Александр Щербаков
Моя служба на Тихоокеанском флоте
И вот он услышал, как заработали дизеля подводной лодки и из динамика раздалась долгожданная команда «Отбой боевой тревоги. Выход наверх по секторам». Спросив у членом своей небольшой команды отсека, нет ли у кого срочного желания удовлетворить урологические потребности, и получив отрицательный ответ, он пошел на мостик. Впереди ждал вид разрезающей водную гладь носовой части подводной лодки, уплывающие вдаль береговая черта родной базы. И ветерок, приятно освежающий лицо после почти часового пребывания в закрытом пространстве отсека подводной лодки.
Взял с крючка на переборке жетон с номером 2, он поднял вверх кремальеру и открыл межотсечную дверь и шагнул через высокий порог в центральный пост. Там было необычно людно. Из штурманской рубки раздавались голоса нашего командира, капитана 2 ранга и штурмана, капитана 3 ранга. Старпом, капитан-лейтенант, о чем-то говорил с командиром БЧ-4 РТС старшим лейтенантом. Непривычно сосредоточенным выглядел старший на борту, замкомбрига. И лишь командир БЧ-5, механик, капитан-лейтенант, уроженец Дагестана, не скрывал переполнявших его чувств. Он был рад, что дифферентовка прошла без сучка и задоринки, это свидетельствовало о выучке его боевой части, электромеханической. Вскоре появился командир БЧ-2, торпедист, такой же молодой лейтенант, для которого это была первая автономка. Присутствовать на этом празднике жизни профессиональных моряков ему, «профсоюзнику», как его несколько презрительно называли, не хотелось. Он поднялся по вертикальному трапу вначале в боевую рубку, потом на мостик. Там нес вахту помощник командира, старший лейтенант, в недавнем прошлом такой же, как он «профсоюзник», т.е. призванный из запаса. Потом он написал рапорт и стал кадровым офицером. Помощник помог ему подняться на небольшую площадку, которая и была мостиком подводной лодки. В лицо дунул порыв встречного ветра.
Он вспомнил, как часто во время предыдущих выходов в море часами стоял на мостике в ночные часы. В это время обычно лодка всплывала и проводила зарядку аккумуляторных батарей. Часто при волнении на море. Сигарообразный корпус субмарины был весьма валким на волнах, и спать на втором ярусе своей узкой койки без риска упасть был сложно. Вот он и коротал ночные часы на мостике, глядя, как врезается в волны нос подводной лодки, потом волна пробегает по корпусу и разбивается о рубку, обдавая всех стоящих на мостике брызгами соленой воды. Видимо, таких ночей у него за время автономки будет немало.
Механик субмарины
Посвящаю Галине Северинчик (Муковоз),
вдове командира БЧ-5 подводной лодки
Одним из самых близких моих сослуживцев на подводной лодке Б-63 был командир БЧ-5 Абдрахман Сайпулаев. Как занесло на флот этого уроженца Дагестана, мне неведомо. Он никогда об этом не рассказывал. Но вот на Дальний Восток уж его точно послало командование. Как и многие офицеры, он снимал квартиру во Владивостоке, проживая с молодой женой. Когда в их семье наметилось пополнение, они получили квартиру в малосемейке для офицерского состава недалеко от бухты Малый Улисс. Незадолго до того, как я пришел служить на эту лодку, у Сайпулаева родился сын. Он назвал его Гамзатом, в честь популярнейшего в Дагестане поэта Расула Гамзатова.
В том 1971 году на подводную лодку, которая после 15 лет эксплуатации заканчивала почти трехлетний ремонт в 179 заводе Владивостока, пришло сразу 4 молодых офицера. Я, начальник медицинской службы, приехал первым, потом добрались и остальные, два торпедиста и механик, непосредственный подчиненный Сайпулаева, лейтенант Володя Белов. Он полностью соответствовал своей фамилии – был блондин со светло-голубыми глазами, которые становились совершенно бесцветными, когда он выпивал. Был он невысокого роста, как и его командир БЧ-5 Сайпулаев. Тот тоже был коренастым, с черными волосами и с бородкой. Командир БЧ Сайпулаев и командир группы движения Белов были полной противоположностью не только внешне. Темпераментный, юркий как ртуть Абдрахман и меланхоличный Владимир. Эта медлительность подчиненного часто вызывала раздражение у Сайпулаева. Но подчиненных, как Родину и родителей, не выбирают, с ними работают, воспитывают.
Мне, как и всем прибывшим на службу офицерам, надлежало в месячный срок сдать зачет на самостоятельное управление службой или боевой частью. Надо было очень много знать и обо всем рассказать членам комиссии. И устройство подводной лодки, и всякие наставления по борьбе за живучесть, и уставы, и еще много всяких разных руководящих приказов и наставлений. И это помимо знаний, связанных с оказанием медицинской помощи. Но последнее касалось только меня. Для всех других офицеров, которые 5 лет учились в стенах военных училищ, все это было знакомо. А вот для меня, выпускника гражданского медицинского института, это была тайна за семью печатями. И её надо было узнать.
Ну, кто, как не командир электро-механической боевой части, мог лучше всех рассказать устройство подводной лодки? Недаром у него на кителе есть значок в виде маленькой подводной лодки со звездой. Это знак того, что он имеет право командовать подводной лодкой и знает, как это делать. Но я боялся к Сайпулаеву подойти. И не потому, что он мне отказал в чем-то. Наоборот, он сразу понравился своей доброжелательностью и улыбчивостью. Просто он был самый занятый в нашем экипаже человек. То он шел куда-то вместе со строителем (так называют инженера, которые отвечает за ремонт объекта, т.е. нашей лодки), то с военпредом, то отвечал на вопросы каких-то рабочих или инженеров, то подсказывал матросам и старшинам, как лучше сделать то или другое. И всем он был нужен в каждую минуту. И я решил, что буду иногда, когда он делал обход подводной лодки, ходить за ним следом и мотать на ус. Так и начал делать. Кое-что узнавал из разговоров Сайпулаева с людьми, кое-что он мне мимоходом пояснял, что-то показывал. Ведь все многочисленные трубопроводы на дизельных лодках видны, они в большинстве своем проходят через все отсеки лодки. Ну а дизель от электромотора я мог отличить и сам.
Со временем Абдрахман привык к моему присутствию за спиной, и даже звал с собой, когда считал, что я узнаю что-то новое по устройству подводной лодки. А когда нашу лодку поставили в плавучий док и стали снимать наружную обшивку, чтобы часть заменить новыми листами, я смог увидеть и то, что обычно скрыто за обшивкой легкого корпуса субмарины. И по-прежнему гидом для меня был Сайпулаев. Я первый сдал на самостоятельное управление службой среди всех пришедших в это лето в 4-ю бригаду подводных лодок, и во многом благодаря помощи моего старшего товарища Абдрахмана Сайпулаева.
Получив в первый раз денежное довольствие, все молодые офицеры должны были «прописаться» в экипаже. Т.е. повести всех офицеров в ресторан «Зеркальный» недалеко от нашей береговой базы, на площади Луговой во Владивостоке. Нас было четверо, поэтому вся эта процедура растянулась на 4 месяца. Не все офицеры могли пойти в ресторан, по-моему, лишь один раз ходил на «прописку» командир лодки Сергиенко В.К. Но Сайпулаев ходил на все. В то время денежное довольствие на флоте выдавали 14 числа, и лишь подводникам на день раньше – 13. Поэтому в этот вечер в ресторанах Владивостока «гудели» только подводники. У остальных флотских денег на ресторан не было. И это было хорошо, всегда можно было заказать столики для всех своих офицеров. Обычно в ресторанах рядом сидели гражданские моряки, пришедшие с морей с толстыми пачками денег, и швыряли ими направо и налево. Это очень не нравилось Сайпулаеву, и почти каждый раз все заканчивалось дракой. Ему, горячему представителю Дагестана, где все виды борьбы известны и популярны, ничего не стоило спустить гражданского моряка со второго этажа ресторана «Зеркальный», где был зал.
Однажды Абдрахман пригласил нас с Володей Беловым на день рождения своего сына, которому исполнился 1 годик. Забавный черноволосый и черноглазый малыш, красивая, восточного типа жена, которая приготовила сказочное угощение. В основном были традиционные блюда дагестанской кухни, очень неожиданные и удивительно вкусные. Я, как уже имеющий опыт отец, взял на руки Гамзатика, как его звал Абдрахман, и посюсюкал, сделал козу, как обычно делается в русских семьях. Видимо, в Дагестане так не принято, поэтому и ребенку, и его родителям это очень понравилось. Вечер прошел замечательно, и наши отношения с Сайпулаевым стали еще ближе.
Подводная лодка закончила ремонт, начались заводские испытания. Наш очень молодой и некрепко сколоченный экипаж, где большинство молодых матросов и старшин не выходили в море, вызывал беспокойство и у командира, и у Сайпулаева. Ведь от того, как будут действовать его подчиненные, зависит, сможет ли субмарина отойти от пирса, отдифферентоваться, дать надводный ход под дизелями и подводный ход под электромоторами. Погрузиться и всплыть, наконец. Чувствовалось его волнение. Я ощущал это по его командам, когда он проводил «подготовку корабля к бою и походу» вместо традиционного утреннего «проворачивания оружия и технических средств». Голос звучал как-то громче и четче обычного. Я, как командир второго отсека, стоял у динамика общекорабельной связи и, получая команду из центрального поста, повторял её подчиненным в отсеке. А по выполнению приказа докладывал в центральный. Но тревоги Сайпулаева были напрасны. Несколько пришедших с других подводных лодок опытных старшин на должности трюмных, дизелистов и электриков помогли ему сделать из вчерашних салаг более-менее умелых матросов.
Сайпулаев был знающий и требовательный офицер. Как коммунисту, ему поручили проведение политзанятий среди личного состава. И он очень умело это делал. Мне наш замполит рекомендовал поучиться у Абдрахмана, когда и меня назначили пропагандистом. Но вот его непосредственный подчиненный Володя Белов доставлял ему больше хлопот, чем все подчиненные БЧ-5, вместе взятые. Бывают такие неудачливые люди. Не буду перечислять все, что за первый год службы случилось с моим сослуживцем Беловым, мы с ним были более близки, чем с другими офицерами. Видимо, нас сближал Абдрахман, который часто просил меня оказать ему помощь в перевоспитании своего командира группы движения. Общими усилиями нам это удалось. Белов стал более собранным и ответственным, к нему стало меньше замечаний и от командира лодки, и от Сайпулаева. Взрослел офицер.
В эту пору среди механиков подводных лодок было популярно стихотворение, написанное курсантами училища подводного плавания в городе Пушкине под Ленинградом. Там писалось о тяжелой доле командиров БЧ-5. Я уже не помню много слов из этого стихотворения, лишь самое начало и конец. Начиналось оно так: «В древней солнечной Элладе, а точней в Афинограде, на заре античных лет жил мудила Архимед. Как-то раз он поднабрался, еле до дому добрался. И в бассейн тут наш мудрец, освежиться что б, полез. Смотрит он в хмельном бреду философски на елду. На земле она свисает, а в воде наверх всплывает. С криком «Эврика» вскочил и такой закон открыл: «На погруженное тело, как оно бы не хотело, давит сила по подъему, равная его объему». Сей закон довел людей до подводных кораблей».
Стихотворение длинное, там упоминаются и Джевецкий, и Якоби, и другие создатели «потаенного» судна. И все не очень добрыми словами. В заключение несколько последних строк из него: «Только лег поспать тут малость, так и есть, опять сломалось. То пожарчик, то вода, то другая ерунда. И куда не оглянись, хоть убейся, хоть топись! А виновник этих бед был мудила Архимед». Мне трудно было судить о художественной ценности этого стихотворения, но что у механиков на подводной лодке нелегкая доля, я полностью согласен. Недаром командир БЧ-5, как и старпом, имел звание лишь на 1 ступень меньше командира подводной лодки, в то время как другие офицеры на 2-3 ступени.
Мы, офицеры из других боевых частей и служб, должны знать устройство подводной лодки в общих чертах, и чуть лучше свой отсек. Командир БЧ-5 должен знать на лодке все! Где и как проходят разные трубопроводы, где есть клапана, вентили, рычаги и другие устройства, как они устроены, как можно их отремонтировать в случае поломки. И не только знать, но и донести эти знания до каждого своего подчиненного, отработать у них до автоматизма все действия, как в штатных ситуациях, так и в аварийных. Авария на субмарине может развиваться стремительно, и минутное промедление может привести к трагедии. И главное – довести до каждого матроса, что мелочей на подводной лодке не бывает, каждое неправильное действие чревато серьезными последствиями. На моей памяти было два таких случая, когда молодые матросы не выполняли команды старшего или проявляли ненужную самостоятельность.
Первый случай произошел в первый год моей службы, во время ходовых испытаний. Чтобы вечером не идти в базу, а на утро опять выходить в море, лодка вставала на якорь в проливе Босфор Восточный, который отделяет остров Русский от материка. Утром проводилось «проворачивание оружия и технических средств». Я, как обычно, находился у динамика общекорабельной связи. И вдруг после одной из команд услышал испуганный голос Сайпулаева, который даже выматерился, что на него было не похоже. Когда все закончилось, и я вышел в соседний, третий отсек, где находится центральный пост, то увидел Сайпулаева, на котором лица не было. На мой вопрос, что случилось, он ответил, что чуть мы не пошли на корм рыбам. Оказалось, что молодой матрос, который по штатному расписанию находится в трюме третьего отсека и отвечает за несколько механизмов, отрапортовал, что открыл клапан вентиляции цистерны быстрого погружения, а на самом деле этого не сделал. А Сайпулаев дал в эту цистерну сжатый воздух. И не низкого давления, а высокого, 200 атмосфер, как положено. Хорошо, что сработал аварийный клапан, и давление ушло в атмосферу. Лодка после ремонта, и клапан не закис. А так подводная лодка могла быть разорвана на две части и пошла бы ко дну.
Второй случай не мог в обычных условиях привести к трагедии, но во время войны или аварийной ситуации запросто. Молодой матрос, штурманский электрик, впервые нес вахту в боевой рубке. Ему за шиворот капала вода из-под верхне-рубочного люка. Он взял что-то тяжелое и затянул потуже кремальеру люка. Капать перестало. Но потом, когда лодка всплыла, и на люк снаружи перестало действовать давление воды, командир открыть люк не сумел. Пришлось погружаться на глубину, отдавать кремальеру и снова всплывать. А если бы в лодке заканчивался запас кислорода для дыхания или сжатого воздуха для продувания цистерн? Можно только догадываться, что бы произошло. И вот за всех своих многочисленных подчиненных нес ответственность командир электро-механической боевой части, т.е. Абдрахман Сайпулаев.
Мы были очень рады, когда Сайпулаеву в положенный срок присвоили очередное звание капитана 3 ранга. Как обычно, отметили это событие в «Зеркальном». На этот раз Абдрахман обошелся без драки. Все же он стал уже старшим офицером, «кап-три». Остепенился. Но только на людях, среди подчиненных. А так он оставался простым мужиком из дагестанского аула, очень доброжелательным ко всем. Умелым командиром БЧ-5, механиком, которые провел нашу субмарину через все трудности плаваний, в том числе и во время несения боевой службы, так называемой «автономки».
P.S. Через много лет после увольнения в запас я услышал знакомую фамилию Сайпулаева из уст одного гражданского моряка, выпускника Дальневосточного инженерного мореходного училища. Случилось это при следующих обстоятельствах. Мои друзья пригласили меня покататься на яхте, которая принадлежала как раз этому учебному заведению. Небольшая яхта «Командор Беринг». У трапа нас ждал крепкий мужчина примерно моих лет в форменной куртке моряка с множеством лычек на погонах. Оказался, что это проректор училища прибыл проводить нас в плавание и дать напутствия экипажу яхты. В разговоре я упомянул, что три года плавал на подводной лодке. И когда сказал номер её, проректор заулыбался. Оказалось, он за год до меня проходил на лодке практику, будучи курсантом училища, и Сайпулаев был его наставником. Мы очень тепло вспомнили этого горячего дагестанца, военного моряка, подводника. Как тесен мир, и в нем бывают самые неожиданные встречи. Жаль, что ни с самим Абдрахманом, ни с его сыном Гамзатом случай меня так и не свел. Сороковая годовщина КТОФ
21 мая 1972 года исполнилось 40 лет Краснознаменному Тихоокеанскому флоту. Как-то странно получается с этим праздником. Как будто и не было русских моряков в XIX веке и в начале ХХ, не было крейсера «Варяг» и Цусимского сражения. И лишь с 1932 года начался отчет этого славного флотского соединения. Но не будем вдаваться в эти игры политических деятелей в нашей стране того периода.
Я хочу рассказать всего об одном дне – 21 мая 1972 года, о дне 40-й годовщины флота. Этот день мне запомнился особо. Почему – вы узнаете из дальнейшего повествования. За несколько дней до этой даты наш экипаж предупредили, что мы намечены для показа жителям города Владивостока на 40-летнюю годовщину КТОФ. Это было впервые, до этого жители и гости города никогда не ступали на палубу подводной лодки. Почему именно нашу лодку выбрали для показа, не было секретом. Просто она недавно вошла в строй действующих после капитального ремонта и многие внутренние помещения выглядели очень неплохо. Все было покрашено и надраено. Но все же нам выделили время для подготовки к приему гостей и необходимые ресурсы – краску, кисти и т.п.
Началась работа всего личного состава. Командир с офицерами продумали, что можно будет показать рядовым гражданам. Это уже позднее ставили на постаменты настоящие подводные лодки периода Второй мировой войны, как С-56 во Владивостоке. А в то время это было внове и ожидалось столпотворение людей. Так что всё надо было очень четко распланировать, предусмотреть маршрут посещения и поставить в особо трудных местах или узостях личный состав, чтобы помогать гостям не удариться головой или другими частями тела в узких коридорах , дверях и рубках субмарины. Я предложил развернуть в кают-компании операционную, чтобы народ знал, как оказывается медицинская помощь в походе. Командир поддержал мою инициативу. Было так же предложено показать легководолазное снаряжение у открытого торпедного аппарата в носовом отсеке, чтобы люди могли узнать, как осуществляется выход из затонувшей подводной лодки.
Продумали и маршрут. По трапу люди должны зайти на надстройку палубы и, держась за лееры, пройти в корму лодки. Там через аварийный люк по вертикальному трапу спуститься в седьмой отсек. И потом идти к носу через шестой (электромеханический), пятый (дизельный), четвертый, третий (центральный пост – ГКП) и второй отсеки пройти в первый и осмотрев его, подняться наверх через торпедопогрузочный люк первого отсека. Все было утверждено командиром, распределен личный состав, кто за что отвечает.
А матросы и старшины в это время наводили марафет во всех отсеках подводной лодки. Драили, убирали ненужное, подкрашивали и т.д. Делать нам это было сподручно, так как лодка находилась в готовности № 2, и экипаж в казарму не ходил ночевать. Вот и приходилось весь день быть на лодке, за небольшим исключение для офицерского состава. Я водил заболевших матросов на консультацию во флотский госпиталь, кое-кто по делам в штаб или другие подразделения. Но покидать пределы береговой базы в ночное время мы не могли.
Наконец ближе к вечеру 20 мая мы запустили дизеля, и лодка в надводном положении двинулась из бухты Малый Улисс, где была наша береговая база, в центр города, в бухту Золотой Рог. Там у 33 причала, недалеко от здания штаба флота, должны быть отшвартованы все корабли, которые флотское начальство собиралось показать жителям и гостям Владивостока. Сам переход занял не так много времени. Мы подошли к 33 причалу и отшвартовались левым бортом. Все надводные корабли были пришвартованы кормой к причалу. Кстати, так швартуются только наши моряки. Считается, что при этом можно быстрее выйти в море в случае необходимости. Вообще швартовка не такое просто дело, но некоторые наши командиры проявляли лихость, особенно когда швартовались в зарубежных портах. Представляете, задним ходом на приличной скорости к причалу приближается огромный корабль. Все присутствующие на пирсе чуть ли не разбегаются. И вдруг перед самой причальной стенкой корабль дает полный вперед, за кормой появляется огромный бурун воды и корабль останавливается как вкопанный. Это всегда вызывало аплодисменты присутствующих на причале.
Итак, мы у причальной стенки. Рядом стоят артиллерийский крейсер «Суворов», ракетный крейсер «Варяг» (флагман флота), эсминец, сторожевой корабль, тральщик, ракетный и торпедный катера. Корабли всех классов надводных кораблей, которые в те годы существовали в Тихоокеанском флоте. Ну разве еще десантные суда не были представлены жителям города. И впервые стояла дизельная торпедная лодка 611 проекта, наша Б-63. При вечернем обходе отсеков подводной лодки ощущалась необычное оживление, только и говорили о завтрашнем мероприятии. Вечерний чай и отбой успокоил экипаж субмарины. Но бодрствовала вахта, которую через 4 часа сменила очередная. Стоял и часовой у трапа на лодку, хотя весь 33 причал был отгорожен от остальной набережной железным забором. И вход был только через КПП.
Утром было как всегда вовремя выходов в море. Подъем не стоящих вахты офицеров и матросов, завтрак, после которого началась подготовка к встрече гостей. В 8 часов на всех кораблях был подъем военно-морского флага, а через час открылись ворота КПП, и толпа людей хлынула к военным кораблям. Как всегда, впереди были мальчишки, которым не терпелось побывать на борту настоящего боевого корабля. Но если на надводные корабли можно было заходить сразу по двое-трое, то к нам на лодку строго по одному и так же по одному спускаться по трапу вниз подводной лодки. А это не так просто для неподготовленного человека. Поэтому около нашего трапа собралась очередь, которая не иссякала в течение всего дня.
Я во время начала экскурсии владивостокцев по лодке находился в кают-компании, где мы с моим санинструктором накрыли стол белой простыней, разложили операционные инструменты, шприцы, упаковки с лекарствами. Оба в белых халатах, мы отвечали на вопросы интересующихся, что и как должны будем делать, если потребуется оказать медицинскую помощь. Над столом горели бестеневые лампы, все, как в настоящей операционной. Поток посетителей не ослабевал. Я уже устал отвечать на одни и те же вопросы. Снял халат и, поручив санинструктору Николаю Зотову отвечать на вопросы, я прошел по лодке, то и дело натыкаясь на людей, удивляющихся маленьким габаритам коридоров и всех помещений подводной лодки, обилием маховиков и рычагов, огромным торпедам, лежащим на стеллажах, узости торпедного аппарата, через который должны пролезать моряки при аварии на лодке. Люди толпились у перископа, желая посмотреть через него на родной город и бухту Золотой Рог.
Сейчас в своем рассказе я коснусь темы, которая пуритански воспитанных людей может покоробить, но как говорится, «из песни слов не выкинешь». Дело в том, что матросы, которые помогали спуститься гражданам вниз подводной лодки и подняться наверх, имели возможность заглядывать под юбки женщинам, тем более что тогда женские брюки были большой редкостью. И моряки старались почаще меняться у трапа, чтобы другие тоже могли насладиться зрелищем женщин в неглиже, если это так можно назвать.
В отличие от надводных кораблей мы не имели возможности покормить экипаж нормальным обедом, поэтому выдали сухой паек, с обещанием компенсировать на праздничном ужине. Наскоро перекусив и выпив 200 грамм компота из банки, я решил совершить экскурсию по надводным кораблям. Как офицера в форме, меня везде пропускали без очереди, и я часа за три сумел обойти все стоящие у причала корабли. Вернее, не все, а лишь надстройки, в трюма я не спускался. Зато побывал во всех боевых рубках, основных помещениях боевых служб и постов, в башне главного калибра крейсера «Суворов». Смотреть с мостика крейсера на сам корабль и другие, стоящие где далеко внизу меньшие по водоизмещению корабли, было интересно. До этого я никогда не бывал на надводных кораблях, поэтому эта экскурсия для меня была чрезвычайно полезной и поучительной.
Поток посетителей к вечеру уменьшился, даже у нас на лодке их стало меньше, но до 18 часов, когда был прекращен осмотр кораблей и за последним посетителем закрылись ворота КППП, люди шли и шли. Это была приличная нагрузка на личный состав лодки, которому приходилось все рассказывать и показывать, а то и не пускать особо ретивых в помещения, вход куда им был запрещен. Поэтому в конце этого дня все облегченно вздохнули. На ужин весь личный состав, а не только офицеры, получили по 80 грамм сухого вина. Для нормального человека это не вызывает опьянения, но при вечернем обходе я заметил признаки опьянения у некоторых старших и старослужащих. Видимо, они выпили не только свои 80 грамм вина, но и вино молодых матросов-первогодков, так называемых салаг.
В офицерской кают-компании, где были убрано все медицинское имущество по своим штатным местам, на ужине было оживленно. Все вспоминали перипетии сегодняшнего дня, забавные случаи. То кто-то не мог поднять ногу, чтобы пролезть через межотсечные двери, то кто-то просил посидеть в туалете, якобы приспичило, в кто-то пытался подняться по трапу в боевую рубку и на мостик, хотя это не было предусмотрено маршрутом. Так что было о чем вспомнить и посмеяться. После ужина командир разрешил сход офицерам на берег и наши семейные офицеры этим воспользовались. А мне добираться до общежития не хотелось, и я остался ночевать на лодке, чтобы с утра приступить к своим обязанностям начальника медицинской службы подводной лодки.
