Александр Воропаев
Всласть
Абсолютная защищенность – сродни власти, ты начинаешь смотреть на людей другими глазами, ну и разговаривать соответственно. Хорошо, что я вовремя спохватился. Я вспомнил отца в его сумрачном кабинете – когда он однажды решил принять меня – насмешливо-высокомерного, развалившегося в массивном кресле, его халдеев – слуг и охранников. Не хотелось самому становиться таким же засранцем.
– Не сходится… – спохватился я однажды.
– Что не сходится? – спросил Сириус.
– Ты говорил, что можешь присутствовать в материальном плане не более чем голос, но наше общение началось с записки, а теперь ты даже сам звонишь по телефону, вызываешь такси…
– Во-первых, Дмитрий: эксперимент продолжается, и мои возможности растут. А во-вторых: записку по моему наущению написала и вложила в твою книгу мадмуазель Пети (она была наша кастелянша). Это потребовало от нее значительных усилий, хотя я четко высветил перед ней буквы кириллицы.
– Бедная мадмуазель Пети.
– Она суеверна, и произошедшее никак не отразилось на ее картине мира, – ответил Сириус. – И оно того стоило.
Через довольно непродолжительное время я привык к новому положению вещей. Я даже стал воспринимать его как должное: в конце концов, со мной однажды уже произошло удивительное происшествие, вполне невероятное, почему же не может случиться еще одно?
***
Когда мы только сюда приехали, мы сразу влюбились в наш новый дом. Особняк Готро был как раз такого размера, чтобы язык не повернулся назвать его замком, но при этом уже давно перерос размеры сельского дома. Хочется думать, еще до первой французской революции…
Основное здание с мезонином, сложенное из бежевого известняка, дополняли два небольших одноэтажных крыла, оштукатуренные и выкрашенные в охристый колер. Со стороны сада в окна и стеклянные двери каминной заглядывали деревца алычи, там и сям из земли высовывались светлые камни, и все вокруг тоже было сделано из них. И дорожки и невысокие ограждения, и обнаженные фигуры древнеримских богинь с полустертыми лицами. Камни я люблю в любом виде.
Интересно, что из камня (только на этот раз не из светлого, а темно-бордового, слюдистого) была же выполнена и главная достопримечательность поместья, внесенная во все путеводители, – так называемое «ухо красного герцога» – округлый объект неподалеку от главных ворот. То ли недоделанный фонтан, то ли поилка для скота. В густой траве вокруг него всегда обитала уйма кузнечиков… Под герцогом, как мне сказали в городке, подразумевался сам кардинал Ришелье. Иришка, кстати, не согласилась с тем, что этот артефакт обоснованно носит свое название. – Не похоже, – сказала она. – Это не ухо, это какая-то каменная росянка… Мерзость.
Как я уже говорил, камни я привечаю в любом виде, но «ухо» и у меня вызывало странные ощущения… Впрочем, про ощущения я говорить не люблю.
…Еще заранее, по документам, я знал, что имение будет весьма и весьма обширным, но то, что мне достанутся и виноградники, этого я не ожидал. Я сразу решил, что придется записаться на курсы. Есть некоторые растения, которые во мне всегда вызывали благоговение: например, вековые дубы, вязы, сосны любого возраста и виноградная лоза… Так что я не мог сплоховать или включить заднюю. Интересно, думал я, найдется какой-нибудь местный полусумасшедший чудак, который научит иностранца, как обходиться со свалившейся на меня ответственностью. Хотя бы из-за любви к природе… или побуждаемый местным патриотизмом. Кто ж знал, что у меня в голове появятся голоса, и все это не понадобится.
Дочке поместье тоже сразу понравилось. Хотя мы приехали сюда зимой, и на бордюрчиках лежали валики мокрого снега. Несмотря на возраст, ее не пугали все эти заросли и дебри, дорожки, погребенные под ворохом скрюченных мертвых листьев. Когда возле маленькой пристани мы обнаружили выкрашенную в белую и синюю краску лодку, она вовсе была в восторге.
А потом Иришка ходила по светлому паркету нашего нового дома, отворяя пальчиками в заношенных перчатках высокие двери, разглядывая люстры с хрустальными висюльками под высокими потолками и фарфоровые безделушки на полках. Впервые после гибели Инги глаза ее лучились, и она улыбалась по-настоящему, не для того, чтобы отвлечь меня от меланхолии.
Опустив на пол чемодан, содержащий весь наш скарб, я от входной двери с удовольствием смотрел на нее. Если богатство умеренно и выражено в правильной форме, думал я, воистину, оно способно возродить человека к жизни. Как лекарство…
Избавление произошло вовремя. После смерти Инги я находился в полном тупике. И в психологическом и в финансовом. Хотя, уйдя из семьи, отец и оставил нам квартиру, ее во время болезни матери каким-то образом смогла переоформить на себя ее младшая сестра. Я снимал комнату у метро «Профсоюзная», за мизерную зарплату корпел над никому ненужными изысканиями в институте и подрабатывал в ночном ларьке. Когда меня пригласили в нотариальную контору, я этой работы как раз лишился. Собственно, мне было почти все равно. На плаву меня держала только обязанность заботиться об Иришке. Она тогда как раз училась в садике с французским уклоном, и в следующем году должна была пойти в школу. Лишь поэтому я еще барахтался.
Возможно, отец тоже умер не своей смертью. Закончился второй срок Владислава Юматова, комбинация с правопреемником, в которой все были совершенно уверены, как известно, с треском провалилась. Новый президент начал с того, что вымел авгиевы конюшни всевозможных экспертных институтов-кормушек и особо приближенных советников – куда-то нужно было сажать своих. Под раздачу попал и мой отец. Как тогда говорили – «авторитетный предприниматель». В значительной степени его благополучие зиждилось на близости к прежней администрации, так что теперь у него, конечно, возникли проблемы, и кто-нибудь из кредиторов, возможно, оказался нетерпелив.
Распорядитель огласил завещание, вывалил на богатый стол документы и с интересом посмотрел на меня.
– Вы знаете, что такое банковская карта? – спросил он. – Объяснить, как нужно ей пользоваться? Есть такие специальные аппараты, сударь, они выдают наличные деньги. Один из них, к вашему сведению, установлен в Международном Торговом Центре…
Не глядя на него, я молча рассовал все по карманам и покинул контору. Зря нотариус ориентировался на мой заношенный пиджак. Я человек начитанный и знаю много отвлеченных понятий. У меня даже имелся загранпаспорт. Уже следующим вечером мы с Иришкой были в аэропорту, где я с трудом сдерживался, чтобы не озираться подозрительно по сторонам, а еще через четыре часа приземлились в столице Атлантической Луары – в Нанте.
Иришка ожила практически сразу. Я теперь все время был с ней – и именно это ей сейчас было нужно, а вокруг начиналась убедительная весна. Французский звучал не в ошарпанных стенах районного детского садика, а из уст булочника, молочника или кастелянши, которая по умолчанию к имению Готро «прилагалась». Мадмуазель Пети…
Ко мне умиротворение вернулось несколько позже. Мне тоже пришлось заняться языком. Я пошел на какие-то курсы, сначала на бесплатные, для новых граждан. Там я сидел за партой с каким-то сенегальцем или… ну не важно. Затем я решил нанять преподавательницу для индивидуального обучения. Выходит, к обладанию деньгами, и тому, что они дают, нужно привыкнуть. А лучшая языковая практика проявилась в постели. К счастью для меня, мадам учительница оказалась замужем, а я просто в качестве иностранца вошел в ее коллекцию.
В дальнейшем именно этот эпизод определил мой образ жизни. Мы с дочуркой остались проживать одни – если не считать мадмуазель Пети, гувернантки, садовника и двух приходящих работников, – а удовольствия я стал собирать на стороне. Отрастил усы скобками, говорил с нарочитым русским акцентом. Городок поблизости был не то что велик, но не так уж и мал.
Так дела шли до тех пор, пока я не познакомился с Сириусом. А чуть позже с Джуди.
…Никто, на самом деле, не знает, на что он способен. Что за демоны прячутся до поры в уголках саркастических губ, что означают отведенные в сторону глаза и вопросы, оставленные без ответа…
Какие вещи вытаскивают на свет нашу подлинную сущность? Банальные и вечные: влечение, страх, гнев, власть. Поставьте человека перед жесткой дилеммой, не оставьте ему выбора, и он не сумеет остаться в раковине, которую сам выбрал для себя, или в которую его случайно затолкала судьба-злодейка. При определенных обстоятельствах мы способны удивить даже сами себя… Да, да, поверьте мне. И вечный неудачник и беглец вдруг тоже обнаруживает в себе скачущего с поднятым мечом рыцаря, такого… знаете, бесстрашного, вытканного серебром на гобелене.
***
– Тебе следовало сразу отказаться от наследства, – сказал Сириус.
– Вот еще. С чего бы мне это делать?.. Между прочим, какого черта ты заговорил со мной? Я тебе запретил.
Ассистент замолчал. Мы с ним были в ссоре. Накануне он вдруг сообщил мне, что рекомендует поближе сойтись с той беспокойной американкой, отдыхающей в пансионате на берегу. Сириус считал, что мы идеально подходим друг другу: и в ментальном и в генетическом плане. Для моего же блага следует побеспокоиться и не упустить ее, перенеся, наконец, свою сексуальную энергию на один объект. К тому же Джуди уже случайно познакомилась с моей Иришкой и сразу произвела на нее хорошее впечатление, так что…
Джуди Мицкевич мне действительно очень нравилась, наш роман находился в самом начале, и я впервые не относился к нему, как к мелкой интрижке, но плоские поучения Сириуса мне были ни к чему… Когда же он известил меня, что взял на семя смелость подтолкнуть к этому же решению Джуди, я буквально рассвирепел: я представил себе невообразимой глупости записку в ее книге, или, того хлеще, увещевающий голос в голове. Как я теперь буду смотреть ей в глаза, что она обо мне подумает? Что я какой-то хитроумный манипулятор? То-то она уже неделю избегает меня.
Закатав штанины, я сердито лазал возле коряги, наполовину утонувшей в реке. Крючок блесны зацепился где-то снизу, за кору. Это происходило уже не раз, и каждый раз я подумывал прийти сюда с бензопилой, расчленить мерзавца рода высших растений и сжечь его в камине. Меня останавливало только то, что я боялся нарушить какие-то невидимые связи, волшебство и отвадить от этого места форель.
– Во-первых, сомнительное наследство – это небезопасно, – осторожно продолжил Сириус.
От этого аргумента я отмахнулся, если бы нашлись претенденты, законные или незаконные, на наш уголок рая, они давно проявили бы себя. Да и Сириус не допустил бы, чтобы со мной и Иришкой случилось что-нибудь катастрофическое. Это уже проверено.
– А во-вторых?
– А во-вторых, значительная собственность и надежный достаток не могут хорошо влиять на человека. Он начинает скатываться в безделье и деградирует.
– Я не бездельничаю, – запротестовал я. – Я воспитываю дочь, с твоей помощью произвожу великолепное вино – смею думать, лучшее в землях Луары, – и изучаю историю Междуречья.
– Да, но ты давно перестал рефлексировать и забросил свою специальность. Мне следовало заговорить с тобой еще в России. В своей самодостаточности ты напоминаешь постояльца пансионата. Ты даже не читаешь газет. Думаешь, это мне надо от тебя? В моем варианте мира этого через край. Хорошо хоть, что глубокая технологическая стагнация вашего временного ответвления еще обязывает тебя самому заниматься хозяйством.
