Александр Велесов
Поцелуй Мары
–Товарищ Миронов я не всё вам тогда сказал о надписи на гробнице. Там есть ещё одна фраза, которая гласит, что нужно не только захоронить старца, но и прочитать заклятье, которое убьёт зло. Просто захоронить не получится, нужно будет сказать слова. Только тогда это сработает. Но и это не всё …
–А что ещё профессор?
–Прочитав заклятье, вы получите часть силы, которая была у этого человека много веков назад.
–Я сделаю всё, что вы скажите, – ответил я ему после некоторого молчания.
Профессор протянул мне листок бумаги, на котором было что-то написано.
–Возьмите – это заклятье.
Казавшиеся нам так близко Чёрные скалы оказались совсем не близко, и мы оказались у них только когда начало садиться солнце.
Это был каменистый горный массив покрытый снегом, у подножия, которых был каменный карьер прямо у основания, которого была выдолблена ровная яма. Я понял, что это и было место, откуда достали гробницу.
–Надо торопиться, – сказал я всем, – времени у нас очень мало.
С большим трудом нам удалось поднять гробницу с телом, и мы начали верёвками тащить его к яме. В спины нам дул холодный, промозглый ветер.
–Быстрей, быстрей товарищи! – кричал Красновский, и он оказался прав.
Со стороны скал раздались дикие вопли. Нежить появилась из-за скал в огромном количестве.
–Двигайте гроб! – закричал Прозоровский, это были его последние слова, – Я задержу их! А ты комиссар береги мою дочь!
Прозоровский вступил с ними в неравную схватку, но нам удалось в это время из последних сил столкнуть гроб в яму.
–Читайте товарищ Миронов! Читайте! – закричал Красновский.
–Почему всё-таки я?!
–Вы должны вернуться!
–Вместе вернёмся! – отвечал я ему, но Красновский бросился уже, будто не слыша меня засыпать лопатой из саней яму.
И тогда я стал читать заклинание.
Каждое слово, которое я произносил, словно гулким эхом отдавалось у меня в голове. В какую-то минуту я перестал слышать совершенно все звуки. И как профессор из последних сил закапывает яму и как Митрохин бьётся с тварями.
Каждое слово, которое я читал, оглушало меня всё больше и больше, пока я вдруг я почувствовал, что нет ничего, не меня, ни этого места, не ямы …
И я увидел грядущий мир… Новая война, ещё страшнее, чем первая мировая, полёт в космос, гибель советского строя…
И ещё далёкое, далёкое грядущее от видения, которого моё сознание разорвалось на тысячу маленьких звёзд.
А потом я упал на колени обессиленный и закрыл лицо своими руками.
Стало тихо как в гробу, и я понял, что всё закончилось.
Кое-как я встал и огляделся. Вокруг никого не было. Профессору удалось закопать яму, но сам он был мёртв, и голова его с телом лежала навзничь на куче земли.
Откуда-то рядом со мной слышались стоны. Это был Митрохин, а вокруг лежали полностью разложившееся, видно после заклинания твари.
Я подбежал к нему,
–Митрохин, друг мой.
–Товарищ комиссар всё конец мне. Помираю.… Но я задержал их…– слабым голосом проговорил он.
Из его шеи фонтаном лилась кровь. Я разорвал ему гимнастёрку и тут увидел на его груди нательный серебряный крест.
–Ты что крещённый Митрохин?
–Кре-кре-щенный товарищ комисс—сар, – ответил он мне, и тело его забилось в конвульсиях.
Митрохин умер.
–Митрохин! Митрохин! – закричал я что есть силы, но тут вспомнил своё глубокое детство, свою мать и бабушку.
Вспомнил маленькую церквушку в нашем городке.
Что же сделалось с нами? Кем мы стали теперь? Думал я и горько зарыдал. Кто мы теперь? Так и есть – это расплата.
А потом я, стоя на коленях, кричал во весь голос,
–Ааааааааа!!!
Я долго рыдал, потом еле-еле поднялся. В руке я сжимал серебряный крестик с груди Митрохина.
Кое-как взгромоздившись на сани, я двинулся в обратный путь.
К утру я добрался до лагеря, но лагеря больше не было. На его месте зияла гигантская воронка. Лагерь провалился в тартарары.
Я стоял на краю пропасти и смотрел вниз.
–Что делать? – спросил я сам себя. Лошади измотаны, у меня нет провизии. Остались только оружие и патроны, а до самой деревни ещё много вёрст.
Однако я не стал чего-то ждать и решил уйти прочь из лагеря.
По дороге издохла одна лошадь, а потом ещё и вторая.
Дальше я пошёл своим ходом, благо на мне был тулуп, валенки и ушанка. Я не помню, сколько я брёл назад сквозь тайгу.
Когда силы мои совсем иссякли, я успел увидеть, как впереди забрезжил маленький огонёк света и услышал лаянье собак.
Дойдя до дома Василия, я почувствовал, что силы совсем покинули меня, и я потерял сознание.
Очнулся я уже в доме. Было тепло и даже жарко, а в печи потрескивали дрова.
Я лежал на чём-то мягком укрытый своим тулупом. Губы мои были сухи, голова гудела, но чувствовал я себя лучше.
Ко мне подошла жена Василия, в руках у неё была глиняная кружка:
–Пей, пей милай.
–Я живой?
–Живой, живой, – услышал я откуда-то голос Василия, – ты один и живой.
Я поднял голову и ответил ему,
–Ты прав был Василий, проклято там всё было, но проклятию конец настал. Нет его больше.
–Оставь его Василий. Пускай, спит да сил набирается, – услышал теперь я голос его жены.
Я снова заснул и видел я сон дивный.
Будто иду я где-то, а где и не знаю и вокруг темно, как в сырой могиле. А потом вдруг светлеть стало и всё сильней и сильней.
А это лес густой был, значит и свет лучей солнечных пробивался сквозь листву ко мне. Вышел я на поляну и вижу, стоят все мои друзья – сотоварищи. Вот и Торопов, а вот и Красновский, улыбаясь, стоит и Мария Петровна и Митрохин и красноармейцы.
Поклонились все мне. И вышел на поляну старец с бородой, в котором узнал я человека из древней гробницы. Подошёл ко мне с посохом, дотронулся до плеча, будто сказать хотел что-то, поклонился и исчез. Все исчезли.
Проснулся я, а в теле лёгкость такая и на душе тоже. С того дня и стал я поправляться.
Прошла неделя. И вот как-то утром разбудил меня лай собак. Жена Василия вбежала в комнату, заверещав:
–Военные, много их. Вас спрашивают.
Я одел свою гимнастёрку, накинул тулуп и вышел на крыльцо. У двери стоял комиссар Маслов и ещё военные.
–Товарищ Миронов сдайте свой табельный револьвер, офицерскую сумку и одевайтесь. Вы едите с нами. Да и нет, я думаю смысла нам объяснять, где все. Я итак вижу, что вы один.
Кащей очень зло взглянул на меня и, подойдя вплотную добавил:
–Ты Миронов себе приговор подписал.
Меня доставили в столицу, долго пытали, стараясь выбить из меня все, что случилось там, в лагере.
Били, много били, но в каком состоянии я не был, даже находясь без сознания, я сжимал в руке крест, серебряный крест Митрохина.
Потом привезли мою беременную Катеньку. Она, увидев моё изуродованное лицо, упала в обморок.
Меня обливали водой и снова били.
Потом всё кончилось и меня отправили этапом в лагерь, а в женский лагерь отправили мою Катеньку.
Через три месяца Катенька родила мне сына. Я назвал его Сашей.
Через пять лет Катя умерла в лагере от туберкулёза. Сына моего увезли из лагеря, и я думал, что на долгие годы потерял его.
Началась война и для меня это был штрафбат. Я много где, в каких боях принимал участие и везде оставался живым. Серебряный крест Митрохина всегда был со мной.
После войны я смог найти сына. Он был давно уже взрослым парнем, учился и работал.
Мы пожили немного вместе, а потом я понял, что не могу больше жить в городе и я ушёл, сказав сыну, что если мне нужно будет, то я вернусь к нему.
Я уехал туда, на север, где случились эти события.
Помню, что вышел на каком-то маленьком полустанке, посидел, подумал и пошел, куда глаза глядят.
Я думал, что не знал куда иду, но это ноги сами вели меня к новой цели.
Я прошёл километры, прежде чем вышел в лесу к полуразрушенному храму.
Когда я подошёл к нему-то понял, что это старинный разрушенный монастырь.
А навстречу мне уже вышли два старых монаха и один низенький, седой сказал, подойдя ко мне:
–Мы ждали тебя Михаил. Теперь это твой дом.
Монастырь мы сумели отстроить в течение многих лет. Мы вернули его к жизни.
Часть четвертая
На этом и закончилась история жизни Михаила Миронова.
Как-то ранним утром к очень старинному монастырю приехала группа молодых людей.
Один из них обратился к парню среднего роста, с умными и очень проницательными глазами.
–Так это именно тот монастырь, который ты постоянно видел в своих снах?
–Наверно, похож, конечно, очень, – ответил парень.
–Так здесь же живёт тот самый старец Илларион, про которого ходят легенды. Он же прозорливый говорят и очень, очень старый, – проговорила одна из девиц компании молодых людей.
–Пойдёмте да и узнаем всё, – ответил ребятам парень и первым подошёл к воротам монастыря, из которого вышел уже один из монахов.
–Нам нужен старец Илларион, – робко обратился к монаху этот парень
–Пойдёмте со мной, и я проведу к нему, – ответил монах ему.
Долго были молодые люди в монастыре.
И уехали потом счастливые …
В келье монастыря было как всегда тихо …
Старец Илларион чувствовал, что жизнь подходит к концу, но он был счастлив всей душой после беседы с молодыми людьми и, особенно с парнем с проницательными глазами.
Старец сидел на коленях и шёпотом читал молитву, потом он встал и подумал про себя, ну вот Господь и правнука даровал мне увидеть. Значит, живёт род мой. Теперь и к Отцу можно, домой пора уже. Там, небось, и заждались все мои родные … и Катенька душа моя, и сынок мой родненький, и старина Митрохин, и профессор Красновский и отец Катеньки, и Торопов, и милая, добрая женщина Мария Петровна. Скоро я с Вами буду.
Так вот и думал старец Илларион, а вокруг храма пели птицы, и солнце, переливая своими лучами, освещала ярким небесным огнём купола и облака на небе улыбались, и Божья мать плакала от радости своей к людям.
Ушёл старец Илларион.… Пришло его время….
На земле же остался сказ о том, как ровно через тысячу лет древнее проклятие богини Мары растопила любовь Божьей Матери, и исчезло проклятие, словно его и не было, никогда.
Осталось одна лишь любовь.…
Осталось одна лишь легенда….
