки. Написанное мне не нравилось. И я решил обратиться к папе: пусть поможет, он у нас страшно умный, как говорит мама. Докторскую диссертацию по какой-то очень умной науке готовит.
Обратился к отцу, который нехотя оторвался от книги.
– Пап, а пап, выручай. Мне поручили написать в нашу школьную стенгазету «Юный собачковод» о том, как я смастерил конуру для нашего Бобика. Ну, не совсем нашего. Бобик соседский, как ты знаешь, но конуру ему сделал я. Правда, немного мне Сёмка помог. Но это не важно. Я пишу, стараюсь изо всех сил, но получается слишком просто – любой поймёт. А ведь это где-то даже техническая статья и писать её следует соответственно: не абы как, а по-научному. Как ты свою диссертацию.
– И на чём же ты остановился? – поинтересовался папа.
Я понял, что папа не рассердится, что я оторвал от чтения. После ванной он находился в хорошем настроении и был готов помочь.
– Слушай! Все предыдущие варианты я забраковал. Остался такой: «Забил гвоздь молотком…» Видишь, как примитивно, ясно и понятно до тошноты каждому дураку.
– Можешь написать иначе, – охотно откликнулся папа, – «произвёл забивание гвоздя путём постукивания его молотком».
– Неплохо, – прокомментировал я, – получше, чем у меня. Пап, а ты не можешь ещё круче, чтобы каждый удивился, насколько я умён и эрудирован?
Мне показалось, папа хотел рассмеяться, но нет: он встал предельно серьёзный, приосанился, задумчиво прошёлся по комнате, оправляя халат, сосредоточился и принялся диктовать:
– Пиши, Алёша! «Дискретно производя циклические, с переменным вектором приложения сил движения двусоставным предметом, именуемым в просторечии «молоток», до его физического контакта с верхней рубчатой и овальной в поперечнике частью (шляпкой), совершил предельное погружение острозаточенного стержня круглого сечения, диаметром 5 мм и длиной 100 мм в вышеуказанное место». Точка.
– Вот теперь просто здорово, лучше и не надо! – не удержался от восторга я. – Молодец папка, давай и дальше писать так, по-научному!..
Тут папа принялся хохотать. Значит, мне вовсе не показалось, что он сдержал улыбку, он её до того действительно сдерживал.
Вдоволь насмеявшись, он сказал:
– Извини, Алёша, я просто подшутил над тобой. Это вовсе не научный стиль, как тебе кажется. А псевдонаучный! Так пишут только тогда, когда не о чём писать. И вот такими «научными» словесами, терминами затемняют суть вопроса. А лучшая научность – в ясности, точности, простоте. Ежели кто-то пишет иначе, то он скорее дурак, а не учёный. Потому и старается скрыть свою дурость. Так что иди, садись за стол и пиши дальше сам предельно ясно и понятно для всех. Ты остановился на словах «забил гвоздь молотком». Очень хорошо, верно и лаконично. Пиши и дальше в том же стиле, избегай «производить забивания» и прочую мнимо научную дребедень. Понятно?
Я старательно закивал, а сам на самом деле мало что понял. Кроме одного и самого важного: на папу надежды нет, нужно трудиться над заметкой самому.
Чем я и занялся.
Тем временем к папе пришли гости. Очень серьёзные дядечки с его работы. Мама про них говорит: «вумные» и «очень светлые головы». Наверное, это потому, что они очень умные, у всех блестящие лысые головы. Они под лампочкой прямо-таки светятся.
Заметка не очень писалась, да и меня отвлекал разговор папы с гостями в соседней комнате, их я слышал довольно хорошо.
Сначала ничего интересного они не говорили, а потом разговор пошёл про старение. Мол, постепенно с возрастом у всех людей ухудшаются память, зрение и слух, теряется умение учиться и даже удовольствие от еды уменьшается, так как вкусовые рецепторы становятся вдвое хуже. Потому справедливо каждый вспоминает свою молодость и говорит, что тогда зелень была зеленее, солнце светило ярче, едва была вкуснее и так далее. На самом же деле изменилось восприятие всего этого.
Один из гостей пошутил:
– Да, у всех у нас в юности море было шире и мокрее, шустрее зрели помидоры и были вкуснее огурцы. Сейчас таких не делают!..
Я с огорчением подумал: неужели такое и со мной будет? Стану есть конфеты, а они будут мне казаться вдвое менее вкусными?..
Папа сравнил старость человека с автомобилем. Мол, с возрастом ухудшается внешний облик каждой машины, хотя при желании и известных усилиях её можно поддерживать на неплохом уровне. Например, с помощью ремонта, покраски и декора. Постепенно, обычно незаметно для самого человека, снижается мощность мотора и сокращается литраж бензобака. Трубы засоряются. В результате к старости все ресурсы вырабатываются всё больше и больше: уменьшается дальность пробега, скорость и не все подъёмы этому «автомобилю» становятся по плечу…
С машиной мне всё было ясно, а как такое могло происходить с людьми? Это так и осталось для меня неясным. А гости тем временем сели за стол: пили-ели, говорили о разном, для меня не слишком интересном…
Позже начали петь песни. Среди них – про «Самару-городок». Я задумался: а почему такую большую Самару – аж с миллионным населением – называют «городком»?..
Позже улучил момент и спросил об этом маму, которая возилась на кухне:
– Почему о нашей Самаре в песне поётся «городок»?
– Эта песня старая, тогда Самара была маленьким городом, городком.
– А-а, понятно, – протянул я.
Потоптался рядом с мамой. Она посмотрела на меня:
– Ещё что-то хочешь узнать?
– Да, а что такое старость?
Мама удивлённо посмотрела на меня:
– Вот какие у тебя, оказывается, мысли рождаются. А с какой стати?
– Слышал от папы. Он назвал её автомобилем.
Тут как раз – ох, как не вовремя! – вошёл на кухню папа. Мама обратилась к нему:
– Послушай, какие вопросы задаёт твой ребёнок. Про старость! Объясни ему, что это такое. Ты же спец по этой части.
Папа взъерошил волосы на моей голове своей пятернёй и сказал:
– Вырастешь, узнаешь. У тебя вся жизнь впереди, она тебя просветит. А вкратце так: старость – это будущее всех людей. И как сказал наш замечательный самарский юморист Сказов: «Старость – не радость. Но как рьяно все стараются её продлить…»
«Тайна ужасной планеты»
На уроке математики я получил двойку. При этом учительница назвала меня лодырем и бездарем. Я же с детства знал, что буду великим – правда, ещё не решил, в чём именно. Потому сильно обиделся. Но что я мог сказать в ответ? Ответил гордо – молчанием…
Нанесённая мне обида была страшной и глубокой, я принял бесповоротное решение: стать великим, причём – в самые короткие сроки. Для начала захотел стать великим математиком, назло учительнице, потом раздумал: быть математиком, наверное, не очень интересно. Да и трудно, нужно учить эти правила…
В голову пришла гениальная идея: стану я великим писателем! Ведь это совсем просто. По русскому языку у меня хилая троечка, но многие ли самые знаменитые писатели могли похвастаться абсолютной грамотностью, знанием правил орфографии, синтаксиса, пунктуации и прочим, прочим, прочим? Есть же редакторы, корректоры, консультанты. Они правильно расставят все знаки препинания, исправят ошибки…
Не медля ни минуты, уселся за стол, творить памятник себе нерукотворный, к которому не зарастёт народная тропа… Начать решил с длинных-длинных стихов. Их поместят в хрестоматию, вот уж попотеют одноклассники, заучивая их наизусть! Сами собой родились шедевральные строчки: «Белая берёза под моих окном принакрылась снегом, точно серебром…»
Похвалил себя за гениальность, уважительно встав перед собой в почтительную позу. Стихи были просто великолепные, хоть сейчас бери и помещай в учебник. Тут мне припомнилось, что там уже имеется нечто подобное…
Проверил через поисковик в интернете – так и есть! Лишь знаки препинания расставлены иначе. Но, в общем, тоже неплохое стихотворение, написал его Сергей Есенин. Весьма жаль.
Задумался, предельно поднапряг свои извилины. В голове постоянно крутилось одно и тоже: «В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла…» Как я ни старался, но отвязаться от «ёлочки» не смог.
Может быть, в конце концов я и придумал бы что-нибудь гениальное, но совсем обессилел в борьбе с навязчивой «ёлочкой», признал своё поражение и сдался. Решил, что лучше написать роман. Название родилось сразу – «Тайна ужасной планеты». Весьма интригующее и заманчивое. Вторично похвалил себя за гениальность.
Где-то я читал, что хороший заголовок – половина книги. Значит, половина и, притом самая важная, у меня уже есть! В восторге потёр руки и принялся за вторую, меньшую, половину, но тут обнаружил, что творением первой части я исчерпал свои силы. Это явилось для меня неприятным сюрпризом.
Со становлением своего незаурядного таланта следовало поспешить и меня осенило, как упростить это дело. Недавно я видел интереснейший фильм «Остров сокровищ». Возьму его сюжет за основу, творчески переработаю и напишу свою гениальную книгу.
Перо забегало по бумаге…
Мой герой – смелый пионер Лёня Пчёлкин тайком пробирается на звездолёт «Самара», отлетающий к созвездию Дельта Бармалея. В пути он открывается экипажу. Бесстрашный капитан сначала отругал Лёню, но затем его простил и скоро полюбил.
Также на борт корабля с самыми коварными замыслами проник шпион западной разведки. Он постоянно кутается в шарф, чтобы его не узнали, говорит только шёпотом и ходит на цыпочках, в надежде подслушать в чужих разговорах государственные и военные тайны. Шпион носит тёмные очки и шляпу, а под мышкой прячет пистолет… Подумав, шляпу я заменил береткой. Шляпа вряд ли поместится в шлем скафандра.
Лёня сразу же проницательно догадался, что перед ним шпион и сообщил, куда следует, но ему никто не верит, даже отважный капитан. Ведь шпион ужасно хитрый и ловкий. Лёня решает вывести его на чистую воду. Тот со страхом наблюдает, как смелый пионер распутывает паутину злонамеренных козней и как петля всё туже затягивается на его шее. Шпион пытается задобрить мальчика и на обеде отдаёт ему свою порцию компота, но принципиальный Лёня не поддался на коварную уловку.
Шпион в панике, и взрывает звездолёт, когда тот опускался на только что открытую планету. Погибает весь экипаж во главе со смелым капитаном. Все они погибли смертью героев. В живых остаётся только пионер Лёня…
У меня слёзы на глаза навернулись: проклятый шпион! Сколько хороших людей погубил! В отместку я придумал для него мучительнейшую смерть и он умер в страшных судорогах, испуская истошные вопли, от которых леденела кровь в жилах…
Лёня остается совсем один на неизвестной планете, которую назвал Ужасной планетой. Но он духом не падает: из обломков корабля строит дом, роет пещеру, борется с дикими зверьми… Временами горько плачет, ведь рядом с ним нет никого – ни мамы, ни папы, ни даже бабушки с дедушкой. Один-одинёшенек!..
В горле запершило и я всхлипнул: так мне стало жалко несчастного пионера. Но не мог же я ему отдать никого из своих – даже бабушку! Она мне самому нужна!..
Дрожащими руками я закончил повествование: «Но тут Лёня проснулся. Около него стояли и мама, и папа, и даже бабушка с дедушкой. Сегодня был его день рождения и все принесли ему подарки: велосипед, торт и мороженое…»
Я поставил точку. На неё упала слеза, превратив в огромную кляксу. С того дня я больше ничего не пишу. А великим я стану как-нибудь в другой раз и в чём-нибудь другом!..
