Народное творчество
Заветные русские сказки
Вот пришли к царской кладовой. Сенька Малый стал посылать дядю:
– Ты полезай наперед, а я за тобою!
Дядя полез – и прямо в чая угодил; как закричит благим матом:
– Ох, смерть моя! В смолу попал.
Сенька думал было его вытащить, возился с ним, возился, нет – ничего не поделаешь! «Пожалуй, – думает, – по нем и меня дознаются!» Взял отвернул ему голову и понес к тетке: так и так, сказывает ей, пропал дядя ни за грош!
Наутро доложили царю: который-де вор казну воровал – нынче в смолу попал, только головы нету. Царь приказал заложить тройку лошадей с колокольчиком и везти мертвое тело по всем селам, по всем городам: не найдутся ли сродники? Коли станет кто по нем плакать, сейчас того хватать да в кандалы ковать.
– Тетушка, – спрашивает Сенька, – хочешь поплакать по своем муже?
– Как же не хотеть, родимый? Все-таки муж был!
– Слушай же: возьми новый кувшин, налей молока и ступай навстречу; как увидишь, что везут твоего покойника, спотыкнись нарочно, разбей кувшин и плачь себе вволю.
Тетка взяла новый кувшин, налила молоком и пошла навстречу.
Вот везут мертвое тело, и как только поравнялись с нею – она вдруг будто споткнулась, разбила кувшин, разлила молоко и начала громко плакать да причитывать:
– Свет ты мой! Как мне жить без тебя?
Сейчас набежали со всех сторон солдаты, окружили бабу и стали допрашивать:
– Говори, старая, о чем голосишь? Не признала ли покойника? Что он – муж тебе, брат али сват?
– Батюшки мои ро́дные! Как же не плакать мне? Сами видите, какая беда надо мною стряслась: разбила кувшин с молоком! – И опять принялась выть.
– Экая дура, нашла о чем плакать! – говорят солдаты и поехали дальше.
На другой день докладывают царю: где-где ни возили покойника, никто не сказался из сродников, никто но нем не поплакал; только и слез видели, что одна старуха кувшин разбила да над черепьём голосила.
– Что ж вы ее не хватали? – говорит царь. – Кто другой, а уж она наверно знает про вора! – И опять-таки приказал возить мертвое тело по всем селам, по всем городам.
– Тетушка, – говорит Сенька Малый, – хочешь похоронить дядю?
– Как же не хотеть, родимый? Все-таки муж был!
Сенька запряг лошадь в телегу, приехал в ту саму деревню, где с мертвым телом ночевать пристали, и просится на постоялый двор.
– Куда тебе? – сказывает хозяин. – Вишь, сколько народу наехало.
– Пусти, добрый человек! Ведро вина куплю.
Услыхали солдаты.
– Пусти! – говорят.
Сенька купил ведро вина и напоил всех допьяна; крепко заснули и хозяин и сторожа, а Сенька Малый отпер ворота и увез покойника.
Поутру проснулись солдаты, собираются ехать и сами не знают: как быть, что делать? Воротились к царю; доложили, что мертвое тело ночью выкрадено, а кем и как – неведомо. Царь созвал совет и опять спрашивает: нельзя ли как умудриться – изловить вора? Совет и придумал поставить на таком-то лугу целую бочку вина, при ней кучу денег рассыпать, а в стороне часового спрятать; известное дело: вор не утерпит, придет воровать, напьется пьян – тут его и хватай! Сказано – сделано.
Сенька Малый выбрал темную ночь и пошел воровать; приходит на луг, стал было деньги огребать, да почуял, что вином пахнет: «Дай винца попробую!» Попробовал – славное вино, сроду такого не пивал! «Ну-ка еще!» Пил, пил и напился пьян как стелька; и с места не сошел: где воровал, тут и уснул.
А часовой давно его заприметил: «Ага, – думает, – попался, любезный! Теперь полно по свету гулять; насидишься в сибирке!» Подошел к Сеньке Малому и обрезал ему половину бороды: коли и уйдет, так было́ б признать по чем. «Пойду теперь – доложу по начальству».
Пока добрался часовой до начальства, уж светать стало; Сенька проснулся, опохмелился, хвать рукой за бороду – половины как не бывало. Что делать? Думал, думал и надумался; пошел на большую дорогу и давай всякого встречного-поперечного таскать за бороду: кого ни ухватит – так половина бороды и прочь! Как тут вора узнать? Выпутался Сенька из беды, отрастил снова бороду и стал себе жить-поживать, в чужое добро лапы запускать; и долго бы жил, да вот недавно повесили.
Вороватый мужик
Жила-была старуха, у ней было два сына: один-то помер, а другой в дальню сторону уехал. Дня три спустя как уехал сын, приходит к ней солдат и просится:
– Бабушка, пусти ночевать.
– Иди, родимый! Да ты откудова?
– Я, бабушка, Никонец, с того свету выходец.
– Ах, золотой мой! У меня сыночек помер; не видал ли ты его?
– Как же, видел; мы с ним в одной горнице жили.
– Что ты!
– Он, бабушка, на том свете журавлей пасет.
– Ах, родненький, чай, он с ними замаялся?
– Еще как замаялся! Ведь журавли-то, бабушка, всё по шиповнику бродят.
– Чай, он обносился?
– Еще как обносился-то, совсем в лохмотьях.
– Есть у меня, родимый, аршин сорок холста да рублей с десяток денег; отнеси к сынку.
– Изволь, бабушка!
Долго ли, коротко ли, приезжает сын.
– Здравствуй, матушка!
– А ко мне без тебя приходил Никонец, с того света выходец, про покойного сынка сказывал; они вместе в одной горнице жили; я услала с ним туда холстик да десять рублев денег.
– Коли так, – говорит сын, – прощай, матушка! Я поеду по вольному свету; когда найду дураковатей тебя – буду тебя и кормить и поить, а не найду – со двора спихну!
Повернулся и пошел в путь-дорогу.
Приходит в господску деревню, остановился возле барского двора, а на дворе ходит свипья с поросятами; вот мужик стал на колени и кланяется свинье в землю. Увидала то из окна барыня и говорит девке:
– Ступай спроси, чего мужик кланяется?
Спрашивает девка:
– Мужичок, чего ты на коленях стоишь да свинье поклоны бьешь?
– Матушка! Долож барыньке, что свинья-то ваша пестра, моей жене сестра, а у меня сын завтра женится, так на свадьбу прошу. Не отпустит ли свинью в свахи, а поросят в поезд?
Барыня, как выслушала эти речи, и говорит девке:
– Какой дурак! Просит свинью на свадьбу, да еще с поросятами. Ну что ж! Пусть с него люди посмеются. Наряди поскорей свинью в мою шубу да вели запрячь в повозку пару лошадей, пусть не пешком идет на свадьбу.
Запрягли повозку, посадили в нее наряженну свинью с поросятами и отдали мужику; он сел и поехал назад.
Вот воротился домой барин, а был он в то время на охоте. Барыня его встречает, сама со смеху помирает:
– Ах, душенька! Не было тебя, не с кем было посмеяться. Был здесь мужичок, кланялся нашей свинье: ваша свинья, говорит, пестра – моей жене сестра, и просил ее к своему сыну в свахи, а поросят в поезжане.
– Я знаю, – говорит барин, – ты ее отдала.
– Отпустила, душенька! Нарядила в свою шубу и дала повозку с парою лошадей.
– Да откуда мужик-то?
– Не знаю, голубчик!
– Это, выходит, не мужик – дурак, а ты – дура!
Рассердился барин, что жену обманули, выбежал из хором, сел на виноходца и поскакал в погоню.
Слышит мужик, что барин его нагоняет, завел лошадей с повозкою в густой лес, а сам снял с головы шляпу, опрокинул наземь и сел возле.
– Эй ты, борода! – закричал барин. – Не видал ли не проехал ли здесь мужик на паре лошадей? Еще у него свинья с поросятами в повозке.
– Как не видать! Уж он давно проехал.
– В какую сторону? Как бы мне его догнать!
– Догнать – не устать, да повёрток много; того и смотри, заплутаешься. Тебе, чай, дороги неведомы?
– Поезжай, братец, ты, поймай мне этого мужика!
– Нет, барин, мне никак нельзя! У меня под шляпою сокол сидит.
– Ничего, я постерегу твоего сокола.
– Смотри, еще выпустишь! Птица дорогая! Меня хозяин тогда со свету сживет.
– А что она стои́т?
– Да рублев триста будет.
– Ну коли упущу, так заплачу.
– Нет, барин, хоть теперь ты сулишь, а что после будет – не ведаю.
– Экой невера! Ну вот тебе триста рублев про всякий случай.
Мужик взял деньги, сел на виноходца и поскакал в лес, а барин остался пустую шляпу караулить.
Долго ждал барин; уж и солнышко закатывается, а мужика нет как нет! «Постой, посмотрю: есть ли под шляпою сокол? Коли есть, так приедет; а коли нет, так и ждать нечего!» Поднял шляпу, а сокола и не бывало! «Экой мерзавец! Ведь, наверно, это был тот самый мужик, что барыню обманул!» Плюнул с досады барин и поплелся к жене; а мужик уж давно дома.
– Ну, матушка, – говорит старухе, – живи у меня; есть на свете и тебя дурашливее. Вот ни за что ни про́ что дали тройку лошадей с повозкою, триста рублев денег да свинью с поросятами.
Солдатская загадка
Шли солдаты прохожие, остановились у старушки на отдых. Попросили они попить да поесть, а старуха отзывается:
– Детоньки, чем же я вас буду потчевать? У меня ничего нету.
А у ней в печи был вареный петух – в горшке, под сковородой. Солдаты это дело смекнули; один – вороватый был! – вышел на двор, раздергал воз со снопами, воротился в избу и говорит:
– Бабушка, а бабушка! Посмотри-ка, скот-ат у тебя хлеб ест.
Старуха на двор, а солдаты тем времечком заглянули в печь, вынули из горшка петуха, наместо его положили туда ошмёток, а петуха в суму спрятали. Пришла старуха:
– Детоньки, миленьки! Не вы ли скота-то пустили? Почто же, детоньки, пакостите? Не надо, миленьки!
Солдаты помолчали-помолчали да опять попросили:
– Дай же, бабушка, поесть нам!
– Возьмите, детоньки, кваску да хлебца; будет с вас!
И вздумала старуха похвалиться, что провела их, и заганула им загадку:
– А что, детоньки, вы люди-то бывалые, всего видали; скажите-ка мне: ныне в Пенском, Черепенском, под Сковородным, здравствует ли Курухан Куруханович?
– Нет, бабушка!
– А кто же, детоньки, вместо его?
– Да Липан Липанович.
– А где же Курухан Куруханович?
– Да в Сумин-город переведен, бабушка.
После того ушли солдаты. Приезжает сын с поля, просит есть у старухи, а она ему:
– Поди-ка, сынок! Были у меня солдаты да просили закусить, а я им, дитятко, заганула загадочку про петуха, что у меня в печи; они не сумели отгадать-то.
– Да какую ты, матушка, заганула им загадку?
– А вот какую: в Пенском, Черепенском, под Сковородным, здравствует ли Курухан Куруханович? Они не отганули. «Нет – бают – бабушка!» – «Где же он, родимые?» – «Да в Сумин-город переведен». А того и не знают... что у меня в горшке-то есть!
Заглянула в печь, ан петух-то улетел; только лапоть вытащила.
– Ахти, дитятко, обманули меня, проклятые!
– То-то, матушка! Солдата не проведешь, он – человек бывалый.
Иванушка-дурачок
Был-жил старик со старухою; у них было три сына: двое – умные, третий – Иванушка-дурачок. Умные-то овец в поле пасли, а дурак ничего не делал, все на печке сидел да мух ловил.
В одно время наварила старуха аржаных клецок и говорит дураку:
– На-ка, снеси эти клецки братьям: пусть поедят.
Налила полный горшок и дала ему в руки; побрел он к братьям. День был солнечный; только вышел Иванушка за околицу, увидал свою тень сбоку и думает: «Что это за человек со мной рядом идет, ни на шаг не отстает? Верно, клецок захотел?»
И начал oн бросать на свою тень клецки, так все до единой и повыкидал; смотрит, а тень все сбоку идет.
– Эка ненасытная утроба! – сказал дурачок с сердцем и пустил в нее горшком – разлетелись черепки в разные стороны.
Вот приходит с пустыми руками к братьям; те его спрашивают:
– Ты, дурак, зачем?
– Вам обед принес.
– Где же обед? Давай живее.
– Да, вишь, братцы, привязался ко мне дорогою незнамо какой человек, да все и поел!
– Какой такой человек?
– Вот он! И теперь рядом стоит!
Братья ну его ругать, бить, колотить; отколотили и заставили овец пасти, а сами ушли на деревню обедать.
Принялся дурачок пасти: видит, что овцы разбрелись но полю, давай их ловить да глаза выдирать; всех переловил, всем глаза выдолбил, собрал стадо в одну кучу и сидит себе радехонек, словно дело сделал.
Братья пообедали, воротились в поле.
– Что ты, дурак, натворил? Отчего стадо слепое?
– Да пошто им глаза-то? Как ушли вы, братцы, овцы-то врозь рассыпались; я и придумал: стал их ловить, в кучу сбирать, глаза выдирать; во как умаялся!
– Постой, еще не так умаешься! – говорят братья и давай угощать его кулаками; порядком-таки досталось дураку на орехи!
Ни много, ни мало прошло времени; послали старики Иванушку-дурачка в город к празднику по хозяйству закупать. Всего закупил Иванушка: и стол купил, и ложек, и чашек, и соли; целый воз навалил всякой всячины.
Едет домой, а лошаденка была такая, знать, неуда́лая, везет – не везет! «А что, – думает себе Иванушка, – ведь у лошади четыре ноги, и у стола тож четыре; так стол-от и сам добежит». Взял стол и выставил на дорогу.
Едет, едет, близко ли, далеко ли, а вороны так и вьются над ним да все каркают. «Знать, сестрицам поесть-покушать охота, что так раскричались!» – подумал дурачок; выставил блюда с ествами наземь и начал потчевать:
– Сестрицы-голубушки, кушайте на здоровье!
А сам все вперед да вперед подвигается.
Едет Иванушка перелеском; по дороге всё пни обгорелые. «Эх, – думает, – ребята-то без шапок; ведь озябнут, сердечные!» Взял понадевал на них горшки да корчаги. Вот доехал Иванушка до реки, давай лошадь поить, а она не пьет. «Знать, без соли не хочет!» – и ну солить воду. Высыпал полон мешок соли, лошадь все не пьет.
– Что ж ты не пьешь, волчье мясо! Разве задаром я мешок соли высыпал?
Хватил ее поленом, да прямо в голову, и убил наповал.
Остался у Иванушки один кошель с ложками, да и тот на себе понес. Идет; ложки назади так и брякают: бряк, бряк, бряк! А он думает, что ложки-то говорят: «Иванушка-дурак» – бросил их и ну топтать да приговаривать:
– Вот вам Иванушка-дурак! Вот вам Иванушка-дурак! Еще вздумали дразнить, негодные!
Воротился домой и говорит братьям:
– Все искупил, братики!
– Спасибо, дурак, да где ж у тебя закупки-то?
– А стол-от бежит, да, знать, отстал, из блюд сестрицы кушают, горшки да корчаги ребятам в лесу на головы понадевал, солью-то поиво лошади посолил, а ложки дразнятся – так я их на дороге покинул.
– Ступай, дурак, поскорее, собери все, что разбросал по дороге.
Иванушка пошел в лес, снял с обгорелых пней корчаги, повышибал днища и надел на батог корчаг с дюжину – всяких: и больших и малых. Несет домой. Отколотили его братья; поехали сами в город за покупками, а дурака оставили домовничать. Слушает дурак, а пиво в кадке так и бродит, так и бродит.
– Пиво, не броди, дурака не дразни! – говорит Иванушка.
Нет, пиво не слушается; взял да и выпустил все из кадки, сам сел в корыто, по избе разъезжает да песенки распевает.
Приехали братья, крепко осерчали, взяли Иванушку, зашили в куль и потащили к реке. Положили куль на берегу, а сами пошли прорубь осматривать. На ту пору ехал какой-то барин мимо на тройке бурых; Иванушка и ну кричать:
– Садят меня на воеводство судить да рядить, а я ни судить, ни рядить не умею!
– Постой, дурак, – сказал барин, – я умею и судить и рядить, вылезай из куля!
Иванушка вылез из куля, зашил туда барина, а сам сел в его повозку и уехал из виду. Пришли братья, спустили куль под лед и слушают, а в воде так и буркает.
– Знать, бурка ловит! – проговорили братья и побрели домой.
Навстречу им откуда ни возьмись едет на тройке Иванушка, едет да прихвастывает:
– Вот-ста каких поймал я лошадушек! А еще остался там сивко – такой славный!
Завидно стало братьям; говорят дураку:
– Зашивай теперь нас в куль да спускай поскорей в прорубь! Не уйдет от нас сивко...
Опустил их Иванушка-дурачок в прорубь и погнал домой пиво допивать да братьев поминать. Был у Иванушки колодец, в колодце рыба елец, а моей сказке конец.
Дурак и береза
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был старик, у него было три сына: двое – умных, третий – дурак. Помер старик, сыновья разделили именье по жеребью: умным досталось много всякого добра, а дураку один бык – и тот худой! Пришла ярмарка; умные братья собираются на торг ехать. Дурак увидал и говорит:
– И я, братцы, поведу своего быка продавать.
Зацепил быка веревкою за рога и повел в город. Случилось ему идти лесом, а в лесу стояла старая сухая береза; ветер подует – и береза заскрипит.
«Почто береза скрипит? – думает дурак. – Уж не торгует ли моего быка?»
– Ну, – говорит, – коли хочешь покупать – так покупай; я не прочь продать! Бык двадцать рублев стоит; меньше взять нельзя... Вынимай-ка деньги!
Береза ничего ему не отвечает, только скрипит; а дураку чудится, что она быка в долг просит.
– Изволь, я подожду до завтрего!
Привязал быка к березе, распрощался с нею и пошел домой. Вот приехали умные братья и стали спрашивать:
– Ну что, дурак, продал быка?
– Продал.
– За дорого?
– За двадцать рублев.
– А деньги где?
– Денег еще не получал; сказано – завтра приходить.
– Эх ты – простота!
На другой день поутру встал дурак, снарядился и пошел к березе за деньгами. Приходит в лес – стоит береза, от ветру качается, а быка нету; ночью волки съели.
– Ну, земляк, подавай деньги, ты сам обещал, что сегодня заплатишь.
Ветер подул – береза заскрипела, а дурак говорит:
– Ишь ты какой неверный! Вчера сказывал: завтра отдам, и нонче то же сулишь! Так и быть, подожду еще один день, а уж больше не стану – мне самому деньги надобны.
Воротился домой. Братья опять к нему пристают:
– Что, получил деньги?
– Нет, братцы, пришлось еще денек подождать.
– Да кому ты продал?
– Сухой березе в лесу.
– Экой дурак!
На третий день взял дурак топор и отправился в лес. Приходит и требует деньги. Береза скрипит да скрипит.
– Нет, земляк, коли все будешь завтраками потчевать, так с тебя никогда не получишь. Я шутить-то не люблю, живо с тобой разделаюсь!
Как хватит ее топором – так щепки и посыпались во все стороны. В той березе было дупло, а в том дупле разбойники спрятали полный котел золота. Распалось дерево надвое, и увидал дурак чистое золото; нагреб целую полу и потащил домой; принес и показывает братьям.
– Где ты, дурак, добыл столько?
– Земляк за быка отдал; да тут еще не сполна все, чай и половины домой не притащил! Пойдемте-ка, братцы, забирать остальное!
Пошли в лес, забрали деньги и несут домой.
– Смотри же, дурак, – говорят умные братья, – никому не сказывай, что у нас столько золота.
– Небось не скажу!
Вдруг попадается им навстречу дьячок.
– Что вы, ребята, из лесу тащите?
Умные говорят:
– Грибы.
А дурак поперечит:
– Врут они! Мы деньги несем; вот посмотри!
Дьячок так и ахнул, бросился к золоту и давай хватать пригоршнями да в карман совать. Дурак рассердился, ударил его топором и убил до смерти.
– Эх, дурак! Что ты наделал? – закричали братья. – Сам пропадешь и нас загубишь! Куда теперь мертвое тело девать?
Думали, думали и стащили его в пустой погреб, да там и бросили.
Поздно вечером говорит старший брат середнему:
– Дело-то выходит неладно! Как станут про дьячка разыскивать, ведь дурак все расскажет. Давай-ка убьем козла да схороним в погребе, а мертвое тело зароем в ином месте.
Дождали они глухой ночи, убили козла и бросили в погреб, а дьячка снесли в иное место и зарыли в землю.
Прошло несколько дней, стали про дьячка везде разыскивать, у всех расспрашивать; дурак и отозвался:
– На что он вам? А намедни я его топором убил, а братья на погреб снесли.
Тотчас ухватились за дурака:
– Веди, показывай!
Дурак полез в погреб, достал козлиную голову и спрашивает:
– Ваш дьячок черный?
– Черный.
– И с бородою?
– Да, и с бородою.
– И рога есть?
– Какие там рога, дурак!
– А вот смотрите! – И выбросил голову.
Люди смотрят – как есть козел, плюнули дураку в глаза и разошлись по домам. Сказке конец, а мне меду корец.
Набитый дурак
Жил-был старик со старухою, имели при себе одного сына, и то дурака. Говорит ему мать:
– Ты бы, сынок, пошел, около людей потерся да ума набрался.
– Постой, мама: сейчас пойду.
Пошел по деревне, видит – два мужика горох молотят, сейчас подбежал к ним; то около одного потрется, то около другого.
– Не дури, – говорят ему мужики, – ступай, откуда пришел.
А он знай себе потирается.
Вот мужики озлобились и принялись его цепами потчевать: так ошарашили, что едва домой приполз.
– Что ты, дитятко, плачешь? – спрашивает его старуха.
Дурак рассказал ей свое горе.
– Ах, сынок, куда ты глупешенек! Ты бы сказал им: бог помочь, добрые люди! Носить бы вам – не переносить, возить бы – не перевозить! Они б тебе дали гороху; вот бы мы сварили, да и скушали.
На другой день идет дурак по деревне; навстречу несут упокойника. Увидал и давай кричать:
– Бог помочь! Носить бы вам – не переносить, возить бы – не перевозить!
Опять его прибили; воротился он домой и стал жаловаться.
– Бот, мама, ты научила, а меня прибили!
– Ах ты, дитятко! Ты бы сказал: «Канун да свеча!» – да снял бы шапку, начал бы слезно плакать да поклоны бить; они б тебя накормили-напоили досыта.
Пошел дурак по деревне, слышит – в одной избе шум, веселье, свадьбу празднуют; он снял шапку, а сам так и разливается, горько-горько плачет.
– Что это за невежа пришел, – говорят пьяные гости, – мы все гуляем да веселимся, а он словно по мертвому плачет!
Выскочили и порядком ему бока помяли...