Александр Мирошниченко
Время есть. Книга вторая
Глава 3
– Так, граждане провожающие, отходим в сторону, пропускаем пассажиров, – громко кричал вспотевший старшина в расстёгнутой гимнастёрке. – Мамаши, папаши, сестрёнки и просто кореша призывников на перрон не допускаются. Слюни-нюни держим при себе. Пропускаю только с билетами или повестками. Предъявляем доку́мент – проходим. Нет доку́мента – отходим.
– Господи, я же ещё пару носков не положила в чемодан, – вспомнила Олеся Фёдоровна и бросилась на перрон, но дорогу преградил сержант.
Выслушав просьбу женщины, он нарочито громко ответил:
– Всё, мать, казённое твой сын получит. Портянки ближайшие два года будет носить боец. Лучше бы самогоночки на дорожку припасла. Я бы и передал.
Старшина засмеялся, неприятно гогоча. А Олеся Фёдоровна вернулась к Светлане и, не стесняясь слёз, причитала:
– Вот ещё одни тёпленькие. Что же я за дура, забыла положить.
Светлана подозвала соседку Никиты, семиклассницу Ирину, которая увязалась на вокзал провожать. Та возле киоска «Союзпечать» рассматривала цветные обложки журналов моды.
– Ирка, почему комсомольский значок не носишь? – строго спросила Света.
– Ношу. Вот, – выставила левое плечо вперёд девочка.
– Дай сюда, – потянулась снять Светлана, но Ира прижала его ладошкой.
– Нельзя.
– Я верну через десять минут, – заверила Света и строго спросила: – Или ты не хочешь Никите помочь?
Девочка осторожно убрала руку, и значок моментально оказался на белой блузке, обтягивающей грудь Светланы.
– И резинку для волос.
Ира нехотя распустила жиденький хвост.
У выхода на перрон всё тот же старшина преградил дорогу.
– Куда мы такие красивые идём? Может, лучше со мной пообщаемся, так сказать, тет-на-тет.
– Меня зовут Андреева Светлана Константиновна, я член горкома комсомола. Мы отправляем своих товарищей в армию, и я бы хотела поговорить с командиром, – громко и властно заявила Светлана.
Старшина ещё раз посмотрел на высокую грудь девушки и, к своему удивлению, увидел там комсомольский значок.
– Не положено штатских пускать, – теперь подчёркнуто официально объявил военный.
– А пить во время несения службы положено? – Светлана сморщила нос и помахала ладошкой, отгоняя стойкий перегар, – Мне связаться с замполитом вашей части? И почему комсомольский значок не носим?
– Да иди уже, – процедил сквозь зубы старшина и отошёл на шаг, пропуская девушку.
– Не поняла… – не отводя строгий взгляд, начала «комсомольский активист».
– Иди-те, говорю, – поспешил исправиться мужчина.
Светлана, не выходя из образа молодёжного функционера городского масштаба, шла вдоль состава, и десятки мальчишеских глаз провожали её с восхищением и сожалением, что ближайшие года два они такое вряд ли увидят. Капитан, похоже, он был старшим, оказался возле третьего вагона от вокзала.
– Добрый день, – Светлана протянула руку для приветствия и, когда офицер ответил рукопожатием, продолжила: – Член горкома комсомола Андреева…
– А имя-отчество? – перебил мужчина.
– Товарищ Андреева будет достаточно. Мы сегодня провожаем нашего активиста и спортсмена Никиту Соколова, и я хотела бы от имени горкома напутствовать его.
– Ну, в таком случае… – сказал офицер и громко крикнул сержанту, курящему невдалеке: – Петров, позови призывника Соколова! Он в вашем вагоне.
И буквально через несколько секунд к Светлане нёсся Никита. Он мигом подхватил подругу и закружил в объятиях.
– Светка, как ты сумела? Я только сидел и думал: вот бы хоть одним глазком на тебя взглянуть, и тут ты!
– Призывник Соколов! – грозно прекратил кружение капитан. – Это не Светка, а товарищ Андреева. Член горкома комсомола. – И потом обратился к девушке: – Правильно я говорю?
Света кивнула.
– У неё к вам поручение. От актива. Вот. Ну, давайте, товарищ Андреева, напутствуйте. Но недолго.
Капитан козырнул и пошёл к вагону.
– Ух ты! Как тебе удалось?
– Олеся Фёдоровна просила носочки тёплые передать… Ой… я их забыла. Я хотела сказать – буду ждать. Два года – это недолго. Я перейду на третий курс, а ты поступишь. И я тебе помогу учиться.
Света тараторила, боясь, что как только она замолкнет, начнётся расставание. И это страшило. Никита опять обнял. Он молчал, вдыхая запах выжженных солнцем волос Светланы. Нужно было надышаться и сохранить в памяти этот аромат южного лета, моря, любимой девушки, заканчивающейся беззаботной юности и тревоги ожидания взрослой жизни.
Через пару минут вышла толстая проводница и грозно крикнула:
– Эй, вы, отправляемся. Хватит целоваться. Нацелуетесь ещё. После разлуки поцелуи слаще, уж поверьте мне.
Подошёл капитан.
– Соколов, давай в вагон, – обратился он к Никите и, когда тот побежал, сказал уже Светлане: – Я тоже уезжаю. Для меня напутствия не найдётся?
Светлана, провожая взглядом Никиту, ответила:
– Кончились напутствия. Совсем.
– Жаль, – сказал офицер и направился к вагону, который уже начал движение.
Света какое-то время шла по перрону, но локомотив, похоже, попробовав свою силу, ускорился. Светлана остановилась и только в этот момент поняла, что по её щекам текут слёзы.
Глава 4
В вагоне суматоха не прекратилась и после отправления. Призывники старались занять места на нижних полках. Никита понял, что именно оттуда новобранцев попросят сопровождающие их старослужащие, и разместился на верхней боковой в середине вагона. За окном проносились виды знакомых мест. Поезд уже проезжал окраины, и сердце сжалось от тоски. Никите показалось, что он покидает не родной город, а некий временной пласт. И там, в будущем, всё будет иначе. А ещё не оставляло ощущение, что это уже было. Когда-то в иной, возможно, в прошлой жизни. Но в памяти осталось.
– Водка есть, – толкнул кто-то Никиту в спину.
– Не-а, – ответил он не оборачиваясь.
– А если найду? – настаивал незнакомый голос.
– И мне нальёшь.
– Петров, отстань от бойца, – громко сказал капитан, – И чтобы здесь не пили!
– Совсем?! – искренне удивился Петров.
– Без меня! – пояснил старший по поезду, – Я пока отойду по делам. Но я всё вижу. Сечёшь?
– Так точно, товарищ майор, – повысил в звании командира Петров, на что капитан лишь хмыкнул.
Под равномерный стук колёс и гул голосов в вагоне Никита быстро заснул, поэтому не знал, сколько прошло времени, когда его разбудили.
– Вставай, салага, – гаркнул на ухо изрядно надоевший старшина, – дедушки добрые, они угощают.
Напротив его полки разместилось с десяток человек, в основном новобранцы. Все выкладывали съестное на небольшой столик и лежащий на коленях чемодан. Никита тоже достал из рюкзака всё, что ему в дорогу собрала матушка, и сел на боковую полку, где уже разместились двое попутчиков.
– Давай закуску, – увидев это, сказал руливший застольем. – Но на выпивку не надейся, раз сам не взял.
– Не положено никого стопкой обходить, – перебил подошедший капитан. – Делим имеющееся на всех. Мы же не пьянки ради, а здоровья и коллектива сплочения для.
Командиру уступили место возле прохода и сразу протянули стакан с мутноватой жидкостью.
– Что это за муть? – поинтересовался офицер.
– Мамка с буряка гнала, – ответил один из призывников с южнорусским мягким гортанным «г».
– Ну так пей. А мне, Петров, плесни казёнки из моих запасов.
Стаканов было только четыре, и пили по очереди. Когда предложили Никите, он отказался. Капитан посмотрел подозрительно.
– Человек непьющий либо подлец, либо больной. Чем болеем, солдатик?
– Он антибиотики, походу, пьёт, – засмеялся старшина. – Намотал на конец перед службой? Бывает.
Все заинтересованно посмотрели на Никиту, ожидая ответа.
– Антибиотики, да. Травма. На первенстве города получил, – соврал Никита, придумывая на ходу.
В этот момент всех отвлёк подошедший младший лейтенант.
– Товарищ капитан, там в седьмом проблемы. Мы новобранца Хорько в купе определили, а он лыка не вяжет. Не знаю, где нализался. А там человек с серьёзными корочками. Бойца я забрал. Сейчас в туалете оставил, чтобы здесь не нарыгал.
– Значится так, Горкин, – быстро найдя глазами Никиту, сказал начальник, – забирай этого трезвенника в купе, а твоего невменяшку, Женя, здесь положим. Под присмотром будет.
Пока шли к седьмому вагону, молодой офицер инструктировал новобранца:
– Этот мужик с очень солидными корочками конторы, что на Лубянке. Посему языком понапрасну не болтаем. Ещё баба с ним, сильно моложе. Явно не жена. Это я к тому, чтобы не заглядывался. Такие люди гляделки быстро вынут, протрут и на место поставят, только наоборот.
Перед нужным купе младший лейтенант поправил пиджак и галстук, тихо откашлялся в кулак и постучал.
– Товарищ полковник, – очень осторожно, будто боясь потревожить, почти шёпотом сказал Горкин.
Дверь отворилась не сразу, и из купе вышел небольшого роста мужчина в синем шерстяном спортивном костюме с надписью «СССР» на груди. Он внимательно осмотрел потревоживших его.
– Вот, замена, как просили, – смешался под колючим взглядом младший лейтенант и кивнул в сторону Никиты. – Трезвый и смирный.
– Хорошо. Звать как? – спросил полковник и, получив ответ, предложил: – Ты, Соколов, часок покури в тамбуре.
– Я не курю, – буркнул недовольно Никита.
Мужчина истолковал это по-своему и, обернувшись в купе, достал из сумки пачку сигарет «Marlboro», сунул их в карман рубашки нового знакомого. Когда дверь закрылась, офицер быстро вытащил подарок, желая присвоить.
– Всё равно не куришь, – объяснил он на удивлённый взгляд призывника.
– Слышь, мамлей, я человек гражданский, и присягу ещё не принимал. Могу и в торец приложить. Возвращай половину на базу.
Собеседник оценил ситуацию и вернул пачку, из которой Никита достал большую часть и протянул Горкину. Потом они стояли в тамбуре, и офицер учил молодого бойца:
– Трудно будет служить, парень, коли борзоту свою не придержишь. Если бы я тебя не представил этому гэбэшнику, то твоё выступление могло очень плохо закончиться. Но, с другой стороны, ты предложил поделить. Справедливо. Именно за это мне приходилось в институте постоянно драться.
– Забери, – сказал Никита и протянул пачку собеседнику. – Я просто от наглости офигел. А так я не курю.
– Оставь себе. В армии сигареты – это валюта. Пригодятся.
Младший лейтенант бросил на железный пол окурок и затушил его носком ботинка.
– Подумай, боец. Мы все борзыми приходим в армию. А она нас делает такими, чтобы могли воевать. А это значит, уметь жизнь отдать по приказу. Ну, бывай.
Рукопожатие у щуплого Горкина оказалось крепким.
Ещё минут через двадцать явился новый сосед. Он молча кивнул и ушёл. Возле купе в махровом халате, обтягивающем соблазнительные формы, стояла женщина лет тридцати пяти.
– Можете переодеться, юноша, пока я здесь, – предложила она, разглядывая нового соседа, и добавила почти игриво: – Ирина.
Никита тоже представился, но больше ничего сказать не успел, поскольку из купе появился «человек из серьёзной конторы».
– Семён Маркович, – сказал он, встав между Никитой и своей спутницей, и протянул руку. – Пройдёмте в купе, не будем мешать Ирочке любоваться видами южнорусской природы.
– Расскажите о себе, – попросил Семён Маркович, сев напротив попутчика.
– Если вкратце, то родился, учился, пошёл в армию. Всё.
– Юноша, вы же не эпитафию на памятник себе заказываете при дефиците наличности. Давайте с подробностями и в деталях. Кто родители? Где и как учились? Почему поспешили исполнять свой почётный долг, а не поступать в институт? У вас же на лбу интеллект выше среднего написан. А комплекция говорит об успешном занятии спортом… Бокс, лёгкая атлетика?
– Самбо.
– С такими данными любой вуз вашего родного города свои двери распахнёт, да ещё и уговаривать станет. А вы – в армию. Похвально, конечно. Но почему?
– Отказался в СКА переходить. Они сами не готовят спортсменов, а живут тем, что всем служить нужно, и паразитируют на этом. Вот военком и не дал возможности поступать.
В этот момент в купе зашла Ирина.
– А вы, значит, не можете поступиться принципами? – спросила она.
– Так если поступаться, то это уже и не принципы, – ответил Никита.
– Ну про СКА вы не совсем верно говорите. То же «Динамо» набирает призывников. Да и детская школа у них хорошая.
– Может, у вас и так, а у нас, как я сказал.
Поезд начал торможение, и за окном появилась очередная станция. Людей на перроне было много, но, по большей части, коробейники, продававшие продукцию местной фабрики, которая товаром выдавала зарплату.
– Неужели государство не может напечатать денег, чтобы платить людям, а не заставлять унижаться, стараясь накормить семьи? – поинтересовался Никита, глядя в окно.
– Если много печатать… – начал отвечать Семён Маркович, но прервался и спросил: – Вы, молодой человек, знаете, что такое инфляция?
– Конечно. Я же «Чёрный обелиск» Ремарка читал.
– Ещё лучше. Значит, вы и про гиперинфляцию знаете. Печатать деньги – это не выход…
– А я не должен знать, что нужно делать. Есть специалисты, которые этому учились, и их задача обеспечить, чтобы люди не унижались, – с запальчивостью перебил собеседника Никита и, не дав ответить, пошёл на выход.
– Пойду куплю что-нибудь, – сказал он уже из коридора.
На перроне торговали большущими мягкими игрушками. Цены на них были ниже магазинных, но всё равно не по карману для призывника.
– А есть что-то маленькое? – спросил Никита у размахивающей большим белым мишкой женщины.
– У Катьки мелочь всякая, – ответила она и стала искать взглядом коллегу. – Мелкая и игрушки с гулькин нос. Её мамка сама шьёт. Раньше на заводе работала, а сейчас дома, – делилась информацией торговка. – Да вон в ситцевом платьице, смотри, под грузовым составом шмыгнула. Догони, она ничего не продала сегодня, а игрушки у неё – загляденье. И сторгуешься задёшево. Жрать-то нужно.
Никита посмотрел, куда показала женщина, и увидел, как недалеко, на соседних путях, мелькнули тоненькие девичьи, почти детские ножки в сандаликах. Последняя фраза и эта стоптанная обувь не оставили шансов отказаться от покупки. Пробежав до того места, где девочка пролезла под поездом, Никита пригнулся и последовал её примеру. Но у него также ловко не получилось. Прямо посредине вагона он застрял. Вернуться тоже не мог. Всё внутри похолодело от мысли: «А если состав сейчас тронется?».
Но, взяв себя в руки, он быстро расстегнул куртку и освободился из западни. Теперь осталось только снять одёжку с крючка, за который она зацепилась. Когда Никита, наконец, выскочил из-под вагона, то увидел, что девочку по имени Катя окружили парни намного старше. Их было трое. Они вытаскивали из сумки игрушки и смеялись.
– Не нужно забирать, – почти плакала Катя, – мамка меня заругает, если я потеряю.
– А мы сделаем так, чтобы мамка не узнала, – смеясь, говорил самый длинный. – Ни о чём не узнает. Правда, парни?
Он держал в руках небольшого медвежонка и кружил им вокруг головы девочки. А потом резко опустил, сунул его под короткую юбочку.
– Ой, что он там увидел. Мы тоже хотим посмотреть. Покажи нам, что у тебя там. А? Покажешь? И мы купим все игрушки. Как, орлы, правда?
Приятели загоготали одобрительно. Один сзади сунул руку под юбку и ущипнул за попу.
– Мальчики, не надо, – уже плакала испуганная Катя, – Заберите игрушки…
– Так, мы с тобой поиграть хотим. Зачем нам эта дребедень…
– Ей, борзые. Отпустили ребёнка! – громко крикнул Никита, приближаясь к компании.
Неожиданное появление незнакомца заставило парней отвлечься, и девочка, сориентировавшись, быстро юркнула под соседний состав со своей сумкой. Только маленький белый медвежонок остался лежать на земле.
Самый рослый из компании, похоже, был вожаком и, смачно сплюнув, первым пошёл навстречу.
«Высокий, руки длинные. Нужно сокращать дистанцию», – быстро соображал Никита и порадовался, что уроки бокса даром не прошли.
Но местный и не собирался драться. Он решил, что численного превосходства достаточно. Можно сначала припугнуть, а потом уже и поиздеваться над выскочкой. Мысль эта оказалась опрометчивой.
Никита рассчитал верно. Прямой в солнечное сплетение заставил противника задохнуться, а хук левой и последующий апперкот вырубили совсем. Оставшиеся отскочили подальше, но потом один из них вынул нож. Никита развернулся так, чтобы спину ему прикрывал состав, под которым убежала девочка. Основная опасность исходила от противника с ножом, поэтому всё внимание сосредоточилось на нём. И когда тот попытался ударить, Никита перехватил руку, крепко вцепился за рубаху и бросил через бедро. Потом взял кисть на болевой, забрал нож и выкинул на крышу товарного вагона.
За спиной заскрипел гравий, Никита повернулся на звук и увидел приближающуюся доску, которой с размаха бил третий, самый хлипкий из компашки. Времени отреагировать не осталось. За сильным ударом наступила темнота.
Глава 5
Конец лета – пора для Людмилы Алексеевны особая. Нужно делать закрутки. Это означает консервировать плоды садов и огородов, которые зимой отсутствуют, а на исходе лета продаются дёшево и в большом количестве.
Яблоки, сливы, абрикосы, помидоры, огурцы, баклажаны, кабачки и ещё много чего, попадавшее в поле зрения Людмилы Алексеевны, сразу же отправлялось на кухню, чтобы стать повидлом, вареньем, соком, соленьями, маринованными овощами, салатом, суповой или борщовой заправкой. А потом стеклянные бутыли различного объёма занимали свободные места на полках в подвале гаража рядом с такими же результатами труда прошлых лет.
И вот незадача: в этом сезоне, прямо после заготовки яблок и перед началом консервирования овощей, выяснилось, что дочь уезжает в Москву. Надо же, вроде только вчера Людмила Алексеевна носилась по поликлиникам за справками для устройства дочечки в детский сад, а потом в школу, и вот – институт. Когда месяц назад Света уезжала на вступительные экзамены, не было ощущения, что уже выросла. А сейчас покидает родной дом надолго. Муж, как обычно случалось во все важные моменты, в рейсе. По последней радиограмме прошли Суэцкий канал носом на Сингапур.
«Интересно, он хоть знает, что его дочь уже студентка, – подумала женщина и сама себе ответила: – Хорошо, если помнит, что у него дочь, а не сын».
Людмила Алексеевна с тоской посмотрела на приготовленные к консервированию банки, успокоила себя тем, что с купленными тремя ящиками помидоров ничего не произойдёт за сутки, и пошла помогать дочери собирать вещи в большущий, привезённый мужем из-за границы, чемодан.
Светлана, как и ожидалось, наотрез отказывалась брать «эту громадину», но мама была непреклонна.
– Будешь ночевать в нём, если общежитие не дадут, – отрезала Людмила Алексеевна и начала сборы.
И выяснилось, что и в эту махину всё поместилось с большим трудом. А причитания дочери, мол, чемодан не разместить под полкой в вагоне, мама отвечала, как обычно, когда возникали проблемы:
– Что-нибудь придумаем.
И возразить на такой аргумент было нечем.
Но действительно разобрались. В купе со Светланой оказалась супружеская пара. Мужчина лет пятидесяти или чуть старше хоть и был довольно крупным, но его «профессорская» бородка и очки вызвали у Людмилы Алексеевны желание попросить кого-то, так сказать, пролетарского вида, поставить громадный чемодан на полку над дверью. Но сосед по купе, не обращая внимания на возражения, немного приподнял груз и опустил.
– Илюша, осторожно. У тебя же спина, – только успела сказать его спутница перед тем, как мужчина наклонился и, взяв двумя руками объёмную и тяжёлую вещь, легко разместил её на специальной полке над входом в купе.
– Мы до Москвы едем, – успокоил мужчина, по-своему истолковав удивлённые взгляды Светланы и её мамы, – так что я сниму, где вам будет нужно. Вы куда?
– В Москву, – одновременно ответили мать и дочь.
– Мы тоже. Илья Сергеевич, – представился мужчина и добавил: – И моя драгоценная супруга Алла Андреевна. А вы, выходит, наши попутчицы?
– Меня зовут Людмила Алексеевна. Но я не еду. Вот ребёнка провожаю.
Свету возмутило «ребёнок», но, услышав, что на последнем слове мама запнулась и едва не расплакалась, обняла мать сзади.
– Не волнуйся, мама, – прошептала она тихо, – Я ненадолго.
Людмила Алексеевна замерла, потом достала носовой платок, вытерла глаза и осторожно высморкалась.
– Это, если выпрут за неуспеваемость. А ты и в институте на одни пятёрки учиться будешь. Я тебя знаю, – сказала мама, и не было сомнений: она искренне желает, чтобы дочь отчислили и та поскорее вернулась.
Попутчики, дабы не смущать прощающихся, вышли в коридор.
– Можно заходить. Мелодрама закончена, – выйдя из купе, сказала Людмила Алексеевна и, когда супруги вернулись, добавила: – Вот вам гостинцы на дорожку.
С этими словами она достала из своей сумки несколько банок, рассказывая про каждую: что там, как это готовилось и с чем есть содержимое.
– Ну, право, не стоит, – попытались отказаться попутчики, – Не нужно ничего.
– Алла Андреевна, даже не пытайтесь, – прокомментировала ситуацию Светлана. – Остановить мою маму, когда она угощает, не могут ни уговоры, ни применение грубой физической силы, ни огнестрельное оружие. Проверено. Разве что тяжёлая артиллерия. У вас таковая имеется?
– Нет, – ответила Алла Андреевна серьёзно, а её супруг засмеялся.
– Так и не сопротивляйтесь, – посоветовала Светлана.
Когда все банки перекочевали из хозяйственной сумки на небольшой столик, Людмила Алексеевна хотела что-то добавить, но споткнулась о комок в горле и, махнув рукой, сказала:
– Разберётесь.
Обняла дочь ещё раз и пошла на выход. Света проследовала с мамой до тамбура, где проводница уже безапелляционно разделяла провожающих и пассажиров.
– Извините маму, – попросила Светлана, вернувшись в купе. – Я так надолго из дома никогда не уезжала.
– Да полноте вам, барышня, – успокоил Илья Сергеевич, – ваша маменька нас так наугощала, что впору извиняться нам.
На этих словах состав дёрнулся и, осторожно ускоряясь, начал движение. Светлана смотрела на мелькавшие за окном виды родного города и резко осознала: она теперь взрослая. Может, это произошло из-за того, что знакомые улицы из вагона поезда выглядели сейчас совсем иначе. А возможно, ком в горле, мешавший маме говорить, раскололся, и частью своей достался дочери. И неуёмная радость Светланы от осознания, что она уже студентка и едет в столицу учиться в лучшем вузе страны, окрасилась лёгкой печалью.
Попутчики молчали. То ли они понимали состояние девушки, то ли у них имелись иные причины. В любом случае Света была им за это благодарна. Только когда проводница собрала билеты и раздала постельное бельё, завязался разговор. Оказалось, соседи по купе отдыхали почти месяц в одном из лучших санаториев города, который местные называли «профессорским». И теперь едут домой, в Москву.
Светлана тоже коротко поделилась планами стать учёным. Говорила она это, когда Илья Сергеевич вышел за чаем.
– Насколько я знаю, женщинам в науке сложно, – сказала Алла Андреевна.
На это Света вздохнула и, пользуясь тем, что разговор шёл сугубо женский, заметила:
– Насколько я понимаю, женщинам везде сложно.
Собеседница, не сдержавшись, рассмеялась и сразу же извинилась.
– Надо же, какая мудрость в столь раннем возрасте. Я думаю, вашему будущему избраннику очень повезёт, – уже серьёзно сказала Алла Андреевна.
– У меня есть любимый. Он сейчас в армии, и я, как бы это несовременно ни звучало, обещала ждать. И дождусь.
Света немного смутилась пафоса своих слов, но собеседница спокойно восприняла и объяснила:
– Я вон Илюшу тоже ждала. Так что никакого особого героизма не требуется, если любишь. И, между прочим, Илья служил на флоте. А это три года.
На последних словах супруги в купе вошёл Илья Сергеевич, держа в руках три горячих стакана в металлических подстаканниках, и, смеясь, доложил:
– Старший матрос Данилов к вашим услугам.
Узнав тему разговора, он поинтересовался причиной такого выбора.
– Даже не знаю.
Светлана сама задумалась. У неё имелся универсальный ответ, который обычно приводила, в том числе и в сочинении на тему «Кем мечтаю стать», но сейчас ей показались многократно повторённые слова неубедительными. И она, хоть и понимала, что это выглядит несерьёзно, честно объяснила:
– Не знаю. Само как-то получилось.
– Бывает, – спокойно воспринял такой ответ собеседник, – А на какую науку пал ваш выбор?
– Я поступила на физический факультет.
Света не заметила, как соседи по купе переглянулись.
– И что же конкретно вас интересует в физике?
– Вот это самое сложное, – ответила девушка. – Меня всё привлекает. Здесь столько загадок. Элементарные частицы, гравитация, время…
– А со временем какие непонятки могут быть? – перебил собеседницу Илья Сергеевич и, показав на свои наручные часы, пояснил вопрос: – Вот, сейчас три двадцать семь по Москве. Какие загадки может таить в себе сия информация?
Света, прищурившись, азартно улыбнулась.
– А в это же мгновение на другом хронометре могут быть иные показания. Я понимаю, вы можете сослаться на эталон, на астрономическое время. Не в этом дело. Всё, что касается показаний времени – есть только синхронизация событий. Указание их последовательности или одновременности. А вообще, что такое время? И есть ли оно?
– Эка куда вы, голубушка, клоните, – покачал головой собеседник, а Алла Андреевна с интересом следила за диалогом. – И каков ваш ответ на эти вопросы?
– Думаю, что время есть.
– Отлегло, – усмехнулся Илья Сергеевич, – А то я уже решал, не избавиться ли мне от подаренных отцом часов «Победа», как от вещи, утратившей свой функционал.
Светлана выслушала и продолжила вполне серьёзно:
– Избавляться не нужно. Я же сказала, есть время или нет его, но синхронизировать процессы, события необходимо. Как договориться людям о встрече? Можно, конечно, назначить на полдень, когда солнце в зените. А если облачно? – Света развела руки в стороны и вопросительно посмотрела на присутствующих. – Здесь без хронометра никак. Но я считаю – время существует. А понять полностью его суть мы не можем по одной причине: то, что мы представляем как стрелу времени, есть только проекция четырёх- или более мерного объекта в наше трёхмерное пространство. Так же, как живущий в двухмерном пространстве не может представить шар, имея возможность созерцать лишь его проекцию в виде малюсенького кружочка, так и нам сложно понять, что есть время, наблюдая только его проекцию в наше пространство.
Супруги Даниловы переглянулись, и Илья Сергеевич после небольшой паузы сказал:
– Глубоко. Вы где это прочитали?
– Нигде. Я иногда боюсь читать, чтобы не потерять собственный взгляд на некоторые вещи, – ответила Светлана и добавила: – Но я понимаю, без знания основ… да и вообще… учиться – это, по большому счёту, читать, читать…
– Читать нужно обязательно. Просто не нужно воспринимать чужое мнение, даже авторитетное, как заповеди. Знания – это важный инструмент учёного, переоценить который невозможно.
По вагону пробежала проводница, объявляя название станции и время стоянки. Поезд остановился. За окном было многолюдно, но пассажиры составляли меньшинство. По большей части толпившиеся на перроне предлагали различные товары. Однообразие изделий говорило, что на местном предприятии зарплату выдавали произведённой продукцией.
– Так страшно, – поёжившись, сказала Алла Андреевна, – А если это надолго?
– Поедем на дачу и будем питаться тем, что сами вырастим. И тем, что обменяем на выращенное, – пошутил Илья Сергеевич и приобнял жену, пытаясь успокоить её.
Света не разделяла страхи попутчиков. Она с интересом следила за политическими событиями и, как любой молодой человек, желала перемен. Тем более, подходило к концу предпоследнее десятилетие двадцатого века.
А следующее просто не могло не принести в страну нечто новое и интересное.
