Александр Каренин
Прощаться не будем!
–Прощай Яша… – закрыв глаза, прошептал я.
И только Столярчук медленно стал отпускать рычаг, как вдруг рёв штурмовиков и громкий клич «Ура!» наступающих полков, стремительным броском, пошли в атаку. Штурмовики ИЛ-2 из всех орудий уничтожали фашистского гада. Эсэсовцы в панике разбегались кто куда, в поисках укрытий, но советские снаряды неумолимо настигали их. Они усыпали бомбами всю площадь и прилегающую к ней улицу, где располагались немецкие танковые колонны. В этот момент Яков молниеносно сообразив, взял меня за шкирки и затащил под наш подбитый танк.
После бомбардировки на площадь, по развалинам домов, въехали наши «тридцатьчетверки». Заметив наши танки, мы вылезли из-под нашей машины и буквально бежали на встречу прибывшим войскам. Подойдя к первой машине с надписью «Мстители» на броне, я замыленным взглядом увидел, как из танка, вылез молодой парень, который скидывая шлемофон, произнёс:
–Ну что братва, живы?
–Как видишь! – ответил я.
–Алёшка, ты что-ли? – воскликнул этот танкист.
Протерев глаза, я разглядел до боли знакомую физиономию, светящуюся от счастья:
– Максим! Это ты чертяга! – набросившись на него, воскликнул я.
–Максим, братишка ты не представляешь, что тут было…
–Я вижу, вижу дорогой! Как ты тут оказался? – спросил он.
Не переставая обнимать и целовать его, я отвечал:
– Мы тут после наступления. Никого не осталось. Наша бригада разбита. А вы откуда здесь?
– Мы наступаем по всему фронту сейчас. А вы переправляетесь на тот берег. Там твоя бригада доукомплектовывается как раз. Вместе пойдем на Киев!
Оторвавшись от него, я увидел на его груди, золотую медаль Героя Советского союза.
– Откуда? – удивленно спросил я.
– Всё оттуда же, из Сталинграда! Ладно, об этом потом! А сейчас тебе надо уходить! – сказал он, и оттолкнув меня, запрыгнул в свой танк.
–Я найду тебя! Слышишь? Найду! – помахав рукой, удалился в сторону наступающих войск.
С чувством радости от встречи, и только что минувшей смерти, я пребывал в некой прострации. От переизбытка эмоций у меня закружилась голова, и я тут же присел на корточки. Глядя на свои окровавленные руки, я задумался. Яков подошел ко мне с той самой гранатой в руке.
– Слава богам не использовали! – тихо сказал он, вставляя чеку на место. После взрыва и полученной контузии пришел наконец в себя и мой старшина Карасёв. Борис подполз к телу Фимы, и схватившись за свою голову, стал тихо мычать. Яша подложил под голову убитого свою пилотку, и ладонью прикрыл уже затянутые посмертной мутью глаза Горохова. Я присел рядом с ребятами, и приобнял за плечи Карасева.
За нами громыхали танки, над головой пролетали истребители. На место боя, прибыли медики на полуторке. Санинструктора, оказав нам первую помощь посадили нас в свою машину, для отправки в тыл. Взяв тело Фимы, мы аккуратно положили его на носилки и погрузили тело в кузов. Расположившись рядом с ним, нас увезли в город Гута-Межигорская, где происходило переформирование нашей бригады.
Эпизод 18: «Даёшь Киев!»
Мы прибыли в место дислокации двадцатой гвардейской танковой бригады. Там нас ожидал командир полка. Он был сильно удивлен нашему возвращению фактически с того света.
После, меня с моим оставшимся экипажем отправили в медсанбат. Тело Фимы, погрузили вместе с другими убитыми в ЗИС-5 и переправили в тыл.
На следующий день, нам прислали нового мехвода, и дали новый танк. Я приказал Карасеву раздобыть несколько банок белой краски. Спустя какое-то время, он приносит две банки белой эмали.
–Вот товарищ лейтенант, у саперов стрельнул! – доложил он.
– Борис Константинович! Бери одну банку, и дуй на ту сторону, нарисуй на башне цифру семь, а я тут с этой стороны буду писать.
Старшина взял банку, кисть и пошёл рисовать цифру. Я в свою очередь большими буквами написал на башне «За Фиму!»
За этой картиной, растеряно наблюдал новеньких мехвод. Закончив с надписью, Борис подошел ко мне.
–Все лейтенант, готово!
– Спасибо тебе. Борь займись пополнением, пожалуйста! Мне пока не до него…
– Конечно, Алексей! Отдыхай! – оставив пол банки краски на погоне танка, он пошел к новобранцу.
– Кто таков будешь?
Молодой, щуплый паренек, лет двадцати, протягивая руку, с улыбкой ответил:
– Младший сержант Матвеев, прибыл по распределению!
– Звать-то тебя как?
– Женя!
Карасев, не много помявшись, сказал:
– Улыбку с лица убери сынок! Причин для радости нет!
– Виноват, товарищ гвардии старшина!
– Вот знакомься. Это наш командир гвардии младший лейтенант Петровский! Слушаться его как отца родного!
– Так точно, товарищ гвардии старшина!
Закончив с покраской, я подошел к нему.
– Здравия желаю товарищ гвардии младший лейтенант, младший сержант Матвеев для дальнейшего прохождения службы прибыл!
– Вольно боец! Слышал я все уже. Беги знакомься с машиной лучше.
Подойдя к танку, он заглянул в люк мехвода. Столярчук резко высунув свое лицо ему в ответ, дико напугал его, та что Матвеев упал на задницу.
– Ты шо родной такой пужливый? – спросил Яков, высунувшись из этого люка.
– Да что вы пугаете, товарищ гвардии сержант! – отряхиваясь от землицы, пробубнил он.
– Пугаю не так боец! В боях когда-нибудь участие принимал?
– Никак нет!
– Да командир! Именно такого хлопца нам и надо было! Обкатывать придется!
–А как это обкатывать, товарищ сержант? – растерянно спросил Матвеев.
–Ну, вот через час, мы выступаем в район Вышгорода. И потом с этого плацдарма мы будем развивать наступление на Киев. Наша легендарная. боевая «семерка», должна между фрицев как змея вертеться! Всё ясно? – пояснил я.
– Так точно!
«Экипажи по машинам!» – прозвучала команда из КП.
–Ну, все погнали! В бою посмотрим, каков ты! – сказал я.
Вскоре все двадцать четыре экипажа, двинулись к Вышгороду.
Восемнадцатого октября, к вечеру мы прибыли в район Вышгорода, заняв плацдарм совместно с шестой Гвардейской мотострелковой бригадой. Противник в этом бою потерял до батальона вражеской пехоты, три самоходки, два танка и пять пушек. Этот плацдарм ставил немцев в неудобное положение, так как отсюда открывалась дорога на столицу Украины.
Простояв в обороне некоторое время, мы получили приказ прорываться к Киеву с севера, и третьего ноября, совместно с гвардейцами-мотострелками мы перешли в наступление. Навстречу нам шли армады тяжелых танков, и крупные силы противника. Тогда у меня разум был отключен полностью. Мне хотелось только одного – мстить! Всегда и всюду истреблять врага!
Разгромив передовые части вермахта, мы к исходу дня заняли окраины города Горянки и Пуща – Водица. Немец предпринял хитрый план. Он пропустил наши танки через себя, отрезав пехоту, парируя тем, чтобы захватить в кольцо основные силы нашей бригады. Я догадывался, что намечается окружение, но учитывая обстановку, и нащупав слабое место участка окружения, мы стремительным броском вырвались из намечающегося котла. В тот день было отбито до двадцати контратак противника. Тогда командир бригады, подполковник Шутов, приказал нам организовать танковый десант и при поддержке соседних частей занять города Святошино и Пост-Волынский. Ни на минуту, не останавливаясь на этих рубежах, развивать наступление. Оттесняя противника по всем направлениям, к вечеру пятого ноября, мы ворвались в Киев.
–Смотри командир мы в Киеве! – прокричал Карасев.
–Вижу, дорогой вижу! Впереди батарея противника! Заряжающий, осколочно-фугасный! – скомандовал я.
–Есть осколочно-фугасный! – последовал ответ.
Выстрел за выстрелом, мы громили в тот день врага. Фраза «Это вам за Фиму!» не сходила с уст Столярчука всю киевскую операцию. После кровопролитных боёв, днём шестого ноября Киев был взят! Это была величайшая победа! Мы отвоёвывали день за днем наши территории, оставленные когда-то врагу.
Далее последовала Киевская оборонительная операция, которая длилась с тринадцатого ноября по двадцать третье декабря 1943 года. О ней я рассказывать не буду. Скажу только то, что поставленную задачу мы выполнили успешно. Моя «танковая семья» понесла первые потери. Парень, который прибыл ко мне в подразделение, притирался к нам с каждым днём. Моей обязанностью, было приручить к службе молодого мехвода, указывая ему на ошибки и дальнейшие действия. Несмотря на его старательность и рвения к делу, заменить Горохова он не смог. Фима начинал, как и весь мой экипаж с первого дня войны, но к сожалению, не дожившего до этого момента. Где его похоронили я так и не знаю. Даже не кому из его родных написать. Он все время называл себя сиротой. За проведенную операцию нас наградили орденами Красной звезды. Я подавал кучу рапортов командованию, на счет того, чтобы ефрейтору Горохову присвоили звание Героя Советского союза. Но всё тщетно… моё представление приняли, но награду изменили на орден Ленина. Фима все равно оставался для нас, как и для всех миллионов граждан героем своей страны.
Глава третья
Эпизод 19: «Неожиданная встреча»
Стояла зима. Мороз двадцать пять градусов ниже нуля. Наша бригада дислоцировалась в районе Ксаверовка. Во второй половине декабря, мы получили распоряжение занять опорный пункт противника Винницкие Ставы. На следующий день при поддержке 27-й Армии, мы фланговым ударом обошли данный населенный пункт. Но в ходе контратаки немецких танковых частей, наше наступление остановилось на окраине деревни. После четырёхчасового боя, немцы подарили нам небольшую передышку. Было время пополнить боезапасы и перекусить.
–Ну, шо командир? Война войной, а обед по расписанию! Пока передышка может вскрою пару мясных консервов? – спросил Яков, уже извлекая из коробки несколько банок тушенки.
–Давай пока откупоривай, а я разведаю обстановку!
Столярчук принялся вскрывать н/з. Карасев тем временем, сняв рукавицы, и закуривая «Беломор», вылез по пояс из башни.
–Тишина-то какая, а командир? – осмотревшись, сказал он.
–Да и не говори! У немчуры вестимо тоже обед!
Яша высунул голову из люка мехвода, и с ложкой в руке начал созывать нас:
–Ну, и на шо вы там засмотрелись? Красивых баровень там нема! Все уже открыто, а вы там лясы точите!
– Да идем-идем, не бурчи! Не видишь, мы тут мозгуем обстановку! – выбросив папиросу, ответил старшина.
–Ай, ну и хрен с вами! Сейчас до мозгуетесь, фрицы попрут и всё, привет! Поели!
– Яша ни делайте мне последний нерв, его еще есть где испортить! – улыбаясь ответил я в его одесской манере.
Тот с набитым ртом вылез снова и с круглыми, как советский червонец, глазами произнес:
– Научили на свою голову! Айда уже есть! – улыбнулся Яков и тут же исчез в танке.
Мы закрыли все люки, и принялись к трапезе сухого пайка.
После того как мы «вылизали» свои банки, я достал планшетку с картой и ставил боевую задачу:
–Значиться так, товарищи! Сейчас вечер, мы попытаемся еще раз охватить с фланга эти Винницкие Ставы. Через полчаса начнётся наступление. Будем поддерживать пехоту огнём. После закрепляемся на этом участке (указывая пальцем в карту) и держим оборону до прихода основных сил. Всё понятно?
Карасев застегивая на подбородке шлем, ответил:
–Да проще пареной репы, командир!
– Ну, хорошо! Тогда вперед! Женя, заводи!
Матвеев запустил двигатель, как вдруг послышались кличи «Ура!»
–Вот и началось, лейтенант! – застёгивая шлемофон, пробормотал Столярчук, – понеслись легавые по Дерибасовской!
По моей команде мы ринулись с пехотой в бой. Всего шесть боевых машин, поддерживало наступление более тысячи человек. В триплексе я наблюдал заснеженные просторы, на горизонте которых, располагались вражеские пушки.
–Борис! Подкинь-ка бронебойный! – наводя на цель перекрестие, скомандовал я.
Есть бронебойный, товарищ лейтенант! – засовывая в казенник снаряд, отрапортовал заряжающий.
– Женя, полный газ!
Нажав на педаль спуска, я на полном ходу выстрелил по намеченной цели.
Взрыв. Вражеская пушка вместе с прислугой замолчала.
– Старшина давай ещ… Не успел я договорить, как в правый борт ударил снаряд.
– Эх елки зеленые гусеницу разбили, товарищ лейтенант!»
Танк закружился словно балерина, на белом «покрывале» декабрьской Украины.
–Так Матвеев и Столярчук! Дуйте чинить гусеницу, а мы вас прикроем! Только осторожно там!
– Ну шо хлопец сидишь, пошли! – толкнув в плечо Матвеева, сказал Яков.
– Ну там же стреляют, товарищ сержант? – испуганно ответил мехвод.
– А я знаю! Давай-давай, хватит задницу отращивать! – открыв люк и чуть ли, не выкидывая из танка Матвеева, приказал он.
– Борис, давай осколочный! Надо их достать! Они нас вон из-за той хаты стрельнули!
–Один секунд, лейтенант! – подавая снаряд, ответил заряжающий.
Выстрел за выстрелом оборонялись мы стоя в чистом поле. Пехота уже заняла деревню. Заменив траки, мы снова продолжили движение в сторону Ставы.
Пока мы добирались наши бойцы пленили до батальона гитлеровцев. Прибыв в освобожденную деревню, мы наблюдали картину как было под Сталинградом. Огромные кучи сложенного оружия, и длинные, длинные вереницы немецких солдат, двигались к нам в тыл. Они были укутаны в шали, на теле по две шинели, а на ногах эрзац-валенки с дополнительными обмотками.
–Жалкие существа! – с призрением сказал Карасев, повиснув на открытом люке.
– И не говори! Чего спрашивается, они тут забыли? – поддержал Яков.
–Каждому своё! – снимая шлем, сказал я.
Вдруг кто-то из пехотинцев закричал:
–Ха, гляньте-ка братва, тут и власовцы имеются!
– О! Борис Константинович, айда посмотрим! Ни разу не видел их! – дергая за бушлат заряжающего, спросил я.
– Ты чего предателей ни видел? Что на них смотреть-то?!– усмехнулся Карасев.
– Ну интересно им в глаза посмотреть, жалко тебе что-ли?
–Ну хрен с тобой, пойдем! – надевая рукавицы, ответил старшина Карасев.
Спрыгнув с брони, мы пошли к ребятам, которые вели монолог с предателями. Мол, что вы шкуры трусливые! Проститутки! За пайку и жалование переметнулись к врагу? Всех бы вас гнид перевешать!
Присоединившись к бойцам, мы стали поддерживать ребят в ответ. После недолгих унижений врага, был отдан приказ сопровождать пленных в тыл, до Ксаверовки в особый отдел. По прибытию, комполка лично отсеивая в отдельные ряды власовцев, приказал конвоирам сопроводить их до погреба, для особой беседы с ними. Остальных же посадили в большой сарай.
Пока мой экипаж занимался мелким ремонтом нашего танка, я отлучился в штаб полка, для получения дальнейшего распоряжения. Проходя мимо идущей колонны предателей, вдруг я услышал оклик:
«Алёшка!»
Обернувшись, я недоумевал кто мог меня окликнуть. Как вдруг из этой пестрой толпы высунулся человек, крупного телосложения, с обмотанным грязным бинтом головой, снова произнес:
–Алёшка, это же я! Ты меня не узнаешь?
Вглядевшись в его лицо, я еле узнал в нем своего давнего друга и однокурсника Денисенко, который погиб при авианалёте под Оршей еще в 41-ом году.
Конвоир, угрожая автоматом, остановил его.
Сделав вид, что не узнал его, я проследовал дальше в штаб. Пребывая в штабе на совещании, я прокручивал в голове, словно кинопленку, тот момент, когда мы впервые прибыли на фронт. Как мы вдвоем с командиром выжили после жестокого авианалёта. У меня не укладывалось в голове, как мог выжить Демьян? Тогда же из нашего батальона никого фактически не осталась. Я лично видел, правда из далека, трупы моих ребят, с кем учились вместе в институте. В мою голову пришло роковое для меня решение, навестить его ночью, да разузнать что и как. Спустя время, после получения приказа об отправки нашей бригады в резерв, нас распустили по экипажам. Выйдя из штаба, я остановился на крыльце и закурил «Беломор». Стоял холодный зимний вечер. Собравшись с мыслями, решил нанести визит своему давнему другу, взяв с собой две банки тушенки и ополовиненную уже Яковом фляжку со спиртом.
У отдельно стоящего погреба, нес службу часовой с винтовкой.
Подойдя к нему и протягивая банку тушенки, спросил:
–Друг, пропусти меня туда, нужно с одним человечком потолковать! Комполка дал задание! А это вот тебе баночку консервов, а то на морозе с голоду окоченеешь!
Красноармеец, поправляя ушанку, ответил:
–А это что, тоже комполка передал?
– Нет, это тебе лично от меня!
– Подкупить решил, что-ли?
– Вот мне прямо дело есть, подкупать тебя! Давай бери и пропускай меня, минут на двадцать!
– А какое дело у тебя к этим предателям?
– А вот это не твоё собачье дело, это распоряжение командира полка!
– Ладно, проходи! – взяв тушенку, разрешил он.
– Вот прицепился скарлатина! – пробормотал я и зашел в сарайчик.
Внутри я увидел жуткую картину. В ледяном погребе, где из освещения была только тусклая лампочка, находилось с десяток полуживых «людей» в немецкой форме, с нашивкой на левом локте «РОА» – (Русская Освободительная армия).
Прищуриваясь, я крикнул:
– Денисенко есть?
– Вон он лежит в углу! – указал сидящий рядом ко мне пленник.
Перешагивая через них, я подошел к нему. Подсев рядом и толкая его в спину, я сказал:
– Ну, здравствуй Демьян!
Тот, повернувшись ко мне лицом, отогнул ворот шинели, ответил:
– Здравствуй Алексей!
– Я к тебе. Поговорим?
– Ну давай поговорим… – опустив глаза в пол, ответил он.
Я молча вглядываюсь в его испорченное лицо в попытках рассмотреть в нем человека, когда-то друга и сокурсника.
– Не смотри на меня Алексей! Я ни баба, ни зардеюсь.
– А мне кажется, что ты и есть баба! – злобно ответил я, – ты же ведь погиб тогда!
– Так получилось Алёшка. Я стал предателем, но не по своей воле, понимаешь? Тогда после бомбёжки под Оршей, все разбежались кто куда, меня накрыло снарядом, и я потерял сознание. Очнулся от того, что меня пхнул кто-то в бок. Я поднялся на колени и увидел немецкого солдата. Тот приставил мне к виску пистолет, и спросил, хочу ли я жить? А что я мог тогда ответить? Кивнул головой. Потом меня посадили в какой-то грузовик и привезли к немцам в штаб. Там немецкий офицер, угрожая мне расстрелом, переманивал на свою сторону. Жить мне хотелось, понимаешь? Жить! И поэтому я согласился.
– Эх, ты шкура! Что же ты после не убежал от них?
– Да какой там бежать… некуда. Предложили хороший паек, жалование. Я сначала в полицаях был под Рокотовкой, потом к Власову примкнул.
– Ну и сука же ты, Демьян!
– А ты я смотрю вырос! Командиром стал! Весь такой правильный из себя! Посмотрел бы я на тебя, будь ты на моем месте.
– Я был несколько раз на твоем месте и поверь мне, человеческое лицо и честь свою я сохранил!
– Повезло тебе просто, лейтенант…
Помолчав не больше минуты, я достал фляжку и консервы.
–На-ка вот глотни напоследок! Ты вообще представляешь, что с тобой будет в ближайшее время?
– Представляю… расстрел…
– Это в лучшем случае! Тебя сначала будут допрашивать с «пристрастием»! Я уже ощутил на себе все эти «прелести» допросов.
– А тебя-то за что? – махнув из фляжки спирту, сморщившись, спросил Демьян.
– Да было дело. Из окружения выбирался все лето 41-го. К осени вышел к своим, и тут понеслось.
– Понятно! – закусывая тушенкой Демьян продолжил, – смотрю, танкистом стал? А как же медицина?
– Медицина после войны! Сейчас вас бить надо! Вот добьём и все будет!
– Дай Бог, дай Бог! А мне уже не придется… – сказал он, и вдруг по его щекам покатились слёзы.
– Ладно, Демьян…прощай! – доставая из кобуры свой ТТ, я взвел затвор, вытащил обойму, и протягивая ему пистолет, продолжил, – вот всё, что могу для тебя сделать! Наказание тебе все равно не избежать, пусть хотя бы смерть будет не такой мучительной!
Демьян, смотря на пистолет, безнадежно ответил:
– Спасибо, товарищ младший лейтенант! Если выживешь, моим скажи…хотя, ничего не говори. Тут слов не подберешь все равно.
– Прощай, Демьян! Было бы лучше, если бы ты погиб тогда, чем сейчас немцам служишь. Враг есть враг! Прости, но я привык называть вещи своими именами! – бросив пистолет ему под ноги, сказал я, и удалился из сарайчика.
Демьян, держа в руке вскрытую банку консервов, глядел на меня и плакал. В ту секунду, меня захлестнула такая ненависть что я с психом вышел из погреба хлопнув дверью.
– Ну, что? Поговорили? – спросил довольный, насытившийся моей тушенкой часовой.
– Ни твое дело! – грубо ответил я, и проследовал к своему экипажу.
Было довольно темно. Я зашел в хату, где располагались мои ребята. На столе стояла керосинка, самовар и пару пустых банок из-под консервов, в одной из них тлела недокуренная цигарка. Рядом сидел Борис в белых кальсонах, и штопал дырки на своей гимнастерке. Яша с Евгением, синхронно храпели, лежа на печи. Облюбовав эту картину, я снял шинель, и подсел к Карасеву:
– Борь, скажи, почему так все происходит?
– Что именно? – спросил он, глядя на меня, продолжая подшивать свою форму.
– Да вот все это! Почему люди продаются за малейший кусок хлеба? Почему они вопреки присяге, переходят служить врагу? И почему я такой «добрый», дал шанс избежать наказания врагу? Хоть он и был мне другом когда-то!
– А кому ты дал шанс такой?
– Да встретил тут своего бывшего однокурсника. Учились вместе в институте медицинском, на фронт вместе уходили. Когда нас разбомбили, там в Белоруссии, от нашего пополнения остались только мы с командиром. Но как оказалось ни все! Этот «дружок» выжил, и сдался в плен. И с тех пор воюет против нас.
–Да Алексей, ситуация! И где он сейчас?
– Сидит в погребе, завтра начнутся допросы. Я ему свой пистолет оставил…
– Ты с ума сошел? Тебя же под суд могут отдать за содействие врагу! Ты головой подумал? – бросив гимнастерку, возразил Карасев.
– Тихо ты! Не кричи! Я знаю, что делаю. Он все-таки не чужой человек. Даже несмотря на то что, что он теперь враг, я не хочу, чтобы он подвергался суровым пыткам. Чисто по-человечески пойми.
– Какой же ты дурак! Надеюсь чекисты не узнают, кто подсунул ствол ему.
– Ладно, Борис! Пойду я покемарю малость. Мы завтра уходим в резерв. Поэтому будет время отдохнуть немного.
– Давай, ложись, благодетель херов! – подняв с пола свою форму, сказал Карасев.
Я вышел из-за стола и похлопав по плечу старшину, прилег на лавку у окна.
Эпизод 20: «Арест»
Утром следующего дня, к нам в хату постучался боец. Грохнувшись с лавки, я подлетел к двери.
– Младший лейтенант Петровский тут проживает? – спросил он.
– Петровский это я! В чем дело? – протирая глаза, ответил я.
– Вас срочно вызывают в штаб полка, к полковнику Зубову. Мне велено вас сопроводить.
– К полковнику Зубову? Это еще кто такой? – недоуменно спросил я.
– Это наш новый начальник особого отдела полка! – ответил рядовой.
– Понял. Сейчас только оденусь! –сказал я и закрыл дверь.
Подойдя к умывальнику, я догадывался, в чем дело. Умывшись, я привел себя в порядок, надел ватник, вышел из хаты и проследовал за красноармейцем.
Погода стояла чудесная. Пасмурная, безветренная, погода уходящего года, была изумительной. Прибыв в расположение, я увидел знакомое лицо. Офицер, с золотыми погонами в форме НКВД, с орденами на груди, поправляя свои круглые очки, осмотрел меня с ног до головы.
– Здравия желаю, товарищ полковник! Гвардии младший лейтенант Петровский по вашему распоряжению прибыл! – отдав воинское приветствие, рапортовал я.
– Петровский? Мы с вами, по-моему, где-то встречались?
– Так точно, товарищ полковник! Встречались! – ответил я.
– Ну, вот и свела нас дорожка снова. Берите стул, присаживаетесь. Сейчас очень долгий разговор будет! – сказал протяжно Зубов, доставая пачку «Герцеговины» и бросил на стол.
Сняв свой потрепанный ватник, я бросил его на лавку и присел за стол. В кабинете кроме нас двоих никого не было. Зубов листая моё личное дело, начинал допрос:
– Я смотрю, вы прям чуть ли не герой! Доросли до командира! Звания, награды не по годам. А за что, спрашивается? Вы ведь еще не ответили за тот свой проступок!
– Я за тот свой проступок, гражданин полковник, под Москвой немца бил. И все эти звания и награды я заслужил в бою! И по какому праву вообще, вы меня вызвали, гражданин полковник?
– Да по такому! Мне доложили, что вы вчера в погреб наведывались к власовцам? К кому спрашивается? Ни к Денисенко ли?
– Ну, а если и к нему, то в чем дело?
– А дело в том, что он сегодня утром был найден мертвым! А рядом с его телом, мы обнаружили пистолет ТТ, без обоймы. Вот он (показывая его мне, завернутое в тряпку оружие). И меня распирает спросить, зачем ты, сукин сын дал ему возможность избежать наказания, а? Ты знаешь, что за пособничество врагу, я имею право… ну, впрочем, ты в курсе! – перешел он вдруг на «ты», и интонации его резко погрубели.
– Знакомые фразы летят, прямо как в старые добрые времена, гражданин Зубов! – усмехнулся я, закуривая его папиросы.
– Ничего, на твой век хватит! Так с какой целью, ты помог своему дружку? Пожалел? Ты отдавал себе вообще отчет, что за такое тебя под трибунал отдадут?
Громко выдыхая дым изо рта, я ответил:
– Я вам, гражданин Зубов одно скажу! Ты каким был, таким и остался! А тот власовец, и не друг мне вовсе, просто учились вместе. И дорожки наши разошлись!
Полковник, глядя на меня с призрением, улыбался:
– Все, лейтенант! Оборвалась твоя дорожка! Сейчас приедет машина, и поедем мы в управление! Там будем беседовать по-другому с тобой!
– Я тебя не боюсь, полковник! Мы проходили эту «школу». Несмотря на свой возраст, я много раз ходил под смертью.
–Ну, вот и ладушки! – сказал Зубов, снимая трубку с телефонного аппарата:
–Машину к штабу, и конвоира!
Я докурил папиросу, расстегнул портупею, бросил ему на стол, сказал:
– Мне казалось, что мы больше не увидимся с тобой гражданин полковник? Когда тебя сменил Яковлев я подумал, что с тобой что-нибудь случилось! А то сидишь в тепле при штабе в тылу, пока мы там кровь проливали, ты ордена да медали себе вешал за шпионов. Я даже не удивлюсь, если ты из-за меня будешь сверлить очередную дырочку в кителе.
– Ты говори, говори! На срок ты уже наговорил! Давай снимай свои награды и клади рядом. Чувствую, они тебе больше не пригодятся! – продолжал ухмыляться Зубов.
– А вот награды не ты мне давал, не тебе и снимать их! Я за них кровь проливал, в отличие от некоторых! – сменив ухмылку на дерзость, сказал я.
– Ну, хорошо! Там снимут! О, а вот и машина подъехала! Очень кстати! Давай руки за спину и вперед навстречу с прекрасным! – доставая свой именной наган, пригрозил он мне.
– Есть гражданин полковник госбезопасности!
На улице мороз. Я вышел в одной гимнастерке, руки за спиной. До машины меня сопровождал конвоир с автоматом. Оглянувшись по сторонам, я мысленно попрощался со своим экипажем. Сев на заднее сиденье фронтовой «М-ки» меня увезли в Киев в управление НКВД. По заснеженной дороге мы мчались в город. Зубов сидел впереди и насвистывал себе под нос песню: «Эх, путь-дорожка, фронтовая!»
Перебивая его, я спросил:
– Сладко поете, гражданин полковник! Что меня ждет, если это конечно ни тайны следствия?
–А, это как вести себя будешь! Либо в лагерях сгниёшь, либо шлёпнем за милую душу! Выбора особо-то и нет!
– Ну, ясно! В принципе мне нравится такой расклад! Знали бы вы гражданин Зубов как сильно я вас ненавижу! – смотря пристально на него, сказал я.
– Что ж, бывает! Мне так многие говорят, потом очень жалеют! – посмеялся он.
– Сейчас это все цветочки, скоро ягодки пойдут! Там, я с тобой, улыбаться не буду! – добавил он.
– Да, я понял уже, гражданин полковник, чем дело пахнет! – ответил я.
***
К вечеру того же дня, меня привезли в Киевское управление НКВД.
– Давай, шевелись! – с дерзостью, сказал Зубов, открывая дверь служебной машины.
– Да иду, иду… – опустив глаза вниз, пробормотал я.
До управления меня сопровождал сержант НКВД, во главе с Зубовым.
Зайдя к нему в кабинет, я увидел, как в углу сидел старшина богатырского телосложения. Под ногами у него стояло ведро с водой, на столике, в белое полотенце было завернутое нечто странное. Меня посадили на стул напротив Зубова. Осматривая помещение, я увидел на стене портрет Феликса Дзержинского и его миниатюрный бюст на сейфе. Окна были заделаны плотной черной тканью. Из освещения была только настольная лампа, ярко бьющая лучами на обшарпанный, обитый зеленой материей стол. Зубов взял протокол допроса и начал вести следствие:
– Фамилия, Имя, Отчество!
–Петровский Алексей Александрович.
– Год рождения?
– 1921!
–Место рождения?
–Саратовская губерния, город Вольск!
– Место жительства?
– Саратов, Петропавловская 18.
–Национальность?
– Русский.
– Сколько классов образования?
– Десять классов.
– Партийность?
– Беспартийный.
– Семейное положение?
– Женат.
– Звание до момента ареста?
–Младший лейтенант…
– Место службы?
– Пятый танковый корпус, сорок пятый отдельный танковый батальон, вторая рота.
– На фронтах Отечественной войны, с какого времени?
– С июля 1941 –го.
– Ранения, контузии были?
– Были!
– Был ли награжден раньше? Если да, то какими регалиями?
– Ордена Красной звезды, Отечественной войны второй степени, боевого «Красного Знамени», и медалями «За Отвагу» и «Боевые заслуги».
– Так, ну с вашим анамнезом закончили! Вот теперь скажи мне, с какой целью, ты командир Красной армии, пусть и бывший, дал возможность предателю и врагу народа, уйти от правосудия? – стуча карандашом по столу, спросил Зубов.
– Он хоть и враг, но по-своему, его было жалко. Не по своей же воле он сдался в плен!
– И что теперь? Будем каждого жалеть? Товарищ Сталин что сказал? У нас нет военнопленных, у нас есть враги народа! А так как, ты помог избежать ему наказания, ты являешься пособником власовцев и предателем Родины!
– Хорошо вам рассуждать сидя в кресле! А тогда, когда мы только после института отправились на фронт, нас под Оршей авиация проутюжила! И все мои ребята, с кем я учился остались там лежать! Ты тогда небось в тепле сидел, шпионов ловил? А мы из одного окружения в другое! По лесам бродили, в болотах тонули, жижу эту хлебали. Да я тогда впервые на своей шкуре ощутил, что такое война! Демьян, он в плен попал уже в бессознательном состоянии! Конечно, это его не оправдывает! Но пойми полковник, чтобы ты сделал на его месте?
– Я бы в такой ситуации не оказался! – пристально глядя на меня, ответил Зубов.
– Да ну брось…– усмехнулся я.
– Терять своих друзей и близких это более чем тяжело… – продолжил я.
Полковник, швырнув карандаш о стол, дернулся с места:
–Да знаю, каково это! Ты думаешь пока все на фронте, я тут в бумажных делах закопался? Нееет дружок, ошибаешься! И ордена мне вешали, не за шпионов, как ты говоришь! Я вместе со всеми в атаки ходил, и так же в окружении был! И ножи в меня тыкали и стреляли, я в тылу не отсиживался! Это сейчас уже после тяжелого ранения, меня партия направила эту работу в штаб вашей бригады. Мне нет особой радости с такими отребьями как ты, тут разговоры вести! На фронте мне гораздо приятнее!
– Простите, гражданин полковник… Я просто подумал, что вы все под одну гребенку в своем НКВД. А оказывается, тоже кровь проливал…
