Реноме системного администратора в начале двадцать первого века аналогично реноме телефониста в начале двадцатого века. А уже в конце прошлого века бывший солидный телефонист в кожаной куртке с саквояжем, которого с почтением встречали солидные люди, превратился в мужичка в синем халате с сумкой через плечо, который иногда появлялся в кабинетах, когда телефон переставал работать. Чем он занимался, когда не было заявок, никому не известно – может быть, подслушивал телефонные разговоры, а, скорее всего, эта забава ему уже давно надоела. В двадцать первом веке этот персонаж вообще исчез из штатного расписания.
Статус системного администратора движется по похожей технологической спирали развития, вернее, упадка. И никого особо не волнует, что этот человек владеет практически всей информацией, размещенной в доверенной ему сети. Хотя, в последнее время ему уже не известны пароли от баз данных, которые администрируют совсем другие специалисты. Работу системного администратора оценить ещё труднее, чем понять. Приоритеты своей работы он часто оценивает по степени сложности проблемы для него, а не потребностями пользователей оборудования и программ. По-настоящему хорошего системного администратора, приложившего много усилий для проектирования и настройки сети, никто не замечает, потому что сетевая инфраструктура работает без чудес и никому не создаёт проблем. Но для мэрии это, конечно, была бы фантастическая ситуация – работы у Марка было много всегда, кроме того, он обслуживал компьютеры Аппарата Городской Думы. Так часто бывает, когда в разных организациях имеются одни и те же аффилированные лица.
Недавно у Марка была заявка от нового работника Аппарата Городской Думы Евгения Николаевича Подстебенко, который не мог залогиниться в Windows. У Марка тоже не получилось этого сделать, правда, Марк уже ничему не удивлялся и просто «сбросил» старый пароль Евгения и сгенерировал для него новый. После чего написал секретный пароль, как водится, на бумажке и передал Подстебенко.
– А что, так легко взломать пароль? – спросил Евгений.
– Никто ничего не взламывал, просто я заменил неизвестный мне пароль на новый, для этого и существуют администраторы домена, а предыдущий пароль никто не мог увидеть, даже я, потому что пароли шифруются в системе. Рекомендую спрятать эту бумажку и никому её не показывать, впрочем, скоро ваши пальцы сами запомнят пароль.
– Хм, – хмыкнул Евгений.
– Если доживём до уникального идентификатора личности, то залогиниться в цифровое пространство можно будет без шпоргалок.
– Это что-то вроде цифрового паспорта?
– Ну, цифровой паспорт – это почти что наш завтрашний день, а я говорю о будущем. Как это будет выглядеть – никому не известно. Возможно, это будет чип, имплантированный в ткань, а может быть, научатся считывать генетический отпечаток человека. Но проблема в том, что кто-то всегда будет работать над «взломом» пароля.
– Так может в будущем этот вопрос решат не технически, а поработают над социальным фенотипом человека?
– Всё равно найдётся гений, который предложит решение этой проблемы, ведь с увеличением мощности компьютеров документы, подписанные современными электронными цифровыми подписями станут слабозащищёнными и нужно будет придумывать безусловную электронную подпись.
– Это тебя работа в мэрии так вдохновила? – пошутил Евгений.
– Не-ет, в студенческие годы я состоял в клубе футурологов.
– Знавал я футурологов, которые вынуждены были побираться грантами у Газпрома и Росатома. Но Газпром будущее без газа вообще не интересует, а вот Росатом подкидывал им копеечку.
– Можете посмотреть мой доклад на футурологической конференции в Москве, он опубликован в интернете.
– Забавно, – улыбнулся Евгений, – а можешь в двух словах процитировать свой доклад, правда, интересно?
Переход на «ты» в разговоре обычно означает, что собеседник распознан как представитель близкого сословия и можно включить большую доверительность, но возможен вариант, что говорящий считает себя представителем более высокого сословия. Кстати, к Марку в мэрии обычно обращались на «ты».
– Уникальный идентификатор личности УИЛ позволит заменить все рудименты современного мира: паспорт, водительское удостоверение, банковские карты, цифровые подписи, бюллетени голосования и тому подобное. Сенсоры УИЛ будут находиться везде и, таким образом, информация о местонахождении человека будет собираться в бигдату в непрерывном режиме. Исчезнут проблемы пересечения границ, верификации банковских транзакций, раскрытия преступлений. Будет действовать принцип: разрешено всё, что не запрещено.
– Получается, что приватность в будущем будет полностью утеряна?
– Что понимать под приватностью? Все подробные записи нашей жизни в едином цифровом пространстве будут доступны только для нас самих, а посторонние лица смогут увидеть чужую историю только при разборе дела, например, в суде. А интегральная оценка законопослушности человека будет доступна всем – так не нарушайте!
– А искупить, то есть обнулить баллы за нарушения законов можно будет? Богатые не смогут просто откупиться?
– Мнения по данному вопросу в нашем клубе разошлись. Я считаю, что в обществе должна быть элита, причем не денежная, а интеллектуально-нравственная элита. Алгоритмы бигдаты могут проставить баллы за нарушения правил, но решить, перевоспитался ли человек или нет, они вряд ли смогут.
– А кто будет контролировать элиту?
– Возможно, элита будут полностью открыта в информационном пространстве – это будет плата за элитарность. И, естественно, они будут избираться. Правда, есть опасность, что технократы, в руках которых будет вся система управления и контроля миром, захотят претендовать на роль жрецов.
– Но сейчас же администратор компьютерной сети мэрии никак не претендует на управление городом, хотя и контролирует многие цифровые ресурсы. А мне лестно было услышать, что PR-специалисты в будущем не останутся без работы, так как выборы там тоже останутся. А ты знаком с творчеством писателя-фантаста Ивана Древесного? Нет? Он на одном семинаре, где я присутствовал, устроил промоушен своего нового романа «Кластер», раздавая участникам первую главу. Его роман словно снят у тебя с языка, – Евгений достал из ящика стола тоненькую брошюрку и презентовал её Марку.
После визита к Подстебенко Марк забежал в сисадминскую комнату, выпить чаю. Вадим Германович обрадовался собеседнику – он явно созрел для какого-то важного обобщения, поэтому обратился к Марку по имени-отчеству.
– Слушай, Марк Викторович. Я тут зашёл на сайт госуслуг записаться на замену прав и вдруг вижу, что паспорт то там не мой, смотрю дальше, а это какая-то баба из Оренбургской области. Только ты не шути, что я пол сменил – заранее предупреждаю.
Марк подошёл посмотреть и точно – данные чужого паспорта.
– Вадим Германович, да нас бы уволили за такое.
– Да кто их там уволит. У них же там прямо жуткий дефицит управленцев. При этом у этого администратора баз данных на госуслугах, наверняка, десятки начальников, начиная от Ростелекома до Минцифры и все они в десятки раз больше его получают. Многие «рукамиводители» уже по нескольку раз уже в Силиконовую долину смотались, а сисадмина на курсы повышения квалификации послать – жаба давит. Сейчас они российскую национальную поисковую систему «Спутник» пиарят, типа будущий «убийца Гугла». По-моему, чистый распил бабла. Ну вот, попомни мои слова, лет через пять никто и не вспомнит об этом «Спутнике», хотя, наши одноклеточные маркетологи ещё какую-нибудь дрянь назовут «Спутником».
Вадим Германович, как и любой человек после сорока, прибился уже к своему берегу жизненной реки. Его берег оказался болотистый, с дощатой дачкой у воды, оставшейся после родителей. А на противоположном берегу сквозь дымку виднелись красивые белые виллы с песчаным пляжем и шезлонгами. А по середине реки на большой скорости на мощных катерах уносились вдаль эффективные менеджеры. Но сегодня день у Вадима Германовича явно удался и он, прихватив пачку сигарет «Петр I», направился в курилку.
Марк же размышлял, как такая путаница возможна на самом главном государственном информационном ресурсе. Наверняка, дело не в потере данных, а в порушенном индексе, подумал он. И вспомнил, как в школе студент-практикант рассказывал им на уроке информатики сказку об устройстве базы данных: «Представьте, коллеги, информационную базу небесной канцелярии. Огромный шкаф, уходящий в небо, с выдвижными пронумерованными ящичками, в каждом из которых лежит свиток жизни каждого человека. Этот шкаф обслуживают три вида ангелов. Первый вид ангелов отвечает за получение человеком отметки перста божьего, то есть уникального идентификатора души, так сказать, ключа. Ангел второго вида знает все номера ящиков и может, зная номер, мгновенно подлететь к нужному ящику и взять свиток. Но так как свитки постоянно добавляются либо переносятся в архивный шкаф, то эти ангелы не знают, в ящике с каким номером в данный момент лежит свиток нужного человека. Для этого есть ангелы третьего вида – они постоянно переписывают заново индексные книги, лежащие перед шкафом. Листы этих книги состоят из двух колонок. В первой колонке записан цифровой ключ человеческой души, а во второй – номер ящика. Ключи в таблице всегда выстроены по возрастанию числового значения. И ангелы ищут нужный ключ следующим образом. Вначале они открывают книгу точно на середине, смотрят на медианный ключ и понимают, в какой половине книги должен находиться их искомый ключ, затем они открывают книгу на середине той половинки, где должен быть нужный ключ и так далее, пока не отыщут нужный. А иначе бы им пришлось перелистывать все страницы книги в поисках нужного ключа. То есть ангелы третьего вида производят индексацию базы. Потеря индексной книги не страшна, так как сами свитки остаются лежать в ящичках в целости и сохранности».
После чаепития Марк пошёл в Правовое управление – там в очередной раз перестал печатать принтер. Марк уже предвидел причину: «Техничка шваброй задела провода, валяющиеся на полу под столом, и контакт в разболтанном разъёме RJ-45 опять исчез. Нужно всего то передёрнуть штекер. Не хочется туда идти из-за Дарьи, тем более дедок её, начальник АХО, в последнее время начал очень приветливо здороваться, хоть и старый, но даже с другого конца коридора заметит и помашет рукой. А уж если вблизи встретит, то протянет руку и долго жмёт, каждый раз спрашивая одно и тоже: «Ну как, система работает?» Что он понимает под словом «система» не понятно и понимает ли он, вообще, что-нибудь, кроме того, что хочет добра своей внучке?»
Началось с того, что Марк заметил, как сотрудницы юридического отдела вдруг заинтересовались его знаком Зодиака, а узнав, что он «Рак», чему-то обрадовались, только Дарья вздрогнула и пристально посмотрела на него. Потом, в очередной визит, когда ему пришлось снова дёргать провода под столом Дарьи, путь к проводам преградили женские туфли. Туфли были шикарные и как бы из другого мира – внутри на стельке была красивая золотая эмблема с надписью «London» и ещё от них пахло дорогой кожей. Марк замешкался: убрать их самому или попросить Дарью, которая стояла рядом.
– Дарья, уберите туфли, мне к роутеру не подобраться.
– Что? А, туфли, – Дарья виновато улыбнулась Марку. Марку показалось, когда её голова оказалась рядом с ним, что Дарья слегка дрожит и на лбу у неё проступили мельчайшие капельки пота.
Уже выйдя из кабинета, Марк озадачился: неужели Дарья к нему неравнодушна? Марк не хотел бы объяснений, потому что придётся сказать Дарье какие-то окончательные слова, а он сам ещё болен несбывшейся надеждой. При этом он даже не мог назвать себя отвергнутым – отвергают ведь кого-то близкого, а когда ты просто пустое место для человека – как это называется? И Марка загрустил, в очередной раз задумавшись о Марьяне.
Где-то полгода назад в канцелярии появилась Марьяна. Марк, как обычно, на бегу, не здороваясь залетел тогда в канцелярию, настроил для неё рабочий стол Windows, дал пароль и побежал дальше по кабинетам. Но так как серверная комната находилась напротив канцелярии, то Марк иногда из неё видел стол Марьяны. Марьяна чаще всего была серьёзна, а её красивые брови при этом были собраны в домик, при этом она надувала свои и без того пухлые щёчки, очень забавные для её худенькой фигурки. Марк с нею никогда не разговаривал, как-то не было необходимости. Но однажды он увидел, как председатель избирательной комиссии что-то шутливо рассказывает Марьяне, а она смотрит на него снизу вверх, как восторженный ребёнок, откидывая при этом голову и смеялась таким нежным грудным смехом, что даже начальница канцелярии, недовольная внезапным нарушением трудовой атмосферы, вышла из своего кабинета проконтролировать порядок в своей епархии. После этого случая, зайдя в очередной раз в канцелярию, Марк неожиданно для себя поздоровался и даже спросил, нет ли у кого вопросов по технике, посмотрев при этом на Марьяну, которая выразила удивление своими «домиками».
– А я думала, что ты хам.
Одна из сотрудниц хихикнула и попросила Марка взять шефство над Марьяной, чтобы помочь ей с компьютерной грамотностью. Марьяне такое предложение вроде не понравилось.
– А квартира-то у шефа есть? – вдруг спросила она.
– А что, разве квартира – это главное в человеке? – попытался отшутиться Марк.
– Понятно, – скептически констатировала Марьяна, – ладно, будешь ты теперь «шеф Марковка».
Марк уже давно шёл по длинному коридору, но в голове у него всё ещё звенела ехидная дразнилка «Марковка». Как, оказывается, приятно, когда тебя панибратски обзывает симпатичная девушка. У Марка даже была иллюзия, что она прошептала эту фразу «на ушко» и он успел уловить запах её волос. Ещё Марк не понимал, почему он раньше не обращал внимание на Марьяну – ведь у неё такое необычное имя, да и сама она тоже необыкновенная.
Наступило лето – пора корпоративных выездов на природу. Выехал и Организационный департамент на арендованном теплоходе. Марк присоединился к их поездке из-за Марьяны. Он уже несколько раз пытался пригласить её в кино, но она всегда была чем-то занята. А поездка на природу – удобный случай поговорить с нею. За длинный летний день на природе все отдыхающие устали, загорели и вечером еле волочили ноги. Марк всё время старался быть возле Марьяны и это уже стали замечать коллеги Марьяны, а у неё самой опять сердито поднялись брови домиком. Но Марк уже не обращал на это внимание и вызвался проводить её до дома – Марьяна это даже поддержала. Потом стало понятно, почему. Уже возле её дома он спросил:
– Марьяна, у меня к тебе есть вопрос. Почему в тебе я всегда натыкаюсь на стену?
– Марковка, – Марьяна резко перебила Марка, чувствовалось, что у неё накипело, – я тебе серьёзно говорю: не заводи больше этот разговор, у нас с тобой всё равно ничего не получится. И не провожай меня дальше. Пока-пока.
Последние слова Марьяна сказала сердито, но всё равно её голос был для Марка родным и от этого ему стало ещё тяжелее. Он уходил от её дома, ничего ей не возразив и думал, думал: «Почему я выбрал именно её? Вот, например, Дарья, почему не она? С Дарьей был бы совсем другой разговор. Я бы говорил ей о футурологии, а она улыбалась или сопела от непонимания, но слушала. Асфальт был бы асфальтом, деревья – деревьями, а с завтрашним днём всё было ясно и понятно. А с Марьяной асфальт превращается в загадочную дорогу с чудесами за поворотом, деревья начинают махать тебе лапами и за каждым поворотом новая мечта, и даже боль от недостижимости такой мечты не хочется терять. Марьяна – «настоящая», с ней идёшь по твёрдой дороге с ясной разметкой и чёткими указателями, а не как по болоту, как с «ненастоящих» людьми, когда не понимаешь, чего они на самом деле хотят. Марку казалось, что Марьяна всегда знает, чего она хочет, она как будто видит впереди своё счастье и радуется ему заранее. «Почему я не могу быть счастливым сам, без того, чтобы кто-то не поделился своим счастьем со мной?»
На следующий день после теплоходной поездки Марк сидел за рабочим столом как больной. Странно, ничего не болит, сердце стучит, а воля парализована, трудно отвечать на чужие эмоции, хочется раствориться, исчезнуть. Вадим Германович заметил потерянность Марка и начал издалека.
– Потерпи немного, рассосётся. Ни мне тебе советовать, у самого сын другого дядю папой называет. По опыту знаю, что к сорока годам любая фемина хоть раз да скажет, что «бабы дуры», ибо даже у самой некрасивой были хорошие варианты в молодости. Но принца они выбирают не головой, а другим местом, в котором у них «бабочки летают». Да и они ли его выбирают? – типа, самки решают, от какого самца будет более жизнеспособное потомство. Херня это, видел я недавно дочурку моей первой любви – страшнее атомной войны. А ты, Марк Викторович, конечно, извини меня за прямоту, не будь бездомным котёнком, который ждёт что его возьмут в хорошие руки. Девицы, хотя и любят котиков, но мужики им нравятся дерзковатые и беспроблемные. Я, знаешь ли, разобрался в бабских хитростях, поэтому и живу один сейчас. Чтобы соответствовать той женщине, которая мне была бы интересна, мне нужно сильно себя изменить, а мне лень. Вот представь, приезжаю я домой в пятницу ночью с наших пацанских раскладок, икаю вонючим ароматом сигарет, пива и воблы, переодеваюсь, показывая пивной животик – и всё это происходит в однокомнатной квартире. И наивняк думать, что мадам будет любить меня за мой духовный мир. Не просто же так цивилизованные люди спят в раздельных спальнях с приватной ванной комнатой, но мне это не по карману. Я свои небольшие деньги и те, как ты же знаешь, трачу на фотоаппараты. Эх, нелегко вам молодым, – философски закруглил своё наставление Вадим Германович в тот тоскливый понедельник.
А сегодня заявок от пользователей было необычайно много, и Марк вернулся в сисадминскую комнату только к концу рабочего дня. Вадим Германович сидел нахохлившийся, потому что его рассказ про чудеса на сайте госуслуг никого не заинтересовал – сегодня все обсуждали непонятно откуда взявшуюся странную картину в Большом зале.
– Марк Викторович, а ты что-нибудь слышал про π-щу на потолке? В курилке сегодня болтали, что она как знамение проступила на потолке в Большом зале. Мэр даже, говорят, батюшку вызывал, чтобы окропить помещение. А теперь туда вообще никого не пускают. Чудеса в решете, то есть в мэрии.
Марк пробурчал что-то неопределённое и Вадим Германович вначале не обратил на это внимание, но потом вдруг встрепенулся.
– Да ты ж ходил в зал перед совещанием?
Марк напрягся, рассказывать Вадиму Германовичу о картине явно было нельзя, так как после этого вся курилка об этом узнает. Он опять пробурчал что-то про темноту в зале и занятость, но Вадим Германович теперь смотрел на него уже пристально и что-то заподозрил.
– Слушай, западло своих обманывать, я тебе этого не советую.
Но Марк всё равно стоял на том, что утром было темно, да и времени у него не было разглядывать потолок. Этот довод, вроде, убедил Вадима Германовича и тот отстал. Но Марку было неприятно, что он обманул Вадима Германовича, который недавно ходатайствовал об увеличении ему оклада, при этом он сказал Марку, что безотказность и стремление помочь не ценят даже пользователи, а уж начальству на эти качества вообще наплевать. Начальство ценит только тех, кто помогает ему прогнуться перед более высоким начальством.
Евгения весь день подначивало желание спросить Марка о картине, которую тот, по слухам, мог видеть, но Евгений никак не должен был выдавать свою причастность к её появлению, а всё началось со случайного знакомства с сотрудником известной PR-компании. Познакомился Евгений с менеджером «ИФА-консалтинг» Олегом на каком-то мероприятии, когда уже заканчивал учёбу в Вышке – обучение в этом заведении помог оплатить мэр посредством фандрайзинга.
Мероприятие проходило в центре Москвы в шикарном старинном особняке, бережно отреставрированном, но покурить участники выходили во внутренний двор с обшарпанными стенами соседних домов и мусорными контейнерами. Компания «курящих» разделилась на две кучки: солидные дяди и начинающие пиарщики. Евгений, хотя и не курил, подошёл к стоящему чуть поодаль молодому человеку с наивным вопросом.
– Извини, а вот тот «чел» с бородкой и есть тот самый Владимир Александрович?
– А ты из каких пенатов будешь, что Зиновьева не знаешь? Командировочный? – молодой человек посмотрел на Евгения удивлённо.
– Да нет, учусь в Вышке как стипендиат города N.
– А, муниципал. Ты угадал – это Владимир Александрович, мой шеф.
– А это правда, что он придумал «либерастов»?
– Либерасты, простилигенция – это Илья Смирнов. Ты его книгу «Либерастия» не читал, что ли? А детишки моего шефа – это «пиндосы» и «гейропа». Давай знакомится, меня Олег зовут, а тебя как?
– Очень приятно, меня зовут Евгением, сейчас у меня времени хватает только на специальную литературу и иногда, для души, читаю Пелевина, его книги для меня как симфония мыслей.
– Евгений, – оценивающе повторил Олег, – понятно, а с какими мыслями покидаешь альма-матер, Евгений?
– Хочу заняться выборными технологиями, – Евгений почувствовал, что его тестируют.
– То есть в политтехнологи метишь, а не в фигуранты?
Евгений замялся, но Олег, вроде как, и не обратил на это внимание и продолжал.
– Мы, в отличие от Вышки, работаем не с брендированием, а с обратной стороной луны – с профанацией нежелательных инвазий и глубинной аутоагрессией. Вижу – не понимаешь. Ну, вроде как настраиваем иммунную систему общества. Мы разрабатываем технологии маркировки нежелательных агентов с помощью доступных глубинному народу понятий, а потом зацикливаем агрессию народа на этих агентах. Это наша команда имплантировала в обиход такие клише агрессивного неприятия, как «либерасты», «гейропа», «пиндосы» и прочие. Агрессия здесь привязана к коду «свой-чужой». Поднимаем из глубин эволюции стайные инстинкты защиты территории: «наших бьют», «стенка на стенку» и т.п. Подключаем языческую убеждённость в заговорах. И самое удивительное, что люди верят в заговоры против них. Конспирология – это полезный вид невежества, низводящий людей до дождевых червей.Что у них общего?
1. Их много.
2. Их не жалко.
3. Про них вспоминают, когда они вылезают из своих нор.
4. Пласт их жизни могут перевернуть некие высшие силы (для дождевых червей – это тракторист или дачник :).
– А как же разработка позитивных политических брендов, технологии избирательного маркетинга, создание завлекательных образов кандидатов – разве за это уже не платят? И ещё, росжигание агрессии в обществе – разве это правильно?
– В избирательных компаниях очень сильная конкуренция, да и технологии там, в основном, американские, всем давно известные. Мы же заняли уникальную нишу с российской спецификой. А агрессия – это неотъемлемая часть ответа на маркер «свой-чужой». На Западе русских, то есть россиян, часто называют суровыми и неулыбчивыми. Что мы им отвечаем: мы искренние и улыбаемся всегда только искренне, по-настоящему. То есть, первоначальная реакция россиянина на чужого – это агрессия, а когда «чужой» становится «своим» – принятие и улыбка. Но мы должны так поставить барьеры, чтобы нежелательные инвазии никогда не стали «своими». И ещё, транслировать эти установки через телевизор сейчас малоэффективно как для поколения X, так и для поколения Y, аудитория TV постепенно сужается до пенсионеров, домохозяек и контингента закрытых заведений, где у людей просто нет выбора. Посуди сам, когда ты ищешь врача или ремонтника, ты же не веришь рекламе в телевизоре, а спрашиваешь совета у знакомых и друзей. Поэтому наш контент запускается в социальный континуум через горизонтальные связи и люди воспринимают созданное нами парадигмальное суждение как мнение народа, свободное от предвзятости, то есть как их собственное.
– А такие способы допустимы?
– Если тебя смущает негуманность социальных технологий, то, извини, тогда ты не ту сферу выбрал. Самым эффективным инструментом повелевания большими массами людей, как показала всемирная история, является ненависть. Ещё Конфуций говорил: «Если ты ненавидишь, значит, тебя победили». Обуздать народ, поэтому, можно внушением ненависти к врагам – это есть наиболее прочный фундамент для национальной идеи, главное – дать врагу имя. Впрочем, у нашей команды есть и позитивистские кампании – вот будем участвовать в подготовке персонала для Олимпийских игр. Тезисно: мы – лучшие и мы докажем «через не хочу» всему миру, что мы – самые гостеприимные, самые дружественные и самые заботливые. Но работает это, опять же, только на противопоставлении «свой – чужой».
Перерыв закончился, Евгений с Олегом обменялись контактами. Евгений пребывал в необычном для себя состоянии, как будто он постоял под струями огромного водопада и нужно прилагать усилия, чтобы тебя не унесло потоком. Всё, сказанное Олегом, не укладывалось в стандартные рамки. И, вообще, почему Олег так откровенно говорил с незнакомым человеком – может это был стёб столичного сноба над наивным провинциалом? Такая версия Евгения особенно задела – он докажет этому Олегу, что он не просто провинциал.
После учёбы в Вышке Евгений осел в аппарате Городской Думы и мэр уже пообещал ему позицию заместителя руководителя избирательного штаба. Всё-таки в мэрии Евгений был не совсем новичок, он ещё со студенчества протоптал дорожку в Департамент по молодёжной политике. Два года назад Евгений с удивлением встретил в мэрии своего «одна» Артёма. В школе они только пересекались, не соприкасаясь, потому что Артём был легендой, он смог покорить даже сердце математички, а Евгений, наоборот, хотя и имел большой круг знакомств, не имел ещё опыта близких отношений с девушками.
На первом курсе университета Евгений заметил, что засматривается на всех незнакомых девушек, провожая взглядом каждую и невольно думая: а может с ней попробовать? Причём, только исчезнет одна за поворотом, Евгений уже другую рассматривает, и она ему тоже нравится. Однажды Евгения даже напугала мысль: а не маньяк ли он?
Как-то раз на большом перерыве шёл он по университетскому коридору, привычно изучая очередную мимолётную пассию – студентка шла впереди, а из её бежевого плаща сползал пояс, который скоро уже будет совсем волочиться по полу. Евгений машинально поднял падающий пояс, коснувшись нечаянно девушки. Она удивлённо оглянулась, но увидев Евгения с поясом в руке, вовсе не испугалась «маньяка», а, наоборот, вопросительно улыбалась. И Евгений даже не стал придумывать никаких предлогов, просто сказал: «Пояс упал». Потом они говорили о чём-то и даже обменялись телефонами. Девушку звали Любовь. Через какое-то время Евгений уже посматривал на студенток просто с любопытством, каждый раз отмечая, что его Люба лучшая. Конечно, она лучшая – другие студентки даже о себе не могут позаботиться, а Люба, живя в общаге, приносит к большому перерыву два контейнера с перекусом: себе и Евгению. И он для неё самый лучший – всегда. Правда, Люба не разделяет его профессиональные интересы, а её сакраментальная фраза «я политикой не интересуюсь» вначале покоробила Евгения, но потом он догадался, что Люба использует её как своеобразный гандикап в разговоре.
Теперь, по прошествии нескольких лет, Евгения вдруг смутило наитие, что на его месте в жизни Любы мог оказаться любой другой и всё бы было точно так же. Люба – это матрица, она обязательно родит себе подобных, чтобы передать им код своей матрицы: сохранять семью, заботиться о муже, не предавать, не засматриваться на другого мужчину – жить с ней удобно, пусть так и будет.
Вскоре, после начала работы в аппарате Городской Думы Евгений предложил мэру заказать социологическое исследование, «чтобы определиться со стратегией подготовки к предстоящим выборам». Мэр согласился и Евгений позвонил Олегу уже как заказчик – и вскоре Олег прилетел в город N в командировку. С мэром он увиделся только один раз на подписании договора, мэру не приглянулся, но не корову же проигрываем, если что. Заключение сделки Евгений с Олегом отметили в ресторане как старые друзья.
– Евгений, ты знаешь о технологии геолокационной разведки месторождений? Нет? Тогда объясняю в двух словах. На поверхность земли укладывается антенна, которая посылает мощный волновой импульс вглубь породы и по откликам, которые фиксируют приёмные антенны, рассчитываются толщины пластов, их параметры и делаются выводы об объемах и глубине нахождения полезных ископаемых. Точно также можно послать информационный импульс в общество и посмотреть, как отреагируют на него разные слои контингента. Более того, к удачному резонансному отклику в дальнейшем можно прицепить свои реферальные ссылки. Понимаешь, это двойная экономия ресурсов, мы берём за одну работу деньги дважды, вначале за исследование контингента, а затем за распространение нужных целевых установок. Ты сейчас подпишешь допсоглашение, а потом я расскажу тебе подробности. Подписывай, – Олег протянул ему бумагу, где уже стояла подпись Зиновьева и печать «ИФА-консалтинг».
– Сколько, сколько? – удивился Евгений штрафу в случае нарушения конфиденциальности договора.
– И это без шуток – у нашей компании очень серьёзные связи и одними деньгами ты не отделаешься.
Евгений подписал допсоглашение, и Олег продолжил в том же доверительно-уверенном тоне:
– Мы опробуем в нашем социологическом исследовании модель дрона с краскопушкой. Наши люди в Силиконовой долине прикупили новейшую цветовую матрицу. Этот дрон позволяет, как принтер, но бесконтактно, напечатать на любой поверхности изображение, которое микроскопическое по толщине и через некоторое время само исчезает. Ты представляешь, какие это возможности? Можно на стенах домов, на отвесных скалах, может даже, на облаках создавать картины, которые потом бесследно исчезнут. И делать это будут маленькие дроны, управляемые с одного компьютера. Мы организуем появление в мэрии шок-картины, апеллирующей к подкорке глубинного народа, и затем будем фиксировать реакцию виртуальных фокус-групп – у нас есть возможность фиксировать активность любых аккаунтов в соцсетях. А если эта волна разойдётся очень широко, и мы сможем организовать нужные информационные сцепки с этим событием, то это будет такой же капитал, как миллионы подписчиков в интернете.
«Как теперь доложить мэру не об успехе, не о приготовленном для него виртуозном пиаре, а о фиаско – моём фиаско? И в чём смысл такой немыслимой метаморфозы первоначального образа, который так хвалил Олег? – Евгений хотел вздохнуть, но у него не хватало воздуха, – Задумка с фреской на потолке сразу показалась уж слишком замечательной, даже при одной мысли об этом он испытывал восторг: из-под отслоившейся штукатурки на потолке Большого зала народ увидел бы фреску с портретом усатого генералиссимуса. Даже удивительно, как мне пришла в голову такая идея – это был бы настоящий выстрел в медийное пространство. Хотя, если совсем честно, то натолкнул на эту идею старик Григорьевич».